А. Лэнгле. ЖИЗНЬ, НАПОЛНЕННАЯ СМЫСЛОМ | Глава 7 БРЕННОСТЬ И СМЫСЛ Самый большой страх

Глава 7

БРЕННОСТЬ И СМЫСЛ

Самый большой страх в жизни – смерть? – Упущенная жизнь не дает умереть легко. – Открытость и вовлеченность. – "Онтологический смысл": смысл целого. – Жить, наконец! – "Экзистенциальный смысл": смысл, появляющийся благодаря самому человеку. – Ключ к нахождению смысла: быть человеком – значит быть открытым запросам жизни; жить – значит отвечать на запросы жизни

Позвольте в заключение еще немного поразмышлять о жизни. О жизни в ее целостности, а не о частностях. О том, что делает жизнь состоявшейся.

Для того чтобы быстрее войти в эту тему, зададим несколько необычный вопрос: "Чего мы больше всего боимся в жизни?" Принято считать – смерти. Когда мы думаем о ней, то словно чувствуем, как она, скрываясь под маской старости, пытается проникнуть в нашу жизнь. Нам становится не по себе, когда мы видим, как она тихо подкрадывается и ворует нашу жизнь, подстерегает нас повсюду, не гнушается никакими средствами. И внезапно хроническая угроза смерти превращается в реальную: тяжелую болезнь, аварию, катастрофу, террористический акт или стихийное бедствие.

Технический прогресс и вера в силу науки привели в последние десятилетия к появлению неосознаваемой успокаивающей фантазии: скоро проблема смерти в нашей жизни отступит. Развитие техники, биологии, медицины будто бы свидетельствует именно об этом. И нам действительно удалось вытеснить смерть если уж не из жизни, то в значительной мере из своего сознания. Еще никогда не было так легко и так просто стареть, и тем не менее никогда еще люди не делали так много для того, чтобы быть молодыми, оставаться молодыми, снова становиться молодыми. Ценность "жизни, прожитой до конца", как Виктор Франкл однажды назвал старость, уже не признается обществом. Прошлое становится предметом, занимающим лишь психоаналитика, а в реальной жизни человек подстраивается под молодых, занимается спортом и йогой и "отменяет" свое прошлое ради сулящего все на свете будущего. Так мы и добиваемся того, что до глубокой старости остаемся молодыми – и молодыми же умираем. Печальная участь, ведь, как известно, молодым умирать тяжелее.

Сегодня, немного напуганные, мы начинаем пробуждаться от сна последних десятилетий. Смерть, эта гидра, с которой, как мы надеялись, будет покончено, снова и снова дает о себе знать. Аварии атомных реакторов, авиакатастрофы, сходы лавин и наводнения, вирусы СПИДа и коровьего бешенства чуть ли не постоянно угрожают всем нам и заставляют осознать банальную истину: несмотря на прогресс, все мы смертны.

Сегодня уже нет многих смертельных опасностей: искоренены чума и полиомиелит, изобретены лекарства от многих болезней. Под зашитой прогресса люди стали чувствовать себя увереннее. Тем не менее возникают новые угрозы, предсказывающие нам, от чего люди будут умирать завтра. Однако самая большая угрожающая человечеству опасность – это вытеснение смерти из сознания, нежелание принять тот факт, что мы смертны, стремление отодвинуть его до тех пор, "пока не придет время". Но это время существует всегда, ведь каждый прожитый день приближает нас к смерти, и поэтому каждый миг жизни – это и время умирания. Чем больше вытеснена эта реальность, тем сильнее внутренняя тревога.

Поэтому совершенно естественно, что от предвестников смерти – болезней и старости – разрабатываются эффективные средства зашиты, все больше денег выделяется на развитие медицины, все большей популярностью пользуется лечение силами природы. Если смерть воспринимается как нечто чуждое жизни, а прошлое – поскольку оно не позволяет перечеркнуть себя полностью – помешается в отдельную "кладовую" психоанализа, то все вопросы о том, что находится по ту сторону смерти, также прячут в "сундук со старым ненужным хламом".

