КУЛЬТУРОЛОГИЯ. XX ВЕК.  ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

М

МОДЕРНИЗМ – понятие, использующееся в науке (наиболее активно его применяли в советской эстетике и искусствознании) для обозначения всего комплекса авангардных явлений с позиции их предвзятой негативной оценки. В основном – это позиция консервативной линии в традиц. культуре по отношению ко всему новаторскому; в советской науке она, в первую очередь, определялась партийно-классовыми идеол. установками. Авангард, обозначенный как М., является объектом не столько научного анализа, сколько всеобъемлющей, часто огульной критики. Критиковали М. за отход от традиц. (в рамках традиции 19 в., прежде всего) культуры – за антиреализм, эстетство, отход от социально-политич. ангажированности, за смыкание с мистикой, абсолютизацию художественно-выразит. средств, апелляцию к иррац. сфере, алогизм, абсурдность и парадоксальность, пессимизм и апокалиптику, формализм, стирание грани между искусством и жизнью и т. п. Отсюда и термин зап. науки "Postmoderne" (=Transavangarde), обозначающий комплекс процессов в худож. культуре последней трети нашего столетия, явившихся своего рода реакцией на авангард, в отеч. науке был переведен как постмодернизм, т.е. термин, имеющий заведомо оценочно-негативную окраску, к-рой нет в соответствующих терминах зап. языков.

Лит.: Модернизм: Анализ и критика основ, направлений. М., 1980; 1987.

В. В. Бычков

МОРАЛЬ – форма культуры, связанная с обеспечением нормативных способов регуляции деятельности людей в об-ве. Возникает из потребности установления межличностной коммуникации на базе ценностей, гарантирующих сохранение человеч. рода и достоинство каждого, принадлежащего к нему. Существует особый язык М., санкционирующий специфич. способ отношений между людьми, отличный от иных типов нормативной регламентации межличностных связей, складывающихся в сфере общепринятых обычаев, права, политики и т.д. Моральный дискурс опирается всегда на нек-рый корпус принципов, норм и идеалов человеч. жизни. Стремление обосновать М. путем апелляции к онтологич. конструкциям сущностного порядка, представлениям о человеч. природе – специфич. черта классич. этич. мысли античности, ср.-вековья и Нового времени, чьи традиции продолжают в 20 в. светские доктрины натуралистич. ориентации, религ. школы. Радикально иной подход к проблемам М. отстаивают сегодня сторонники разл. версий антропол., аналитич. и праксеологически центрированной этики. Отрицание предзаданной сущности человека, тезис об универсальной ценности свободы как инструмента самосозидания в учении экзистенциализма звучали как вопрос о правомерности поисков общезначимых норм морали. Позитивистски инспирированная метаэтика фокусировалась на логич. и семантич. анализе языка М. В кругах ее теоретиков популярна мысль о плюрализме и несоизмеримости систем М., доминирующих в разл. культурах. Стремясь преодолеть крайний релятивизм, сопряженный с кризисом классич. этики, теоретики неофранкфурт. школы К.-О. Апель и Хабермас пытаются обосновать универсальные нормы М., исходя из анализа межличностной коммуникации. Они предлагают вариант коммуникативной этики, получивший широкую известность и признание. Язык М. нормативен. При нравств. оценке того или иного акта индивидуальной или групповой деятельности остается как бы в стороне ее инструментальная ориентация и даже успех или неудача. Достигнутый прагматически полезный результат может быть осужден моральным вердиктом, а то, что кажется крахом надежд, получит нравств. одобрение. Нравств. суждения призваны сформировать опр. отношение к конкр. действиям, тем или иным типам поступков в человеч. сооб-ве. Они всегда ориентированы на партнера по диалогу, его реакцию, хотя и варьируются по своей структуре и содержанию. В любом случае нравств. суждение содержит два элемента – описательный и нормативный. Описание фиксирует деяния индивида или группы людей, в то время как нормативный элемент запечатлевается в предписании того или иного типа поведения или же оценке совершенного. Само долженствование представлено как бы объективно, отстраненно от того лица, к-рое его выражает. По сути не важно, кто является носителем утверждения о нравственно должном или оценки к.-л. поступка. Главное – сама норма, ее соблюдение или несоблюдение, когда речь заходит об оценке поступка личности. Моральный дискурс позволяет произвести перемену ролей между носителем и исполнителем должного, ибо оба они в одинаковой степени подпадают под действие нормы. Моральная санкция относительно совершенных поступков должна нести на себе печать обоснованности, снятия субъективистских наслоений и отказа от немотивированных эмоц. реакций. Моральная оценка и суждение о нормативно должном возможны только по отношению к субъекту как существу, наделенному свободой волеизъявления. М. – достояние субъекта как свободного и ответств. существа. Нельзя говорить о моральности и аморальности хищника, пожирающего свою жертву, ибо он лишен сознания и свободной воли. Ценности М. рождаются в мире свободных существ, и норма как важнейший компонент нравств. дискурса возможна только при принятии этой посылки. Свободный субъект призван осознанно следовать норме М., и в этом состоит отличие его деяния от слепого повиновения стереотипу традиции. Практич. разум отнюдь не всегда находится в орбите универсально-значимых норм М. В плену сиюминутных забот субъект чаще всего исповедует стратегию целерационального действия – поиска средств для достижения поставленных частных целей. С переходом к осознанию важности отыскания смысла собств. жизни он обращается к проблемам этики. Однако на этой ступени в рефлективных усилиях практич. разума отсутствует еще перспектива универсально-человеч. задач. Она требует нового шага к моральной рефлексии, нормам общечеловеч. должного. В эпоху постмодернизма особенно остро стоит вопрос об отыскании универсальных норм М. через диалогич. взаимодействие, коммуникацию несхожих культур. Рефлективные возможности практич. разума должны быть обращены на обретение общезначимых ориентиров М. для разрешения совр. проблем планетарного сооб-ва.

