|
|
Письма психотерапевту - часть 3 последняяАвтор статьи: Кузнеченкова Светлана Олеговна
02.10. утро Спала ужасно. Легла около 3-х, а около 5 Вы мне приснились. Наверно потому, что я всё время думаю, что Вы должны мне завтра позвонить, пусть на пару слов, но мне станет легче, мне даже от мысли об этом становится легче, и я за неё цепляюсь. Правда, как-то Вы обещали тоже позвонить вечером и поговорить с мужем, но не позвонили. Извинились и сказали, что кто-то унёс бумажку с моим телефоном. Но ведь телефон записан на моей карточке. Я сделала вид, что вам поверила, тем более, что я и сама сказала, что не стоит звонить мужу. Вот видите, как получается: Вы меня обманули разок-другой, но я-то Вас обманываю гораздо чаще, так что не мне обижаться. Мне приснилось, что я пришла к Вам на приём, а вы были не то чтобы заняты, но просто подсунули мне вместо себя какого-то практиканта-мальчишку. Я старалась с ним поговорить, но мне стало вдруг так трудно дышать, что я проснулась, а сон продолжался. Я лежала с открытыми глазами, но видела Ваш кабинет, видела этого практиканта и видела свой камень на полу. Я рассказала практиканту про мусорный бачок. Он мне стал объяснять, что это хорошо, что я так стараюсь удерживать свои негативные эмоции. Но ведь он был не прав. Тогда я, из вредности, рассказала ему про кофточку, как я вижу на ней гной и червяков. И я стала смотреть на фонарь за окном и заснула. Ещё, помню, всё думала: не подобрать ли мне мой камень, но так, кажется, и не взяла, пока. Скоро ехать на кладбище. Надо собираться, а мне никак не выбраться из ванны, сижу – пишу. Я бы, кажется, никуда не поехала, лишь бы сидеть здесь так целый день и писать.
03.10. утро. «Д*Артаньян найдёт миледи. Ему поможет ненависть и боль утраты». Помните такую фразу из «Трёх мушкетёров»? Что-то она крутится у меня сегодня в голове. Вот так я вела себя вчера. Я Вам обещала, что я не расклеюсь, но вышло всё ещё хуже. Я так старалась держать себя в руках, что, по-моему, перестаралась. На кладбище всё было очень светло и замечательно. Я там была с папой, мамой, двоюродной сестрой и дядей. Папа сказал много хороших, добрых слов. Я опять не выпила сначала, но потом не смогла удержаться. Но всё равно я выпила немного, одну рюмку, скажем. Потом они уехали, и я осталась одна с Басей. Я не знала, о чём с ней говорить. Я сидела и молчала. Мы разговаривали без слов. Я так замёрзла, хоть папа и оставил мне свой свитер. На кладбище всегда холодно. Это мне объяснила сестра. Потом приехали Юля с Денисом (у них машина) и привезли Пашу с Зиной (свекровь). С ними мы на кладбище ничего не отмечали. По дороге Паша со своей мамашей вышли посмотреть памятники в каком-то магазине. Меня даже не позвали. Да у меня и желания не было, только злость. Зина дала на похороны 3000 рублей, а мой драгоценный вообще ничего не изыскал, ведь он опять который месяц не работает. Хорошо, что директор мне дал на работе десять тысяч, да у родителей нашлось. И такая злость на все семейство моего мужа, что я не выдержала и сказала о том, что они должны будут денег за похороны. Свекровь раскудахталась, наговорила гадостей обо мне и моих родителях и исчезла. А мы еще посидели, попили, да поругались. Больше никого и не было: только мы да Юлька с Денисом. 03.10. вечер Я всё-таки не выдержала и поехала к Вам сегодня, куда ж мне деваться. Хоть иногда мне и кажется глупостью всё то, что мы делаем, но это мне всё-таки помогает, наверно, ведь я держусь. Интересно, что про кофточку Вы мне не объяснили так, как я думала. Вы просто сказали, что это нехорошо, и что не надо тогда эту кофточку носить. Но я буду. Она мне нравится. Просто я постараюсь не видеть на ней червяков. Да, вчера я, конечно, вела себя ужасно. Я так старалась не плакать, не устраивать истерик, что смеялась как сумасшедшая и говорила всем гадости. Своим смехом я шокировала людей больше, чем если бы я