Блаватская Елена Петровна » Загадочные племена на «Голубых горах»

К моему изумлению, мать не остановила девочку, не сделала никакого замечания. На мой вопросительный, удивленный взгляд она только ответила как бы тоже с маленьким смущением: «Тодды во всем странное племя… Они родятся и живут среди буйволов. Они дрессируют их годами, и действительно можно подумать, будто они ведут между собою разговоры».  

Узнав мистрис Т. и ее семейство, женщины вышли на дорогу и окружили нас. Их было пять: одна с ребенком совершенно голым, невзирая на холодный дождевой вихрь; три молодые и очень красивые и одна старуха, еще очень благообразная, но зато уж очень грязная. Эта подошла прямо ко мне и спросила, должно быть по-канарезки: кто я такая. Вопроса я, конечно, не поняла и поэтому за меня ответила одна из молодых девушек. Но когда мне были переведены как вопрос, так и ответ, то последний показался мне чрезвычайно оригинальным, хотя и не очень правдоподобным.  

В этом ответе я была представлена публике «чужеземной матерью и любящей дочерью буйволов», по уверению переводчицы. По-видимому, это описание успокоило и даже обрадовало грязную старуху, потому что без такой рекомендации, как я узнала после, меня бы и не допустили присутствовать при вечерних обрядах с буйволами. Старуха тотчас же побежала и, вероятно, передала сведения другому, старшему тералли, который, будучи окружен группой молодых священнодействующих, стоял вдали в живописной позе, опершись локтем на блестящую черную спину уже знакомого нам буйвола «вожака». Он тотчас пошел к нам и заговорил с мистрис С., которая знала их язык не хуже туземца.  

Какой представительный великолепный старик! Я невольно сравнивала этого аскета гор с такими же аскетами индусами и мусульманами. Сколько последние кажутся расслабленными, мумиеобразными, столько тералли-тодда поражал нас здоровьем и силою своего мощного, высокого и крепкого, как вековой дуб, тела. Седина еле серебрила его бороду и густые, падающие тяжелыми прядями на спину, волосы. Прямой как стрела, он подходил к нам не торопясь, и мне казалось, будто к нам приближается ожившая, вышедшая из своей рамы фигура Велизария. При виде этого чудно-живописного гордого старика, глядевшего царем, переодетым в рубище, и его шести замечательно мощных и красивых капиллолей, во мне проснулось с новою силой чувство жгучего любопытства, неутолимое желание узнать все, что только было возможно, о его племени и особенно о его тайнах.  

Но то было напрасное и в ту минуту совсем неудовлетворимое желание. Я не говорила даже, как многие из моих европейских знакомых, на их языке. Мне оставалось ждать терпеливо и безропотно, наблюдать и принимать к сведению все, что мне будет дозволено увидеть.  

В тот вечер я увидела только следующую любопытную церемонию, которая повторяется тоддами ежедневно.  

Солнце почти совсем зашло за верхушкой деревьев, когда тодды стали готовиться к загону своей священной скотины. Рассыпанные по поляне штук сто буйволов мирно паслись вокруг «вожака», который никогда не оставляет своего наблюдательного поста в центре стада. У всех были привязаны колокольчики к рогам. Но тогда как у других они были медные бубенчики, «вожак» отличался чистым серебром своих колокольчиков и золотою серьгой в ухе.  

Церемониал начался тем, что стали отделять буйволят от маток и запирать их в отдельные хлева, пристроенные к туэлю, до утра. Затем отворились широкие ворота очень низкой стены, до того низкой, что мы с дороги видели все происходившее в туэле. Звеня колокольчиками и погремушками, буйволы стали входить один за другим и устраиваться рядами. То были самцы, а буйволицы ждали очереди, которая приходила для них после. Каждого буйвола подводили к устроенной во дворе цистерне или, попросту, луже; обмыв, его вытирали сухою травой, поили, а затем запирали в тирири.  