Лит.: Гусейнов А., Иррлитц Г. Краткая история этики. М., 1987; Гусейнов А.А. Золотое правило нравственности. М., 1988; Швейцер А. Культура и этика. М., 1973; Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992.

Б. Л. Губман

МОРОЗОВ Николай Александрович (1854-1946) – ученый и революционный деятель. Входил в состав тайного общества "Земля и воля", а после его разделения примкнул к террористич. организации "Народная воля". Неоднократно арестовывался. В феврале 1881 был приговорен к пожизненному заключению (в Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепостях). Освобожден по амнистии 1905. В годы советской власти занимается научной и писательской деятельностью, руководит Естественнонаучным институтом им. Лесгафта.

Симпатизируя идеям панпсихизма и социокосмизма, М. мечтал о построении об-ва социальной справедливости во вселенском масштабе. Мировой социокультурный процесс он представлял как предварит. этап построения социализма на Земле. Выступая за революционную перестройку рос. об-ва, он проявлял особый интерес к истории культуры. Рассматривая социокультурные явления в тесной взаимосвязи с космич. процессами, М. считал одной из своих задач "согласовать истор. науки с естествознанием", чтобы найти закономерности культурного развития человечества. Такая постановка проблемы в принципе отвечала требованиям, предъявленным к гуманитарным дисциплинам Контом.

Используя собственные методики, основанные преимущественно на астральном толковании истор. источников, М. пришел к нетрадиц. выводам относительно возникновения и развития мировой культуры. Во многих своих работах (наиболее значит, является "Христос") он сумел по-новому поставить целый ряд истори-ко-культурных проблем и указал на необходимость комплексного подхода в исследовании социокультур-ных явлений. М. был одним из первых ученых, кто исследовал истор. и лит. источники методом, впоследствии получившим название контент-анализа (М. называл свою методику "лингвистич. спектрами").

Основу культурологич. концепции М. составляет разработанная им теория "преемственной непрерывности в эволюции человеч. культуры". Согласно этой теории, жизнь людей изменяется в силу развития материальной культуры. Следствие этого развития – еще один эволюционный фактор – непрерывное усложнение и совершенствование человеч. мозга. Поэтому культура может изменяться лишь в сторону улучшения. Один раз достигнутый культурный уровень уже никогда не снизится, если только нет катастрофич. изменений окружающей среды (геогр. и климатических). При "общем движении человечества к лучшему будущему" меняет местоположение лишь гл. культурный центр, перемещаясь в те геофизич. условия, к-рые лучше подходят для дальнейшего развития. Но культура, к-рая ранее являлась носительницей прогресса, "не впадает в декаданс", а продолжает развиваться, хотя и не столь стремительно, как сменившая ее культура-лидер.

Используя идеи Монтескье, Бокля, Реклю, Мечникова, М. связывает возникновение культуры с особыми геогр. условиями. Только замкнутые, изолированные места дают возможность человеку создать культурные сооб-ва. На ничем не ограниченных просторах можно вести лишь кочевую, т.е. по существу, животную жизнь. Наиболее подходящими местами для возникновения "начал культуры" являются "архипелаги близ обширных и плодородных равнин". "Кристаллизация" человечества, по мнению М., произошла в четырех очагах первобытной культуры – Средиземноморском, Желто-морском, Индо-Малайском и Антильском, – откуда она распространилась на близлежащие побережья. Возникшие на побережьях гос-ва расширились за счет соседних территорий и породили "первичную культуру, выросшую постепенно в современную".

Дальнейшее развитие культуры носит строго закономерный характер. М. выделяет три "этнологич." закона – административный, экон. и собственно культурный. Раскрывая суть каждого закона, он прибегает к аналогии с принятым в физике понятием поля. Адм. и экон. законы формирования культуры проявляются в виде силы притяжения населения и товаров к политико-экон. центру гос-ва. Причем сила притяжения центра, воздействующая на поле гос-ва, прямо пропорциональна массе (населения или товаров) и обратно пропорциональна квадрату расстояния. Что касается культурного центра, то его расположение может не совпадать с административным и экономическим. Но его воздействие обладает большей силой по сравнению с предыдущими. Энергия культурного центра направлена не на перемещение больших масс населения и товаров, а на распространение невесомых идей, и его сила, возрастая так же, как у других центров, убывает лишь пропорционально простому расстоянию. Культурное поле не так стеснено своими "проводниками", как административное и экономическое, к-рые находятся в прямой зависимости от коммуникационной сети. В отличие от них, культурное поле легко уклоняется от заданных коммуникациями направлений и распространяется на территории, не входящие в непосредственную сферу полит, и экон. влияния гос-ва.

