А.В. Манойло. Модель информационно-психологической операции в международных конфликтах

Существующие сегодня модели, способы, методы и технологии психологического воздействия на конфликтные ситуации имеют достаточно четко выраженные культурно-цивилизационные и национально-государственные особенности. В целом, все их разнообразие можно объединить в рамках четырех культурно-цивилизационных моделей (или направлений): англо-саксонской (представители — США, Великобритания и страны Британского содружества), восточноазиатской (Китай, Вьетнам, Таиланд, Тайвань, Япония), романо-германской (Германия, Франция, Италия, скандинавские страны) и ближневосточной (исламский мир: арабские страны, Иран, Пакистан, Турция, Индонезия).

Представители англо-саксонского направления, в соответствии с протестантским мировоззрением, рассматривают урегулирование конфликтов в основном как возможность переделать, трансформировать мир под себя, под собственную модель общества, и именно эту цель преследует большинство разрабатываемых США технологий информационно-психологического урегулирования конфликтов. Проблема борьбы с международным терроризмом почти превращается из политической в религиозную, когда президент США заявляет, что «каждая страна должна знать, что война с террором для Америки является не просто политикой, а настоящим обетом»[1]. Кстати, идеологема об обязательном, неизбежном и абсолютно безвозмездном экспорте демократии от США во все иные страны, еще не обладающие «истинными демократическими ценностями», также построена в соответствии с протестантскими традициями и имеет четкий религиозный подтекст.

Англо-саксонский культурно-цивилизационный подход к использованию современных технологий информационно-психологического воздействия на политические конфликты хорошо демонстрирует миротворческая деятельность США, базирующаяся на трех основных концепциях:

— «силового умиротворения», т.е. установления принципиального предпочтения использования вооруженной силы и иных силовых методов давления (в том числе — методов государственного терроризма) в целях разрешения политических конфликтов на условиях арбитра, т.е. — самих США;

— «мягкой силы» или «экспорта демократии», т.е. на использовании методов принудительной трансформации политической картины мира под собственные стандарты и массированном применении информационно-психологических технологий «ненасильственного» изменения государственной власти («бархатных революций») в станах, которые не стремятся добровольно войти в кильватер внешней политики США;

— «однополярного мира», т.е. концепции формирования нового миропорядка с политической установкой на понижение роли, вытеснение из международного политического процесса и замещение собой в процессах урегулирования современных политических конфликтов международных организаций, призванных поддерживать безопасность и стабильность в международных отношениях, — ООН, ОБСЕ.

Все три концепции, лежащие в основе миротворческой деятельности США, — это, по сути, классические психологические операции, в которых применение прямой вооруженной силы рассматривается в качестве сервиса по отношению к технологиям информационно-психологического управления массовым и индивидуальным сознанием населения как непосредственно в зонах международных конфликтов, так и вне их. В последнее время психологические операции такого характера в российских исследованиях принято объединять под общим названием «информационно-психологических войн»[2].

Сегодня технологии информационно-психологической войны широко используются Соединенными Штатами в международных конфликтах, в том числе в Югославии[3], Афганистане, Ираке, Сомали, Руанде, в отношениях с Ираном, а в настоящее время — и в Кении, где на недавних президентских выборах к власти пришла пророссийски настроенная объединенная оппозиция. Особенно ярко это проявляется вокруг проблемы «международного признания независимости» Косово, где США для продавливания решения об отделении Косово от Сербии используют весь доступный арсенал технологий психологического шантажа и информационных диверсий, направленный как на руководство Сербии, так и на страны ЕС, половина которых этот шаг албанских сепаратистов не поддерживает. Вот почему сам термин «информационно-психологическая война» (ИПВ) имеет американское происхождение и перенесен на российскую почву из словаря военных кругов США[4].

