Джеймс Хиллман "От зеркала к окну. Исцеление психоанализа от нарциссизма"

Несомненно индивидуальный конфликт пациента проявляется как универсальный конфликт его окружения и эпохи. Таким образом, невроз есть не что иное, как индивидуальная, пусть даже и неудачная, попытка решить универсальную проблему:

Нарциссизм теперь стал повальным увлечением, универсальным диагнозом. Во времена Фрейда внимание исследователей привлекали симптомы истерии, а во времена Блейлера - симптомы слабоумия. Раньше все недуги приписывались так называемой английской болезни - сплину., ипохондрии, меланхолии, бледной немочи. В Париже источник всех недомоганий видели в фобиях и бредовых состояниях. В разные времена и в разных странах доминировали различные симптомы.

Нарциссизм имеет своих теоретиков - Кохута, Кернберга, Лакана. Не остались в стороне от этого увлечения и юнгианцы. Коллективное сознание психологии делает нас коллективно бессознательными, как сказал в свое время Юнг, когда писал о коллективных идеях. Существование "с чем-либо" предполагает также существование в нем. Повальное увлечение диагнозом "нарциссизм" свидетельствует о том, что это состояние уже пробрело эндемический характер для психологии, которая ставит подобный диагноз. Она обнаруживает нарциссизм по тому, что видит все нарциссически. По этому давайте не будем воспринимать этот диагноз слишком буквально., и вместо этого поместим его в исторический ряд западных диагнозов.

Выдающиеся культурологи Томас Шац, Филипп Рифф, Кристофер Лаш, Пол Цвейг, а так же знаменитый доктор Джефри Масон - отметили, что психоанализ порождает нарциссический субъективизм, который вызывает в культуре ятрогенное расстройство - заболевание, вызываемое методами врачей, обязанными исцелить ее, то есть культуру.

Я хотел бы продолжить ход рассуждений упомянутых культурологов, воспользовавшись, однако, столь, блестяще изложенным Вольфгангом Гигерихом во многих его статьях. Если глубинная психология сама страдает от нарциссического недомогания, тогда первое, что мы - аналитики - должны сделать, - это исследовать бессознательный нарциссизм в самом психоанализе. Нашим первым пациентом будет не пациент, не мы сами, но феномен, который называется анализом и который привел нас обоих в кабинет врача.

Термин "нарциссизм", вероятно, имеет английское происхождение. Принято считать, что этот термин ввел Хэвлок Эллис, хотя Фрейд растолковал нам его психоаналитический смысл. Что же сказал Фрейд? При упоминании фрейдовских описаний этого термина мы будем рассматривать их нарциссически, то есть как характеристики, соотносящиеся с собой и описывающие психологию и нас в психологии.

1917 год: "Мы употребляем термин "нарциссизм" применительно к маленьким детям. В избыточном нарциссизме первобытного человека мы видим источник его веры во всемогущество своих мыслей и способности последующих действий влиять на ход событий во внешнем мире с помощью магических ритуалов". Не свойственна ли анализу эта примитивная фантазия о своей неограниченной способности влиять на ход событий во внешнем мире с помощью магических ритуалов? О всесилии субъективной рефлексии говорят многие классики юнгианства, такие как Хардинг, Бернхард, Мейер, фон Франц и Бауман. Как отмечает сам Юнг, каждый из нас служит тем довеском на весах, который определяет исход мировой истории (Юнг, 1996, с. 265). Ритуалы самововлеченности изгоняют проекции из мира, так что мир сам, как пологают, трансформируется благодаря психоанализу.

1922 год: ":нарциссические расстройства характеризуются отвлечением либидо от объектов". Отвлечение либидо от объектов прошу запомнить эту формулировку, так как мы к ней еще вернемся.

1925 год: Фрейд описывает три исторических удара по нарциссизму человечества: космологический удар Коперника, удар эволюционной теории Дарвина, психоаналитический удар (Фрейда), больно задевший фантазию о всемогуществе или нарциссизм Эго как своенравного единственного самодержца. Здесь психоанализ сам принимает форму непомерной фантазии о всемогуществе, становиться мифом о сотворении нашей культуры, сопоставимым с астрономией и биологией и возвещающим о своем существовании с нарциссическим величием.

Это высказывание появляется в статье Фрейда о "сопротивлению психоанализу". С помощью идеи сопротивления анализ блестяще сохраняет свою неуязвимость. По отношению к критике. Намерение поставить под сомнение правоту анализа опровергается как сопротивление ему (анализу). Более того, сами критические замечания демонстрируют сопротивление и по этому помогают оправдать аналитическую теорию. Как говорит Фрейд в сборнике статей "Юмор" за 1928 год, "триумф нарциссизма, торжествующее утверждение Эго своей неуязвимости. Оно отказывается страдать от боли, причиняемой стрелами реальности: Эго настойчиво утверждает, что внешний мир не способен причинить ему рану:" (Фрейд, 1924).