Создав трехфакторную модель культурного сооб-ва, М. пытается показать, каким образом происходит взаимодействие между соседними культурами. Разнообразие рельефов земной поверхности приводит к образованию в разных местах "этнологич. центров", к-рые распространяют свое воздействие на окрестные территории и создают т.о. культурные поля. На границах соприкосновения культурных полей возникает эффект интерференции. "Пояса естественной интерференции" наблюдаются в районах языкового пограничья и всегда проходят по периферии культурных полей, культурному захолустью. На этом основании М., в частности, утверждает, что ни древнееврейской, ни финикийской цивилизаций быть не могло, т.к. они должны были бы находиться в области интерференции трех культурных центров, существование к-рых он признавал, египет., месопотамского и греческого. Вся история человеч. культуры написана своеобр. иероглифами; чтобы ее воспроизвести, "не надо истор. преданий, а нужно знать только физич. географию". Культурные центры могли быть расположены либо на островах (особенно в начальный период зарождения культуры), либо на обширных равнинах, пригодных для земледелия. Поскольку ни один из этих критериев не соответствовал природным условиям вост. Средиземноморья, ни о каких цивилизациях, якобы существовавших там, речи быть не может.

Методика исследования мировой культуры, используемая М., основывается на сопоставлении истор. событий, зафиксированных источниками или реконструируемых историками, с данными астрономии, геологии, географии, метеорологии и лингвистики. Ключом к пониманию большинства социокультурных процессов может быть только астрономия. Человек издревле связывал события, происходящие на Земле, с миром небесных явлений. Поэтому причинность земных явлений на опр. стадии развития цивилизации была перенесена на небо. Эта традиция так глубоко укоренилась в культуре, что в дальнейшем наиболее значимые памятники человеч. цивилизации были прямо или косвенно связаны с астрономич. феноменами. Правильное понимание древнейших памятников культуры может быть достигнуто либо тогда, когда в них содержится прямое указание, позволяющее связать событие с конкр. астрономич. явлением (что дает возможность дать надежную датировку), либо если их можно истолковывать аллегорически с астральной точки зрения. Все остальные источники должны быть соотнесены с теми, что поддаются удовлетворит, астрономич. (или астральной) интерпретации. Подобный подход, основывавшийся на преувеличенном внимании к одной из множества вспомогат. истор. дисциплин, привел М. к крайне субъективному истолкованию хода мирового социокультурного процесса.

Стремясь лишить историю ненужного "параллелизма", М. прибегает к использованию статистич. метода, заключающегося в сопоставлении "многократно повторяющихся явлений и обработке их деталей с т.зр. теории вероятности". Сравнивая числовую последовательность продолжительности правления рим. консулов и императоров с числовыми рядами, обозначающими продолжительность правления иудейских царей, визант. императоров и многих других династий, М. доказывал их зеркальное соответствие. Например, согласно его исследованиям, ряду Сулла (он же библейский Саул) – Помпеи – Цезарь – Август соответствует ряд Аврелиан – Диоклетиан – Констанций Хлор – Константин. Следует отметить, что, несмотря на провозглашаемую приверженность к строгим "числовым фактам" в идентификации истор. личностей, М. допускает многие натяжки в создаваемых им рядах, произвольно отбирая тех, а не иных персонажей (после Суллы у него идет сразу Помпеи, после Аврелиана – Диоклетиан) и приписывая, в случае необходимости, лишние годы правления (он называет это сдвигами).

Другой метод, к-рый М. называл лингвистическим, напоминает герменевтич. приемы Тредиаковского. Скифы и печенеги (что, по М., одно и то же) являются "первоукраинцами", половцы суть поляки. Поскольку теория М. не допускала существования подлинной Иудеи, нек-рое сходство названий приводит его к мысли, что Иудеей называется Италия, Иерусалимом – Геркуланум, Каной Галилейской – французские Канны, Назаретом – Сен-Назар в устье Луары и т.д. В наше время поборником использования морозовских методик является А. Т. Фоменко, активно занимающийся "датированием и распознаванием статистич. дубликатов".

Избавившись, т.о., от бесчисленных "параллелизмов", М. "удвоил интенсивность интеллектуального развития человечества" и свел его развитие к пяти "культурным эпохам": конец каменного века в Средиземноморье (I в.); эпоха папируса и пергамента, бронзы и железа в Средиземноморье (2-14 вв.); эпоха книгопечатания и парусного мореходства (15-16 вв.); эпоха паровых машин и эмпирич. науки (17-18 вв.); начало эпохи электричества и "воздушной жизни" (19-20 вв.). Помимо эпох, в к-рых М. выделяет, гл. обр., материально-техн. основание, он вводит понятие "порывов", к-рые наблюдаются в истории с примерным интервалом в 500 лет и продолжаются около двух веков. Т.о., по расчетам М., культурная эволюция на Земле пережила три порыва: 1. Великое переселение народов (4-5 вв.), представлявшее на деле лишь переселение господствующих слоев и приведшее к созданию "крупных теократич. империй"; 2. крестовые походы (11-12 вв.), приведшие к созданию на Балканах и в Палестине особой культуры, к-рая в дальнейшем воспринималась как античная и послужила основой для Ренессанса; 3. период обществ, революций (к. 18-сер. 20 в.). После последнего порыва "можно ожидать опять около полутысячелетия плавного спокойного развития человеч. жизни и мысли".