плакала, чего они, собственно, и ожидали. Я сейчас, как обычно, сижу в ванне. Ваше лекарство я ещё не приняла. Я боюсь, что начну опять от него смеяться, или, как Вы обещали, захочу спать. А я хочу пока ещё пописать. Я, кстати, купила по дороге от Вас 1,5кг бананов и почти все их уже съела. Ведь Вы сказали, что от бананов становится весело. Видите, как я Вас слушаюсь. Но, к сожалению, не всегда. Я то стараюсь, то не стараюсь. Одна половина хочет стать нормальной, жизнелюбивой и жизнерадостной. А другая ей не даёт это сделать. Другая говорит: «Пусть всё катится к чертям собачьим, лучше сдохнуть, чем радоваться жизни!». И иногда (да, честно говоря, часто) я её слушаю и слушаюсь. Я Вам сказала сегодня про свою вторую половину, но так вскользь, а Вы ещё так были заняты моим мусорным бачком, что не обратили на это внимание, а зря. Попробую Вам сказать это ещё раз во вторник, ведь с этим тоже надо что-то делать, как с камнем и бачком. Ну, они-то теперь – пройденный этап. Нельзя, так нельзя. Как скажите. Спасибо, за хрустальную вазу, которую вы мне сегодня подарили во время очередного сеанса. Я её спрятала глубоко в своём сердце и никому о ней не скажу. Но она теперь со мной. В ней – мои вера, надежда, любовь, моё счастье. Я теперь буду видеть её всё время: и когда мне хорошо, и, тем более, когда мне плохо. Я очень хорошо её представляю. И в ней, почему-то, даже стоят цветы. Не могу сказать какие, но чувствую, что они есть, хотя Вы о цветах не говорили. А я как-то сразу представила вазу с цветами, ведь не может же она быть пустой. Зачем тогда она нужна? Мне так интересно, что Вы обо мне думаете, как на самом деле относитесь ко мне и моей «проблеме». А мне так важно, чтобы Вы сказали честно: «Да, дело плохо. Или, наоборот, хорошо». А то Вы говорите мне одно, а думаете другое, и я это чувствую. Но я и сама так часто поступаю, поэтому, опять-таки, не мне обижаться. Я сама столько Вам не договариваю, но теперь, правда, всё меньше и меньше. Теперь уже говорю почти всё. Иногда я просто не знаю, надо ли говорить о том или другом. Но если Вы скажете только – я открою все свои чердаки и подвалы. А Вы, кстати, не просите. Я заметила, что телевизор меня совсем не интересует больше. Книжки – ещё более-менее, но только Кинг. Я его читаю медленно, вдумываюсь буквально в каждую фразу, запоминаю интересные мысли. Вы, кстати, в позапрошлый раз расспрашивали меня о Кинге, чтобы, как Вы сказали, составить мнение о моём состоянии. Но мне так ничего и не сказали о своих выводах. А мне интересно, между прочим. И, кстати, почему Вы захотели, чтобы я позвонила Вам завтра в пять? Значит Вам, всё-таки, не понравилось моё состояние или что? Сейчас я выпью Ваше лекарство, и посмотрим, что я ещё интересного успею написать. Пишу дальше, после приема лекарства. С ампулой провозилась – надо было с ней резче. А я всё боялась, что не открою, и пилила и пилила её. А я, кстати, медсестра гражданской обороны. Нас в институте всему этому учили. И мы ходили в больницы и смотрели через стеклянный купол на операции. Девчонкам некоторым, помню, было плохо, а я смотрела. И, вообще, я всегда хотела быть хирургом. Но родители у меня торгаши. Поэтому они меня и сунули в этот торговый институт. Нет, сегодня меня смеяться не тянет. Я только чувствую, что пишу с трудом. Ух ты: уже не могу прочитать, что написала! Всё хочу у вас попросить, чтобы Вы мне прописали что-нибудь от сердца. Оно у меня так часто болит, что с этим надо как-то бороться. Ну ладно. О тех днях. Я продержалась на той дороге (5 часов), я доехала с мамой с дачи (на машине, спасибо соседям). А уж когда приехала, то всё. Четыре дня я практически ничего не помню. Спрашиваю у друзей. А они говорят: «Мы же всё понимаем. Вела ты себя, конечно, ужасно. Но мы понимаем. Так что не извиняйся». Да, я пила водку, курила, слушала Басины любимые песни, каталась по полу в истерике и