И снова о любви. Зайдем отсюда:

О снова любви. Зайдем отсюда:                   

  И сказал Господь:

- Возлюби ближнего своего.

- Возлюбить ближнего своего?

- Именно, возлюби ближнего своего.

- Каким образом возлюбить ближнего своего?

- Просто возлюби ближнего своего.

- Как это возможно?

- Это возможно.

- А кто мой ближний?

- Послушай притчу.

- А зачем мне любить ближнего моего?

- Это самый надежный путь к встрече со Мной.

   Любить иль не любить – вот в чем вопрос. Позволить другому человеку войти в мою собственную жизнь или нет, помыслить о другом с намерением понять его, или библейски познать? Вы можете, положа руку на сердце, ответить: к чему же приложено ваше решение?

  Говорить о любви не просто. Особенно после того, как ее возвеличили благородные мудрецы, воспели великодушные пииты, обозрели безыскусные профаны - от возбуждающей фактурной телесной обреченности до апостольского «занебесного», полуобморочного головокружения, от обиходной рутинной естественности до мистериальной осмысленности космического масштаба. Тема любви – странная и неудобоваримая, она по земному укоренена в каждом маломальском вдохе-выдохе и полностью оторвана от реальной действительности. Скороговорки здесь точно неуместны. Знакомство с любовью заставляет затаить дыхание, потому что стоишь, будто на краю бездны, и смотришь в чью-то оголенную душу, страдающую, мятущуюся, но живую. И вот парадокс – внимательно всматриваясь в глубину в поиске иных миров, натыкаешься на свои отражения.

  Природа человека динамична - подвержена влиянию культуры, традиции, истории,- значит, динамична и любовь. «Человеческая жизнь — это постоянная связанность с другими. Каждое «Я» находится в постоянном поиске другого — «Ты» с тем, чтобы образовать союз любви — «Мы». Успех или неудача в этом поиске означает успех или неудачу всей человеческой жизни. Быть человеком — это означает любить и быть любимым» (Дж. Пауэлл). Подумать только, какая-то невозможность осуществления любви несет крах всей человеческой жизни с ее целями, проектами, задачами, амбициями. Ох, непросто устроена душа, если изначальная потребность в любви столь фундаментально определяющая. Г. С. Салливан (в «Концепции современной психиатрии») говорит о «незаметном чуде развития способности любить»: обстоятельство, что один человек любит другого, становится источником чуда. Верить в чудо слишком просто, однако в мире одновременно существует множество решений, и мы можем выбирать (т.е. резонировать согласно  нашим предпочтениям) жить так, как будто чудес не бывает или так, как будто вокруг одни чудеса, или так, как будто свершившееся чудо – следствие развитых способностей, или как-то ещё. Вопрос выбора самым непосредственным образом сопряжен с вопросом любви и свободы. Свобода – страшная вещь, она ставит человека рядом с Богом, со смертью и воскресением. Поэтому субъективные защиты от любви не менее деятельны и прочны.

  Однако любовь манит. Какая она – освобождающая, исцеляющая, дарующая откровение? Инстинктивно все мы знаем ее подлинный смысл: в глубине любой души живут воспоминания, порой еле уловимые как неутоленная истома, порой прорывающиеся в сновидениях в ощущениях знойного урагана, о том, как любят нас, и как мы любим сами. «Эти глубины, этот слой бессознательного в наших снах содержат ключ к индивидуальной завершенности и целостности, другими словами, к исцелению» (К.Г. Юнг). Существование любви, точнее, ее существо познается в действиях, в энергиях, развивается в практиках, т.е. наполняется практическим содержанием в процессе повторения идеальных схем, данных нам «от сотворения мира», или в постижении красоты и силы знаков и символов, соотносящих взаимодействие человека с миром и другими людьми, или как-то иначе.