Культурную преемственность лидеров мировой цивилизации М. представляет в виде такой последовательности: греч. Архипелаг, Египет, Венеция, Англия. Преимущество этих культур над другими заключалось в том, что они сумели добиться оптимального соотношения между сельскохоз. производством (производя самостоятельно или контролируя обширные земледельч. территории) и промышленностью. В дальнейшем, по мнению М., значение сельскохоз. компоненты земной цивилизации будет по-прежнему велико. Поэтому в ее развитии преуспеют те народы, к-рые сумеют быстрее освоить достижения промышленности в области совр. коммуникаций (железные дороги, воздушные перевозки, телеграф) и заселить "наибольшее количество годных к земледелию обширных равнин".

Соч.: Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса. М., 1910; Пророки. История возникновения библейских пророчеств, их лит. изложение и характеристика. М., 1914; Христос. Т. 1-7. М.-Л., 1924-32.

Лит.: Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Империя. Русь, Турция, Китай, Европа, Египет. Новая математич. хронология древности. М., 1996.

А. В. Шабага

МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ – раздел наук о культуре (культурологии социально-научного направления), в рамках к-рого изучаются формы и строение отдельных артефактов и их объединений (паттернов, культурных конфигураций) в синхронном и диахронном планах их существования, закономерности строения и процессы формообразования искусств, объектов. В генерализованном смысле – это изучение строения искусств. среды существования человека в связи с реализацией фундаментальных форм жизнедеятельности. Осн. методы познания – структурно-функциональный, семантический, генетический. Осн. пограничные области – археология, лингвистика, социобиология. В более частном смысле – это изучение вариаций культурных форм и артефактов в зависимости от их социального, истор., геогр. распределения. Осн. методы познания – общая теория систем, организационный и динамич. анализ. Осн. пограничные области – социология, психология, этология,экология.

Морфологич. изучение культуры предполагает следующие направления исследования культурных форм и артефактов: генетическое – порождение и становление культурных форм; микродинамическое – динамика культурных форм в пределах жизни трех поколений (непосредств. трансляция культурной информации); историческое – динамика культурных форм и конфигураций в истор. масштабах времени; структурно-функциональное – принципы и формы организации культурных объектов и процессов в соответствии с задачами удовлетворения потребностей, интересов и запросов членов об-ва;. технологическое – распределение культурного потенциала в физич. и социокультурном пространстве и времени.

Общую морфол. модель культуры в соответствии с сегодняшним уровнем знания можно представить сл. образом: три уровня связи субъекта социокультурной жизни с окружением – специализированный, трансляционный, обыденный; три функциональных блока специализированной деятельности: культурные модусы социальной организации (хоз., полит., правовая культура); культурные модусы социально значимого значения (искусство, религия, философия, право); культурные модусы социально значимого опыта (образование, просвещение, массовая культура); обыденные аналоги специализованных модальностей культуры: социальная организация – домашнее хозяйство, нравы и обычаи, мораль; социально значимое знание – обыденная эстетика, суеверия, фольклор, практич. знания и навыки; трансляция культурного опыта – игры, слухи, беседы, советы и т.п.

В рамках культурологии морфологич. подход имеет ключевое значение, поскольку позволяет выявить соотношение универсальных и этноспецифичных характеристик в строении опр. культуры.

Лит.: Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994.

Э. А. Орлова

МОСС (Mauss) Марсель (1872-1950) – франц. социолог, этнолог и социальный антрополог, последователь Дюркгейма.

Приверженец социологии Дюркгейма в целом, М. в неявной форме пересмотрел нек-рые ее важные положения. Он по существу отказался от его антипсихологизма, стремясь к осуществлению синтеза между социологией и психологией. М. разрабатывал понятие "тотального" ("целостного") человека в единстве его биол., психич. и социокультурных черт, изучение к-рых требует объединенных усилий разл. естеств., социальных и гуманитарных наук. В отличие от Дюркгейма он не стремился конструировать универсальные теории об-ва и его институтов, а сосредоточился на структурно-функциональном и сравнительно-истор. анализе конкр. фактов в рамках конкр. культур. Для его методологии характерна традиция объяснять изучаемые явления в понятиях той культуры, к-рая является объектом изучения.