хотела покончить с собой. Паша мне даже вызывал один раз «скорую». Они мне сделали укол и уехали. А «скорая» была из-за того, что я потеряла сознание. Ну вот, опять трудно писать. Это из-за Вашего лекарства. В сон меня, конечно, потянуло капитально. Придётся мне сейчас прерваться. Вот этого я и боялась. Столько мыслей в голове, но, я чувствую, мне будет сложно выложить их на бумаге. Поэтому я сейчас пойду спать. Я с трудом (абсолютно) вывожу эти буквы. Ненавижу всех, полностью и просто. Пошли они все, и Паша в первую очередь. Я с таким трудом вывожу эти буквы. На Пашу мне просто наплевать, пошёл он. Я так стараюсь держаться, но уже не могу. На сегодня надо заканчивать. Всё-таки Ваше лекарство действует. А я даже в это… 04.10. Да, хорошее у Вас лекарство. Я вчера так в ванне и заснула с тетрадкой в руках. Проснулась в 3 часа ночи и перебралась в кровать. Пашка опять спит и никуда не собирается, хотя позавчера хвастался друзьям, что пойдёт на работу. Как же, как же! Я-то сейчас пойду на работу. Хотя состояньице, конечно, кошмар! Даже писать тяжело. Поеду вечером на дачу, завтра вернусь. Хотя на даче мне не очень хорошо – воспоминания и всё такое. Зато, наверно, допишу свою тетрадку. Спать, конечно, хочется, хоть я и проснулась без будильника полвосьмого. Но надо пойти на работу, я там нужна. Да и не сидеть же дома, смотреть на Пашкину рожу и только расстраиваться. Как он мне на днях сказал: « Если я пойду на работу, то окончательно замкнусь и уйду в себя. Буду вкалывать с утра до ночи и приходить домой спать». Это было сказано в том смысле, что на меня ему будет наплевать. Вообще, он умеет иногда произносить высокопарные фразы, только мне от них хочется не плакать, а смеяться. 04.10. вечер Вот я и на даче. Здесь хорошо, хоть и холодно. Я здесь одна, могу спокойно писать. Приятно было сегодня услышать Ваш голос, сразу стало легче, а то самочувствие было поганое: сердце болит, голова кружится и вообще вся трясусь. Но не могла же я Вам это сказать по телефону, ведь напротив сидела моя замша. А так хотелось Вам поплакаться. Вы мне сказали, чтобы я делала всё, о чём мы говорили, чтобы я старалась. А я была вчера в таком состоянии, когда к Вам приезжала, что ничего не поняла, что я должна стараться делать, честно. Меня так трясло, была такая истерика, и Вы меня только всё ругали. Я же не виновата, что всё, получается, делаю неправильно, даже когда мне кажется, что мне это помогает. Придётся вам во вторник объяснить мне всё заново. Такое было полуобморочное состояние, что я почти не помню, что Вы мне говорили и, главное, к чему. Сочи, море – это хорошо, а дальше-то что? Вы просили отнестись к нашим занятиям серьёзно, а я стала смеяться, как дура, хотя сама не знаю почему. Это как в одном стишке: «Я тебе и верю, и не верю. Ты сама мне верить помоги…». Иногда мне кажется, что мы занимаемся такой ерундой. Но так хочется верить, что всё это правильно и замечательно. Ну какой нормальный человек будет себе представлять этот дурацкий камень и бросать его у Вас на полу? Но, с другой стороны, я-то этот камень вижу. И вот тут получается такая борьба между разумом и чувствами, между сознательным и бессознательным, и ещё уж не знаю чего с чем. Я иногда просто отказываюсь это принимать и воспринимать так, как хотите Вы. Смотрю сейчас фильм «Брат». Конечно, Бодрова жалко, всех людей жалко, которые в расцвете сил, такие любимые покидают нас навсегда. И я плачу сейчас о Басе, о Бодрове, о детях, чьи могилы я видела на кладбище. Это так жестоко. Бог не должен так поступать. Тому, кто остаётся, всегда тяжелее. Я потеряла всё, когда ушла Бася. Нет никакого смысла в этой жизни без неё, нет никакого смысла в наших занятиях, в которых мы никуда не продвинулись. Когда на 40 дней, уже к вечеру, «гости» собрались все расходиться, и даже Пашка с ними, я им сказала: «Да пошли вы все!». И у меня было такое же состояние, в