|
Мамы - враги детей?Автор статьи: Лара Покровская
- Можно мне уже домой? - Пока нет. Нам с вами нужно сначала до 28 недель доносить, потом до 32х. - До каких тридцати двух?? До 37! - Нуу, вам бы хотя бы 32. - 37. Будет 37. Я просто знаю. - Ну-ну. Выдохнуть. Настроиться. Не накручивать свою тревогу. Уже ничего не изменить – процесс запущен. И будет снова кесарево. Черт, лишь бы в этот раз подействовала эпидуралка! Так, не паниковать. Все будет хорошо. Мне уже не 28. Мне 37. Между родами 8 с половиной лет. Я изменилась за это время, стала взрослее. Во всех смыслах взрослее. Я справлюсь, что бы ни происходило. Что сейчас важно? Поддерживать себя. Заботиться о себе. Не дать врачам и медсестрам относиться к себе как к мясу. Заставить видеть во мне человека, заставить себя услышать. А для этого - предъявляться. Контактировать. Задавать вопросы, разговаривать, просить о помощи. «Куда вы меня сейчас везете?», «Что будет потом?», «Когда я смогу позвонить мужу?», «Когда переведут в послеродовое?», «Когда начнется операция?»… Организовать диалог. Не дать себя не замечать. Спрашивать имя-отчество у каждого врача и медсестры, которые что-то для меня делают. Бесконечно длящаяся операция. Сколько я уже здесь? Не знаю. Не понимаю. Пересохшие губы, напрочь заложенный нос (окна закрыты – на улице минус 20, отопление шпарит вовсю). Язык еле ворочается. «Мне плохо… пить…». Спасибо медсестрам, которые всю операцию держали у лица кислородную маску и смачивали мне губы влажной марлечкой, протирали, капали редкие капельки. Слеза по щеке… Просто от того, что меня видят. Просто потому, что знаю, как бывает иначе. Что-то на операции пошло не так и она затянулась, длилась час. Но я просто жила в этом. Не рассуждала о несправедливости мироустройства, не жалела бедную-несчастную себя. Просто принимала происходящее как факт, подстраивалась, проживала как могла. Справлялась. - Что вы мне колете? - Не беспокойтесь. Это чтобы вы немножко поспали. Устали уже. Но я не сплю. Совсем. Невзирая на укол. - Мамочка, девочка у вас. 2910, 48 см. Здоровенькая, все в порядке. - А цвет почему такой?? - А чем Вас цвет не устраивает? - Так серая она какая-то... Разве таким должен быть ребенок? - Да где ж серая? Розовенькая, как положено. Когда вынули Сашку, я ничего не соображала (из-за невозможности нормально дышать в голове было помутнение, и взгляд не фокусировался на столе, где обрабатывали дочь). Врачи тщетно пытались привлечь мое внимание к происходящему с ребенком – я не могла собрать глаза в кучку. Видела расплывчато, что ребенок весь в серой смазке (что меня очень испугало), слышала ее крик (что порадовало). Когда дочку обработали, то запеленали до головы и поднесли мне. А я не знала, что мне с ней делать – ведь я на операционном столе, руки "распяты" по сторонам – одна с капельницей, другая с датчиками). Ни к груди приложить, ни потрогать-погладить. - Значит все в порядке? Точно? С ней все нормально? (Господи, ну пожалуйста!..) - Ну конечно в порядке! Успокойтесь. Поцелуйте вот... - Ой, глаза-то ЧЕРНЫЕ! И волосы ЧЕРНЫЕ! (странно... В кого??) - А Вам какие надо? - Да мне без разницы. Лишь бы здоровая! (ну черные так черные, подумаешь...) - Вот это правильно! - Эй, а куда это вы ее уносите??? (Куда понесли?? Не отдам! Мое!) - В детское. Ребенка нельзя разлучать с мамой! Нельзя! Неужели вы не знаете?! Спокойно. Я ничего не могу с этим сделать. Сейчас – точно нет. Меня должны зашить. Потом какое-то время проведу в реанимации, будут наблюдать. Потом отправят в послеродовое отделение. Вот там я смогу выяснить, как забрать Сашу. Но как же можно вот так уносить ребенка?? Это плохо. Ребенку плохо без мамы! Я должна была сделать так, чтобы нас не разлучали. Я должна была – и не смогла… Я должна была помешать, объяснить! Должна была потребовать. Я должна была делать что угодно, чтобы мою дочку не разлучили со мной! Стоп. Есть идеи, что и как я могу сделать, чтобы заполучить Сашу сейчас? Могу я заботиться о ней прямо сейчас, в моем нынешнем состоянии? Нет. Но непоправимый вред для отношений! Ребенок страдает! Стоп. Не накручивать себя. Саше нужна уравновешенная мама. Здоровая. Устойчивая. А последствия раздельного нахождения в роддоме буду разгребать потом. Главное – у меня теперь есть дочь. А у нее теперь есть я. ********************** - Ну что, молоко пришло? - Нет пока. - И сколько вы еще намерены морить ребенка голодом? Он теряет в весе! (детская медсестра раздражена – я третьи сутки отказываюсь давать сыну смесь) - Насколько я знаю, это нормально. Ничего критичного пока не происходит. - Вы собираетесь ждать, пока положение станет критичным?? Вы же мать, пожалели бы своего ребенка! Кто вам вообще сказал, что у вас будет молоко, после кесарева-то?! - Будет.