Труды М. посвящены исследованию разл. сторон жизни архаич. об-в: магии, жертвоприношениям, траурным обрядам и т.д. В работе, ставшей классической – "Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаич. об-вах" (1925), – М. на огромном историко-культур-ном материале показывает основополагающее значение даров как универсальной формы обмена до развития товарно-денежных отношений и рынка в собств. смысле. Дары формально добровольны, но реально обязательны; давать, принимать и возмещать дар – это обязанности, нарушение к-рых влечет за собой разного рода санкции. В этом произведении М. выдвинул идею "тотальных социальных фактов": ориентацию на всестороннее исследование социальных явлений в рамках опр. социального целого, и выявление и изучение наиболее фундаментальных из них, пронизывающих все институты конкр. об-ва, и выступающих одновременно как экон., юрид., религиозные, эстетич. и т.д. Эта работа послужила одним из первых образцов исследований в области социальной и экономич. антропологии.

В работе "О нек-рых первобытных формах классификации" (в соавт. с Дюркгеймом, 1903) на этногр. материале прослеживается зависимость логич. космологич. представлений о первобытных об-вах от типа социальных связей; последние выступают в качестве образцов, в соответствии с к-рыми строятся картины мира.

В исследовании "Очерк о сезонных изменениях в об-вах эскимосов" (1906) М. показал влияние чередующейся концентрации населения зимой и его рассеяния летом на разл. стороны жизни эскимосов: религию, мораль и т.д.

В работе "Техники тела" (1934), положившей начало новой проблемной области в социальной и культурной антропологии, М. обосновал положение, что даже те физич. действия, к-рые представляются наиболее "естественными", биологически заданными, неизменными и универсальными, в разл. культурах люди производят по-разному. Передаваемые путем воспитания культурные образцы влияют на способы ходьбы, бега, плавания, дыхания, родов, кормления и ношения младенцев, положения во время сна и т.п.

По М., цивилизация, в отличие от нации, относится к категории "интерсоциальных" явлений и представляет собой результат взаимосвязей, контактов между об-вами, "нечто вроде сверхсоциальной системы социальных систем".

Труды М. и его преподават. деятельность в Высшей школе практич. исследований и в Коллеж де Франс оказали существ, влияние на развитие социальных и гуманитарных наук во Франции и за ее пределами: этнологии, социологии, социальной и культурной антропологии, фольклористики и т.д. Его идеи развивали социолог Ж. Гурвич, этнолог К. Леви-Стросс, философы Мерло-Понти и Деррида, социальный антрополог Л. Дюмон и др. В последние годы интерес к творч. наследию М. сохраняется; оно продолжает активно разрабатываться и развиваться.

Соч.: Manuel d'ethnographie. P., 1947; Sociologie et anthropologie. P., 1950; Oeuvres Т. 1-3. P., 1968-69; Essais de sociologie. P., 1969; Общества, обмен, личность. Труды по социальной антропологии. М., 1996.

Лит.: Гофман А.Б. Социол. концепции М. Мосса // Концепции зарубеж. этнологии. Критич. этюды. М., 1976; Cazeneuve J. Sociologie de М. Mauss. P., 1968; Karsenti В. М. Mauss: le fait social total. P., 1994.

А. Б. Гофман

МУНЬЕ (Mounier) Эмманюэль (1905-1950) – основоположник франц. персонализма, филос. концепции, основу к-рой составляет признание абсолютной ценности личности. В 1932 основал влиятельный журнал "Esprit", к-рым руководил до самой смерти. Рождение "Эспри" свидетельствовало о появлении на философской арене нового течения – французского персонализма, к-рому вместе с феноменологией, экзистенциализмом и неотомизмом суждено было составить целую эпоху в философской жизни Франции первой пол. 20 в. Сквозь призму личностного существования М. истолковывает филос. проблемы – онтологич., гносеологич., социальные, вопросы этики, эстетики, культуры. Центр персоналистского учения о личности – идея "вовлеченного существования", призывающая человека к активной и ответств. жизни, к осмысленному, творч. выполнению им гуманистич. миссии на Земле.

Культура, в понимании М., – "глобальная функция" личности, ее деятельность по гуманизации мира и самого человека. В работе "Персонализм" (1949), к-рую Рикёр справедливо назвал энциклопедией персонализма, М. дает определение культуры: "Культура – не какая-то часть личностной жизни, а ее глобальная функция. Для человека, к-рый сам себя создает и развивает, все есть культура, начиная с устройства завода и формирования собств. тела до умения поддерживать беседу или хозяйствовать на Земле... нет какой-то одной культуры, по отношению к к-рой всякая другая деятельность была бы некультурной ("культурный человек"), а есть столько культур, сколько видов деятельности. Об этом особенно необходимо напомнить нашей книжной цивилизации.

Поскольку личностная жизнь является свободой и восхождением, а не накопительством и движением по кругу, то и культура ни в коей мере не может быть нагромождением знаний; цель ее – глубинное преобразование субъекта, и чем более она апеллирует к его внутр. миру, тем большие возможности открывает перед ним... культура – это то, что остается, когда мы уже не опираемся на знание: это – сам человек".

Конечно, творчество в известной мере нуждается в поддержке коллектива; жизнеспособные коллективы придают ему силы, заурядные удушают. Однако сам творч. акт идет от личности, даже если она затерялась в толпе: все т.н. нар. песни имеют конкр. автора. И если бы все люди вдруг стали художниками, не было бы больше художника как такового. В коллективистских концепциях культуры верно то, что, выступая против касты избранных, стремящихся подчинить культуру условностям, они объявляют народ истинным источником ее обновления.