В дальнейшем Фрейд пришел к заключению, что нарциссизм вообще не коренится в любви, точнее, в любви к себе, и что вместо этого он играет роль защиты от агрессивных побуждений. Давайте вкратце остановимся на ценности "агрессивных побуждений"; по меньшей мере и в лучшем случае они учитывают объект, внешний мир: меня приводят в ярость социальная несправедливость, ядерная опасность, вранье средств массовой информации, бездушие промышленности, корпоративное сознание, политические идеологии, безобразная архитектура. Но благодаря моим нарциссическим механизмам защиты от возникающего в результате этих явлений побуждения к агрессивности я отправляюсь лечиться на воды, работаю, медитирую, бегаю трусцой, придерживаюсь диеты, снимаю стресс и мышечную напряженность, совершенствую свой организм, делаю новую прическу, отправляюсь в отпуск. Кроме того, я встречаюсь со своим терапевтом, который обходиться мне весьма недешево, но который весьма добр ко мне, поскольку он (или она) полностью посвящает свое время моим проблемам, особенно нашей структуре переноса. Вместо мира и моей ярости я работаю над своим анализом, над собой, над Самостью. Эта Самость тоже соответствует нарциссическому определению: инкорпорирование образов величественных объектов как средство защиты от чувства вины и тревоги или как говорит Фенихель, ощущение "воссоединенности с могущественной силой", будь то архетип, Бог или Богиня, unus mundus (единый мир, единое человечество) или нуминозность самого анализа.

В статье Фрейда "О нарциссизме" сказано, что интроспекция и совесть или "наблюдаемость" проистекают из нарциссизма и содействуют выполнению его задач. Тем не менее психотерапия использует самоанализ в качестве основного метода в своей практике и "наблюдаемость" или контроль в качестве основного элемента процесса обучения. Кандидат в психоаналитики посвящает немало времени узаконенному нарциссизму, когда он служит одновременно и субъектом, и объектом наблюдения.

Узаконение нарциссизма в нашей профессии - в идее сопротивления, в идеализации Самости, в практическом применении интроспекции и супервизии, в могущественных фантазиях о значимости нашей профессии в мировой истории, в ее методах соотнесения всех событий с собой как сосудом, зеркалом, теменосом, структурой - непосредственно связанно с центральной навязчивой идеей современного анализа - с переносом.

Под переносом я здесь понимаю самодостаточную аналитическую привычку включать все эмоции, испытываемые в жизни, в сферу анализа. Перенос по привычке изменяет течение объективного либидо, то есть направляет любовь к чему-то внеаналитическому, в русло нарциссической рефлексии над анализом. Мы насыщаем анализ жизнью. Зеркало, странствующее по дороге жизни (Флобер), подменяет реальный путь, перестает отражать мир, ограничивается отражением путников. Путники, правда, могли бы остаться дома, чтобы меньше отвлекаться на деревья и движения транспорта.

Основное содержание аналитической рефлексии или переноса составляет ребенок, которым каждый из нас когда-то был. Этот факт согласуется с фрейдовским наблюдением, нарциссист выбирает в качестве объекта "того, кем он когда-то был" (Фрейд, 1924). Это помогает объяснить странную популярность произведений Эллис Миллер (автор популярных книг, швейцарская писательница и детский психолог). Ее идеализированные дети подтверждают слова Фрейда: нарциссист "не желает отказываться от своего нарциссического совершенства в детстве" и "стремиться вновь обрести прежнее совершенство". Сосредоточенность на детстве приводит лишь к дальнейшему увлечению либидо в сферу субъективности. Поэтому необходимо признать, что непреодолимые эротические влечения возникают в первую очередь благодаря анализу, а не его участникам. Анализ реализуется через участников в довольно безличной форме, так что они нередко чувствуют себя преданными, стыдятся безликости своих эмоций, не могут осознать, что их страдания связаны с попытками объективного либидо найти выход из анализа. Вместо этого наша нарциссически порочная теория утверждает, что эмоции переноса побуждаю индивидов к дальнейшему погружению в анализ.

Давайте признаем, что другой индивид - пациент или аналитик - отражает единственную возможность в пределах анализа, на которую может ориентироваться поток объективного либидо. Индивид, расположившийся в другом кресле, олицетворяет исцеление от аналитического нарциссизма просто по тому, что он присутствует в анализе в качестве другого индивида. Более того, пациент для аналитика и аналитик для пациента становятся такими нуминозными объектами потому, что они также табуированы в качестве либидонозных возможностей. Аналитик и пациент не вправе отреагировать свое влечение друг к другу. Нарциссизм ситуации делает их абсолютно необходимыми друг для друга. Это внешнее отделение, однако, также включено в состав анализа. Таким образом, пациент для врача и врач для пациента становятся символической формой завершения анализа с помощью любви.

Вне сомнения, людей нередко терзает то, что Фрейд называет "любовной дилеммой нарциссического пациента: исцелением любовью, а не исцелением с помощью анализа" (Фрейд 1924). Тем не менее мы должны задать вопрос: чем обусловлен этот (по определению Фрейда) невротический выбор - нарциссизмом пациента или нарциссизмом аналитической системы, в которую помещен пациент? В конечном счете фантазия о противоположности любви и анализа возникает в пределах априорной фантазии об исцелении, которая в первую очередь свела участников анализа вместе.