Описание случая.Незавершенные отношения.

Марина – врач. Ей 55 лет. Она замужем и имеет двух взрослых сыновей. Обратилась ко мне по телефону, по «очень личному делу».

На следующий день мы встретились. Передо мной предстала очень худощавая, практически истощенная, с резкими морщинками, взлохмаченными волосами, измученная женщина. У меня даже появилось ощущение, что она окутана дымом, а я смотрю на нее сквозь его завесу.

«Меня бросил любовник», - сказала она надломлененым голосом. Это были ее первые слова.

«И чем я тогда могу быть вам полезна?» - спросила я.

«…Я пила транквилизаторы,пыталась забыться алкоголем, даже знурительная суточная работа, которую я на себя взвалила, не помогает мне его забыть… Я не сплю, не могу расслабиться, в голове все время крутятся мысли и воспоминания…» - продолжала она без остановки. Казалась, что в этот бесконечный поток ее речи невозможно вставить ни слова. Во мне с каждой минутой наростало волнение и возбуждение, оформившиеся постепенно в тревогу.

«И все-таки, чем я могу вам помочь?» - прервала я ее дефлексивное повествование.

Марина на некоторое время замерла, а потом более тихим голосом произнесла:

«Ну, я понимаю, что вы не поможете мне его вернуть…»

Я вопросительно посмотрела на нее. И тут она сказала, что хочет избавиться от навязчивых мыслей о своем любовнике. И неожиданно спросила:

«Как вы думаете, у  меня шизофрения?»

Этим вопросом я была шокирована, и почувствовала себя «не в своей тарелке».  Сделав глубокий вдох, тем самым придав себе уверенности, я ответила ей, что по поводу шизофрении ей лучше проконсультироваться с психиатром, но на мой взгляд, не похоже… Марина – врач, и как врачу ей важен был именно диагноз. Ведь «только после установления диагноза, можно получить верную схему лечения».

И все же я я поинтересовалась, что натолкнуло клиентку на мысль о таком тяжелом психическом расстройстве. Марина ответила:

«Мне кажется, что я умираю».

«Как вы это чувствуете?» - задала я вопрос.

«Я не знаю. Мне плохо».

«А какой частью тела вы это чувствуете особенно сильно?»

Марина положила руку на грудь. Я тогда попросила ее подробно описать ощущения в теле (в груди).

«Как будто на груди кирпич. Дышать трудно», - услышала я в ответ.

В этот момент я заметила, что клиентка как будто не говорит, а стенает. . Она говорила как человек, у которого что-то очень болит внутри – и вся ее поза кричала об этом! Она сидела, скрючившись, обвив одну ногу за другую, и сильно склонившись на бок.

Глядя на нее, у меня самой «перехватило дыхание».

Я интуитивно решила «начать с ног». И спросила:

«А в ногах что? Какие ощущения?»

«Ноги как будто висят в воздухе…» - отвечала она.

Правда, тут же сама поставила ноги на пол, потому что они и действительно до этого момента висели в возхдухе.

Заметив эту перемену, я спросила:

«А сейчас что-то изменилось?»

«Вы о чем?» - спросила она.

«О ногах», - с легкой улыбкой ответила я.

«Да нормально. Стало удобнее».

Я подробнее спросила об изменениях в теле, в ощущениях. Клиентка «вышла» на то, что у нее появилась опора, стало легче дышать… что «что-то произошло, но не знаю что, но стало физически (в теле) легче». Тем временем сессия близилась к концу. Я сказала ей об этом, еще раз уточнив, как Елена себя чувствует. Потом уточнила, будем ли мы продолжать терапию, на что клиентка ответила:

«Да. У меня просто нет другого выхода».

На этом наша первая сессия закончилась. Мы договорились встречаться раз в неделю на протяжении месяца-двух. Марина не была заинтересована в длительной терапии, ее задачей было, с ее слов, "пережить самый острый период".

На следующую сессию Марина пришла на 20 минут раньше оговоренного времени. Это несколько застало меня врасплох, но больше клиентов у меня не было и, за возможность раньше освободиться, я решила не заставлять ее ждать.