каком Вы меня видели, когда приехали ко мне в первый раз. Я так же легла на диван, и мне не хотелось ни с кем говорить, даже ни о чём думать. Только подумала, что всё вернулось обратно, как будто мы и не встречались целый месяц с Вами, не старались что-то предпринять. Ничего не вышло. Когда Вы меня спросили на последней встрече: буду ли я стараться, хочу ли я продвигаться дальше, пытаться изменить всё к лучшему? – я, конечно, ответила: да. Но ведь я так не думала. Да, я не покончу с собой, наверно, но, я думаю, что я и так умру от тоски, как бы это высокопарно не звучало. Я уйду к Басе, потому что она меня ждёт. Ей там холодно и страшно без меня. И я должна ей помочь, обнять её и согреть. И мы будем вместе, как раньше, и навсегда. Я устала бороться с тем, с чем я бороться не хочу. Это как, когда я была у Вас в последний раз в четверг: мне так хотелось устроить настоящую истерику, буквально, да, биться головой о стену, разбить Вашу чашку. Но я себя опять удержала, хоть и с трудом. А зачем? Почему я не могу быть слабой, почему я должна быть сильной? Кто это сказал? Кто заставляет меня так издеваться над собой? Лет девять назад у меня была опухоль. Мне её вырезали. Но я думала, что долго теперь не проживу. И всё думала: как же Бася будет без меня? Но никогда не думала: а как я без неё? Наверно, ещё поэтому мне всегда нравились ужастики и тому подобное про загробный мир и призраков. И мы с Басей даже обсуждали, как подать какой-нибудь сигнал с того света, если кто-то из нас (но я! я! а не она!) вдруг умрёт. Но так как-то ничего не успели придумать, а жаль. Дождь льёт за окном и плачет вместе со мной. На улице такая тьма, как и в моей душе. Я ничего хорошего не жду больше от этой жизни. Может, если бы я хоть немного смогла поверить в Пашу, в то, что он изменится, что мы сможем стать людьми и взять ребёнка из детского дома, что мы ещё сможем быть счастливыми, может быть, это дало бы мне силы цепляться за жизнь. Но ведь с Пашей получается полнейшая ерунда. Я так старалась все эти дни сблизиться с ним, объяснить, что хорошо и что плохо, и как можно ещё хотя бы попробовать всё исправить. Но ведь ничего не вышло. Бог ему судья, а я умываю руки. Сейчас я лягу спать и представлю, что я у вас в кресле. Наверно только это ещё способно меня развлечь в этой жизни. Вы же и сами видите, что я Вас плохо слушаюсь, вредничаю, всё воспринимаю в штыки. Но уж простите меня. Я стараюсь стараться, но получается у меня это не очень хорошо. 05.10. утро Ну что ж, спала опять ужасно. Да у меня теперь, пожалуй, каждую ночь такое ощущение, что я почти не сплю. Просыпаюсь от каких-то кошмаров, которых не помню, но они такие, что лучше, действительно проснуться. Правда, иногда просыпаешься, а кошмар продолжается. Это, наверно, и называется: болит душа. Сегодня ночью я кое-что запомнила. И опять, трудно объяснить, как, но кошмар был наяву. Я легла спать, поговорила немножко с Вами и думала, что уже засыпаю. А кровать у меня стоит у окна, и я лежу головой к окну. Но вдруг всё закрутилось, поднялся ветер, стал дуть мне в лицо и затягивать меня назад, в окно. Но там было уже не окно, а что-то гораздо хуже. И я не могла удержаться. Но тут я увидела Басю, но не живую и реальную, а скорее как призрак. И глаза у меня были открыты, ведь я испугалась очередного своего кошмара и проснулась. А меня всё равно продолжало затягивать. И ветер разделился прямо надо мной. И одна его часть старалась меня утащить, а вторая набросилась на Басю. А она сказала: «Не бойся, мамуся, я тебя спасу. Дай мне ручки!». А руки лежали у меня на коленях, и ветер, и ещё что-то мешали мне их поднять и протянуть Басе. И я отрывала их палец за пальцем и смотрела Басе в глаза. А она мне улыбалась и протягивала мне руки, а ветер всё дул и пытался нас растащить. Но, наконец, наши руки сцепились крепко-крепко, она меня рванула на себя, и всё успокоилось. Ветер