Влияние эдиповой зависимости (ситуации) на возникновение деструкций психики

Исследование влияния эдиповой зависимости на психику субъекта нуждается в определении понятия "эдипов комплекс". Психоаналитический словарь так раскрывает эту категорию: ″Эдипов комплекс – упорядоченная совокупность любовных и враждебных желаний ребенка, которые направлены на родителей″. В психоанализе акцентируется на присущей ребенку потребности в родительской защите, любви, единстве с родителями, что указывает на положительный аспект развития эдиповых стремлений. Вместе с тем исследователями ставится акцент на возникновении амбивалентных чувств (любовь и ненависть) к либидному объекту. Ребенок стремится к единению с родителем противоположного пола, но вместе с тем ощущает конкуренцию и желает смерти родителю своего пола, что является проявлением отрицательного эдипового комплекса.  На бессознательном уровне деструктивные аспекты эдиповой ситуации влияют на психическую жизнь ребенка, порождая внутренний конфликт и актуализируя мортидные тенденции.

Обремененность субъекта чувствами ревности, зависти, ненависти, чувством неполноценности, ощущением униженности связаны с эдиповой ситуацией развития, в которой происходит зарождение деструктивных тенденций. К ним относятся тенденции к психологической импотенции и психологической смерти. Возникновение этих тенденций связано с блокированием либидных чувств ребенка к близким людям, что обуславливает появление амбивалентных чувств. Такая амбивалентность связана с борьбой либидных и мортидных чувств.

Указанное выше подчеркивает весомость понятий ″либидо″ – активной жизненной силы, которая действует с момента рождения человека, и "мортидо" – энергии разрушения, омертвления. Реализация либидной энергии связана не только с сексуальным инстинктом (как подчеркивает психоанализ), но и с эмоциональным фактором единения ребенка с родителями (ощущением эмоциональной близости, желанности для родителей). Ощущение ненужности, обиды, ревности, зависти, отстраненности, ненависти, нежелательности, которые могут возникать у ребенка в ходе взаимодействия с родителями, предопределяют появление чувств обездоленности, чужеродности, неполноценности, что является проявлением мортидных тенденций. Близкой позиции придерживался З. Фрейд, делая акцент на деструктивном влиянии на психику субъекта блокирования выражения либидной энергии. Исследователь отмечал, что такое блокирование связано с социализацией индивида. З. Фрейд пишет: "Ранний расцвет инфантильной сексуальной жизни субъекта был обречен на гибель из-за несовместимости его желаний с реальностью и ограниченностью детского развития. Этот расцвет погиб, сопровождаясь сильными душевными страданиями‚ которые обусловили возникновение ощущения неполноценности‚ ревности, зависти, что является проявлением энергии мортидо".

В эдиповой ситуации "усекается" принцип удовольствия через запреты, наказание, отстранение, ограничение ребенка социальными нормами. Все это делает невозможным интимное единение с объектом либидо и порождает омертвение, блокирование чувственности субъекта. З. Фрейд утверждает, что когда ребенок "поворачивается лицом" к социуму, это ″оказывает содействие пониманию того, что удовлетворение притяжений дает нам не только счастье, оно является первопричиной тяжелых страданий, когда внешний мир отвечает отказом нам в удовлетворении нужд и обрекает на их лишение". Это является опытом разъединения, обособления от родителей. Такие преграды на пути единения с либидным объектом травматичны для психики ребенка, ведь у него актуализируются тенденции к разъединению, психологической импотенции и психологической смерти. Итак, вместе с тем с тенденцией к единению с родителями на началах поведения ребенка (быть пассивным, зависимым и слабым) действует тенденция "разъединения" (быть сильным и независимым).