Дословный перевод этого термина («information and psychological warfire») может звучать и как «информационное противоборство», и как «информационная, психологическая война», в зависимости от контекста. Многозначность перевода данного термина на русский язык стала причиной разделения современных российских ученых на два соперничающих лагеря — на сторонников «информационного противоборства» и сторонников «информационной войны», несмотря на то, что, на языке оригинала  это, по существу, одно и то же. Вводя в употребление термин «информационно-психологическая война», американские ученые, как гражданские, так и военные, придерживаются традиционной для американской культуры прагматичной идеологии, ориентированной на ближайшую перспективу: используя термин «информационная война», они формируют в сознании властных кругов и общественности в целом целевую установку на то, что в будущем эта форма отношений станет настолько развитой и эффективной, что полностью вытеснит традиционное вооруженное противостояние. У американских экспертов в области психологических операций информационная война используется не столько как термин, обозначающий современную фазу развития конфликтных социально-политических отношений, сколько как вектор формирования внешней политики, как программа выбора политического курса и конечная цель эволюции инструментов политического управления. Поэтому, непрекращающиеся сегодня споры о том, правомерно ли называть современные информационно-политические конфликты информационными войнами или все-таки лучше использовать для этого термин «информационное противоборство», вряд ли приведут в перспективе к существенным результатам.

В рамках англо-саксонской концепции информационно-психологических войн собственно боевые действия играют подчиненную сервисную роль, а план вооруженной кампании строится по правилам и в соответствии со сценарием психологического воздействия на собственных граждан, на граждан политических союзников и оппонентов и на международное сообщество в целом. Это заключение подтверждает война США в Ираке, которая, с некоторыми изменениями в политической и военной обстановке, фактически, продолжается до сих пор. Не случайно бывший заместитель министра обороны США Дж.Най указывает, что «войну в Заливе мир видел глазами CNN»[5].

Также как и война классическая, информационно-психологическая война состоит из последовательности боевых операций, объединенных единым замыслом. Несмотря на достаточно большое разнообразие видов информационно-психологических операций, используемых в современной политической борьбе, планирование и реализация большинства из них подчиняется одной и той же логической схеме.

Стандартная операция информационно-психологической войны состоит из следующей последовательности действий (этапов):

1. Политическая стратификация международного сообщества.

2. Политическая поляризация стратов, играющих ключевую роль в сценарии операции.

3. Инициализация политической активности стратов (в соответствии с ролью, отведенной им сценарием операции).

4. Контролируемая цепная реакция.

5. Коррекция первоначальных планов операции (обратная связь).

Остановимся более подробно на терминологии, используемой при описании этапов информационно-психологической операции. Следует отметить, что данный базис терминов специально разработан нами для описания полевой модели психологической операции и приводится в данной работе впервые.

1. Политический страт — социальное объединение политически активных граждан, придерживающихся близких политических взглядов и убеждений и стремящихся реализовать свои права и свободы в форме политической деятельности как самостоятельно, так и совместно с иными участниками политического процесса.

2. Политический императив — правило политического поведения, обязательное для исполнения всеми участниками политического сообщества в определенных условиях политической ситуации. В данном исследовании мы будем применять указанный термин по отношению к структурному элементу общества — политическому страту.

3. Политическая стратификация общества — это процесс разделения общества на социальные фракции (страты) под воздействием политической идеологии.

4. Политическая поляризация страта — это процесс формирования в страте собственных правил политического поведения (системы политических императивов), обязательных для всех членов страта.

5. Инициализация политической активности стратов — результат воздействия на страт любого внешнего фактора, политическая реакция страта на который предусмотрена хотя бы одним из его политических императивов.

6. Контролируемая цепная реакция — это форма политической активности страта в условиях политической поляризации, при которой на каждом этапе изменения политической ситуации политическая деятельность страта выстраивается в соответствии с очередным набором императивов из системы правил политического поведения, сформировавшихся в процессе его поляризации.

7. Коррекция первоначальных планов информационно-психологической операции — это форма обратной связи в сценарии операции, предусматривающая оценку эффективности операции (сравнение фактических результатов операции с ожидаемыми) и выработку корректирующих поправок к сценарию информационно-психологического воздействия.

В целом, любую информационно-психологическую операцию можно описать следующим образом.

Информационно-психологическая операция начинается с инициирования процесса разделения пока еще однородного общества на достаточно крупные политически однородные фракции — политической стратификации. Отметим, что на этапе политической стратификации еще не идет речи о применении технологий обработки общественного сознания: цель такой стратификации — формирование целевых аудиторий и каналов политической коммуникации в среде этих аудиторий, по которым затем будет передаваться информационно-психологическое воздействие от одного рецептора к другому. Пример такой стратификации — «сплочение» нации перед лицом угрозы, например, войны — при этом происходит сплочение всех политических лагерей: как сторонников силового решения, так и его противников, а также строгое отмежевание одних от других.