17 августа: - Ну что, все еще морите ребенка голодом? - Молоко пришло, кормлю. Выходя из палаты, медсестра с досады хлопнула дверью. - Ничем. - Почему? Надо прикармливать! - Зачем? - Ну как же! Вам же сегодня уже 5 месяцев! - Ну и что? Егор ничего не хочет, кроме моего молока. - Как ничего не хочет? А воду вы ему даете? - Нет. * немая пауза* - Он на полном грудном? - Да. - А на ночь вы чем его кормите? - Грудью. - Ааа… А что ВЫ едите? - А это зачем? - Потому что вы должны есть пол-литра кисломолочного в день, груши… - Я не могу груши – живот пучит. - Ааа… Свеклу… - Я не люблю свеклу. - Вы ДОЛЖНЫ ее есть! Пить не больше 2 литров жидкости в сутки. - Почему такие ограничения? - А вы что – больше пьете?? (с угрозой в голосе) - Часто да. - Нельзя! - Почему? - У вас будет мастит. - Но до сих пор же все в порядке! - Нельзя. - Вы знаете, я не руководствуюсь «можно» и «нельзя», я живу по самочувствию. Своему и ребёнкиному. * немая сцена* - Как часто кормите? - Как попросит. - Ну три часа промежутки выдерживаете? - Редко. - Почему? (учительским тоном) - Чаще просит. - Ну что – два с половиной часа? (c надеждой в голосе) - Чаще всего два. Бывает час. * нокдаун* А что было бы, скажи я медсестре, что на самом деле и раз в полчаса, и как угодно еще?.. Почему мамы нередко воспринимаются медиками как желающие навредить своим детям? Или, как минимум, как те, кому все равно, что происходит с их детьми? Почему мамы считаются врагами детей? Теми, с кем нужно воевать за счастье и здоровье ребенка? Теми, кого нужно поучать, критиковать, принуждать? Кого нужно стыдить и виноватить? Что за странное отношение к мамам как к безалаберным пофигисткам, а то и как к злобным монстрам, от которых детей нужно спасать? Совершенно непонятно. Я сидела в кабинете зав.отделением больницы, в которой Егор обследовался «по квоте», и пыталась получить на руки выписку и результаты обследований. Осенью 2015 мы, как и много раз прежде, оформляли сыну справку в бассейн. Однако в этот раз бассейну не суждено было случиться: у Егора оказалось не все в порядке с сердцем. Экстрасистолия с очень высокими показателями. При этом он чувствовал себя совершенно нормально, жалоб с его стороны не было. Для начала Егора направили на амбулаторное обследование, результаты которого были такими, при которых равнопоказаны терапия и оперативное вмешательство (РЧА – радио-частотная абляция). При этом РЧА с нами обсуждать никто не стал, потому что, согласно схеме, врачи сначала должны полечить ребенка таблетками как минимум полгода. Сразу на операцию – нет, схемой не предусмотрено. Так что сыну выписали горсти таблеток, в инструкциях к которым было перечислено внушительное количество разных побочных эффектов. Дать время на услышать второе врачебное мнение нам отказались (схема же… если уж по квоте пришли – лечитесь, второго мнения не предусмотрено). Для меня слово «схема» - как красная тряпка для быка. Потому что в нем нет места для индивидуальных случаев, особенностей и для увидеть конкретно моего ребенка и конкретно его ситуацию. Нет, я совсем не хотела оперативного вмешательства. Боже упаси. Но на мой вопрос, почему врачи выбрали в нашем случае терапию при том, что хирургия, по их словам, равнопоказана, мне ответили, что по схеме так положено. Тупого следования схеме я не хотела. Хотела больше понимать, что происходит, что почему может и не может случиться потом, какие есть (разные) варианты, в чем их плюсы-минусы. Я хотела иметь время на исследование вопроса, прежде чем кормить таблетками ребенка, у которого нет жалоб на самочувствие. Так что я пришла подписать отказ от лечения. Хотела найти другого врача и услышать еще одно мнение. Подписать отказ оказалось непросто: ведь я испортила схему! Сыну сделали обследования, предусмотренные по квоте, и раз я написала отказ от лечения, то квота не использована, а значит получается, что обследование делалось не по квоте, а по обычному полису ОМС. А по ОМС такие крутые обследования делать нельзя. И теперь клинике нужно как-то разруливать сложившуюся ситуацию. Мы предлагали оплатить эти обследования, раз уж мы, сами того не ведая, так подставили клинику, но наше предложение принято не было, и вообще складывалось впечатление, что на нас обиделись и разозлились, вместо конструктивного решения вопроса. Зато зав.