Нужна ли концепция сопротивления для психотерапии?

В этой работе речь пойдет о проблеме, имеющей ключевое значение для психотерапии – и для теории, и для практики. Как известно, именно появление представлений о сопротивлении позволило появиться психотерапии как отдельной отрасли психологической помощи. Традиционно также принято думать, что использование в своей практике специалистом представлений о сопротивлении отличает психотерапию от психологического консультирования. Что и говорить – тема сопротивления очень богатая для психотерапии, она изменила облик нашей профессии за последние сто лет с момента ее появления. Если взять всю совокупность статей, книг и заметок, опубликованных по различным проблемам психотерапии за все время ее существования, львиная их доля так или иначе затрагивает проблему сопротивления. В отрыве от идеи сопротивления психотерапия в большинстве случае уже не воспринимается.

Но так ли уж эта идея необходима для психотерапии? Несмотря на всю странность этого вопроса, я произношу его с полной серьезностью. Может ли психотерапии на уровне своей теории и практики обойтись без специфических представлений о сопротивлении? Полагаю, что может. Более того, думаю, не просто не утратит своей ценности, а наоборот, лишь приобретет не использованные до сих пор ресурсы.

Сущность и ограничения концепции сопротивления

Традиционно под сопротивлением понимается поведение клиента, которое препятствует прогрессу психотерапии. Обычно оно имеет отношение к изменениям, которые сознательно клиентом очень желаемы, но бессознательно его страшат. Иначе говоря, сопротивление – это комплексное явление, значительная часть которого лежит за пределами осознавания клиента. По крайней мере, та его часть, которая связана с мотивацией. Другими словами, если клиент саботирует процесс терапии явным или неявным способом, при этом не осознает этого, то он сопротивляется. И общая задача терапевта заключается в том, чтобы помочь клиенту осознать это и освободить процесс терапии от этого препятствия. Ну или сделать его предметом анализа или терапии. Специфика работы с сопротивлением, разумеется, является важной чертой, определяющих своеобразие той или иной школы психотерапии. Мне кажется, это является чуть ли не ключевым фактором методологии большинства психотерапевтических модальностей.

Но вот вопрос – кто и каким образом решает, что сейчас в процессе психотерапии мы имеем дело с сопротивлением? Ответ прост – разумеется, психотерапевт. Явным или неявным образом, но именно психотерапевт. При этом клиент может как вполне разделять это убеждение, будучи инфицированным этой концепцией терапевта, так и игнорировать его или активно противодействовать ему. В последнем случае, разумеется, сам факт саботажа уже является прямым доказательством сопротивления. Вот тут, на мой взгляд, и возникают основные сложности, а также формируется пространство для деформации процесса психотерапии и различного рода профессиональных злоупотреблений. Хочу отметить, что мои рассуждения, представленные в этой работе, имеют совершенно определенную позицию, свойственную психотерапии, фокусированной на переживании. Здесь и далее я буду говорить лишь об отношении к сопротивлению с позиции метода, единственная цель которого – восстановление и сопровождение естественного течения процесса переживания. Более того, я убежден, что с точки зрения методологии многих школ и модальностей психотерапии, все, сказанное мною далее, не будет иметь такого смысла и значения, какое оно приобретает в рамках методологии диалогово-феноменологической психотерапии.

Сопротивление как механизм обеспечения власти терапевта. Коль скоро обладателем инструмента сопротивления является терапевт, то, следовательно, ему и принадлежит власть над процессом психотерапии. Именно ему предстоит определить, в верном ли направлении движется психотерапия. И именно ему предстоит управлять этим процессом. Разумеется, что при таком положении вещей принцип децентрализации власти в поле будет просто подавлен, а сами полевые ресурсы останутся невостребованными. Индивидуалистическая и полевая парадигмы суть альтернативы. Любая попытка присвоить себе или другому власть за происходящее в контакте ведет к коллапсу полевого процесса. Переживание при этом попросту невозможно. Мы можем лишь механическим образом управлять остановленной динамикой, двигая ее вперед тем или иным проявлением волевого усилия.

Сопротивление как универсальный механизм обеспечивающий узурпацию власти концепции. Идея и представления о сопротивлении разворачиваются вне зависимости от мнения клиента. Сам этот статус обеспечивает неприкосновенность и справедливость содержания идеи. В том случае, если клиент с вниманием и пиететом относится к выдвигаемой явным или неявным образом терапевтом идее сопротивления, терапевт и клиент вступают в сговор относительно содержания этой концепции. Если сам клиент подтверждает справедливость моего мнения, то оно, разумеется, верно. Возьмем ситуацию, когда клиент просто-напросто игнорирует соответствующие послания и интервенции терапевта. Это означает на языке культа концепции сопротивления, что клиент пока не готов услышать вас. Когда же клиент открыто конфронтирует с вашей концепцией сопротивления, то самим этим фактом он участвует в доказательстве вашей правоты. Причем сила противодействия прямо пропорциональна истинности вашей идеи. В любом случае вам больше не вырваться за пределы возникшей идеи.

Сопротивление как концепция: коллапс переживания. Как уже вам стало, по всей видимости, очевидным, сопротивление представляет разновидность концепции. А отсюда вытекают и все следствия для природы поля. Во-первых, самим своим существованием концепция блокирует процесс переживания. Следовательно, психотерапия, фокусированная на переживании, просто немыслима с опорой на концепцию сопротивления. Во-вторых, наибольшая опасность для процесса психотерапии находится в том факте, что концепция вообще, равно как и концепция сопротивления в частности, имеет возможность структурировать поле под свое содержание. Поскольку любая концепция стремится к подтверждению, постольку и концепция сопротивления со временем будет структурировать поле, в котором вы будете обнаруживать все больше доказательств ее правоты.