Но в чем же состоит интерес обрядов? По мере того, как буйволы подходят к воротам, миряне обоих полов (то есть, около восьмидесяти мужчин и две-три дюжины женщин разных возрастов) становятся в два ряда по обе стороны ворот, мужчины по одну, а «матери» по другую, а затем все отвешивают по низкому поклону буйволам, каждому поочередно. При этом все делают какие-то непонятные жесты, означающие у них глубокое уважение. То же самое делается для буйволиц. Только кроме этого «матерям» приходится класть перед каждою маткой по земному поклону и протягивать ко всякой руку с клочком травы. Счастлива та «мать», от которой главная буйволица удостоит принять лакомый корм! Это считается лучшей приметой.  

Убрав и заперев буйволов, мужчины принимаются доить буйволиц; женщину животное к себе и не подпустит. Эта священная церемония длится часа два, так как сосуды из древесной коры, наполненные молоком, обносят семь раз вокруг выдоенной самки, и только затем уже они относятся в молочную, особенный домик, который содержится в необыкновенной чистоте. Доят одни «посвященные», то есть «капиллолы» под присмотром главного тиралли, или первосвященника.  

Когда все молоко выдоено и готово, ворота туэля запираются, и посвященные входят в буйволятник. Тогда, по уверению баддагов, комната за буйволятником освещается многими лампочками, которые горят до утра. Это жилище одних посвященных. Что совершается в этом тайнике до утра, никто не знает, да и нет надежды, чтобы кто когда узнал. Тодды презирают деньги; подкупить их, не нуждающихся решительно ни в чем и смотрящих на все чужое, не свое, с полнейшим равнодушием, фактически невозможно. Как весьма верно указано капитаном Гаркнессом и другими, прожившими с ними целые годы свидетелями, тодды – бессребреники, в полном смысле этого слова.  

Глава 4  

«Объяснения (индуктивных наук) необходимо приводят нас со временем к необъяснимому. Поэтому самые глубокие истины должны оставаться для нас неразъясненными».  

Герберт Спенсер  

Фальшивое положение беспристрастного летописца. – Страница из темного прошлого тоддов, баддагов и муллу-курумбов. – Их предания. – Сопоставления с «Рамаяной» – Где кончается фантазия и начинается правда? – Заключение, к которому описанные факты приводят беспристрастного наблюдателя.  

Вынужденная в этом рассказе опираться касательно феноменальных способностей тоддов и курумбов на свидетельство мистрис Морган и ее семейства, я чувствую, что глазах неверующей публики это очень ненадежная опора. Нам скажут, вероятно: «Теософы, психисты, спириты, – все это одно и то же, все вы верите в то, во что наука не только не поверит, но что она всегда отвергала с должным презрением… Ваши факты – галлюцинация, которую вы разделяете, но которой не поверит ни один благоразумный человек».  

К этому мы давно приготовлены. Если мир науки, а за ним и толпы, которые желают рисоваться в ее сиянии, бесцеремонно отвергли показание в этом вопросе некоторых из своих великих ученых, то не нам надеяться убедить публику: если свидетельство профессора Геера (Hare), Уоллеса, Цёльнера, Крукса и стольких других светил науки пошло за ничто; когда мы знаем, как эти толпы, которые еще накануне поизносили подобострастно имена своих великих изобретателей, сделавших важные открытия в науке, говорят о них теперь чуть ли не с улыбкой презрительного сожаления, как о свихнувшихся с ума людях, то наше дело должно считаться заранее проигранным. Смешно надеяться заинтересовать скептиков, заставить их взглянуть серьезно на «колдовство» других – полудиких племен, когда свидетельство и научные опыты в спиритических явлениях вышесказанных ученых были осмеяны. Радиометры да разные неизвестные до того химические комбинации у них достало ума открыть; а вот наряженные материализованными духами куклы медиумов, то есть надувательство грубое и очевидное, как нос на лице, как слона в кунсткамере, они и не приметили! Бедные, простодушные, легковерные ученые! Но, быть может, нам еще удастся показать, что те из их собратьев, которые так сурово отвергают их свидетельство, а особенно образованный класс общества (настоящее Панургово стадо), гораздо легковернее тех, кто склонился перед неопровержимыми фактами.  

