3 ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ

Это подразумевается в следующем высказывании: «В ходе эволюции первичная жизненная сила частично потеряла свою сексуальную природу», а поскольку юн-говское либидо является первичной жизненной силой, «... из которой в процессе дифференциации возникли все инстинкты», то следовательно, сексуальные инстинкты — это немодифицированное первичное либидо, а все остальные инстинкты — это филогенетически сублимированное либидо. Фактически Юнг полагает, что в ходе видового развития человек, переходя от одного занятия к другому, заимствовал и сексуальное либидо и при этом десексуализировал его; хотя если, как предполагает Юнг, все виды человеческой деятельности являются по природе своей проявлениями либидо, то совершенно неясно, почему в какой-то отдаленный период истории у человечества возникла необходимость его десексуализировать, чтобы образовалось асексуальное либидо, которое априори уже должно было существовать. Фрейду было бы чрезвычайно легко постулировать филогенетическую сублимацию сексуального либидо и приписать это изменение каким-нибудь ужасным событиям прошлого, однако, учитывая юнговские постулаты относительно либидо, для Юнга это совершенно недопустимо. С другой стороны, если, как утверждает Юнг, либидо — это движущая сила нашей души, если дух проявляет себя в психических процессах или психические процессы — это и есть дух, а также если духовный процесс — это одно из проявлений либидо и кроме того, если либидо — это первичная сексуальная энергия или десексуализированная психическая энергия, то совершенно непонятно, по какому праву Юнг упрекает Фрейда зато, что своим материалистическим и физиологическим мышлением тот якобы низводит дух до «простого эпифеномена, возникшего благодаря сомнительному процессу сублимации (сексуальной энергии — Э. Г.) Если Юнг считает это каким-то прегрешением, то ему следует винить в нем и себя. Должен заметить: любопытно наблюдать, как Юнг с порога отметает значимость индивидуальной сублимации, происходящей в период младенчества у современного человека, и в то же время ничтоже сумняшеся постулирует аналогичный процесс, имевший место в значительно более крупных масштабах у первобытных людей, однако не считает нужным указать, в какую именно эпоху и по какой именно причине.
Однако об этом умолчим. Пока что следует заметить, что по мнению Юнга, хотя в некую доисторическую эпоху человек десексуализировал и весьма дифференцировал свое либидо, он продолжал изображать свою несексуальную психическую деятельность в образах первичного сексуального либидо. Поэтому форма архетипов, как правило, насыщена сексуальной символикой, хотя она уже и не является носителем сексуального либидо. Впрочем, стоит нам заговорить о природе архетипов — и мы снова погружаемся в полную неразбериху. Если мы согласимся с данными Юнгом структурными определениями архетипов как «органов» предсозиательной психики, или как идей и психических форм, первоначально не имеющих конкретного содержания, но наполняющихся им по мере накопления личного жизненного опыта, или как первообразов, и если мы постараемся не заметить многочисленных противоречий между этими определениями и высказанным Юнгом в другом месте взглядом, согласно которому архетип — это всего лишь мыслительная или реактивная предрасположенность, мы могли бы предположить, что архетипы активируются либидо, пусть даже измененным или десексуализированным. Однако же нет: архетипы, заявляет Юнг, сами по себе являются жизненными силами, защитными и исцеляющими, которые, однако, если их игнорировать или повредить (sic!), могут вызвать неврозы и психические заболевания. А поскольку, как он указывает в одном месте, архетипические идеи могут зарождаться даже самопроизвольно, то, казалось бы, партеногенетическая энергия архетипов должна быть неиссякаемой. Но опять-таки нет: наследуемая архетипическая энергия — это часть замкнутой энергетической системы, почти безо всяких усилий охватывающей сознание и Коллективное Бессознательное. «Никакая психическая величина» (т. е., никакая побудительная психическая энергия — Э. Г.) не может исчезнуть без того, чтобы ее не заменила эквивалентная величина», — заявляет Юнг. Здесь мы подходим к одному из характерных поворотов его «врастающей в саму себя» теории. «Идея энергии и ее сохранения должна быть одним из первообразов, который всегда дремал (sic!) в коллективном бессознательном». Или, выражаясь словами Якоби, «физический закон сохранения энергии и платоновская идея души как того, что движет само себя архетипически тесно связаны». Таким образом, мы приходим к самопротиворечивому заключению, согласно которому психическая энергия — это не только синоним психических процессов, но и некий «регулятор» всех психических функций и взаимоотношений (т. е. процессов), как сознательных, так и бессознательных.