Так, эдипова ситуация может предопределять возникновение социально значимой детерминанты "от слабости – к силе". Последнюю представляет наш эмпирический материал, где анализанды ставят акцент на стремлении доминировать над окружением, ощущать силу через омертвление собственных чувств, что разрешает им ощутить себя адаптированными к социальной жизни. Представим выборку утверждений протагонистов: "Любовь – это слабость, которая мешает мне в социальной жизни, я блокирую в себе любые проявления таких чувств"; "Я ненавижу родителей, ведь они контролируют каждый мой шаг, а это мешает мне в социальном самостановлении. В то же время, отказываясь от такого контроля, я ощущаю собственное одиночество и ненужность ″; "Я достигну успеха любой ценой, чтобы они (родители) поняли, кем я есть"; "Умру, мама, у тебя на глазах, чтобы ты видела, как мешала мне в жизни"; "Я не хочу быть зависимым от родителей – это мешает моей карьере″. Такие высказывания демонстрируют, как действует тенденция "от слабости – к силе", когда ради социальной адаптации субъект способен омертвлять, блокировать свои чувства и приобретать таким образом иллюзорую силу. Инфантильное желание любви, единства порождает внутренний конфликт между стремлениями оставаться ″ребенком″ (следовать принципу удовольствия) и быть ″взрослым″ (руководствоваться принципом реальности).

На действии фактора разъединения сосредоточивают внимание такие исследователи: Д. Айке, Дж. Боулби, А. Грин, Ф. Перлз, Э. Фромм, Р. Шпиц. Авторы утверждают, что эмоциональная черствость, отстраненность ребенка от матери блокируют развитие субъекта. Дж. Боулби подчеркивает, что благосклонность ребенка к матери имеет ведущее значение в развитии психики индивида. Исследователь утверждает, что эмоциональная глухота, отстраненность матери могут порождать деструкции психического развития ребенка. К таким деструкциям автор относит: агрессивность, депрессивность, недоверчивость, неумение строить отношения с окружением, что дезадаптирует индивида. Ощущение разъединения с матерью, которое переживает ребенок, порождает эмоциональное отчуждение, со временем находящее выражение в эмоциональной ″глухоте″. Дж. Боулби отмечает, что ″злокачественные″ события детства дезадаптируют индивида, формируя у него базальный страх опасности.

Близкой позиции придерживается М. Эйнсворт, которая подчеркивает, что при условиях потери эмоциональных связей с матерью у ребенка возникает нарушение благожелательности к ней. Такие нарушения могут порождать у субъекта агрессивность, грубость, эмоциональную закрытость, стремление доминировать над окружающими, что приводит к разрушению отношений. Исследовательница вводит понятие ″нарушение материнского отношения″, которое характеризует разъединение общения матери с ребенком и выражается в авторитаризме, отстранении, гиперопеке, инфантилизации ребенка, что фруcтрирует его потребности [268]. Э. Фромм отмечает феномен гетерономного влияния блокирования развития ребенка матерью через запрет на спонтанное выражение его желаний и потребностей, что блокирует психологическое развитие ребенка, капсулируя его внутренний потенциал и порождая тенденцию к психологической смерти. А. Грин описывает феномен ″мертвой матери″, которая способна психологически омертвить ребенка. Синдром ″мертвой матери″ обостряется на эдиповой фазе развития, когда происходит эротизация отношений между ребенком и родителями. Мать, неспособная на выражение эмоций, является внутренне омертвевшей, поэтому ребенок находится в поисках компенсаторного объекта. Исследователь подчеркивает, что нередко отец является таким же эмоционально ″мертвым″, как и мать, поэтому феномен ″мертвого отца″ является аналогом ″мертвой матери″.

А. Грин так описывает проявление синдрома ″мертвой матери″: ″Умершая″ от боли мать больше не может быть для живого ребенка источником нарциссизма, любви, которая является необходимой для поддержки ребенка. Все это может привести к трагическим для психики ребенка последствиям″. Мать ″поглощает″ ребенка, блокирует его эмоции, что служит причиной психологического омертвения и обуславливает возникновение в психике ребенка ″черной дыры″, ″эмоциональной пустоты″. Это глубоко деструктирует психику субъекта, порождая у него ощущение одиночества, бесперспективности жизни, страха смерти. Последнее подтверждают наши практические исследования, которые позволяют выделить факторы такого деструктивного влияния: отдача родителями ребенка на воспитание родным (дедушкам, бабушкам), в детский дом, а также физические наказания (избиение) и моральное наказание одиночеством, эмоциональной отчужденностью родителей, игнорированием, словесными обидами и т. п. Игнорирование потребностей и желаний ребенка приводит к омертвлению его внутреннего мира. Мать психологически умирает в эмоциональном мире ребенка, т. е. превращается в объект, который омертвляется.