Наконец, культура непременно является трансцен-дированием и нескончаемым самопревосхождением. Как только культура останавливается, она перестает быть таковой: отсюда ее академизм, педантизм, "общее место". Когда культура теряет в качестве своего ориентира универсальность, она иссушает себя; если же культура путает универсальное с застывшей всеобщностью, она затвердевает, превращаясь в жесткую систему.

В широком смысле все зло коренится в социально-экон. строе. Он создает культурную касту и толкает искусство (придворное, салонное, церковное) к эзотеризму, снобизму или изысканности, академизму, фривольности, усложненности и брутальности. А когда техника, умножая средства, увеличивает и возможность менять формы в искусстве, деньги, к величайшей выгоде узкого круга людей, коммерциализуют их и опошляют, калеча творца, его произведение и публику. Художник, преподаватель или ученый по своему положению пребывают где-то между нищим-изгоем и рабом-исполнителем. Это зло несут с собой социальные структуры, и оно исчезнет только с их исчезновением. С неменьшей силой ослабляют культуру обесценивание совр. сознания, его отказ от широких перспектив, открываемых религией, разумом и т.п., а также ориентация на утилитарно-механич. результативность.

Соч.: Revolution personnaliste et communautaire. P., 1935; Manifest an service de personnalisme. P., 1936; Le personnalisme. P., 1951; Introduction aux existentialismes. P., 1965; Персонализм. М., 1992; Что такое персонализм? М., 1994; Надежда отчаявшихся. М.. 1995.

Лит.: Charpentreau J., Rocher L. L'esthetique personnaliste d'Emmanuel Mounier. P., 1966; Bornemeier М. Eugene Ionesco und der Personalismus Emmanuel Mouniers. Fr./M., 1985.

И. С. Вдовина

МУРАВЬЕВ Валериан Николаевич (1884/1885-1932?) – философ, историк, публицист. Закончив Александровский лицей, занимается дипломатич. деятельностью: в 1907-13 – секретарь рус. посольства во Франции, затем в Гааге и Белграде. В 1917 – среди членов-учредителей "Лиги рус. культуры"; начальник полит, кабинета при мин-ве иностр. дел Временного правительства. В 1918-22 участвовал в работе Вольной Академии духовной культуры, основанной Бердяевым. В 1920 привлекался по делу Тактич. центра, находился в заключении до 1922. Затем поступил на советскую службу. В 1926-29 – ученый секретарь в Центр. Ин-те Труда, занимался проблемами научной организации труда. В 1929 снова арестован, дальнейшая его судьба неизвестна. По одним сведениям в 1930 сослан в Нарымский край, где работал на метеостанции и умер от тифа в 1932, по другим – умер в 1931 на Соловках.

М. оставил значит, след в рус. духовной культуре, несмотря на свою трагич. судьбу и малую известность. Еще в дореволюц. время в своих государственно-правовых работах он проявил себя как самостоят., творч. мыслитель, отстаивая идеал непосредственной демократии, народоправства. В труде "Мелкая единица самоуправления в русском законодательстве" он прослеживал древние корни земских учреждений в России, вплоть до новгородской общины.

Октябрьская революция была первоначально воспринята М. как культурно-нац. катастрофа; он участвовал в сборнике "Из глубины", впоследствии запрещенном цензурой и уничтоженном. В 20-е гг. М. все более склоняется к мысли о необходимости опр. компромисса между духовными силами интеллигенции и теми представителями власти, к-рые осознают необходимость создания нац. государства. Подобное сотрудничество, по его мнению, призвано служить целям воссоздания и развития рус. духовной культуры. С большой увлеченностью он приступил к разработке теор. проблем созидания "новой и небывалой культуры", основанной на истинно трудовых и общечеловеч. началах – творчества самой Жизни.

Актуальность культурологич. проблем мыслитель усматривает в том, что в нач. 20 в. происходит "взрыв научного творчества", на порядок увеличившего мощь чело-веч. цивилизации. Вследствие этого культура впервые предстала как закономерный результат космич. развития. В своем цельном учении М. пытался осмыслить этот процесс: центр, темами его размышлений стали культура как целое и взаимоотношение человечества и времени.

Антропокосмич. воззрения М. изложены в труде "Овладение временем как основная задача организации труда" – единственном, изданном при жизни автора, на его собственные средства. Культура есть явление не только антропоморфическое, она представляет собой часть природы и обладает космич. смыслом. Культура выражает положит, направление мирового космич. процесса, имеющего ярко выраженную тенденцию к организованности. Все в мире есть та или иная совокупность множественностей, каждая из к-рых в свою очередь также выступает в качестве множественности элементов, опр. образом организованных. Тогда время – это показатель меняющегося положения этих множеств, показатель их движения, усложнения их организации. Время считается необратимым, но если научиться возобновлять ту комбинацию элементов вещи, к-рая была до ее изменения или уничтожения, можно "воскресить" вещь, преодолеть необратимость времени, научиться управлять им.