Хотя строить догадки о мотивах, которые заставили Юнга упорно придерживаться монистической теории психической энергии, было бы чересчур самонадеянно, едва ли возможно удержаться от того, чтобы указать одну из причин той путаницы, в которую он ввергает свои идеи. Речь идет о сознательном отказе использовать метапсихологические критерии. Несомненно, переняв ряд методов концептуального подхода, Юнг молчаливо признает, что описать психологические явления при помощи одних только аналогий невозможно. Взявшись за такое безнадежное дело, Юнг обнаруживает свою истинную природу классического психолога, то есть психолога-наблюдателя, который способен мыслить лишь категориями сознания и для которого анализ — не более чем форма описания. В результате получается полный сумбур, распутать который под силу только опытному метафизику. Перепутав структуру с динамикой, а динамику с функцией и одновременно соблазнившись прелестями поверхностных обобщений, словесных хитросплетений и квазинаучной манеры выражаться, щедро пересыпанной архаизмами, Юнг разработал скользящую шкалу «значений», для которой точность — дело второстепенное. По всей видимости, он не может или не хочет проводить различие между понятием энергии, источниками энергии, проявлениями энергии и средствами, которыми энергия может регулироваться. Термины, которые в устах Фрейда обрели определенное значение, так препарируются Юнгом, что психология становится такой же одномерной, как в дофрейдовские времена. Совершив этот безусловно отнюдь не похвальный подвиг, Юнг, следуя технике компенсации, предлагает читателю сложную систему абстракций, потерявших какую-либо опору в реальности. Юнговская концепция психической энергии включает в себя все, что угодно, однако не объясняет ничего; или во всяком случае ничего такого, чего не мог бы нам объяснить, не вставая со своего кресла, любой метафизик.
Если бы по этому вопросу имелись какие-либо сомнения, их легко развеять, обратившись к эмпирическим критериям. Какова, можем мы спросить, основная цель этой теории; что она дает для клинической практики; и какую цену должны мы заплатить за то, что согласимся с нею? Следует принять именно клинические критерии, так как, если мы будем решать этот вопрос на основе вкусовых пристрастий, то обнаружим, что понятия «выгоды» и «потери» очень сильно зависят от эмоциональных предубеждений того или иного индивидуума. Легко можно предположить, что те, кому хотелось бы иметь четко сформулированную психофизиологическую теорию, отдадут предпочтение Фрейду, а те, кому нравится психология в виде подслащенных пилюль, безоговорочно примут сторону Юнга, так как аристократическая возвышенность его мышления безупречна.
По нашему мнению, основная идея юнговских теорий, в особенности его теории психической энергии, совершенно очевидна. Как и у Великого Герцога Йоркского, который повел свое войско сначала на холм, а потом обратно, развитие юнговских теорий с момента его ухода из стана фрейдистов представляет собой Великое Отступление к Психологии Сознательною. При ближайшем рассмотрении оказывается, что его подслащенные психофизиологические пилюли состоят из одного сплошного сахара. Разве можно было ожидать иного результата? Чтобы восстановить превосходство психологии сознания, необходимо постулировать наличие врожденных инстинктов, энергий или чего угодно, лишь бы око не подвергалось глубоким и радикальным изменениям в ходе развития личности, а если вы, паче чаяния, обнаружите факты, неопровержимо свидетельствующие о серьезной дифференциации инстинктов, приписывайте их филогенетическим влияниям. Если вы обнаружите признаки конфликта внутри психики, вам придется предположить, что этот конфликт обусловлен столкновением филогенетически детерминированных и чисто внешних сил. Именно так и поступает Юнг. Его монистический «elan vital» болтается взад и вперед между архетипами и деятельностью сознания. Само собой разумеется, время от времени Юнг приписывает ему катастрофическую, почти демоническую мощь; однако чаще всего он ведет себя на удивление кротко и наибольшее, на что он способен — это вызвать незначительные трудности характера, которые не шокируют даже в провинциальной гостиной. Практически юнговское бессознательное либидо мало чем отличается от «чувств», которыми издавна оперируют при исследовании эмоциональной сферы классические психологи.
Однако, чтобы снова вернуть понятие психической энергии в то состояние, в котором она пребывало в дофрейдовские времена, Юнгу было необходимо сначала избавиться от неудобных открытий, сделанных Фрейдом - в особенности от того положения, что сексуальная и агрессивная энергии, которыми наделен младенец, проходят через множество низших стадий развития, прежде чем принять те в значительной степени видоизмененные формы, которые проявляются в частной и общественной жизни цивилизованных взрослых.