Травматические переживания – одиночество, невнимательность родителей, эмоциональная обездоленность – деструктивно влияют на дальнейшую жизнь субъекта, обусловливая у него возникновение депрессивных, суицидальных  тенденций. Приведем примеры таких утверждений: ″Я так боялась, когда родители бросали меня одну в темной комнате, что до сих пор их ненавижу за это″; ″Когда в детстве я старался показать свое ″Я″, мать могла оставить меня среди дороги и пойти. Я же кричал от ужаса так, что срывал голос″; ″В детстве меня пугали тем, что отдадут Бабе-яге и она меня съест, ведь такие непослушные дети не нужны родителям″; ″Однажды мать сказала, что ей не нужен такой глупый ребенок, и выставила меня за дверь на мороз в юбке и старых тапочках″. По утверждению протагонистов, такие переживания сопровождались страхом уничтожения, смерти, ощущением непринятия, ненужности родителям.

Механизм действия такого влияния отмечен Х. Оггиевой, который утверждает: ″Психика, которая построена менее крепко, не выдерживает давления постоянной тревоги. Психика, которая построена крепче, остается извне спокойной, а механизм, который стоит за ней, ломается от напряжения″. Ощущение душевной боли может вызвать регрессию к инфантильности, которая проявляется в явлениях инфантилизма: пассивности, страха ответственности, агрессивности и т. п.

Травматические переживания детства, связанные с отчуждением от родителей, повлияли на возникновение тенденций к психологической импотенции и психологической смерти. На бессознательном уровне действует тенденция замещения либидного объекта, что выступает "терапией" от травматических переживаний детства. Субъект стремится к получению любви от окружения, но вместе с тем недоверие к такому чувству, которое было заложено в раннем детстве, создает преграды на пути единения с другими людьми. Это задает направленность психики к психологической импотенции и психологической смерти. Последнее порождает разрушение отношений с окружающими людьми из-за страха измены, обиды, приписывания им завистливых намерений, агрессивных проявлений и т. п. Таким образом, субъект искривляет реальность, с целью обеспечения (хотя и иллюзорно) ощущения защищенности.

Ребенок получает первый опыт омертвления любви из-за невозможности открытого проявления чувств вследствие ограничений и запретов со стороны социума. П. С. Гуревич утверждает, что мать на бессознательном уровне может ″убивать″ ребенка, мешая его психологическому развитию. Такое блокирование может осуществлять авторитарная, властная мать, которая ломает волю ребенка ради формирования его покорности. Поэтому послушание рассматривается исследователем как ″детоубийство″. Гиперопека, чрезмерная любовь порождают "слияние" ребенка с родителями, которые деструктируют психику. Ребенок становится безынициативным, тревожным, у него отсутствует собственная мысль. Ребенок психологически импотируется: становится зависимым от родительских убеждений, программ. ″Слияние″ с родителями может быть настолько сильным, что дети теряют собственное ″Я″. Подобные проявления являются формой психологической смерти, ведь субъект психологически "не существует", он проживает свою жизнь словно "за другого человека". Поэтому нередко клиенты изображают себя слитым с родителями или с любимым человеком, заявляя, что они  лишь "оболочка", а другие живут в них. Нередко субъект изображает себя как пустое место, а значимый человек будто заменяет его самого. При этом утверждается: ″У меня нет собственной мысли, я всегда присоединяюсь к мыслям других″.

