Дж. Кришнамурти. ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНИ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

0н занимал скромную должность с весьма небольшим жалованием. Он пришел вместе с женой, которой хотелось обсудить их проблему. Оба были совсем молоды; детей у них не было, хотя они были уже несколько лет женаты. Но проблема их заключалась не в этом. У них едва хватало денег, чтобы сводить концы с концами, но, не имея детей, они кое-как справлялись в эти трудные времена. Будущее никому не известно, хотя оно едва ли окажется хуже настоящего времени. Он не был склонен начать беседу, но жена настаивала на том, чтобы он высказался. Она привела его сюда, по-видимому, почти насильно, так как он пришел с большой неохотой. Но вот он здесь, и она рада. Ему было трудно свободно говорить, так как он никому кроме жены о себе не рассказывал. Даже своим немногим друзьям он никогда не раскрывал своего сердца, так как они едва ли поняли бы его. Во время разговора он постепенно становился мягче; жена слушала его с тревогой. Он сказал, что их проблема – это не работа, сравнительно интересная и так или иначе обеспечивающая их хлебом. Оба были простыми людьми, без претензий. Оба окончили университет.

Наконец, она стала рассказывать о проблеме. Прошел уже год, сказала она, как ее муж потерял интерес к жизни. Он выполнял свои обязанности, и этим все ограничивалось. Утром он уходил на работу, вечером возвращался; начальство на него не жаловалось.

"Моя работа идет по заведенному порядку и не требует слишком большого внимания. Мне интересно то, что я делаю, но работаю я с каким-то напряжением. Трудности мои не в службе, не в людях, с которыми я работаю, но во мне самом. Как уже сказала моя жена, я потерял интерес к жизни и не знаю, что со мною делается".

"Он всегда отличался энтузиазмом, был чутким и нежно любящим мужем, но за последние годы стал унылым и безразличным ко всему. Он всегда любил меня, но теперь жизнь для нас обоих стала очень тягостной. Ему, по-видимому, безразлично, здесь я или нет; стало трудно жить с ним в одном доме. Он далек от того, чтобы проявить нелюбезность в какой бы то ни было форме, oн просто стал апатичным и в высшей степени безразличным ко всему".

– Не потому ли, что у вас нет детей?

"Нет, не потому, – ответил он. – Наши физические взаимоотношения более или менее в порядке. Ни один брак не бывает совершенным, и у нас есть свои взлеты и падения; но я не думаю, чтобы мое безразличие возникло в результате каких-то сексуальными непорядков. Хотя мы уже некоторое время не живем супружеской жизнью, я не думаю, что мое душевное состояние вызвано отсутствием детей".

– Почему вы в этом уверены?

"Еще раньше мы с женой обнаружили, что у нас не может быть детей. Меня это никогда не тревожило, хотя она из-за этого часто плакала. Ей хотелось ребенка, но, видимо кто-то из нас не способен к воспроизведению потомства. Я предлагал принять какие-то меры, чтобы она могла иметь ребенка, но она не согласилась ни с одной из них; ей нужен ребенок от меня, иначе его совсем не надо. Все это ее глубоко удручает. В самом деле, если у дерева нет плодов, оно становится чисто декоративным. Но мы смотрим на все случившееся просто: мне ясно, что человек не в состоянии рассчитывать получить от жизни все. Я уверен, что безразличие вызвано совсем не отсутствием детей; это, конечно, не так".

– Но может быть, оно связано с удрученным состоянием вашей жены, с ее разрушенными надеждами?

"Я должна вам сказать, что мы с мужем продумали это довольно основательно. Разумеется, мне очень грустно, что у меня нет детей, и я молю Бога, чтобы когда-нибудь у меня был хоть один ребенок. Муж, конечно, хочет, чтобы я была счастлива, но его тоска не связана с моей грустью. Если бы у нас сейчас появился ребенок, я была бы безмерно рада, но его это лишь немного отвлекло бы от его состояния; я думаю, так бывает у большинства людей. Безразличие охватило его за последние два года, вроде какой-то внутренней болезни. Раньше он обычно рассказывал мне обо всем: о птицах, о своей работе, о своих честолюбивых намерениях, о своем отношении к любви, ко мне; он всегда раскрывал передо мной свое сердце. Но теперь его сердце замкнулось, а ум блуждает где-то далеко. Я несколько раз говорила с ним, но ничего хорошего не получилось".

– Не пробовали ли вы на время расстаться и посмотреть, что из этого выйдет?

"Да. Я уезжала к своим родным почти на полгода; мы писали друг другу. Но эта разлука не внесла ничего нового; она даже ухудшила положение. Он сам готовил себе пищу, очень редко выходил из дома, держался в стороне от друзей и все более и более уходил в себя. Он вообще никогда не был слишком общительным. Но и после моего возвращения в нем не обнаружилось ни единого намека на возрождение".

– Не думаете ли вы, что это безразличие есть маска, поза, уход от какого-то неосуществленного внутреннего желания?

"Боюсь, мне не совсем понятно, что вы имеете в виду".

– Внутри вас может таиться сильное желание чего-то, и оно требует осуществления. А так как это желание не получает разрешения, то вы, возможно, стараетесь убежать от связанных с ним страданий и становитесь безразличным ко всему.

"Я никогда так не думал; это ни разу не пришло мне в голову. Каким образом я мог бы все выяснить?"

– Почему вы раньше об этом не подумали? Разве вы никогда не задавали себе вопроса о причинах вашего безразличия ко всему? Не хотите ли вы их выяснить?

