О. Крышталь. Я И МЫ – СЦЕНАРИЙ ОПТИМИЗМА

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Вокруг меня – последний момент покоя перед весной. Обнажившаяся зелень травы еще не восстала. Не слышно ни одного птичьего голоса. Впрочем, я сижу у маленькой горной реки, и она шумит.

Завтра меня тут уже не будет, поэтому я боюсь, а вдруг так и не случится в этой жизни узнать, поют ли птицы у шумных горных рек. С одной стороны, я уверен, что поют, а с другой – знаю, что уверенность – еще не правда, потому что их пения не слышно. Собственная смертность показалась неотвратимой, но приемлемой. Я ощутил себя на границе Бытия, и мне перестало быть страшно за успех предприятия "диктант". Даже если он вдруг закончится, то и впрямь уже ясно, к чему всё идет:

– Молекула не может не бояться, что мы всё погубим, для чего нас выводили миллионы лет.

*   *   *

Немного отойдя от реки, еще слыша ее шум, я услышал и птиц: как никогда в этой жизни раньше, стало очевидно, что птицы поют при мне и без меня. Я осознал себя частью чего-то очень настоящего, как со мной, так и без меня существующего. Я потерял уверенность, в каком мире иду – во внешнем или внутреннем. Поразительным образом, при этом я убедился: понимание, что Я такое, пусть мне и недоступно, живет со мной – и продолжит свое существование уже без меня.

*   *   *

Вот бы прозреть к Метаязыку и записать хотя бы Введение к Пониманию в обратном переводе. Да только кто подтвердит, что мне это не кажется, будто я на Метаязыке уже лепечу или, может, улыбаюсь – хоть мгновениями, хоть иногда?

Поэтому скажу, как умею:

– Я – живая кукла. Мой Кукловод – во мне, и текущее мое Я – отнюдь не главная его забота, хоть я и не жалуюсь: Сторож он надежный.

– Хранитель архепредания, – это я заискиваю перед Кукловодом, потому что знаю, кто он на самом деле: слуга Молекулы во мне!

*   *   *

Вдруг мне становится понятной – что бы вы думали? – тайна Моны Лизы.

Мало того, я эту тайну сейчас обнародую:

– Ее взглядом Кукловод выглядывает из нас.

Мы заворожены, но еще не готовы к встрече.

*   *   *

Мир показался осязаемым, но черным.

Щемящее желание хоть чем-то в этом мире обладать показалось особенно безнадежным.

– Щемящее желание иметь детей, – произношу я непроизвольно возникшую фразу.

– Что жаждало их громче – черное пальто или красная шляпка? – и только удивившись видимой бессмысленности этого вопроса, я понял его простой на самом деле смысл: молекулярный случай, приведший к появлению меня как и любого из нас, смог произойти в результате того, что крик красной шляпки был однажды услышан.

*   *   *

В черном мире мне не страшно, а странно.

Потому что, несмотря на черноту, ясно, что среди нас происходит другая жизнь и другое общение – ПОМИМО НАС. В другой жизни враги – не враги, а друзья – не друзья. Нет там ни таких слов, ни даже таких понятий. Там нет Я, там только МЫ.

– И все-таки, странно, – не могу удержаться от эгоцентрического замечания. Пока живу, во мне продолжается уверенность, что если я и не прикоснулся к тому Настоящему, виртуальной частью которого являюсь, то Настоящее существует, а значит, прикосновение возможно.

– Та самая уверенность, что не обязательно окажется правдой, – сказал бы я себе, но сейчас не время выламываться. Я – у своего предела и мне всё равно, жить или умереть.

*   *   *

Вот уже и прошла Недолгая Секунда Блаженной Свободы, но она БЫЛА, и я знаю, откуда приходила: это Кукловод передал привет.

Я знаю, Кукловод не признается в своем существовании, он до самой моей смерти будет соблюдать мое священное право верить и не верить.

– Дамы и Господа, – обращаюсь я к Сестрам и Братьям. Поскольку я делаю это молча и в одиночестве, то никакой ответственности за свои слова не несу:

– Дамы и Господа, не ищите иронии в моем обращении, я такая же живая кукла, как и Вы.