  А как же чувства? Чувства, несомненно, есть, и они свидетельствуют. Правда, не всегда о сути любви, но точно о поиске «среди чужих пространств и веков» адреналиновых «любовных»  переживаний, когда любовь «должна сгореть без следа» (именно «должна»!), а у обреченных любовников в остатке - сожженные сердца. Великие поэты, обожествляя этот поиск, сыграли в унисон с  великими героями древних мифов, исполняя ноты одной и той же высоты. Такова сила слова, оплодотворенного «огненным» чувством.

  Может быть, практика любви - в отношениях? Это логично. «Не хорошо быть человеку одному» (Бытие, 2:18). Э. Фромм утверждал: «Любовь представляет собой активное действие, а не пассивное принятие». Но вопрос отношений снова предлагает выбор неискушенной душе: для обычного человека любовь ко всем людям грозит погибелью, нужно кого-то избрать. И вот опять «мы выбираем, нас выбирают». Раскачивается черно-белое несовпадение. Настанет время и «пограничная застава» обязательно напомнит, что «на границе тучи ходят хмуро». Израненные в прошлых отношениях люди, откликаясь на новый трубный зов любви, обнадеженные свежими уверениями, осторожно выходят из-за своих укреплений и… снова попадают в капканы опасностей. « В этом мире случайностей нет, каждый шаг оставляет след». В любви, оказывается, есть риск потерь и неудач, и нет гарантий с удобствами. Как говорится, они понимали друг друга с полуслова, но это не мешало им ругаться матом.

  Есть мнение, что действенная любовь ничем не обуславливается. В это сложно поверить, но еще труднее практиковать. С оглядкой на всевозможные риски здравый смысл вопиет: «Чтоб что-то делать, нужно обязательно взвешивать «за» и против»!».  Оценка баланса, выродившаяся в рациональный практицизм «ты — мне, я — тебе», где есть точная дозировка всех дел и поступков, не дает желаемого равновесия. Рано или поздно один из партнеров не может вовремя внести свой пай, и тогда «я – ОК, а ты  - не ОК». Безусловность в любви означает бескорыстность поступков. Это великая мера – даже искренне верующие любят Бога зачастую в обмен на Его уверение  в спасении их душ после смерти.

   Любые ограничения любви обрезают ее возможности. Любые. Ограничение отрезком времени – это тоже условие, приложенное к нашему решению любить. Пунктирная, строго-причинная любовь, типа, «если ты меня не покинешь, то и я тебя не оставлю», не только жестко локализует, но и детерминирует удовлетворение жизненной потребности. Поэтому любовь должна быть навсегда. «Любовь никогда не перестаёт» (1 Коринфянам 13:4–8). Древнегреческое слово pipto — «переставать», означает упасть с высокого места. В редких случаях оно описывало воина, павшего в сражении. Часто слово pipto употребляется и в значении валиться, рушиться, разочаровываться.  Апостол Павел утверждает: любовь никогда не разочаровывает и не терпит поражение. Здесь человеческий разум патетически пасует, упершись лбом в слова  «никогда» и «навсегда»: «Что это значит? Это что ли «навечно», «в вечности»? Как это возможно?»

  Зарисовка из психологической практики:                                                                                  - Вы любите людей?                                                                                                  -Да!                    

-А себя?

- Нет.

  Похоже, любить – значит трудиться, прилагать усилия. Опять и опять. Кто же сможет поддержать решимость человека, решившего любить. Шекспировский контекст  - « я виноват, но пусть моя вина, покажет, как любовь твоя сильна», - можно априори перефразировать «твоя любовь способна утвердить мою любовь к самому себе». И снова извечное - «не хорошо быть человеку одному» (Бытие, 2:18). «Ведь мы подобны зеркалам для других. Ни один из нас не может узнать, каков он, пока не увидит свое отражение в таком зеркале. Это всеобщее неотъемлемое свойство всех людей —  никто из нас не может узнать о себе ничего хорошего или ощутить свою ценность, пока не увидит всего этого в зеркале любви к нему со стороны другого человека» (Дж. Пауэлл).