Влияние на психику ребенка чувств отчужденности, непринятие со стороны родителей подчеркивалось Дж. Аланом, Ш. Ференци. Ш. Ференци утверждает: ″Дети, которые наблюдают проявления антипатии или нетерпеливости со стороны матери, могут утратить желание жить... У детей, с которыми жестоко вели себя родители, есть желание и готовность к смерти. Они используют любую возможность для того, чтобы уйти из жизни, но если им удается этого избежать, то ощущение отвращения к жизни и пессимизм их не оставляют″, что свидетельствует о деструктивном влиянии ″черной педагогики″ на психику ребенка.

Близкой позиции придерживается А. Миллер, делая акцент на том, что травмы детства являются наиболее значимыми в формировании личности субъекта. Исследовательница указывает на то, что чувства ребенка настолько сильны, что их блокирование может привести к прекращению формирования его эмоциональной сферы. Ребенок оказывается во ″внутренней тюрьме″, он становится заложником своих переживаний. Автор приводит пример самоанализа женщины, которая в детстве подвергалась физическому наказанию за веру в Бога: "Наказание было очень жестоким. Десять дней для меня были такими длинными, что, наверное, ни одна совесть не сможет простить это отцу. Он бил меня по вытянутым маленьким ручкам острой палкой. Семь ударов каждый день по каждой руке: в общем количестве больше, чем сто сорок ударов. В конце концов с чистотой детских мыслей (религиозностью) было покончено. Что бы там не происходило в раю – Адам, Ева, Лилит или хитрый змей и яблоко, гнев всевышнего, его указывающий перст, – все это было мной забыто. Никто другой, как родной отец, выгнал меня из рая". Такие травматические переживания предопределяют появление чувств бесперспективности, одиночества, ощущение "отрезанности жизни", восприятие жизни как "тупика". Человеку кажется, что жизнь будто проходит вне его, он ощущает себя тенью, воспринимает жизнь ″через стекло". Итак, остаточные явления эдиповой ситуации могут выражаться в таких показателях, как невозможность доверять окружению, свободно выражать чувства из-за боязни измены, непонимание, зависимость от окружения через несамостоятельность, ощущение одиночества. Такие чувства являются производными от пережитой эдиповой ситуации. Именно там субъект получил первый опыт ″разъединения″, что вызвало возникновение тенденций к психологической импотенции и психологической смерти.

В отдельных случаях спасением от чувства недоверия к окружающим, одиночества является влечение человека к религиозной вере. Ведь именно в религии субъект получает возможность найти утраченную любовь, доверие без боязни измены – "земной рай", – даже ценой собственной жизни. Субъект слепо верит в свое новое рождение, единение с ″величием″, ″могуществом″, что является символической подменой родителей. Через такое иллюзорное единение субъект приобретает новое "дыхание", интегрируясь с силой, но такая интеграция является иллюзорной. Иллюзорность единения с либидным объектом связана с тенденциями к жизни и к смерти. Субъект стремится оживить отношения путем отступлений от реальности, что характерно для тенденции к психологической смерти. Во время анализа психологического материала протагонистов было выявлено, что тенденция к психологической смерти может вуалироваться тенденцией к жизни, т. е. мортидо может превращаться в либидо.

Примером таких метаморфоз могут служить регрессивные, деструктивные поступки субъекта, когда через агрессию, нанесение физической боли другому человеку у обидчика пробуждаются либидные чувства, и он ощущает безграничную любовь к своей жертве, жалость, сочувствие и т. п. Субъект бессознательно может быть заинтересован в пребывании в позиции жертвы, что позволяет ему преодолевать депрессивные состояния и ощущать психологическую силу (иллюзорно) – за счет переживания страданий. Иллюстративным примером того, как либидо превращается в мортидо и наоборот – мортидо на либидо, – выступают поговорки: "От любви до ненависти – один шаг", "Бьет – значит любит" и т. д. Можно провести параллель с эдиповой ситуацией, в которой ставились запреты, и ребенок, находя в себе силы, старался адаптироваться к реальности через омертвление собственных желаний и стремлений. Единение с либидным объектом на чувственном уровне подменялось агрессией, жестокостью. Поэтому замещение такого единства может происходить через энергетическую "мощность" на физическом уровне, что может выражаться в сексуальных отклонениях, садизме, мазохизме. В качестве иллюстративного примера приведем детство А. Гитлера, А. Ейхмана, Г. Гиммлера, которое прошло в пытках, жестоких наказаниях. Литературные источники свидетельствуют, что в интимной жизни этих людей наблюдались проявления мазохизма, садизма, а единение с интимным партнером происходило через его страдание (смерть, увечья). Так, А. Гитлер держал своих женщин в изоляции и под строгим надзором; жестокие запреты, сексуальные отклонения привели к самоубийству его первую любовницу и побуждали к этому вторую.