Но жизнь никого из нас не оставляет в покое. Она не довольствуется половинчатостью. Ей хочется быть прожитой полностью, целиком. И, позволяя нам переживать радость и удовольствие, она с отрезвляющей стремительностью врывается в наш удобный мир грез и желаний, пугая своими реальными требованиями. И мы снова становимся неуверенными – неуверенными даже в том единственном, что несомненно случится в будущем: в своей смерти. В современном мире мы часто бываем лишены очень важного опыта: если раньше люди умирали дома, среди родных и близких, то в наше время почти 90% людей умирают в стерильных условиях больницы, и у нас нет возможности быть сопричастными происходящему.

Сегодня мы стали искать жизнь уже не во всемогуществе человека, а в цветущих деревьях, красоте водоемов, в незатронутых цивилизацией природных циклах. Мы снова открыты первозданности законов природы и больше не пытаемся поставить ее на колени. Мы понимаем ее самостоятельное значение и уже не оцениваем природу лишь с точки зрения практической пользы. Смерть – неотъемлемая часть жизни природы, и, вытеснив смерть, мы бы очень многое исключили из жизни.

Спросим себя еще раз: действительно ли сама смерть является причиной страха? Разве мы снова и снова не встречаем людей, которые, несмотря на естественный страх перед смертью, не теряют мужества? Можно вспомнить великих – от Сократа до патера Максимилиана Кольбе. Но сколько простых людей с удивительным спокойствием могли смотреть в глаза смерти – потому что смерть не входила в их список самых ужасных событий жизни.

Отчего смерть становится ужасом жизни? Что делает смерть врагом и не позволяет нам принять ее? – Упущенная жизнь.

Точнее сказать, упущенные в многочисленных жизненных ситуациях возможности:

любить,
действовать,
страдать.

Это в точности соответствует трем "столбовым дорогам к смыслу" по Франклу – ценностям переживания прекрасного, творческим ценностям и ценностям личных жизненных установок.

Смерть становится страшной из-за того, что человек чувствует: по-настоящему он и не жил. Смерть становится страшной, если человек ощущает, что жизнь еще не постигнута, еще не охвачена во всей своей полноте. Смерть приходит слишком рано, когда все, что происходило до этого, жизнью назвать нельзя. До тех пор, пока отдается глубинной болью тоска по целостной и полнокровной жизни, пока эта жажда не утолена, человек внутренне восстает, не желая умирать от жажды.

Хуже всего, если жизнь упущена по собственной вине. Каждое упущенное мгновение содержит в себе нечто важное, правильное, достойное того, чтобы это воплощать и отстаивать.

Упускать жизнь можно по-разному и по разным причинам.

Одни люди упускают возможность жить из-за того, что слишком ориентированы на стабильность, надежность и определенность. Неизвестность часа смерти пугает их и становится невыносимой, поскольку время ухода из жизни неподвластно их контролю.

Другие больше жизни озабочены тем, от чего они могут умереть. На самом деле бояться можно всего – отравленных продуктов и воздуха, рака и атомной энергии. Здесь, конечно, многое можно сделать, чтобы уменьшить опасность. Но смысл жизни состоит не только в предотвращении зла, но и в жизни ради доброго, ценного.

Кто-то испытывает страх перед болью и страданиями, которыми сопровождается смерть. Может случиться непредвиденное, боль и страдание не всегда удается предотвратить. Но разве и в этом случае не содержатся возможности для обретения смысла без необходимости приукрашивать реальность? Быть может, кто-то знаком со страданием не только как с чем-то ужасным, но и как с тем, что, несмотря на всю свою тяжесть, способствует личностному развитию? Тот, кто приобрел подобный опыт, вероятно, сможет с большей надеждой вступить в последнюю фазу жизни.

Еще кого-то больше всего заботит расставание с родными и близкими: дети еще совсем малы, кому-то еще нужна моя поддержка и опора – или, может быть, только пришла новая любовь. Однако в экзистенциальном аспекте можно задать вопрос: а был ли я прежде по-настоящему близок с дорогими людьми, был ли я внутренне полностью с ними? Большего мы сделать не можем, но это можем сделать вполне. Мы можем сделать наши встречи и наше общение более глубокими, если будем жить с осознанием безвозвратности и уникальности каждого мгновения, если иногда будем думать о том, что бы мы сказали или сделали, зная, что это была наша последняя встреча... Возможно, такой взгляд поможет нам осознать, что есть еще что-то незавершенное, что еще нужно было бы сделать сейчас, иначе однажды станет поздно.