Предположим, что информационно-психологическая операция — это форма реализации политической программы государства-агрессора. В этом случае цель информационно-психологической операции — с одной стороны, сплочение и мобилизация сторонников политического курса агрессора и превращение их в послушный инструмент политики, с другой -обеспечение добровольного подчинения той части общества, которое может не принять политическую идеологию, разработанную политтехнологами государства-агрессора, и, как следствие, своими активными действиями чрезвычайно затруднить реализацию политического курса данного государства в сфере международных отношений. Для достижения этой цели необходимо, в первую очередь, разделить общество по политическому признаку на два или несколько лагерей:

— на страт, готовый в целом поддержать политический курс и состоящий как из граждан своей страны, так и из граждан других стран (сторонники);

— на страт, относящийся негативно к политическому курсу и готовый оказывать сопротивление в его реализации (противников);

— на страт, состоящий из граждан, не определившихся со своей позицией, в том числе — политически пассивных; колеблющихся, выжидающих и готовых примкнуть к большинству;

— на страт сочувствующих (потенциальных союзников).

В результате такого разделения в обществе формируются активные социальные группы, выдвигающие из своей среды неформальных лидеров, вокруг которых происходит первоначальное сплочение политически активных граждан, придерживающихся в целом близких политических взглядов и убеждений. Этот процесс мы и будем называть политической стратификацией, которая формирует определенную структуру социальной среды с целью повышения ее восприимчивости к последующему «точечному» управляющему информационно-психологическому воздействию. Разделение общества на страты по политическому признаку — это начальная стадия процесса формирования в структуре общества центров политического притяжения.

В результате политической стратификации,

во-первых, происходит разделение общества на целевые аудитории (противников, союзников, колеблющихся и т.д.), для каждой из которых необходима своя тактика информационно-психологической обработки общественного сознания (это важно для сил операций психологической войны);

во-вторых, из среды наиболее активных участников политического процесса выделяются неформальные лидеры мнений, для которых политтехнологами ИПВ разрабатывается индивидуальная программа обработки сознания;

в-третьих, разделившись на несколько политических фракций, в среде каждой из фракций начинаются внешне вполне стихийные (а, на самом деле, — цепные) процессы социально-политической самоорганизации: политические позиции отдельных членов страта «притираются» друг к другу и становятся более радикальными, категоричными, полярными. Постепенно пропадают сомнения во взвешенности и разумной достаточности политических убеждений, которые придерживается группа, и при оценке тех или иных событий начинает превалировать коллективное мнение, которое всегда более упрощенное и категоричное, чем мнение индивидуальное. Таким образом, в результате такого процесса самоорганизации в группе формируется коллективное сознание, руководствующееся в выборе своего решения конечным, сравнительно небольшим числом факторов, что делает такой страт более уязвимым по отношению к внешнему управляющему воздействию — факторов (аргументов), как правило, немного, следовательно, страт легче убедить в истинности чего-либо или в ложности чего-то другого.

Побудительной причиной начала процесса политической стратификации служит целевой выброс в информационное пространство специально сформированной силами ИПВ политической идеологии, содержащей в себе образ политического события или процесса, его политическую оценку и набор императивов, регулирующих общественные отношения в особых условиях, создаваемых указанным явлением в политической жизни нации, группы субъектов международной политики или мирового сообщества в целом. В условиях недостатка объективной информации с мест событий, разнородности источников информации и разноплановости интерпретации происходящих событий доминантными участниками политического процесса такая идеология дает уже готовую оценку происходящего, во многих случаях — уже достаточно упрощенную, схематичную и психологически комфортную для восприятия рядовым обывателем.

Следует также отметить, что в случае резкого неприятия человеком положений базовой идеологии ее политические императивы все равно частично импортируются в сознание, пусть — с психологическим оператором отрицания, приводя к изменениям собственной картины мира и ее адаптации к несущее этими положениями угрозе. В этом случае отрицательное отношение к навязываемой идеологией картины мира также приводит к активизации процессов политической стратификации и, в целом, способствует формированию целевых аудиторий и установлению между ними каналов коммуникации, необходимых для перехода от широкополосного информационно-психологического воздействия к «точечному».  

