Транзактный анализ и Шизоидное расстройство личности (перевод статьи) часть 2

Может это всё же не «Пни Меня»: Транзактный анализ и Шизоидное расстройство личности. (окончание)

Карла Хаймовиц (Carla Haimowitz)

                                            Maybe it’s not “Kick me” after all:

                       Transactional analysis and Schizoid Personality Disorder

                                              TAJ Vol. 30 № 1. January 2000

Перевод – Котляров Дмитрий

Первая часть здесь https://www.psyoffice.ru/article/118030/

Терапия Линдена.

Один из способов обнаружить то, что клиент страдает от шизоидного расстройства личности это внимательно наблюдать за ним в процессе исследования его Окейности. Терапевт может почувствовать удивление, наблюдая за поведением клиента в своём кабинете или в обществе и спросить себя: «Почему он думает и ведёт себя таким образом?».

К примеру, неделю за неделей, Линдэн приходил на сессию и говорил еле-еле слышно, что даже машины проезжающие рядом с домом заглушали его голос. Он говорил……с……такими…….длинными…….паузами……между……словами,…что к тому времени, когда он заканчивал предложение, я с трудом могла вспомнить его начало.

Линдэну 48 лет, он не работает и проживает вместе со своим отцом. У него никогда не было девушки. Несмотря на то, что он смутно намекал о некой женщине, с которой ему довелось путешествовать, у него ещё не было сексуального опыта. Линдэн имел несколько временных работы – где работал несколько лет – но после окончания контракта его всегда увольняли. Однажды он устроился работать коммивояжером, как он сказал  чтобы «меньше попадаться на глаза своему боссу», так что он мог даже участвовать в прослушивании на роль в пьесах – ещё одна «замаскированная» работа. Он всегда участвовал в прослушивании на роли в пьесе, где он «не должен был много говорить или двигаться».

Сессии с Линдэном были бесплодными. Вместо ясного, определённого, живого рассказа, Линдэн ходил всё вокруг да около и использовал местоимения «это» или «то» и требовалось несколько минут, чтобы убедить его объяснить, что он имел в виду под «тем» или «этим». Также он вместо того, чтобы рассказывать о своей личной жизни или работе излишне сосредотачивался на своих неясных телесных симптомах. Это выглядело, так как будто он играл в  «Пни меня», потому что я очень старалась быть терпеливой пока он подбирал свои слова  и следила за ходом его суждений, а он, кажется, где-то на этом пути просто отделился от своих собственных мыслей. Мне хотелось потребовать от него, чтобы прекратил ходить вокруг да около и начал говорить по существу (пнуть его, другими словами).

Однако, что если Линдэн не играл в «Пни меня»? Что если он не пытался мучить меня своей медлительностью? Если я бы его «пнула», я бы повторила его ранний негативный опыт. Никто же на самом деле не желает пинка. Что если, наоборот, Линдэн, бессознательно пытался помочь мне как терапевту понять что он переживает внутри, обращаясь из своего Ребёнка к моему Ребёнку о том каким подавленным, замученным, подвластным он себя чувствовал?

Его друзья и я испытывали нетерпение по отношению к нему: Почему он не съедет из дома своего отца и не начнёт свою жизнь? Почему он живёт с ним? Он и его отец обладали крепким здоровьем и здравым умом. Линдэн является привлекательным мужчиной и знает как заработать свою копейку, хотя у него и нет местных друзей, которые могли бы его поддержать. Однако также Линдэн находится в двойном захвате (двойное послание double bind) и всегда был в нём. Если бы он остался со своим отца, то это бы означало что он сдался и посвятил жизнь отцу. Если бы он ушёл, то лишился бы наследства и рисковал потерпеть неудачу.

Люди, окружающие Линдэна, в том числе и я поддавались соблазну играть роль Спасателя и выполнять за него работу Взрослого: «Кажется, когда ты сказал это, ты имел в виду …» или «Тебе не стоит беспокоиться об этих мелких симптомах». Затем люди начинали вести себя как Преследователи, что бессознательно сделала и я, спросив его: «Так, вот если ты, если ты умрёшь в 60, как и твоя мать; что бы ты хотел успеть сделать?». «Иметь жену, семью, - ответил он, – и карьеру». Он говорил об этом желании и раньше, но не описывал, что именно он подразумевает под этим, не говоря уже о крохотных шажочках по осуществлению этого желания.