  И еще одно искушение – как отказаться от власти, которую дает любовь? Что сделать, чтобы наша любовь была освобождающей, а не обладающей? Как смириться с тем, что  счастье лишь «побочный продукт» (по наблюдению В. Франкла) в совместном пути, называемом любовью. Понимание метафизики  любви (той самой, «что после физики»,  изначальной по своей природе бытия) нам поможет. В этом трансцендентном метафизическом пространстве образ извечного Бога сопрягается с образом исконной любви. Его Имя, несущее сакральный смысл, по старославянски звучит «Аз Есмь Сый», «Я Есмь Сущий». В переводе с древнееврейского - « Какой Я Есть, Такой Я Есть». Трактовки христианских мыслителей передают точность смыслового послания: « Я буду с вами Такой, Какой Я буду с вами», «Я стану Таким, Каким Я стану». Мы знаем библейского Бога - действующего, активного, неравнодушного, «исполненного очей», желающего встречи с человеком, ради которой Он готов нарушить рамки общественных приличий (в притче о блудном сыне). Ради этой встречи новозаветный Христос отказывается от своей воли и власти, полностью меняя религиозную парадигму и отношения между Богом и человеком. Бог через Моисея дал людям Закон – свод священных запретов и разрешений. Каменный, неизменный, высеченный на скрижалях, суровый, неудобный, невозможный. Этот Закон не мог никого спасти, но был свят, ведь его заповеди разделяли добро и зло. Христос принес «труждающимся и обремененным» Благодать и Истину. Благодать (по греч. харис, по лат. грация) – древнейшее понятие, ставшее ключевым в богословии, о наделении человека дарами Бога. В греческой мифологии благодающие, благодетельные богини Хариты -  прекрасные видом дочери Зевса Аглая («сияющая»), Эвросина (« благомысящая»), Талия («цветущая») спускающиеся с Олимпа, воплощающие доброе, радостное и вечно юное начало жизни вкупе с музами сопровождают Афродиту. Харизма – отличное, собственное дарование. Людям, живущим в любви, в Боге, закон (Моисеев) не писан, они не нуждаются в подтверждении законной власти и не считают себя должниками. Каменное иго/бремя вечного должника - «неудобоносимое». Иго Христа («бремя» благодати, любви и св. Духа)  - весьма пригодное, удобное, живое, изменчивое, подходящее для всех и для каждого: «Иго Мое благо и бремя Мое легко естьМф.,43 зач.,11, 27–30). «Люби Бога и делай, что хочешь», - восклицает блаж. Августин. Нравственные категории «добро» и «зло», разделяющие мир на «черное» и «белое», зачастую буквально понимаемые современным человеком как характеристики поведения, в условиях воплощения любви становятся «всем», «целым», «нераздельным» - тем, чем можно обладать или в древнем значении этого слова – знать, владеть, иметь власть.

  Итак, познание «добра» и «зла» в присутствии Бога, в окружении любви означает обладание всем целым, а само «обладание» значит «знание». Чтобы практиковать любовь, т.е. действовать в направлении исцеления, прежде всего нужно пребывать в состоянии «Я есть». Да, и согласно схоластической теории познания, получение знаний возможно только через любовь, что означает, что научиться чему-то можно лишь обожая этот предмет и самозабвенно им увлекаясь.

  Эти мысли напоминает коан, живой динамичный феномен, когда постижение смыслов происходит в том темпе, который сообразен естественной природе мыслящего существа. Для герменевтического толкования практик любви, после молчании (полноценного общения, когда слова не нужны, сама близость является сутью отношений) и исихии (состояния благодатного покоя, полнота которого выражается в созерцательности) коаны, пожалуй, наиболее подходящи.

Мои коаны пульсируют таким образом:

Загадки любви не разгаданы, тайны ее не постижимы.

Пути любви неисповедимы и сложны.

Любовь смотрит на нас, когда мы смотрим на нее.

Если мы соучаствуем любви, то она причащает нас себе.

Шаги любви не слышны, но видны.

Бог все время говорит мне о любви, иногда Он делает это так красиво, что я плачу.

                  Светлана Савкина