стих, я спокойно лежала на кровати, которая больше не крутилась, а Бася растаяла. Я долго вглядывалась в темноту, где она белела ещё некоторое время, но уже уходя от меня. И тут я испугалась, хотя чего уж теперь было бояться. Я думаю, что этот сон, или как там его назвать, был мне послан за моё упадническое настроение. Нельзя падать духом, надо держаться, а Бася мне поможет, ведь она всегда будет со мной. Ну что ж, придётся постараться. Ведь раньше у меня даже лучше получалось, а в последнее время я что-то раскисла. Этому, наверно, «помогли» 40 дней, которых я так боялась и так хотела скорей пережить, и то, что мы с Вами стали реже видеться. Хотя я понимаю, что так надо, я же не могу теперь всю жизнь ходить с Вами за ручку. И то, что я потеряла надежду на Пашу, на то, что нам удастся справиться с этим вместе, и даже, всё-таки, то, что я читаю Кинга. Не очень удачную я, наверно, выбрала книгу. Вот предыдущая – «Роза Марена» была более светлая, про сильную женщину, и даже с хорошим концом, что у Кинга бывает редко. А эта – «Бессонница» просто ужасна. Она тяжёлая и мрачная, и такая толстая, а я добралась пока только до середины. И она, можно сказать, почти ни о чём. Скажем, о том, что человеку трудно, почти невозможно справиться в одиночку со своими ужасными проблемами. А помочь ему никто не может и не хочет. Хотя бы просто потому, что у каждого хватает своих проблем, и ещё потому, что никто не хочет и не может понять другого человека. Да и не всегда сам человек захочет и сможет довериться другому до конца. И вот и у нас с Вами такая ерунда получается по моей вине. Я так хочу Вам довериться, опереться на Вас, но, в то же время, упираюсь и отталкиваю руку, которую вы мне протягиваете. Я должна в Вас вцепиться всеми руками, ногами, зубами даже и благодарить бога за то, что у меня есть Вы. Ведь у других в подобной ситуации нет рядом никого. Никого, кто бы выслушал, понял и помог найти выход. Наверное поэтому люди начинают вести дневник. Не от хорошей жизни, а от того, что им не с кем поделиться. И как ещё назвать то, что я сейчас делаю? Да, это мой дневник, и в нём – мои самые сокровенные мысли, которыми я не успеваю или не хочу поделиться с вами. Может быть дать Вам его почитать в знак примирения и обещания того, что теперь я буду вести себя хорошо? Ведь Бася вытащила меня сегодня ночью, она не хочет, чтобы я пропала. Она хочет видеть меня сильной, разумной, жизнелюбивой и доброй – такой, какой она меня любила. Для начала возьму сейчас и почитаю Вашу бумажку-тренинг. А то ведь я таскаю её с собой, а читала, от силы, раз шесть. Хорошо, что я поехала на дачу в этот раз, хотя и не хотела. Здесь я нашла для себя (или в себе?) ещё силы, чтобы продержаться. Сейчас пойду схожу на то место, скажу Басе спасибо. Если бы я осталась в этот раз дома, да ещё с этим уродом, от которого слышу только гадости (он и на 40 дней умудрился мне с десяток раз сказать, чтобы я убиралась из его дома) я бы точно опять напилась, и ничего хорошего из этого не получилось бы. Да, если честно, я за последние дней десять сильно сдала свои позиции – и душевные, и физические. Я перестала нормально есть, нормально спать, у меня сильно болит сердце, а водки я выпила гораздо больше и чаще, чем Вам говорила. Если переделать известное выражение, то мы с Вами сделали два шага вперёд, а потом я сделала один назад. Хорошо, что только один. И дневник, если посмотреть на дату (24.09.) я начала писать, когда мне начало становиться хуже. Дождь всё льёт. И гуси всё летят по небу, такие красавцы! Летят ровными треугольниками за своими вожаками и так сладко кричат, до боли. А я сижу на крыльце и курю сигарету за сигаретой, и ругаю себя за всё, что натворила за последние дни. О чём ещё я хотела бы написать, чтоб не забыть. Кратко, а то места осталось мало. На самих похоронах я вела себя, можно сказать, прилично. После 4-х-дневного