Когда Марина села на свое место, я даже не успела спросить её, как у нее дела, как себя чувствует, с чем пришла. Она первая начала говорить:"Ну вот вы, психолог, скажите, ну что во мне не так? Ну, что я могла не так делать, в чем я виновата?Почему он так со мной поступил? Ну ведь подло, скажите, подло ведь?" Её вопросы, произнесенные на одном дыхании, повергли меня в некоторое замешательство. Честно говоря, я не знала, на какой из них мне отвечать. Здесь и про вину, и про воображаемые достоинства-недостатки моей клиентки, и про моральную оценку поведения бросившего ее мужчины...Вобщем, я честно призналась ей, что нахожусь в затруднительном положении относительно ответов на ее вопросы, так как их количество ввело меня в ступор. При этом я заметила,что не могу оценить поведение ее мужчины, хотя вижу, что ей очень непросто сейчас из-за их расставания. "В чём вы чувствуете себя виноватой?", -так же спросила я. "Наверное во мне что-то не так...", -ответила Марина. "Ну, что, например?" На этом вопросе Марина совсем "сдулась", как воздушный шарик. Ссутулилась, опустила голову, поникла и тихим, бесцветным голосом ответила:"Не знаю". Я спросила Марина, что она сейчас чувствует. "Пусто...больно...одиноко..." (такое описание было уже "теплее", но все же еще означало,что клиентка находится в конфлюенции). "Где вы ощущаете пустоту и боль в своем теле?", - продолжила я. Марина, как и в прошлый раз, положила руку себе на грудь и заплакала...Честно говоря, мне самой было больно на нее смотреть. Сильная ее худоба, болезненно заостренные черты лица говорили о том,что эта женщина, действительно, сильно страдала (здесь, может быть, есть и моя проекция), но у меня было очень много сочувствия к ней. Хотелось приблизиться к ней, сесть рядом, обнять, согреть теплом,как ребенка.

Я поделилась с ней своим желанием. Я догадывалась,что она не станет его поддерживать, но она подняла на меня глаза, которые на мгновение заблестели и сказала:"Он называл меня "моя девочка", и еще раз, протягивая звуки: "Мояяя деееевочка...". Я спросила Марина, что она чувствует, когда произносит эту фразу. Она ответила:"Тепло, заботу, уют какой-то...". "А забота - это когда что?". "Когда звонят, спрашивают, как у меня дела, покушала ли я, как себя чувствую..." "Есть ли сейчас кто-то в вашей жизни, кто заботится о вас таким образом?" Елена как-будто бы даже оживилась:"Да! Мой муж в последнее время будто чувствует, что со мной что-то не так, стал ко мне нежнее, внимательней, заботится о моей питании, даже курицу недавно мне на работу приготовил...Как будто больше повернулся ко мне". "А раньше было не так?". И тут Марина рассказала историю о том, как уличила мужа в измене.Похоже было, что и в этой ее истории было достаточно много боли и обиды. Во всяком случае, она заметила, что несмотря на то,что прошло уже несколько лет, и муж стал вести себя иначе по отношению к ней, "повернуться" к нему она не хочет. Вобщем, я почувствовала какую-то тяжелую и мрачную безысходность, как-будто какие-то чувства во мне застоялись, не могут найти выхода от собственной тяжести и мешают идти дальше. Наше время истекало, но мне важно было дать Марине обратную связь в виде этого образного озвучивания моих ощущений. Она сказала, что нечто похожее ощущение и у неё. Тогда я спросила, что это могут быть за чувства. Она подумала и ответила:"Наверное, обида..."

Вот такими непростыми и извилистыми путями мы подбирались к чувству злости на того, на кого "нельзя злиться" - на человека, которого любишь.

Меня радовало,что Марина уходила с нашей встречи не просто брошенной и одинокой женщиной, которой просто очень плохо. Марина уходила обиженной. А  в этом энергии было больше...

Через неделю Марина пришла точно в назначенное время. Выглядела она гораздо лучше, бодрее. Её движения были более энергичными и мне показалось, что в этот раз жизни в ней больше,чем в предыдущие наши встречи. Она не стала тараторить, как в прошлый раз и дала мне первой задать вопрос о том, как она поживает и себя чувствует. "Мне лучше", - ответила она. "Что вы имеете в виду?", -спросила я. "Мысли о НЕМ приходят ко мне реже, я могу отвлекаться на другие дела. А еще я стала сильно злиться на него за то, что он так подло меня бросил", - рассказала Марина. "Как вы злитесь?" "Я встретилась с ним и все ему высказала, что о нем думаю - что он врал мне, что любит, а не любил, что искал другую, когда был со мной и т.д. и т.п...", -продолжала распаляться Марина. Казалось, что её злость огромна и почти неисчерпаема, потому что список обвинений был довольно длинным. Мне становилось скучно его выслушивать и я спросила Марину,наверное, уже от злости на нее:"А вы сами планировали уйти от мужа и честно с нового листа начать жить с любимым человеком?". После того, как я задала ей этот вопрос,я даже несколько смутилась, показавшись себе нахалкой. Марина как бы замерла, приостановилась и уже более спокойным голосом, как будто бы удивляясь себе, ответила:" Вообще-то я думала об этом какое-то время назад, еще задолго до нашего расставания, но уже в то время, когда, как он мне признался, он понял,что не хочет быть со мной, но еще не решался сказать мне об этом. Нет, не готова я была на этот шаг. И в этом плане у наших отношений не было будущего...". Лицо Марины изменилось, казалось, она вся обратилась в себя, в свои мысли. Я спросила Марину, что она сейчас чувствует. "Мне спокойней, грустно, но ощущение,как будто так и надо..."