отделением целый час рассказывала мне, какая я ужасная мать, как я имею наглость искать второе мнение и глупость уйти из такой хорошей клиники. Я мужественно держалась и отвечала на всё вежливо, повторяя как мантру «Скоро все закончится. Я справлюсь». Держалась ровно до того момента, как меня обвинили в том, что мне наплевать на ребенка, его жизнь и здоровье. В этом месте я не выдержала и сказала, что жалею, что не включила диктофон и что не потерплю такого хамства в свой адрес. Мне хотелось высказать еще много всего, но я чувствовала, что в любой момент расплачусь, настолько все происходившее было несправедливо и обидно. Я не могла просто встать и уйти, мне нужно было получить на руки документы. Потом, уже с документами в руках, я час рыдала в машине на плече мужа… Так вот: Егор был на очередном приеме у врача и на ЭКГ. У него НИ ОДНОЙ экстрасистолы. Всё. Мы ничем не лечили, а также не молились и не колдовали в полночь на кладбище. Мы просто жили. И теперь, через полтора года, у него просто нет экстрасистолии. Я так счастлива! И сижу плачу» Сильно поругались с мужем. С криками, как положено… Бедная Сашка испугалась – обычно в нашем доме тихо, а тут такое… А ведь я всего лишь пыталась говорить с мужем о том, что прежде чем делать операцию Егору в московской клинике, нужно перевести результаты исследований на немецкий язык и получить заочную консультацию в Германии. А потом, возможно, брать кредит и делать операцию там. Ответ мужа показал, насколько, похоже, превышен его порог переживания несоответствия нашей семьи некой «среднестатистической». Слишком уж мы выбиваемся. Сын не как все - в школу не может ходить, видите ли, учится на семейном. Учиться не может хотеть (а должен!). Плюс я еще и про семейное образование для Саши поговариваю. А недавно забрала Егора из больницы, написав отказ от лечения, чтобы услышать второе врачебное мнение в другом месте. Моему мужу все это сложно. Слишком не-такие-как-все мы получаемся. Слишком выделяемся. Выбиваемся. Слишком неудобны для общества. Для врачей, для учителей. Непереносимо это для него. А для меня непереносимо жить без поддержки партнера. Мне и так страшно из-за здоровья Егора. Меня пригибает к земле то, что я одна несу ответственность за его семейное образование (муж против). И еще больше придавливает то, что я одна пытаюсь анализировать ситуацию и думать головой, искать варианты с лечением, а не слепо следовать тому, что говорят врачи. А ведь это так страшно!! Так невыносимо ужасно нести ответственность за жизнь и здоровье ребенка в одиночку! И у меня нет сил воевать с мужем. Они нужны мне для другого: для детей, для работы. Тратить их на несдвигаемые глыбы я не хочу. Я уже много раз пробовала – обсуждала, объясняла, просила. Но мужу страшно пересматривать свои установки. Он опирается на них. Он держится за них. Не хочет читать литературу, которая противоречит им, показывает иной подход к воспитанию детей. Не хочет видеть то, что сделает ему плохо. Не хочет. Не может. И к психотерапевту он не пойдет. Это забавно (вернее – грустно, но и забавно), но он вообще не верит в психологов. Его жена психолог, и он в нас, психологов, не верит. А еще не верит, что люди меняются. Я очень сильно изменилась за те 20 (даже больше) лет, что мы вместе. Очень сильно. Настолько, что нам стало очень сложно вместе жить – ведь мои взгляды на воспитание детей, на обучение и на медицину кардинально поменялись. Я очень изменилась, муж видит это, но не верит в то, что люди меняются… Я изменилась и я помогаю меняться другим, это моя профессия. Но муж не верит. Видит и не верит. Не опирается на то, что видит. Не опирается на реальность. Опирается на установки. И на поддерживаемые им самим иллюзии. В том числе на ту, согласно которой люди не меняются. Потому что если признать, что меняются – это что же получается, ему таки можно измениться? И тогда надо идти и работать над собой? К психологам, которых не существует? И в какой-то момент вдруг осознать, как жил раньше? И в детстве, и уже будучи взрослым? И как растит детей? И куда потом эти осознавания и сопутствующую им боль? Как ее прожить при том, что всегда выбирал отворачиваться от нее? Много сопротивления. И я устала пытаться пробиться через него. Я все понимаю, и очень сочувствую мужу, ему непросто. И себе сочувствую – мне тоже непросто в своем бессилии что-то изменить. А еще, сочувствую нам как паре – совершенно непонятно, куда мы отсюда вырулим и вырулим ли. Но делать попытки что-то доносить до мужа я больше не хочу. Не могу. Не буду. (март 2016 года) (отрывок из моей будущей книги "Плохая? Хорошая? Живая! Мама") Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|