Формирование социальных фракций по политическому признаку происходит в том случае, если:

— положения политической идеологии приводят к возникновению или обострению социальных противоречий;

— положения идеологии вводят в поле зрения новые или актуализируют угрозы его благополучному существованию в обществе, в том числе — угрозу жизни;

— политическая идеология поддерживается государством и не позволяет гражданину этого государства уклониться от определения собственной политической позиции в отношении ее базовых положений;

— идеология вторгается в сферу личной жизни и вносит в нее кардинальные перемены, к которым гражданин не готов; при этом социальная адаптация к этим переменам возможна либо в форме деятельной поддержки положений идеологии, либо в форме оказания сопротивления ее воздействию на собственную жизнь, жизнь близких, друзей и знакомых.

В политически стратифицированном обществе все члены страта придерживаются близких политических взглядов и считают, что разделение общества по политическому признаку необходимо с целью активного представления своих интересов в политической жизни общества.

В социальном пространстве политические страты образуют кластеры и структуры, близкие по своей природе к доменным структурам ферромагнетиков: если считать, что правила политического поведения в страте задают определенный вектор политической активности для каждого из его членов, то в пределах границ каждого страта каждый из его членов ведет себя согласованно с вектором политической активности всего политического страта в целом. Вектора политической активности различных стратов разнонаправлены и могут как совпадать, так и не совпадать с вектором, задаваемым базовой идеологией, инициировавшей процесс политической стратификации. В целом, стратифицированное общество, образуемое совокупностью политических стратов-доменов, остается политически нейтральным: в среднем по пространству вектора политической активности различных стратов взаимно компенсируют друг друга, в локальных же областях пространства различные направления политической активности могут доминировать.

В результате стратификации общества по политическому признаку возникает тот набор политически активных стратов, которые и используются в информационно-психологических операциях в качестве объектов психологической обработки. Очевидно, что те страты, которые в принципе поддерживают политический курс, станут основной движущей силой психологической операции, острием того «тарана», который нанесет удар по непокорным и станет убедительным доводом для сомневающихся и колеблющихся. Однако, для того, чтобы эта часть общества стала послушным инструментом в руках политтехнологов ИПВ, необходимо, чтобы она стала управляемой. Для этого в операции наступает очередная фаза — фаза применения технологий политической поляризации стратов.

Для того, чтобы политический страт стал управляемым, а, в идеале, — послушным инструментом достижения целей информационно-психологической операции, необходимо, чтобы внутри страта сформировалась собственная система норм политического поведения, обязательная к безусловному исполнению для всех членов страта и обеспечивающая заданное согласованное политическое поведение страта как единого целого в условиях обострения политической обстановки. Формирование такой системы норм политического поведения происходит в результате воздействия на страт разработанной политтехнологами информационно-психологической войны внешней идеологии. При этом в стратах, объединяющих потенциально сочувствующих политике агрессора[6], происходит поляризационный эффект: система мировоззрения индивидуальных членов страта замещается положениями разработанной агрессором внешней политической идеологии, а система правил политического поведения, принятая внутри страта и социально приемлемая для всех его членов, замещается на жесткую и категоричную систему политических императивов.

Этот процесс мы и будем называть политической поляризацией. После его завершения система политических императивов базовой идеологии агрессора становится для страта единственной нормой политического поведения, «правилами игры» для любого из его членов, что делает такой страт послушным инструментом реализации политики агрессора, использующего в своей политической игре потенциал страта «втемную».

Как правило, положения базовой идеологии формируются таким образом, чтобы сгладить последствия перенесенного гражданином стресса от  его «добровольно-принудительного» включения в политический страт (подсознание всегда очень точно распознает и чутко реагирует на применяемое к человеку психологическое принуждение) и, на фоне такого типично терапевтического воздействия, сформировать у него в сознании состояние психологического комфорта. В большинстве случаев возникающая в результате такого воздействия иллюзия защищенности и информационного превосходства приводит к добровольному замещению в сознании человека его собственных оценок, выводов и суждений (его картины мира) на уже готовый набор положений из политической идеологии. В итоге политическое поведение человека, подстроившегося под идеологический «зонтик», при любых значимых (с точки зрения сценария психологической операции) изменениях политической обстановки выстраивается в соответствии с содержащимися в базовой идеологии политическими императивами и становится достаточно предсказуемым, а, следовательно, и управляемым. При объединении таких граждан в политический страт, содержащийся в базовой идеологии набор политических императивов становится нормами социального поведения в целом, распространяющимися не только на сферу собственно политической активности, но и на весь спектр социальных отношений внутри страта, и нередко становится внутри этого страта новыми «правилами игры».