Итак, всегда существуют причины для беспокойства и страха, возможность неудачи или получения отказа, напряжение и боль. Это часть жизни. Но не ее суть. Экзистенциальная опасность заключается в той внутренней позиции, с которой мы проживаем день за днем, мгновение за мгновением. Если нам не удается переплавить боль потерь в духовную силу и благодаря этому расти, становиться сильнее внутренне, если мы не можем принимать и проживать неудачи, разлуку и горе как неотъемлемую часть жизни, то мы упускаем жизнь. Мы упускаем смысл жизни, упускаем возможность жить целостно, что означает жить в соответствии с реальностью, в согласии с тем, что существует или может существовать в действительности. Нам следует воспринимать опасное и мучительное точно так же, как обнадеживающее и вожделенное. Идти по жизни с открытыми глазами – признак экзистенциальной зрелости. Большего мы сделать не можем, но большего мы делать и не должны. Жизнь имеет свое течение, и мир следует своим путем – и я тоже должен следовать только своим путем.

Отклонение от смысловой структуры жизни может вылиться в чувство страха и прочие психические нарушения. Чаше всего в основе таких нарушений лежат жизненные переживания, которые человек не в силах выдержать и преодолеть. За ними скрываются базисные установки, связанные с нарушенным восприятием того, что дает нам опору в жизни, неадекватным пониманием ценностей, неспособностью к подлинной встрече с другими людьми и отсутствием видения возможностей для своего развития в будущем.

Жить полной жизнью означает по мере своих сил и возможностей вовлекаться в каждую ситуацию. Однако при этом главное не то, что мы вообще чем-то занимаемся, а то, что имеется нечто, ощущаемое нами как несущее смысл. Чем больше осмысленно прожитых жизненных ситуаций, тем более состоявшейся в конечном итоге становится жизнь и тем более прочную почву под ногами ощущает человек.

Почему смерть должна пугать меня, если я исчерпывающе прожил жизнь в каждом ее мгновении? Чего я должен бояться, если я не уклонялся от вопросов и предложений жизни? И дело не в том, что смерть станет в результате более благосклонной. Наверное, иногда она может быть для нас другом и избавителем, но точно так же она может внезапно жестоко и мучительно уничтожить нашу жизнь. Определенная боязнь того, как именно наступит смерть, вероятно, всегда сохранится. Однако разрушительную силу, пронизывающую жизнь и подрывающую ее осмысленную структуру, смерть утрачивает, если человек живет с осознанием реальных возможностей, которые всегда предоставляет жизнь. Страх смерти основывается на неутоленной потребности жить насыщенно и целостно. Согласно экзистенциальному анализу и логотерапии, это и есть то, к чему в глубине всех своих желаний стремится человек. Эта воля к осмысленной, полноценной жизни представляет собой движущую силу, нереализованность которой скрывается в страхе смерти.

Но этим страх смерти полностью не объясняется, потому что нам не известен в точности предмет страха. Собственно говоря, смерть – только символ чего-то, лежащего глубже. В глубине души страх перед смертью предстает как страх перед "ничто". То есть страх смерти – это страх "не быть", "не жить", "не быть самим собой" или же страх перед никчемностью своей жизни. Таким образом, страх смерти может быть связан с ощущаемой пустотой жизни.

Сам непостижимый факт, что я почему-то появился на свет, наводит на мысль, что это, по-видимому, должно иметь какое-то значение. Однако этот "онтологический смысл" моего бытия – смысл моего существования на этой земле, моего предназначения, смысл всей моей жизни – я могу понять лишь частично. Ибо смысл, который нечто имеет просто потому, что оно есть, может быть известен, собственно говоря, только его создателю. Этот мир создан не нами, и поэтому нам не дано знать, почему существует мир и почему он так устроен, почему существую я, почему существуют беды, болезни и несчастья. Вопрос об "онтологическом смысле" не является "делом" человека. Ответ на него, наверное, можно попытаться найти в философии, но, по сути, он относится к особой области религий. Религии дают знание, которое выходит за пределы объективного знания людей.