Овладение временем, по М., осн. задача культуры, поскольку культура и есть непрерывная передача из поколения в поколение опр. информации, благодаря к-ройлюди способны возобновлять вещи – от простейших материальных предметов до сложнейших научных положений. Поэтому культура – времяобразующая деятельность, подвластная человеку, и, вместе с тем, природная, закономерная, интенсивно захватывающая в себя человечество и способствующая его развитию. Идеальные ценности, созданные культурным творчеством, проходя через разл. слои, насыщаются энергией действия, становятся частью организованного космич. целого.

М. делит культуру на два типа: теоретико-символическую и реальную. Теоретико-символич. культура, выражающаяся в науке и искусстве включает в себя все то, что "мнимо", символически воскрешает исчезнувшее, останавливает время в узких пределах либо идеальной эстетики, либо проектов и символов возможного действия. Именно первый тип культуры часто неправомерно отождествляется с всеобщей культурной деятельностью человечества. Но важнейшая и неотъемлемая часть человеч. культуры – виды деятельности, реально, а не только в мысли и в воображении, изменяющие окружающий мир. К ним он относил генетику как "область созидания жизни", политику и этику как регуляторы отношений между людьми в обществ, и личном плане, производство, занимающееся преобразованием материальной стороны окружающего мира.

Однако, реально существующие типы культуры, по М., еще не овладели полностью временем жизни, общечеловеч. задача культуры – реальное улучшение и преобразование мира путем рац. управления природой – еще не нашла своего достойного воплощения. Причину этого мыслитель усматривает в "печальной разобщенности" культуры и жизни, в отрыве символич. культуры от культуры реальной. Задачу преодоления разобщенности разных типов культур М. формулирует как задачу организации культуры, к-рая заключается в том, чтобы "одновременно организовать символику жизни и ее практику". Организация культуры сможет служить надежным средством против разобщенности людей. Единство человечества, к к-рому стремятся все гуманистич. социальные и полит, проекты, будет обеспечено единством производит. и преобразоват. цели,охватьсвающей все области человеч. мысли и деятельности. Для М. не подлежит сомнению, что этим будут подготовлены условия для действит. зарождения и развития новой культуры, к-рая сменит совр. западноевропейскую. В статье "Всеобщая производительная математика" он утверждал, что осн. идеей новой культуры, в противоположность старой, основанной на биол. соперничестве и эгоистич. борьбе индивида за физич. самосохранение, будет осознание необходимости симбиоза, или сотрудничества живых существ.

Гуманистич. идеи М. о великом будущем человечества, о проективной и преобразующей роли культуры, становящейся основной движущей силой космич. эволюции не получили должного распространения. Тем не менее они представляют серьезный вклад мыслителя-гуманиста в развитие рус. духовной культуры.

Соч.: Мелкая единица самоуправления в рус. законодательстве. Новгород, 1912; Рев племени // Из глубины: Сб. ст. о рус. революции. Париж, 1967; То же // Вехи. Из глубины. М., 1991; Овладение временем как осн. задача организации труда. М., 1924; Письма. Внутр. путь. Философские заметки, афоризмы // ВФ, 1992, №1; Всеобщая производит, математика // Рус. космизм: Антология филос. мысли. М., 1993.

Лит.: Аксенов Г.П. Времявластие (О Валериане Муравьеве и его философии) // ВФ, 1992. №1; Игумен Геннадий (Эйкалович). Овладение временем // Вече. Мюнхен, 1987, №25.

И. В. Цвык

МУРАТОВ Павел Павлович (1881-1950) – писатель, искусствовед, переводчик, издатель. Учился в кадетском корпусе, окончил Петербург, ин-т путей сообщения (1903). С 1906 служил помощником библиотекаря б-ки Моск. ун-та, затем хранителем (до авг. 1914) отд. изящных иск-в и классич. древностей Румянцевского музея. В 1905-06 путешествовал по Англии и Франции, выпустил брошюру "Борьба за избират. права в Англии", 1906. С 1906 как худож. критик печатается в "Зорях", "Перевале", "Утре России", "Рус. ведомостях", "Золотом руне", "Аполлоне", "Старых годах" и др. Из современников М. наиболее ценил Сезанна и Серова, ученику к-рого посвятил кн. "Николай Павлович Ульянов" (1925. в соавт. с Б.А. Грифцовым). За ст. о Кватроченто, Боттичелли, Понтормо, Пиранези, Добужинском, пейзаже в рус. живописи последовала кн. "Образы Италии" (1911-12, посвящена Б. Зайцеву); это сочинение не систематизатора и гида (М. учтены лит. путешествия по Италии от Гёте, Стендаля, Гоголя до В. Ли, Б. Беренсона, Мережковского), а писателя и пассеиста, пробующего возможности некоего промежуточного жанра, совмещающего жизнеописания легендарных личностей с вкусовыми зарисовками. С одной стороны, М. – лирик (итал. прошлое явл. необходимой частью любой совр. души, учащейся ценить красоту), с др., – арбитр вкуса, полагающий, что сила классич. итал. искусства обусловлена синтезом античного и христ. начал, "природной лат. религией", – символич. активностью, не столько порожденной христианством, сколько освобожденной им и "направленной к цели". Итал. "любовь к миру" родила важнейший европ. творч. миф – "осязательные формы", или бессознат. ощущение осязаемого. Одна из центр, фигур итал. искусства – Джотто, видевший "одно человеч. существо" во всех фигурах, наполнявших его фрески, а также всегда трудившийся над воплощением пластич. связей между душой и телом человека.