Мне самой было грустно. Я спросила Марину, отчего было грустно ей: «Грустно оттого,что желания и возможности не совпадают». «А спокойно – это про что?», - спросила я. «Наше расставание было закономерным. Получается, что я сама к нему тоже вела своим поведением. Хотя меня устраивали наши отношения, как они были». Кажется, Марина начинала осознавать и принимать свою роль в том, что произошло. А, значит, и присваивать себе проекцию про «не любил», «обманывал», «бросил».

Марина выглядела несколько опешившей от новой информации про себя. Мне наша сессия казалась вполне закругленной и довольно аккуратной, от чего я испытывала удовлетворение нашей работой. Почему-то пробраться сквозь чащу конфлюенции от «мне плохо» к интроектам, типа, «нельзя злиться на близких и любимых», а потом столкнуться с проекциями под названиями «он подлец, не любил, врал, бросил» и хотя бы частично присвоить их себе – это для меня, как для терапевта оказалось энергозатратным занятием. И еще весь этот процесс, его динамика, его «никогдана100% непредсказуемость» воспринимался мною как чудо, балансирующее на грани возможного и невозможного изменения. И в некоторые моменты это, по сути нематериальное, чудо кажется вполне осязаемым…

Вот на такой «смеси» чувств – грусти, спокойствия, принятия – мы завершили эту сессию.

Следующая наша сессия произошла нескоро. Наверное, через месяц. Марина ссылалась на работу,усталость, а так же на то,что её острое состояние перестало быть таковым и ей стало несколько легче. «Типично врачебный подход, - подумала я, - если становится легче, можно оставить лечение».По телефону я сказала Марине о том, что нам было бы важно встретиться в любом случае – обсудить то,что происходит с Мариной в рамках терапии и нашей договоренности о 5 встречах.Возможно по ее желанию и ее досрочное завершение. Мне было неприятно, физически что-то сжалось у меня в районе солнечного сплетения. Было ощущение, что меня использовали. «Ей стало легче!» А то, что терапия,хоть и краткосрочная – это отношения – ей все равно?Похоже, я злилась на Марину за то, что она меня…бросила??? Для меня как для терапевта в этом, конечно же был определенный сигнал о том, что, очень возможно, в нашей с ней работе были какие-то неосознанные переживания, какие-то белые пятна. Делала ли Марина со мной то, что «сделал» с ней бросивший ее мужчина? Что это – проективная идентификация с клиентом? Или мой контрперенос? Для меня этот вопрос требовал разъяснения. Вобщем, кажется, на эту сессию тема зашла в кабинет раньше, чем тело МариныJ По крайней мере, для меня…

И вот, наша встреча…Елена выглядела неплохо. Лучше, чем в предыдущие разы. Похоже, она стала больше внимания уделять своей внешности – свежий маникюр, укладка, макияж на лице. Следов усталости и измученности на лице я не увидела. Движения довольно энергичные. Но не сказать,чтобы плавные. «Нервная энергичность» - так бы я описала мое впечатление от ее движений. Моя фантазия о ней – воинствующая амазонка, мое чувство – восхищение! Женщине 50 лет, а выглядит – ого-го! Стройная, ухоженная…