Итак, для личности, попадающей в политический страт, базовая идеология — это правила поведения в политическом страте, обязательные для исполнения всеми членами страта. Проникая в сознание человека на ранних стадиях политической поляризации как исключительно внешний (по отношению к нему) фактор, идеология, обеспечив поляризацию политического страта, перестает быть внешней программой и становится внутренней нормой социально-политического существования, инструкцией по организованному политическому поведению в соответствии с заложенными в ней новой системой ценностей и политическими императивами. Подчеркнем, что правила поведения в базовой идеологии носят именно императивный характер, что преследует две основные цели:

достаточно высокую степень независимости политического поведения страта от условий внешней среды;

программируемость действий страта в условиях произвольно меняющейся политической обстановки.

Действительно, императив — это схематично построенная инструкция по безусловному исполнению включенной в ее текст последовательности действий, программа, которая запускается при срабатывании заложенного в ней механизма внешней инициации. Императив не допускает многовариантности поведенческого реагирования на одну и ту же политическую ситуацию; действия членов политического страта, следующих внедренным в их сознание политическим императивам, сравнимы с функционированием современных электронно-механических систем. Тем самым, в отношении личности обеспечивается ее добровольная подчиняемость и управляемость политического поведения методами скрытого психологического принуждения — без обязательного разрушения или деформации ее личностной психологической индивидуальности.

В качестве замечания, стоит отметить, что схожие системы императивов и принципы построения базовой идеологии используются в современных западных тоталитарных сектах. Однако, секты преследуют цель полного подчинения сознания адептов, в то время как технологов психологических операций интересует только управляемость политического сознания и поведения.

Как безусловная инструкция к поведению в определенных условиях политической ситуации, императив в процессе поддержания групповой сплоченности страта играет важную разделительно-опознавательную роль, проводя четкую границу между «своими» и «чужими». «Свои» заранее знают, как поступать в той или иной политической ситуации и при этом не испытывают проблему выбора. Это, по их мнению, постоянно поддерживаемому извне технологами психологических операций, дает им перед другими категориями граждан неоспоримое преимущество и даже поднимает их на качественно новый виток эволюционного развития. Остальные категории граждан, неспособные понять и принять очевидное, по-видимому, относятся к более низко организованным биологическим организмам.

Возвращаясь к роли в политической поляризации базовой идеологии, необходимо отметить, что в современных психологических операциях редко используется только одна базовая идеология, разработанная для страта, обеспечивающего политический курс агрессора безусловной поддержкой; как правило, аналогичные идеологические системы разрабатываются и для других стратов, возникающих в процессе политической стратификации: как для стратов последовательных или потенциальных союзников, для которых необходима лишь незначительная модификация базовой идеологии, так и для стратов явных и скрытых противников, в отношении которых действует специальная технология поляризационного воздействия.

Для противников курса агрессора, организовавшихся в собственные страты, процесс политической поляризации связан все с тем же частичным замещением собственных ценностей идеологическими положениями и оценками, импортированными извне, которое происходит в виде следующей последовательности этапов:

— активное сопротивление внедрению в сознание положений базовой идеологии приводит не только к проявлению истинных намерений агрессора (позитивный результат), но и к частичному проникновению в сознание политических противников в нем базовых императивов идеологии агрессора (негативный результат); проникновение в сознание происходит через психологический оператор отрицания, меняющий в сознании в процессе отрицания полярность положений базовой идеологии агрессора с отрицательной на положительную, без разрушения структуры самих идеологических конструкций;

— проникая в сознание, положения базовой идеологии агрессора, дополненные оператором отрицания, запускают в сознании человека механизм изменения собственной картины мира в целях ее адаптации к несущей этими положениями угрозе; для агрессора важно, чтобы при этом сознательная деятельность политических оппонентов по сопротивлению реализации его политического курса выстраиваться строго в базисе направлений, по сути, прописанных в его базовой идеологии, т.е. столкновение интересов и ценностей происходило в формате, определенном идеологией агрессора (когда анти-идеология, которой придерживаются политические оппоненты, по сути, повторяет нейролингвистическую структуру положений идеологии агрессора, только — с измененной полярностью);

— проникая в человеческое подсознание, положения базовой идеологии агрессора, дополненные действующим в сфере сознательной психической деятельности оператором отрицания, освобождаются от этого оператора и в, фактически, в исходном виде там закрепляются.