В февр. 1913 М. входит в комитет первой выставки рус. старины в Москве, становится одним из пионеров расчистки икон в кремлевских соборах, предлагает принципы классификации иконографич. материалов. Для М. икона преимущественно – высокое искусство, в ней заключено подобие рус. античного начала, проявился высший художнич. аскетизм, т.к. иконописец обращался к людям на отвлеченном, чистейшем языке форм, линий, красок. Итогом довоен. творчества М. стало издание журн. "София" (1914, N 1-6), где рус. искусство рассматривалось в связи с судьбами европ. цивилизации. Дореволюц. работы принесли М. известность.

В 1914 М. призван в действующую армию, служит на австр. фронте, с 1915 – в Севастополе, где имеет возможность заниматься лит. работой (перевод "Флорентийских живописцев" Беренсона,1923; "Герои и героини", 1918). Окт. переворот застал М. в Крыму, событий 1917 он не принял. С марта 1918 в Москве избирается в президиум Комитета по охране худож. и научных сокровищ России, публикуется в изданиях антибольшевистской направленности, вместе с Б. Зайцевым, А. Дживелеговьш, М. Осоргиным и др. До эмиграции (1922) им написаны "Магич. рассказы" (1922), роман "Эгерия" (Берлин, 1922).

До осени 1923 М. в Германии печатался в "Воле России", "Беседе", "Рус. мысли" и др. В 1924 в изд-ве Гржебина вышла окончат, редакция "Образов Италии", дополненная 3-м т. В Италии М. подготовил том о древнерус. иск-ве, книгу о Беато Анджелико, бывал в Сорренто у Горького, встречался с Вяч. Ивановым. В 1927 М. переехал в Париж; став сотрудником правоцентристской газ. "Возрождение", занялся полит, журналистикой. В сер. 30-х гг. М. постепенно отошел от журналистики, предпринял путешествие в США и Японию. С нач. Второй мир. войны перебрался в Англию.

В полит, публицистике М. развил образ "рус. европеизма" применительно к идее империалистич. государственности. Империя – высшее достижение европ. культуры, хозяйственно-геогр., культурологич. понятие и символ. Жизненность рус. империализма – в поддержании центростремит. процессов. Это, скорее, самоощущение, органически раскрывающееся в почве, культуре и быте ("народном человеке"), чем разновидность, в т.ч. монархич., идеологии.

В эссе об искусстве ("Анти-искусство", 1924; "Искусство и народ", 1924; "Кинематограф", 1925) М. исследует тему кризиса культуры. Ситуацию совр. Европы он называет "пост-Европой", оценивает в плане конфликта между "человеком органическим" и "человеком механическим". Корень кризиса – в утрате искусством чувства пейзажа как связующего звена между рукой художника и его интеллектом. В живописи это – отказ от натюрморта и пейзажа, воплощения европ. природолюбия как почти что религ. сознания. Одна из причин кризиса – триумф науки, к-рая форсирует силы природы, добывает энергии и скорости, делающие нереальными параметры данного в физич. ощущениях мира. Уничтожение пластич. образа мира, или "выпадение из пейзажа", привело к торжеству в искусстве механич. форм знания (сюрреализм, театр Мейерхольда), к-рые интересны профессионально, но не способны дать эстетич. наслаждение. Перестройка культуры на механич. лад убивает в творце "народное" (ремесленнич.) начало, притупляет эмоциональность. В "пост-Европе" заявляет о себе "анти-искусство", к-рое средствами, чуждыми "европ." искусству, пытается вызвать эмоции, подобные тем, что в прошлом вызывало "искусство". Функцию "анти-искусства" чаще всего выполняет машина или спорт. Последствия индустриализма, приведшего "народного человека" к новому варварству, все же могут быть, в оценке М., преодолены. Парадоксально, что массовая культура (в т.ч. кинематограф), к-рая в чем-то моральна и не проникнута ощущением хаоса цивилизации, способна удовлетворять стихийную эстетич. потребность народа, хотя преодоление варварства ради "досуга" и "субботства" может быть весьма длительным.

Соч.: Образы Италии. Т.1-3. М., 1993-94; Искусство и народ//Лит-ра рус. зарубежья: Антология. Т.1. Кн.1. М., 1990.

Лит.: Зайцев Б. Далекое. Вашингтон, 1965; Из истории сотрудничества П.П. Муратова с изд-вом К.Ф. Некрасова // Лица. В. 3; М.; СПб., 1993. Соловьев Ю. П.П. Муратов. Осн. идеи его публицистики 1920-х – нач. 30-х годов// Волшебная гора. М., 1996. №4.

В. М. Толмачев