Как любой бред стремится к систематизации, так и концепция сопротивления со временем ее использования в рамках того или  иного терапевтического кейса становится все более стройной и логичной. Терапевт в каждой очередной сессии «видит» все больше доказательств своей правоты. На самом деле он в сговоре с клиентом с каждой сессией все больше формирует этот фактаж. Но сложности с деформацией психотерапевтического процесса здесь только начинаются. Двинемся дальше. В-третьих, любая концепция сопротивления предполагает с собой в связке концепцию работы с этим сопротивлением, в которой есть своя методология, своя техника, свои прогнозы, которые по ходу терапии, разумеется, должны частично или полностью оправдаться и пр. Получается этакий театр двух актеров, игра которых разворачивается по более или менее детально расписанному сценарию. Ну и, наконец, в четвертых, концепция сопротивления со всей беспощадностью блокирует возможность появления в поле феноменологических инноваций, которые не вписываются в ее собственное содержание. Теперь больше ничто не в состоянии потревожить концепцию. Терапевт и клиент живут в «тюрьме» иллюзии, которую создала для них та или иная концепция психотерапии. Как вы, наверное, понимаете, шансов для переживания при таком раскладе становится все меньше.

Сопротивление как способ бегства терапевта от опасной перспективы переживать контакт. Еще одна сложность при использовании концепции сопротивления заключается в том, что она оказывается зачастую универсальным коридором для бегства терапевта из трудной для переживания ситуации контакта. Я даже думаю, что сама идея сопротивления появилась как реализация такого желания. И по этой же причине она, полагаю, стала такой популярной на протяжении всего пути развития психотерапии как профессии. Всегда по умолчанию легче объяснить те феномены, которые возникают в контакте, чем переживать их. Последнее требует порой колоссального усилия и оно, разумеется, более опасно с точки зрения возможности для терапевта столкнуться с теми феноменами в поле, осознавать которые он не очень то и хотел бы. Витальность, которая появляется в тот или иной момент терапевтического контакта – единственный источник феноменологической динамики поля. Она может быть израсходована либо на переживание, либо на концептуализацию – они суть альтернативы. И если концептуализация определяет динамику, то места переживанию либо не остается вовсе, либо оно значительно затрудняется. Невозможно одновременно и концептуализировать свою жизнь, и переживать ее.

Сопротивление как «замораживание поля». Как и любая концепция, сопротивление фиксирует полевую динамику вокруг собственного содержания. Иногда даже значительно эффективнее остальных – в том случае, когда терапевт в этом особенно заинтересован. А как же иначе? Представьте себе сочетание двух факторов. С одной стороны вы встревоженный насмерть терапевт – встревоженный тем, что что-то в терапии идет не так или не так быстро, как хочется вам, или вообще в терапии наступил некий острый кризис. С другой стороны, кто-то из коллег или супервизор, или ваш «внутренний голос» говорят вам: «Да это же сопротивление (ну или перенос)! Клиент-то пограничный (или довербальный)!» И вот вся витальность поля, свернутая в пружину нарастающим кризисом терапии, мгновенно упаковывается в готовую подсказанную форму. Теперь попробуйте сказать себе: «Ладно, не концептуализируй, пожалуйста! Просто дай возможность полю течь своим потоком!» Уверен, что в большинстве случаев у вас ничего не получится, или произойдет с таким трудом, что потребует от вас остатков витальности. И это на фоне все существующего актуального соблазна придать форму и объяснение происходящему в процессе терапии. Эта задача по трудности в выполнимости значительно выигрывает традиционное испытание для любопытных под названием «Вот только не думай сейчас о белых как снег обезьянах!»

В данном контексте сложность возникает не только в том, что концепция становится очень влиятельной – об этом я писал выше. Дополнительную опасность я вижу в том, что такая ситуация фиксирует прегнантную динамику. Что это значит? Это означает, что фигура концепции сопротивления фиксирует все энергетические ресурсы вокруг себя, не давая возможность проявиться ФОНУ. А именно актуализация фона является необходимым условием восстановления переживания, да и для любых изменений в процессе психотерапии. Фон оказывается огорожен высокой стеной от узкого мира концепции сопротивления. И это при том, что все ресурсы для изменений терапевтического процесса и самого человека находятся именно там. Более того фон занимает радикально больший объем поля. И теперь как в старые времена «железного занавеса» ничто не может поколебать установившийся режим концепции сопротивления. Пока «берлинская стена сопротивления» не рухнет, статус-кво не может быть поколеблен. Все изменения в процессе психотерапии будут происходить лишь в рамках актуальной концепции «сопротивления». В итоге и терапевт и клиент станут гиперкомпетентными в вопросе сопротивления, но инновации не будут на протяжении всего этого времени поступать в процесс терапии.

Полагаю, не стоит больше критиковать универсальность концепции сопротивления и ее значения для психотерапии. Моя точка зрения, по всей видимости, уже достаточно прояснена, несмотря на то, что некоторое количество аргументов у меня еще и осталось. Поговорим сейчас немного о еще более глубоком положении классической психотерапии, которое является в некотором смысле ее фундаментом – о бессознательном.