Здесь действует известная физиологическая особенность человеческой психики: понятие «не» в подсознательной области высшей нервной деятельности человека не существует, оператор отрицания в этих условиях не работает: так, к примеру, если ребенку, идущему по бордюру, отдать команду «не упади», вероятность его падения при этом многократно возрастает. Таким образом, в рамках действия такой схемы психологического переноса положений идеологии агрессора через сознание политических оппонентов в их подсознание, только в сознании эти понятия закрепляются в негативном контексте, с оператором отрицания, в подсознании же этот оператор пропадает и положения базовой идеологии закрепляются как истинные.

Учитывая, что из всей высшей нервной деятельности человека лишь порядка десяти процентов приходится на ее сознательную часть, а остальное — исключительно сфера подсознания, и зная, что подсознание нередко блокирует сознательную деятельность, основанную на доводах разума, можно утверждать, что эта технология психологического воздействия, и, вероятно, еще несколько других технологических схем манипулирования психологическим состоянием политических оппонентов в целом способны в рамках современной операции обеспечить управляемость сознания и политических противников тоже.

Теперь, когда процесс политической поляризации в основном завершен, в действие вступают информационно-психологические технологии управления вектором политической активности стратов, к которым относятся внешняя инициация политической активности и управление цепной психологической реакцией, обеспечивающей срабатывание заложенной в индивидуальное и массовое сознание страта алгоритма политического поведения.

Политическая активность стратов регулируется посредством двух основных механизмов психологического управления:

— во-первых, это внедренные в сознание членов политического страта через систему положений базовой идеологии наборы императивов, каждый из которых имеет свой механизм инициации (т.к. политический императив — это правило политического поведения, обязательное для исполнения всеми участниками политического сообщества в определенных условиях политической ситуации); таких наборов, как правило, несколько, причем в настоящий момент времени в политическом страте действует только один набор, остальные же неактивны и ждут своей внешней инициации;

— во-вторых, это особенность человеческой психики, основанная на ассоциативности внешнего восприятия окружающей действительности.

Так, к примеру, известно, что, если в момент нахождения человека в определенном психологическом состоянии (например, в возбужденном) прикоснуться к нему или пожать руку, то это действие будет зафиксировано в его подсознании и однозначно связано с его психологическим состоянием в тот момент времени, т.е. сформируется четкий ассоциативный ряд; при повторном прикосновении или повторении указанного жеста с стороны инициатора по отношению к этому человеку, даже если прошло достаточно времени, исчезли первоначальные причины возбуждения и он в настоящий момент находится в устойчивом психологическом состоянии, отличном от предыдущего, сработает ассоциативный ряд и человек вернется в прежнее возбужденное состояние, а сам жест послужит для этого человека внешней инициацией цепной психологической реакции. В психологии на базе этой особенности человеческой психики разработаны и действую многочисленные техники «психологического якорения», в которых записанные в подсознания эмоциональные состояния называются «якорями». В человеческом подсознании «якоря» связаны с внешними факторами, приводящими к их инициации, посредством индивидуальной ассоциативной цепочки, при помощи которой можно в любой момент вернуть человека в запомненное подсознанием эмоциональное состояние и малым психологическим воздействием быстро изменить психологическое состояние и поведение человека, «переключив» его из устойчивого состояния в пограничное, и наоборот. Эти возможности современных «якорных» техник создают значительные возможности для скрытым, манипулятивным, управлением человеческим сознанием через его подсознательную деятельность.

Такие же механизмы психологического управления используются и во внешней инициализации политической активности, и в управлении цепными поведенческими реакциями политических стратов, в соответствии с заложенной в базовой идеологии внешней программой. Также как и политические императивы, ключевые «якорные» ассоциации внедряются в сознание членов политического страта в процессе политической поляризации.