Кто из заинтересованных психологическими вопросами дня не помнит как серьезно и добросовестно изучал все эти вопросы в продолжение нескольких лет химик Крукс? Доказав совершенно неопровержимыми опытами с помощью научных аппаратов, что феномены самого необъяснимого характера происходят иногда в присутствии так называемых медиумов, он доказал тем самым и существование таких неисследованных сил и способностей в человеке, о которых еще и не снилось Королевскому обществу. За это открытие, взволновавшее в те дни всю верующую, а особенно неверующую Европу и Америку, сказанное общество, как французская академия в отношении Шарко, чуть не изгнало честного мистера Крукса из своей среды, слепоглухой ко всему духовному и психическому. Не помог и радиометр, не помогло и открытие «лучистой материи».  

Дойдя до этого пункта, нам придется, однако оговориться.  

Мы просим читателя помнить, что этот рассказ далеко не пропаганда спиритизма. Мы просто заявляем факты; делаем попытку открыть глаза публике на счет реальности многих ненормальных, странных, еще необъясненных, но никак не сверхъестественных явлений. Веря в феномены медиумов, то есть в их настоящие, а не подставные явления, из которых последние, к сожалению, составляют более 70 %, большинство теософов отвергает теорию «духов». Лично пишущая эти строки не верит ни в материализующиеся души умерших, ни в объяснения спиритов: менее же всего, в их так называемую философию. Почти все феномены, о которых столько говорили за последнее двадцатипятилетие, также реальны и неопровержимы, как и существование самих медиумов. Но характер этих явлений настолько же имеет в себе то, что называется spiritualite, как те честные кузнецы и столяры, которые начинают на юге Франции и Германии представлять апостолов в деревенских мистериях и которых церковные старосты выбирают за жилистые руки и здоровенный рост.  

Такую веру в одно и неверие в другое со мною разделяет, как сказано, большинство современных так называемых спиритуалистов и членов теософического общества: брамины Индии, с одной стороны, и несколько сотен весьма опытных (по части спиритизма) и ученых лиц в Европе, с другой, к каким ученым принадлежит и великий химик Крукс – n'en deplaise aux sirites, которые рассказывают совсем другое, указывая на него во всех своих публикациях, как на убежденного спирита.  

Спириты крепко ошибаются. Одно время, когда мы еще не знали лично мистера Крукса, эти легенды о нем нас весьма смущали. Но в апреле 1884 года, в его доме, в Лондоне мы ему поставили при многих свидетелях, а затем и когда мы были одни, этот прямой вопрос. Крукс отвечал прямо и не колеблясь, что в описанные им явления с медиумами он верит так же твердо, как и в свою «лучистую материю», которую он нам тогда показывал и объяснял; но что в посредничество духов он давно не верит, хотя одно время и был склонен к этому.  

– Так кто же была «Katie King»? – спросили мы.  

– Не знаю, вероятнее всего, двойник мисс Ф. Кук (медиума), – отвечал он добавляя, что есть серьезная надежда, что физиология и биология скоро убедятся в существовании такого полуматериального двойника в человеке.  

На это нам опять весьма вероятно возразят, что существование таких ученых, которые верят в двойников и даже в спиритизм, еще не доказывает реальности ни двойников, ни феноменов медиумов. Нам скажут, что в семье не без урода; что такие ученые составляют, наконец, меньшинство, а такие, что отрицают наповал все еще не доказанное современною наукой, находятся в громадном большинстве. Не станем спорить. Заметим только, что у нас пока и умные люда имеются в виде весьма малого процента от общей суммы не только человечества, но даже образованных классов. Меньшинство также ничего еще не доказывает. Большинство имеет лишь одно видимое преимущество над меньшинством: преимущество грубой животной силы. Оно садится на меньшинство и старается раздавить его, или, по крайней мере, заглушить его голос. Это мы видим всюду. Массы поклонников общественного мнения производят давление на тех, кто предпочитает ему истину. Королевское общество и академии давят ученых, которые осмеливаются переступать – опять-таки во имя этой попранной истины – резко начертанный ими рубеж вокруг их узкой материалистической программы. Спириты силятся побить и даже уничтожить теософов… Все это в порядке вещей. Есть, конечно, много и умных людей, твердо верующих в личное присутствие душ умерших на спиритических сеансах; в облеченных материей «духов»; в их откровения; в философию Аллана Кардека и даже в непогрешимость профессиональных, публичных медиумов. Оказывая должное уважение всякому личному верованию, все-таки мы не разделяем верований спиритов. Мы позволяем себе держаться, до поры до времени, собственных убеждений. Только время да помощь науки, когда она переменит тактику, могут нам показать, кто из нас прав и кто ошибается.  