запоя и непрекращающейся истерики, я смогла взять себя в руки, хотя видок у меня был тот ещё. Как мне потом сказала сестра: страшно было смотреть. Ну, в церкви я раза три грохнулась в обморок. Говорят, батюшка мне принёс нашатырь и стул, но я этого не помню. На самом кладбище я тоже разок брякнулась. Да, в церкви, помню, я всё только думала: что же её так сильно намазали тональным кремом и пудрой? И ещё я думала, что вот они все здесь собрались, чтобы увидеть её в гробу, чтобы убедиться, что она мёртвая, а я-то уже её похоронила 4 дня назад там, на шоссе. Как потом сидели за столом, вообще не помню. Говорят, что я сидела нормально, даже разговаривала, водки пила мало и всё время падала в обморок. Меня относили на кровать, но я опять возвращалась. К ночи я выспалась. Юлька с Кузьминым (это тоже наш друг) решили всю ночь у нас пробыть и сидели на кухне. Так я с ними ещё кроссворды поразгадывала, а потом опять спать легла. Утром мне, конечно, было плохо. Мне хотелось выпить или отравиться, или всё вместе. Юлька ходила за мной хвостом, отобрала коробку с лекарствами и выбросила, и пить не давала. Всё говорила, что надо сначала дождаться доктора, его скоро привезёт мой папа. Ещё друзья заходили-уходили, и я должна была со всеми разговаривать и смеяться. И меня так всё это достало, а тут ещё и Вы явились, а у меня уже просто не было никаких сил. Помню, что сказала Вам пару ласковых насчёт Вашей работы, рассказала как сидела с Басей на дороге, а потом легла и просто отключилась почти. Я лежала, вы что-то говорили, а я Вас не слышала. И мне казалось, что я сейчас наконец-то умру. Было даже хорошо. Потом Вы попросили разрешения сходить в туалет, а я подумала: «Ага, иди, жалуйся на меня». А ведь так оно и было. Юлька мне недавно сказала, что Вы уже не знали, что со мной делать и хотели уехать, так как я, видите ли, не шла на контакт. И Юлька Вас уговорила попробовать ещё раз, хотя она, может быть, преувеличивает свои заслуги. Или же Вы в этот четверг сказали мне неправду о том, что вовсе не собирались меня бросать. Потом как-то всё наладилось. Я, из принципа, попросила себе рюмку выпить, хотя и не хотела. И тогда разрешила сделать мне укол. От которого я, правда, не заснула, хоть Вы мне это обещали, а, наоборот, развеселилась и разговорилась. Заходил сейчас сосед по даче. Говорит: не хочешь за питьевой водой съездить (в садоводстве водопровод сломался)? А я говорю, что скоро уезжаю, маму только дождусь. И вот он стоит, всё болтает, дачу уговаривает не продавать. А я отвечаю: кому она теперь нужна? Тут он понёс всякую чушь: что жизнь не кончена, что всё ещё впереди. Да, трагедия ужасная и т.п. А я стою, ему улыбаюсь и думаю: как же ты мне надоел, когда же ты заткнёшься? И представляю Вас на его месте, чтобы не взорваться и не наговорить ему гадостей. Ну что тут поделать, если только мой доктор знает, что и как надо говорить в данной ситуации! Все люди очень нетактичны, но это ведь не со зла. Юлька на 40 дней напилась и устроила мне истерику. И мне же ещё пришлось её утешать, даже используя кое-какие Ваши приёмы. Ничего получилось. А вообще мне, конечно, довольно тяжело общаться с людьми. Поначалу просто не было никаких сил. Сейчас более-менее, если только совсем уж не начинают доставать. Вот и с соседом поговорила, на даче всё равно не осталась и поехала домой. Если бы в поезде не нашлось свободное место, не знаю, что бы со мной было. Чувствую, что меня всю трясёт, особенно руки, и ничего не могу поделать. Сейчас я опять в своей любимой ванне. Перечитала тут наш с Басей любимый рассказ из сборника ужастиков «Детские игры». Там все ужастики нам нравились, но «Тыква» – особенно. Про девочку, которая в конце достаёт свой большой нож, чтобы перерезать весь класс. И последняя строчка (в ужастиках, кстати, обычно всегда последняя фраза самая важная и страшная): «Мой обед и ужин, - сказала она, - мой