Мы поздоровались. На этот раз у меня было ощущение, будто бы не она ко мне пришла, а я к ней. Марина не спешила начинать. «Как ваши дела?, - спросила я и добавила,  - давно не виделись». «Хорошо,много работы, некогда думать о грустном», - ответила Марина. «О чем некогда грустить?» «О НЕМ. Я подумала и решила,что он меня НЕДОСТОИН», - ответила Марина. Похоже, что перебегание в лагерь «нарциссов» и использование их «оружия» в виде обесценивания у Марины получалось отменно. Ответ на мой вопрос про мою «брошенность», чувство злости и обиды на Марину, для меня становился понятным. Похоже, что все-таки проективная идентификация? Только как с этим быть? И с Марининым нарциссическим способом прерывания контакта – обесцениванием и эготизмом? У меня было ощущение,что передо мной стоит непосильная задача и я не знаю, как мне быть и как с ней справляться. Если раньше в работе с Мариной было ощущение какого-то тандема, «Мы», то сейчас Я была Я, а Она-это Она. Она, которая «самодостаточная,высокая, самостоятельная, скорее отвергающая помощь, в любом случае, как будто не видящая в ней острой необходимости». Я – терапевт, непонятно на что способный и вряд ли нужный. Буквально заранее у меня начали опускаться руки.Похоже, мы с Мариной оказались на разных полюсах одного и того же состояния: она – на полюсе «Величия», а я – на полюсе «Ничтожества». Я как терапевт гипотетически могла отражать вытесняемую ею полярность. Если провести какой-то более глобальный анализ процесса нашей  недолгой терапии – это ведь и неплохо. Эготизм, все же, относится к одним из «зрелых» способов прерывания контакта, в онтогенезе формирующихся позже всех остальных. И переход Марины от менее зрелых способов к более продвинутым – уже неплохой показатель эффективности нашей работы. Это радовало и придавало сил. Ну, все же, клиентке этого не объяснишь и разговаривать с ней надо «человеческим» языком. «Не знаю, возможно, что и не достоин, хотя я не знаю, в чем вы определяете достоинство или недостойность», - сказала я. И спросила: «А как это связано с вашими чувствами?» Получается,что Марина не разрешала себе грустить по «недостойному». «Не хочу тратить свои нервы на мужчину, который меня бросил так подло», - ответила Марина. «А какая вы,когда все таки грустите по нему?»,- спросила я. Возникла небольшая пауза. Марина как будто задержала дыхание и ответила: «Слабая, меня унижает как женщину то,что меня бросили. Раньше я всегда всех бросала. Наверное, это меня Бог наказал». «Что унизительного для вас в том, что он решил расстаться с вами первым?», - спросила я. Марине явно было непросто отвечать, она с трудом подбирала слова. «Ну, как будто бы я какая-то не такая, чем-то хуже других, что-то не так во мне. Хотя я не могу понять – что…», - ответила Марина и принялась перечислять свои достоинства и как она старалась быть «на высоте» в этих отношениях. Мне было сложно. Я начала терять контакт со своими чувствами, уходить «в голову», путаться, «выпадать» из контакта. Видимо, в этой теме и для меня были какие-то непереносимые чувства, если какая-то моя часть упорно «выключала» в этом месте мою чувствительность. Еще я чувствовала сильнейшую усталость, начинала болеть голова. Ощущение собственного бессилия, не знание, куда дальше идти, что «правильно» делать,чтобы не «ошибиться», была иллюзия, что я способна контролировать процесс, а сейчас у меня не получается…Усилием воли я обратила внимание на свое дыхание, которое как будто бы куда-то делось и ощущения в теле. Мое тело было напряжено, я сидела очень прямо, не опираясь спиной на спинку стула, ноги стояли ровно на полу. Поза была такая, как будто бы я вот-вот встану и куда-то побегу. Интересно, куда и зачем мне хотелось побежать? Или убежать? Я спросила Марину, как она себя чувствует сейчас. Марина ответила, что ей некомфортно, не по себе как-то. Я спросила, чего бы она хотела сделать? Марина  подумала и сказала, что ей бы хотелось уйти. «От чего здесь вам хотелось бы уйти?»,- спросила я. «Мне больно, мучительно невыносимо говорить об этом», - сказала Марина. «Хочется это забыть, чтобы это исчезло из моей жизни». «Но, похоже, вы сейчас хотели исчезнуть сами, - сказала я, - на что похоже ваше чувство?» Марина не смотрела на меня. «Вы можете посмотреть на меня?», -спросила я. Марина ответила: «Мне стыдно, что я так унижалась перед ним,просила и умоляла,чтобы не бросал меня... Очень хочется об этом скорей забыть». Кажется, мы вышли на то самое, непереносимое чувство стыда. «Перед кем и за что вам стыдно?» «Не знаю…стыдно вообще, перед самой собой за то,что я взрослая женщина, а вела себя как девчонка какая-то». Очень мне было интересно про девчонку и про взрослую женщину. Но время сессии уже поджимало. Похоже, что роль «какой-то девчонки» воспринималась Мариной негативно, отвергалась. И долженствовал образ взрослой женщины. На исследование этого вопроса необходимо было время, которого у нас уже почти не было. Я в приемлемой форме сказала об этом Марине. Мы договорились встретиться и, возможно, обсудить это в следующий раз.

Следующего раза не случилось. Марина, как обычно, сослалась на занятость и отсутствие «острого» состояния. Наша терапия не завершилась так, как, наверное, мне бы хотелось. У меня было предвкушение работы с Мариной и мне казалось, что я вижу и понимаю направление, в котором мы могли бы двигаться. Видимо, в этом состояла моя собственная нарциссическая позиция как терапевта. В этом смысле Марина не оправдала моих «ожиданий». Могу предположить,что что-то важное в наших терапевтических отношений было «проглочено», «замято», недосказано. Возможно, это и помешало из дальнейшему развитию. В любом случае, выбор клиента – продолжать или не продолжать терапию.