Тем не менее, я признала это настоящей его целью и сказала: «Это большая и серьёзная задача», на что он ответил: «Нет, она не большая – Вы думаете, что она большая?». Сказав это, Линдэн сделал шаг назад от заявленной им цели и переместил фокус с себя и своей цели к тому, что я подумала. Я сказала, что Линдэн заявив о своих целях и позволив себе узнать, то, что он хочет, кажется, сделал несколько шагов к тому, чтобы стать ближе к себе. Однако затем, возможно он ощутил дискомфорт и то, что он слишком много показал себя, и попятился назад, сместив фокус своего внимания на мои мысли.

Много месяцев спустя Линдэн почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы раскрыть несколько аспектов своего трудного детства. Он в основном воспитывался своей матерью, в то время как отец работал в другом штате в оборонной промышленности. Это требовало от отца хранения многочисленных военных секретов. Мать, Линдэн и его братья всегда спали с бейсбольными битами под кроватью для того, чтобы отбить возможное нападение. Его мать учила тому, что мир это крайне опасное место. Детям запрещалось разговаривать со своим отцом или какими-либо другими родственниками. Им говорилось: «Отец не хочет, чтобы вы его беспокоили» и «Наша родня это злые и свихнувшиеся люди». Братья Линдэна уже уехали из родительского дома и родители отреклись от них и полностью их игнорируют. К примеру, один из его братьев усыновил детей, о чём родители Линдэна совершенно не знают.

Сегодня Линдэн продолжает жить в двойном захвате. Он воспринимает мир как ужасное место (он знакомился с несколькими девушками, которые только подтвердили его убеждение, что мир непредсказуемый). Таким образом, он даже не смеет думать, чтобы получать поглаживания вне своей семьи, даже, несмотря на то, что поглаживания там крайне скудны. Его отец недавно сказал ему, чтобы тот не покидал дом, и когда ему позвонила женщина, Линдэн вспомнил о своих обязательствах перед семьей (перед отцом) и это помешало ему начать встречаться с девушкой. Поэтому контакты вне своей семьи – включая и терапию – пугающи, загадочны и рискованны для него.

В следующих параграфах я описала три ситуации, где проявилось моё влияние, как терапевта,  на Линдэна:

На следующей сессии, Линдэн кажется, держался более отстраненно, чем обычно и я его спросила: не обидела ли я его чем-то? Он объяснил, что на прошлой сессии я преуменьшила и отвергла возможную опасность тех звонков девушки. Я поблагодарила его за разъяснение и после этого в сессии стало больше интимности, чем раньше. Он стал плакать, не стесняясь своих слёз, и даже рассказал, о том, что с нетерпением ждал встречи с терапевтом, поскольку ему было приятно вступать в отношения с другим человеком. В конце сессии, где произошло это расширение, я изменила время нашей встречи. Линдэн вообразил, что будто я отдаю его время кому-то другому. Он пошутил на эту тему, но было очевидно, что взволнован мыслью о том, что он может потерять меня, своего терапевта, единственного человека, с которым он делился своей жизнью. Несмотря на то, что он никогда на терапии так чистосердечно не смеялся и так открыто не плакал оттого, что я много значила для него, всё же я допустила серьёзную ошибку, решив изменить время нашей встречи.

Вскоре Линдэн снова затронул тему необходимости ухода за своим отцом. Он, шутя, допустил, что когда его отец пришёл от доктора со своей медицинской карточкой, свидетельствующей о его полном здоровье, то у него теперь нет ни единой причины оставаться дома и ухаживать за своим отцом. Однако, Линдэн также говорил, как будто если бы это была абсолютная правда – якобы из своего Взрослого – что ему ничего не остаётся кроме как продолжать жить в родительском доме и ухаживать за своим отцом. Я почувствовала ярость у себя внутри. В моём представлении Линдэн полностью отрицал свою способность утроиться на работу, а то, что его престарелый отец мог случайно напиться, не означало то, что ему необходимо было продолжать жить дома. Я была очень недовольна и уже не могла больше контеинировать свои чувства. Я сказала ему, по всей видимости, из Взрослого, но всё же бессознательно исходя Родительских намерений: «Ты можешь следить за своим отцом, живя и вне дома и иметь жизнь отдельную от него».