Либидный объект может быть для ребенка не только источником живой энергии, а и энергии мортидо. К. Хорни утверждает: ″Шрамы от раннего любовного опыта остаются на всю жизнь и, безусловно, будут сказываться в дальнейших отношениях с противоположным полом″. Заинтересованность субъекта в страданиях может выражаться в тенденции к самонаказанию, в основе которого лежит чувство вины, которое было сформировано в эдиповой ситуации. Субъект на бессознательном уровне ″загоняет″ себя в переживание эмоциональных страданий, которые позволяют (иллюзорно) убеждаться в собственной психологической силе: "Я выжил в таких трудностях, а другого на моем месте уже не было бы". Для примера приведем высказывание протагонистов в процессе психоаналитической работы: "Я покончу жизнь самоубийством, чтобы вы поняли, какой я была", "Я буду провоцировать отца, чтобы тот бил меня, и не буду больше кричать, чтобы он увидел, насколько я сильный" и т. п. Примером также может служить щеголяние индивидом шрамами, увечьями, годами, проведенными в тюрьме, что демонстрирует маскировку мортидных тенденций животворными.

Эдиповая ситуация деструктирует интимные отношения через блокирование энергии либидо, которая была направлена на удовлетворение первичных влечений к близким людям, и актуализирует амбивалентность чувств. Омертвление либидного тяготения обусловливает своеобразное блокирование чувствительного аспекта и выражается в невозможности поддержания интимных отношений, в отказе от удовольствий (аскетизм, монашество), неспособности на близкие, искренние отношения, недоверии к любви со стороны партнера, неспособности выражать любовь к другому человеку и т. п.

Эдиповая ситуация детерминирует поведение субъекта через создание определенных программ, которые направлены на реализацию инфантильных потребностей детства, а именно: потребности в любви, самоутверждении, безопасности, поддержке и т. д. Эдиповая зависимость оказывает деструктивное влияние не только на интимную жизнь субъекта, но и на сферу общения, выявляясь в разрушении контактов с окружающими, зависти, ревности, конфликтности, чувстве неполноценности, желании подчинить, доминировать и т. д.

Тенденция к психологической смерти на уровне общения может проявляться в безэмоциональности, "холодности" отношений с окружением из-за страха непонимания и непринятия субъекта социумом. Ощущение одиночества, ненужности, ненависти может приобретать объектность и переноситься на ситуацию общения. Это препятствует субъекту в достижении конструктивной цели, порождая импотирование, омертвление отношений. Глубинной детерминантой таких состояний является эдиповая ситуация, при которой наказывается инициативность, устанавливаются жесткие запреты на проявление эмоций и активность, происходит внушение страха перед социумом, который может обусловить блокирование жизненного потенциала и эмоциональную омертвелость. Травмирующие переживания детства (эдиповая ситуация), вызванные запретами, страхами и страданиями, фиксируются в психике субъекта и способны блокировать энергию либидо, тем самым активизируя энергию мортидо.

 

Отрывок из книги (ссылки на литературу в статье)

 

Яценко Т. С., Глузман А. В., Калашник И. В. Глубинная психология: диагностика и коррекция тенденции к психологической смерти. Учеб. пособие. – Ялта: РВУЗ КГУ, 2008. – 204 с.