Убедясь окончательно, что такие авторитетные учреждения, как Королевское общество и европейская академия наук, никогда (по крайней мере, еще не скоро, не при нашей жизни) не окажут нам помощи: что большинство ученых решилось, кажется, изгнать навеки из своей среды все подобные психологические явления: что обо всем поверхностно судящая публика клеймит печатью грубого суеверия все то, чего она не понимает (многие, вероятно, страшась понять); что, наконец, все они согласятся называть истиной и фактом лишь собственные, почему-то ими принятые, заключения, хотя большинство научных теорий при каждом шаге вперед науки испокон века лопались одна за другой; видя все это и убедясь, как тщетны наши усилия изменить дух времени, мы и решились действовать и искать объяснений сами.  

Два года мы собирали сведения и изучали «колдовство» курумбов и более пяти лет подобные проявления той же силы в различных племенах Индии. Главным советом общества был назначен комитет, и всякие меры были приняты против могущего иметь место обмана. Наши сочлены, выбранные из среды самых ярых скептиков, пришли единодушно к одному заключению: «Все, что рассказывают об этих племенах, основано на истинных фактах. За исключением, конечно, огромных преувеличений суеверной массы народа: – эти факты неоднократно были доказаны. Как, в силу какой способности, тодды, курумбы, яннади и другие племена производят известное действие на людей, – мы не знаем, как и не беремся объяснять. Мы только заявляем то, что сами видели».  

Так говорили наши сочлены, индусы, воспитанные в современном духе английской цивилизации, то есть материалисты, в полном смысле слова, и не верующие ни в собственных богов, ни в духов спиритов. Так говорили и мы, хотя имеем сильное подозрение, равняющееся убеждению, что эта сила в нильгирийских колдунах есть наш старый знакомый: «психическая сила» докторов Карпентера и Крукса. Мы долго приглядывались к этому столикому Протею, овладевавшему, бывало, и нами. Мы делали опыты столь же тщательные, серьезные, беспристрастные над собою, как и над другими. Мы пришли к заключению, что как перед докторами Шарко, Круксом, Цёльнером, так и перед нашими глазами – в отношении к «колдунам» действовала одна и та же сила; но что разнообразие ее проявлений зависит преимущественно от такого же разнообразия человеческих организмов; затем, от среды и обстановки, среди которой она проявляется; много от климатических условий и, наконец, от умственного направления так называемых «медиумов».  

Продолжая говорить о «колдовстве» и опираться на свидетельства множества лиц, не одного семейства Морганов, конечно, я употребляю термин в его переносном смысле. Понятно также, что призывая других свидетелей, я хочу оградить тем самым собственные показания от незаслуженного подозрения, даже в преувеличении. Говоря другими словами, я скорее страшусь нарекания: a beau mentr gui vient de loin, нежели ищу оправданий перед скептиками. Во мне нет ни уважения, ни страха ко всеотрицающему духу современной науки. Избирая основным грунтом, канвою, так сказать, своего рассказа, столько же плоды исследований и гипотезы других лиц, сколько и результаты собственных наблюдений, я имею в виду скорее истину, нежели le gu, en dira-t-on отрицателей. Поэтому я и продолжаю зашивать эту канву фактами, предпочитая им вечные гипотезы, вечно лопающиеся, как мыльные пузыри.