Изгой в коллективе

                Жил да был… Нет, не так. Человек, о котором пойдет речь, и сейчас жив-здоров, поэтому «жил да был» не годится.

                Живет себе на свете один человек. Назовем его условно Эдуард. Подробности его прошлого мне, к сожалению, неизвестны. Что знаю, так это то, что воспитывался он бабушкой. И до сих пор живет с ней. А возраст его уже двадцать пять лет.

                Ввиду вышесказанного, наверное, для читателя данной статьи не станет неожиданностью тот факт, что описываемый субъект не женат и не имеет детей.

                Но, на самом деле, я хочу рассказать не о его личной жизни (о которой мне мало что известно), а о том, каково ему в коллективе, где он трудится.

                Скажу пару слов об этом самом коллективе. На самом деле, Эдуарду повезло, ибо люди в его трудовом окружении попались достаточно культурные и интеллигентные. Адекватному (хотя бы более-менее) человеку не составило бы труда влиться в его дружные ряды и работать с удовольствием, которое в немалой степени создавалось бы достаточно принимающей и поддерживающей атмосферой.

                Думаю, ни для кого не открою Америку, сказав, что трудиться в такой обстановке куда как приятней, чем в местах, где человек человеку – волк. Как, например, в некоторых банках, где подобная атмосфера создается и поддерживается руководством специально с той целью, чтобы сотрудникам было трудней скооперироваться и провернуть какую-либо аферу.

                Тем не менее, Эдуард не получает ни поддержки, ни принятия.

                Вместо этого он чувствует себя каторжником и даже повесил на стену рядом со своим рабочим местом календарь, где вычеркивает каждый прошедший день. Знаете, как в некоторых фильмах про заключенных или, например, как это делал Робинзон Крузо на необитаемом острове. Только Робинзон Крузо довольствовался зарубками, а не пользовался календарем, ибо где бы он его взял? Ну да не суть важно, как говорится.

                «Как же так получается?» – спросит здесь, скорей всего, заинтересованный читатель. А поскольку незаинтересованный вряд ли добрался бы до этого места, то, наверное, данные строки читают сплошь заинтересовавшиеся.

                Как же так получается, что Эдуарда иногда за глаза даже довольно неплохие по обычным человеческим меркам люди называют «г…ном»?

                Может быть, он действительно таков? Может он действительно г…но какое-то?

                На самом деле, причина не в этом. Все люди в основе своей примерно одинаковы. Да, конечно же, есть то, что нас отличает друг от друга. Внешность, характер, темперамент и так далее, и так далее. Но, повторюсь, «среднеквадратично» мы одинаковы. И Эдуард тоже в основе своей, в принципе, нормальный человек.

                Но есть отличия. Те, которые и заставляют людей вокруг него раздражаться, возмущаться, а иногда и кипеть от злости.

                Дело в том, что Эдуард не умеет общаться с людьми. Он не ленив, не патологический лжец, не психопат, не социопат.

                Он просто не обладает необходимыми навыками для:

1. Понимания того, что ему сообщают окружающие на самом деле. Нет, не всегда, конечно. В этом случае он был бы каким-нибудь сумасшедшим. Но он перестает понимать, когда начинается малейший намек на непонимание или конфликт. И в некоторых других случаях.
2. Поддержания контакта – как сугубо «практично-информационного», так и эмоционального.

                Раскрою эти пункты чуть подробней. Что я имею в виду, когда пишу о его непонимании сообщений от окружающих?

                Например, Эдуарду говорят, что он сделал что-то неверно. Он начинает воспринимать это как агрессию в свой адрес. То есть он не понимает, что это просто рабочая конструктивная критика, и думает, что до него просто «докапываются». Откуда у него такое убеждение? Полагаю, что, как это зачастую бывает, из школьных времен, где очень мало рабочей конструктивной критики, но много «докапываний». И Эдуард сваливается в воронку травмы, впадает в аффект и начинает отбиваться от «нападающих негодяев».

                Дающий адекватную обратную связь сотрудник, впервые столкнувшийся с подобной реакцией Эдуарда, может, наверное, испытать сильное удивление от того, что получает в ответ на свои слова.

                Что касается «других случаев» – что это может быть? Например, какая-нибудь нейтральная фраза, которая может быть воспринята неоднозначно. Любой коллега Эдуарда в подобном случае не станет «заморачиваться» уточнением, так как хорошо понимает обстоятельства, контекст. Он понимает, что его никто не пытается злобно подколоть или унизить. Поэтому отреагирует спокойно. Эдуард же будет видеть очередную попытку нападения.

                Второй пункт. Про поддержание контакта.

                Для того чтобы его осуществлять, нужно знать и уметь… здесь, пожалуйста, не смейтесь, сейчас все объясню. Нужно знать и уметь применять слова и обороты русского языка. А также – и это самое важное – контекст, в котором они употребляются.

                Например, если ему дома бабушка говорит:

                – Ну что ты опять тарелку за собой не помыл! Большой уже, а ведешь себя так, что хоть стой, хоть падай!

                – то важно понимать, что с бабушкой у него давние близкие отношения, что бабушка – это бабушка. В том смысле, что она – ему бабушка (да и, в принципе-то, человек пожилой, скорей всего, несколько отставший от стремительно катящегося в необозримые горизонты высокоскоростного электровоза под названием «современная реальность»), и потому нет ничего удивительного, что она так общается с ним. И подобные обороты оказываются в данном контексте вполне уместны. Если же сказать вот это самое «хоть стой, хоть падай!» в адрес едва знакомого человека или, например, своего руководителя (если только у вас не достаточно близкие уже отношения), то данная фраза покажется как минимум странной.