ужин и завтрак». Вам эта фраза ничего не говорит, а мы с Басей так любили повторять её к месту и не к месту. Мы-то с ней, только мы вдвоём, знали, о чём идёт речь. Теперь этот секрет только мой, как и многие другие, только мой. Сердце моё разрывается, и ничего тут нельзя поделать. Басю не вернуть. Она сейчас или счастлива на небесах или превратилась в ничто. В любом случае, эта жизнь её больше не касается и не волнует. Но мы-то осталиь, я осталась – одна, без моей девочки. И мне больно. Я не хочу и не могу поверить, что потеряла её навсегда. Это так дико, так невозможно и несправедливо. Я жила всегда только для неё, и вот – не смогла уберечь. И эта боль всегда будет со мной, всю оставшуюся жизнь. Я поеду на дачу и в следующие выходные, ведь только там мне снится Бася. Я думаю, что не стоит нам, всё-таки, дачу продавать. Там так светло и спокойно, не то, что дома с Пашкой. Я приехала в город, этот урод всё играет в компьютер, посуда не помыта, полнейший бардак. И так всегда будет. Уйти, что ли, к родителям? Просто мне сейчас всё равно. Скоро пойду учиться. Буду приходить домой (неважно куда) поздно. Не знаю, где лучше. 05.10. утро Разбираю Басины игрушки, одежду, смотрю, что выбросить. И всё теперь жалко. Был у меня один момент, день так на 13-й. Я выбрасывала всё подряд (почти). А сейчас не могу. Бегаю на кухню курить каждые 5 минут и плачу. Так хочется вам позвонить, в том смысле, что мне очень плохо. Пашка вчера опять где-то нажрался, спит теперь до сих пор (а уже почти час дня). Ну вот, написала немножко, и стало как-то полегче, а Вы говорите, зачем я пишу. Мне это немножко помогает. 05.10. вечер Посмотрела сейчас «Брат-2» и опять в ванну. Я здесь сегодня в общей сложности уже провела часов 7, да сейчас ещё посижу. Здесь хоть никто нервы не треплет. Пашка мне даже кино не дал спокойно посмотреть – вылезал из-за своего компьютера (он в другой комнате) и выходил покурить – кино поглазеть. Да ещё попытался мне звук убавить, когда я песню про «Полковника» погромче сделала. Я ему ничего не сказала, я с ним вообще сегодня не разговариваю. Только сделала звук так, как мне надо. Мы когда-то с Басей это кино вместе смотрели, и «Би-2» нам очень нравилась. У Пашки был шанс длинною в целых 40 дней. Я дала себе слово попытаться с ним всё уладить, а слово я своё держу. Я из кожи вон лезла – и так, и сяк с ним, даже через силу. А что получила? Пару раз по шее, пару-тройку мне пожеланий сдохнуть, да штук пятьдесят предложений выметаться. На работу он, по-моему, и завтра не собирается. Ему «должны были сегодня позвонить». Который раз это слышу. Вчера назюзюкался, а я сижу на кухне, курю. А пьяные любят поболтать (или подраться). Вот и пристал ко мне: «Как собираешься дальше жить?». «Хорошо» – говорю («Но только вряд ли с тобой» – это уже про себя). А он пошёл распинаться, какая у него работа будет замечательная, то да сё (только вот где она?). Но, слава Богу, быстро уморился, и мы спать разошлись – по разным кроватям и комнатам. Фантазии я Вам свои рассказывала. А есть у меня ещё мечты (это перед сном – лежишь и мечтаешь, чтобы быстрей заснуть, сейчас-то я так не мечтаю, не до того, но они ещё вернутся). И мечты все обычно сводились к одному (это я сейчас понимаю), что я или на необитаемом острове (типа Робинзона Крузо) или в волшебном саду с дворцом (как «Аленький цветочек») и т.п. Я – человек, замкнутый на себе, всегда хотела побыть одна. При этом – душа компании, друзья меня просто обожают, всегда рвутся ко мне в гости или к себе приглашают (но вот в гости я редко хожу, с этим все уже смирились. И если я к кому-то пришла, им остаётся только салют устраивать на радостях). И при всём этом мне никто не нужен. Только Бася была нужна, чтобы только мы с ней вдвоём: я и моя Бася. «Мой обед и ужин, - сказала она, - мой ужин и завтрак». Вот и всё. Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|