Поэтому мы не можем точно сказать, какой смысл имеет наше собственное бытие. Мы можем в этот смысл только поверить. Мы несем в себе чувство, что мы здесь не просто так, что это зачем-то нужно, и потому очень трудно согласиться с мыслью, что жизнь была прожита впустую. Если осмысленная жизнь не удалась, явное противоречие между интуитивным пониманием бытия и реально прожитой жизнью порождает отчаяние.

В тягостном сознании того, что прожитая жизнь была бедна смыслом или вообще лишена его, появляется ощущение "экзистенциального вакуума", которое словно пропасть зияет посреди прожигаемой за самыми различными занятиями жизни. Хотя имеется все для того, чтобы жить, но нет того, ради чего стоит жить. Это – типичное чувство "экзистенциальной фрустрации". Если человек пытается изо дня в день, используя самые разные средства и способы, избавиться от пустоты и скуки и все же продолжает от них страдать, то насколько ужасной тогда должна быть для него смерть? Не будет ли он тогда воспринимать ее как концентрированное выражение своей непрожитой жизни, как абсолютное "ничто"?

В связи с этим вполне можно понять, почему человек пытается вытеснить, "перехитрить" смерть. Подточенный смысловой пустотой, он избегает всего, что в его представлении может символизировать "пустоту" – пустой квартиры, пустых отношений, а также покоя или смерти. Но вытесненная смерть по-настоящему делает жизнь лишенной смысла. И мы можем избежать ничтожности своего существования, уничтожения себя как экзистенциального существа, только если у нас есть ответ на вопрос "Для чего жить?".

Однако это "для чего" никогда нельзя создать или сконструировать самому. Оно уже имеется – его нужно только найти, воспринять. Смыслом не может быть все, что угодно, – это всегда совершенно определенная возможность, которая имеет ценность и, будучи реализованной, навсегда сохраняется в прошлом прожитой жизни. И эта возможность также только тогда обретает смысл, когда она подходит данному человеку.

Ни успокаивающие фантазии, ни желания, ни хорошо продуманные ценностные суждения не способны помочь отчаявшемуся. Покончить с "экзистенциальным вакуумом" может только решительный и активный реализм, при котором тот факт, что человек смертен, не вытесняется, а расценивается как один из основополагающих элементов жизни. Если же этого не происходит, то тогда мы не живем, а грезим.

И действительно: смерть не является чуждой жизни, она не представляет собой ничего враждебного жизни. Она делает жизнь возможной и относится к жизни как ко всему возникающему, ко всему развивающемуся и ко всему исчезающему. "Едва только человек появляется на свет, он уже достаточно стар для того, чтобы умереть", – утверждал богемский поэт Аккерманн. Мы должны оставить детское представление о том, что будем жить вечно. Эта иллюзия мешает нам жить по-настоящему. Если мы хотим действительно жить, то должны осознать новую позицию по отношению к жизни: С САМОГО НАЧАЛА НАША ЖИЗНЬ КОНЕЧНА!

И тогда мы сможем, наконец, начать жить!

Ибо только принимая во внимание конечность жизни, мы постигаем ее неповторимость. Иначе в нашей жизни не происходит ничего существенного. Иначе с нами обстоит дело как с тем пьяницей, которому врач сказал, что пришло время отказаться от алкоголя. На что тот смиренно отвечает: "Аля этого уже слишком поздно!" – "Но послушайте, – возмущенно говорит врач, – бросить пить никогда не поздно!" – "Да? Что ж, хорошо, значит, у меня еще есть время!"

Разумеется, жизнь не наполняется смыслом благодаря своей продолжительности – точно так же, как качество биографии не зависит от количества страниц в книге, ее описывающей, как однажды сказал Франкл.

В конечном счете мы можем сказать: если бы человек был бессмертен, ему не нужно было бы искать смысл. Он был бы совершенен. Он мог бы сохранять покой, отдыхать и быть при этом вполне довольным собой. У него всегда было бы время для того, чтобы что-то сделать – сегодня, завтра, через тысячу лет. Но поскольку это не так, в каждой ситуации есть "время" для чего-то, иногда даже "высшее время". Ибо каждая ситуация уникальна. Она никогда не вернется. Поменять в ней что-либо потом человек уже не сможет. Не спрашивая на то его согласия, человека поместили в такие жизненные условия, и это факт, который необходимо принять.