                Эдуард же говорит именно такие вещи. Причем всем подряд. Он общается с людьми, которые совершенно не питают к нему теплых чувств, так, как будто они ему родственники. И только что пришедший новый сотрудник, который в два раза старше него, с трудом скрывает свое недоумение от фраз и насмешливой интонации, адресованных ему Эдуардом.

                Окружающие же, наблюдая все это, либо усмехаются, либо тяжело вздыхают, либо – когда уже совсем невмоготу – делают с размаху «фэйспалм», рискуя отбить ладонь и травмировать собственное лицо.

                Почему бы им не подсказать Эдуарду, что не стоит так делать? Правда ведь? Ведь могли бы… как кажется. Но, на самом деле, все попытки (а таковые имели место) не увенчались успехом. Потому что, как уже было сказано выше, герой нашей истории воспринимает критику как агрессию.

                Он просто не понимает вот этих вот всех отличий, так как, судя по всему, не получил в свое время надлежащего «обучения». Ему просто никто не растолковал описываемые простые вещи (так же, как не растолковали, похоже, что ходить непричесанным и неделю немытым – это, по большому счету, акт агрессии в сторону находящихся рядом людей, так как им неприятно находиться рядом). И это достаточно логично, если учитывать тот факт, что бабушка, как представитель более старшего поколения, чем непосредственно родители, общается с внуком не со всем «в ногу со временем» (как уже было отмечено чуть выше), да и вообще много чего дать не может. В то же время, справедливости ради, надо отметить, что совсем без близкого человека рядом все было бы гораздо хуже.

                Поэтому, когда его непосредственный руководитель, который мало что понимает в психологии (хотя и достаточно справедливый, адекватный человек), уставший от Эдуарда, слышит в ответ на свои конструктивные замечания:

                – Не пори чушь! – то… как вы думаете, что происходит? Конечно же, он сердится… Хотя, нет, уже не сердится, уже злится, а иногда и просто впадает в ярость. Он не понимает, что в «переводе на адекватно-человеческий» Эдуард говорит:

                – Я не согласен. Мне кажется, твои претензии беспочвенны.

                Просто, видимо, со своей бабушкой Эдуард общается именно таким образом.

                А может быть, Эдуард уже впал в аффект и неосознанно видит перед собой не начальника, а одноклассника Васю, который всегда доставал его, и только бабушка, неустанно ходившая в школу заступаться за внука, сделала так, что Вася умерил свой пыл.

                Как бы то ни было, начальник Эдуарда и не должен заниматься подобными переводами. У него другие должностные обязанности, ибо я описываю не богадельню, а вполне живое производственное предприятие.

                В итоге, мучаются все: мучается Эдуард, с которым никто старается без особой нужды не разговаривать, мучаются его коллеги, мучается (скорей всего) бабушка Эдуарда – ведь она наверняка переживает за внука.

                А уволить его, видимо, рука у начальства не поднимается. Все-таки дело свое он худо-бедно, но делает. Да и люди-то там достаточно неплохие и понимают, что человек вряд ли найдет себе другую работу – с такими-то особенностями. Кроме того, есть на предприятии одна работница, которая хоть и не занимает большого поста, но является достаточно уважаемой и заслуженной. Она приходится Эдуарду родственницей, и известно, что она не будет рада его увольнению.

                В общем, есть ряд факторов, судя по всему, удерживающих руководство от кардинального шага.

                Так и живут.

                И вот знаете, ситуация эта… Вот бывают какие-то такие явления в природе, в мире, которые, казалось бы, вполне обыденны. Например, как описанное положение дел с Эдуардом.

                Вряд ли я рассказал нечто прямо-таки из ряда вон выходящее. Частенько бывают такие ситуации в коллективах.

                Тем не менее, я иногда задумываюсь над подобными вещами.

                Мне кажется все это каким-то… странным что ли. С одной стороны, вроде, все понятно. И привычно. И обыкновенно. С другой – как-то в голове не укладывается. Знаете, как в ситуации, например, когда на твоих глазах человек понемногу катится по наклонной: алкоголь, игровые автоматы, «походы налево» и т. п. Словно из какой-то более-менее благополучной реальности смотришь сквозь стекло на другую ее грань – тоскливую, безнадежную, беспросветную. И не понимаешь, как они могут сосуществовать так близко.

                Кажется, что человеку всего-то и надо – протянуть руку, сделать шаг. И он окажется совершенно в другом мире.

                Ведь все поправимо. Надо-то всего-навсего объяснить некоторые вещи. Поддержать в переживании-ассимиляции травматичного опыта. Помочь получить новый опыт. Все достаточно понятно и прозрачно. В теории, конечно.

                В то же время любой специалист знает, что нельзя работать без запроса. Никогда это ни к чему хорошему не приводит.

                Нет, я, конечно же, не наивен (по крайней мере, я на это надеюсь) и понимаю, что «это его выбор» и «так устроен мир». Я понимаю.

                Но…

                И вот иногда сидишь, мысленно смотришь на то, как человек словно с завязанными глазами наступает на грабли, тычется во все углы, натыкается на понятные, видимые опытному глазу препятствия, больно ранится раз за разом…

                Сидишь, смотришь и стараешься всецело осознать тот факт, что невозможно помочь тому, кто не просит помощи, кто не готов к ней. Стараешься прийти к тому самому принятию своих ограничений, которое свойственно мудрым людям.

                Сидишь, смотришь, и бездействуешь, чувствуя тупую боль в груди.

                 P.S.: Предвидя возможные реплики про «включение спасателя», хочу сказать: тот, кто сам был в роли «необученного и непонимающего», кто знает ужасную боль от отвержения и одиночества – на мой взгляд, никогда не сможет равнодушно относиться к описанным вещам. Легче с каждым годом собственной терапии – да, совсем равнодушно – никогда.