Причем, первоначальная инициация программы политического поведения страта происходит, как правило, от внешнего управляющего импульса[7]; зато последующая цепная реакция и последовательное замещение, по мере их выработки и достижения промежуточных целей операции, одних групп политических императивов другими происходит, как правило, без внешнего участия, поскольку те промежуточные цели психологической операции, которые достигаются в результате деятельности страта, построенной в рамках одной группы императивов, в момент достижения этих целей становятся новым «спусковым крючком» — инициирующим механизмом, запускающим процесс автоматической замены прежней группы императивов, уже полностью отработанных, на новую из набора, содержащегося в базовой идеологии. Таким образом, в психологической операции конструируется не только цепочка последовательности психологических состояний политического страта, определяющих формат его деятельности на каждом из этапов психологической операции, но создается технологическая цепочка последовательной инициации этих состояний, основанная на ассоциативных техниках управления сознанием, в которой факторами инициации (запуска) каждого последующего состояния является результаты достижения целей, поставленных перед стратом при его переводе в предъидущее психологическое состояние.

Использование психологических «якорных» техник становится особенно опасным в условиях этнополитических конфликтов: многие разновидности массовых психологических состояний, сформировавшихся в течение исторического периода развития национального самосознания, включая — состояния пограничные и агрессивные, уже заложены в этнической памяти и, практически в неизменном виде, неосознанно (т.е. — на уровне коллективного подсознания) передаются из поколения в поколение. Их не нужно специально формировать под конкретную психологическую операцию. Исторические механизмы инициации этих состояний, не раз срабатывающие в исторической практике межнациональных конфликтов, также известны, т.е., для того, чтобы «переключить» население какого-либо этнического анклава из психологического состояния мирного добрососедства в состояние немотивированной агрессии, достаточно лишь незначительно адаптировать формат психологического импульса, инициирующего психологический механизм «переключения состояний», характерных для данного этноса, к современным условиям, — так, как это происходило в конфликте в Нагорном Карабахе, происходило и продолжает происходить в конфликтах на Балканах (Косово), и т.д.

И, наконец, в современных технологиях проведения психологических операций предусмотрен специальный механизм внешнего вмешательства в технологический процесс — это т.н. механизм «обратной связи», технология оперативной коррекции схемы операции в случае нарушения параметров технологической цепочки или возникновения непредвиденных ситуаций. Он отличается от описанных выше технологий обеспечения добровольной подчиняемости массового и индивидуального сознания тем, что, в сущности, это — механизм быстрого реагирования, когда корректировка вносится в условиях фактической нехватки времени и ресурсов. Многократно повышая эффективность психологических операций и увеличивая гибкость реагирования по отношению к любым, самым непредсказуемым, условиям меняющейся политической обстановки, он, месте с тем, вносит в технологический процесс дополнительные риски и элементы случайности: оценка эффективности операции по ее внешним проявлениям в среде, на которую направлено ее воздействие, всегда субъективна, а недостаток времени не позволяет в оперативном режиме набрать статистику наблюдений, необходимую для принятия единственно правильного решения. Существование этого субъективного фактора, наряду с явными преимуществами, создает для технологического процесса реализации психологической операции угрозу скрытого внешнего управления.

В заключение отметим, что современная англо-саксонская модель информационно-психологического управления международными конфликтами видит процесс разрешения конфликтов в полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон под собственные политические нормы и стандарты (т.н. «демократический шаблон»), используя при этом как методы прямого силового давления («силовое умиротворение», «гуманитарные интервенции», борьбу с «международным терроризмом», концепция «жесткой силы»), так и методы непрямых действий (концепция «мягкой силы»,«бархатные революции», психологическая война). Однако, основанная на этой модели политика Соединенных Штатов по мере ее реализации встречает все большее противодействие. Не случайно известный специалист по американо-китайским отношениям Е.П. Бажанов указывает, что «Соединенные Штаты уже сейчас сталкиваются с негативными последствиями силового метода насаждения «передового образа жизни»[8]. Прежде всего это касается стран Востока: Афганистана, Ирака, где силовые акции Вашингтона терпят поражение, вынуждая США искать новые подходы к анализу и практической реализации стратегических доктрин. При этом рождаются новые течения, школы, предлагаются новые технологии психологического воздействия на конфликты.

Манойло Андрей Викторович, каф. международных отношений Дипломатической академии МИД РФ