Если мы действительно сознаем, что далеко не всегда располагаем временем и что необходимо использовать каждый момент, пока он не исчез и вместе с ним не исчезла часть нашей жизни, то мы находимся в исходной экзистенциальной позиции. Речь идет об исходной позиции для осмысленной жизни. Мы уже познакомились с ней в конце Главы 4, но она настолько важна, что давайте еще раз коротко на ней остановимся.

Итак, если мы сознаем, что каждая ситуация неповторима и уникальна и что каждый человек уникален и неповторим, то речь может идти только о том, чтобы действовать в соответствии с этим. Сущность бытия может состоять только в том, чтобы подняться над преходящим и предъявить жизни себя во всей своей уникальности. Это можно выразить следующим тезисом:

Быть человеком – значит быть постоянно открытым запросам жизни, а жить – значит давать ответ на ее запросы.

Если человек хочет жить осмысленно, то он нуждается в такой открытости, он должен позволять жизни "запрашивать себя". А далее человек должен выбрать одну из возможностей, представляющуюся ему лучшей, и сказать ей "да", поскольку она никогда уже не повторится.

Такой подход в наше время не очень популярен. Чаше считают, что жизнь состоит в том, чтобы успеть удовлетворить как можно больше потребностей, что только тот, кто имеет определенные требования к жизни, получает что-то от нее. Однако когда человек попадает в эту опасную западню ожиданий с девизом: "Жизнь должна мне", – то все очень легко может стать бессмысленным. Ибо пассивно ожидая, что жизнь однажды исполнит его желания, человек утрачивает активность и жизнерадостность, которые позволяют ему находить смысл.

Экзистенциальный подход в корне противоположен этому. Мы постигаем полный смысл жизни только благодаря радикальному повороту на 180° нашей позиции по отношению к жизни: не "жизнь должна удовлетворять мои запросы", а "я сам должен соответствовать ее запросам". Не наличие заранее данных ценностей делает жизнь осмысленной. Главная предпосылка осмысленной жизни возникает внутри человека: она заключается в его внутреннем отношении к жизни. И именно изменение внутреннего отношения к жизни часто позволяет нам увидеть совершенно иные ценности.

Следовательно, если с позиции психотерапевта, а не пастыря (такой подход тоже имеется), спрашивать, что является ключом к осмысленной жизни (и как обрести способность без страха встретить смерть), то исходной точкой и главной предпосылкой оказывается готовность быть открытым жизни, принимать запросы жизни. (Ее преобразование в практику можно описать с помощью простых обзорных вопросов, которые приведены в завершающем эту книгу "Руководстве для поиска смысла". Эти вопросы соответствуют четырем ступеням "Метода постижения смысла" – Längle, 1988.)

Благодаря этому человек открыт всему, что есть и потенциально может быть в мире.

Человек также открыт ценностям – тому, что говорят его чувства о мире, о нем самом, о том, что он воспринимает, проживает и делает.

Кроме того, человек открыт для собственной созидательной энергии, которая конкретизируется в воле и находит окончательное выражение в следовании принятому решению. Эта творческая энергия позволяет человеку изо дня в день задавать себе самые важные вопросы и отвечать на них.

Наконец, человек открыт будущему: тому, что может произойти благодаря ему самому; что он должен или может сделать; кем он сам может стать; что может принести ему прекрасные переживания. Это означает открытость будущему, общему для всех нас, для тех людей, рядом с которыми человек живет и в судьбе которых он неизбежно участвует, а потому и должен участвовать.

Это – экзистенциальный смысл. Существует этот смысл или нет – зависит от самого человека. Это та область, где человек творчески участвует в смысловой структуре бытия. Наше бытие становится по-настоящему полным, только если мы сами формируем его, привносим в него свою личную духовную энергию, принимаем его в свой внутренний мир и отдаем ему свои мысли и чувства, свою способность любить и страдать.

Только тогда мы живем, только тогда наша жизнь действительно наполнена смыслом.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>