Как только я дала этот совет, я сразу поняла, что выбрала неверный путь. Однако оказалось, что я попала в самую точку: Линдэн также был переполнен чувствами! Он даже был более недоволен, чем я! Он чувствовал сильнейшую фрустрацию каждую минуту и наконец-то смог дать мне понять свои переживания! Я почувствовала неимоверное облегчение, осознав это. Мне было необходимо помочь перенести и видоизменить его фрустрацию, и я попыталась сделать это сказав: «Принятие решений, связанных с престарелыми родителями всегда неприятны. Здесь нет лёгких ответов». Мое сообщение гласило: «Это нормально чувствовать фрустрацию – это одно из человеческих переживаний». Если бы я смогла справиться и откликнуться на его чувство беспомощности, но таким образом, чтобы Линдэн воспринял меня, как человека, который предлагает ему нечто, что он способен освоить, то дальше он смог бы говорить о своей беспомощности и при этом не отыгрывать её.

Влияние бессознательного. Я периодически вижу Линдэна в Еврейской службе семьи (Jewish family services). И я и Линдэн  - не являемся евреями. Я решила взять недельный отпуск для того, чтобы сосредоточиться на написании некоторой части работы с Линдэном и стала делать более тщательные заметки после сессии с ним. Однако, я не сказала Линдэну о цели моего отпуска. На последней сессии за пять минут до её завершения, Линдэн рассказал о своём сновидении: «Незнакомые люди входят в мой дом. В моём доме происходит собрание евреев, и множество людей бродят по гостиной. Я удивлен, почему они здесь собрались. Я слышу, как они обсуждают меня, и я говорю им, что слышу, что они говорят обо мне». После описания сновидения, Линдэн расплакался. Я поблагодарила его за  то, что он поделился своим сном и сказала, что его можно отложить до следующей сессии. Линдэн, казалось, был на психологическом уровне внутри меня, а я внутри его.

Я беспокоилась и чувствовала себя, неловко думая о написании своей работы c Линдэном, который предпочитал держать свою жизнь в секрете. Месяц спустя, когда я уже представила статью на рассмотрение к публикации, Линдэн сказал мне (и снова в конце сессии): «Я никогда не рассказывал чем кончился мой сон! В конце я почувствовал себя ОК, находясь рядом с теми людьми в моём доме. Мне было комфортно с ними». Я посчитала это разрешением Линдэна на то, что представить этот материал на обозрение.

Резюме

Ранний опыт индивидов, страдающих от шизоидного расстройства личности включает в себя: непредсказуемость, ненадёжность, «мир – это опасное место», «контакты с людьми опасны» и «отсутствие контактов – ужасно». Приказаниями могут быть: Не будь близким, Не чувствуй, Не будь ребёнком, Не расти и не будь собой. Контрприказанием может быть: «Оставайся дома и позаботься обо мне».

Терапевтические интервенции в работе с этими индивидами должны исходить из искренней позиции: «Я – ОК, ты – ОК». Терапевтам необходимо деконтаминировать их  Взрослого от Родителя, так чтобы клиенты могли удерживаться от искушения сверхадаптироваться. Очень важно заметить и помочь клиенту обратить внимание на тот «танец», в котором они то становятся ближе, то удаляются в контакте с другими людьми. Также необходимо среди транзакций Взрослый-Взрослый увеличить количество транзакций Ребёнок-Ребёнок: вопросы из Взрослого воспринимаются индивидами с шизоидным расстройством личности как Родительские команды; поэтому утверждения в работе с ними будут более эффективны, чем вопросы.

Карла Хаймовиц психолог, семейный и брачный терапевт. Живёт и практикует в Окланде, Калифорния. Она является членом правления «Психологи за социальную ответственность» в Северной Калфорнии, а также членом Международной Ассоциации Транзактного анализа.