"Странно, но я никогда не задавал себе вопроса о том, какова причина этой нелепой тоски. Я никогда себя об этом не спрашивал".

– Ну, а теперь, когда вы задаете себе этот вопрос, как вы на него ответите?

"Не думаю, чтобы я мог ответить. Я глубоко поражен тем, что сделался столь безразличным ко всему. Никогда я не был таким. Мне просто ужасно видеть себя в подобном состоянии".

– Но, по сути дела, хорошо уже то, что вы знаете, в каком состоянии вы находитесь. Это начало. До сих пор вы никогда не спрашивали себя, почему у вас появилось безразличие ко всему, какое-то летаргическое состояние. Вы просто его приняли и продолжаете с ним жить, не так ли? Хотите ли вы вскрыть, что именно сделало вас таким, или вы примирились с вашим нынешним состоянием?

"Боюсь, что он просто принял свое состояние, как нечто неизбежное, и не делал попыток с ним бороться".

– Разве вы не хотите обсудить вопрос о вашем состоянии? Может быть, нам лучше поговорить наедине, без вашей жены?

"О, нет. У меня нет ничего такого, чего я не мог бы сказать в ее присутствии. Я знаю, что это состояние не связано с недостатком или избытком сексуальных отношений, не связано оно и с другой женщиной. Причина также и не в отсутствии детей".

– Вы занимаетесь живописью или пишете?

"Мне всегда хотелось писать, но живописью я никогда не занимался. Во время прогулок ко мне обычно приходили мысли. Теперь этого нет".

– Почему вы не пробовали изложить что-нибудь на бумаге? Совсем не важно, будет ли это умно или нет; вы ведь не обязаны показывать это кому-нибудь. Почему вы не пытаетесь что-нибудь написать?

Но вернемся назад, к нашему вопросу. Разве вы не хотите выяснить, чем вызвано ваше безразличное состояние или вы желаете пребывать так, как есть?

"Мне хотелось бы уйти куда-то одному, отказаться от всего и найти хоть сколько-нибудь счастья".

– Действительно ли вы это хотите? Если да, то почему же вы так не поступаете? Не связана ли ваша нерешительность с женой?

"В таком состоянии, в каком я нахожусь, я не могу дать моей жене ничего хорошего. Я просто неудачник".

– Неужели вы думаете найти счастье, удаляясь от жизни, изолируя себя? Разве в настоящий момент вы не достаточно изолировали себя от всех? Если вы отрекаетесь для того, чтобы найти нечто, тогда это не отречение: это лишь хитроумная сделка, обмен, расчетливый ход с тем, чтобы приобрести. Вы отказываетесь от "этого" для того, чтобы приобрести "то". Но отречение, которое имеет в виду известную цель, – это лишь отказ, сделанный во имя того, чтобы получить что-то новое. Сможете ли вы быть счастливым путем изоляции от людей, удаляясь от них? Вы можете уйти от одной формы общения с людьми, чтобы найти счастье в другой, но вы не в состоянии совершенно уйти от какого бы то ни было контакта с жизнью. Даже пребывая в полной изоляции, вы имеете дело со своими мыслями, с самим собой. Наиболее законченная форма изоляции от всего – это самоубийство.

"Я, конечно, не собираюсь покончить с собой. Я хочу жить, но не желаю продолжать оставаться таким, каков я сейчас".

– Уверены ли вы в том, что не хотите оставаться в таком состоянии, как сейчас? Несомненно, внутри вас существует нечто такое, что порождает безразличие ко всему; но вы страшитесь уйти от него, избрав новую форму изоляции. Убегать от того, что есть, означает изолировать самого себя. Вы хотите уйти от людей, может быть, временно, в надежде обрести счастье. Но вы уже обособили себя от других и при этом весьма основательно. Новая форма обособления, которую вы называете отречением, – это лишь новый уход от жизни. А разве вы сможете найти счастье с помощью все более глубокой изоляции от других? Природа вашего "я" состоит в том, чтобы обособить себя; его подлинная характеристика – это замкнутость в себе. Но замкнуться в себе означает отказаться с целью приобрести. Чем более вы удаляетесь от общения с другими, тем сильнее конфликт и сопротивление. Ничто не может существовать в состоянии изоляции. Как бы ни были мучительны отношения с другими, их необходимо терпеливо и глубоко понять. Конфликт порождает безразличие, апатию. Усилие стать тем или иным только создает новые проблемы в поле сознания или вне его. Вы не можете стать безразличным ко всему, если на то нет причины; вы сами говорили, что раньше обладали живым, энергичным характером. Ведь вы не всегда были таким безразличным. Чем же вызвана эта перемена?

"Вы, наверное, знаете; может быть, вы скажете ему?"

– Я мог бы сказать, но какая в этом польза? Он может принять это или отвергнуть, в зависимости от настроения или удовольствия, которое это ему доставит; но не чрезвычайно ли важно, чтобы он выяснил это сам? Не существенно ли необходимо для него самому раскрыть весь процесс и увидеть его истину? Истина есть нечто такое, что невозможно передать другому. Ваш муж должен быть в состоянии воспринять ее, и никто не может подготовить его для этого. Это отнюдь не равнодушное отношение с моей стороны; но он должен подойти к проблеме открыто, свободно и не ожидая результатов.

Что же вызывает в вас апатию? Не должны ли вы раскрыть это самостоятельно? Конфликт, сопротивление вызывают безразличие ко всему. Мы думаем, что с помощью борьбы достигнем понимания, а благодаря соревнованию обретем радость. Несомненно, борьба способствует большей заостренности; но все острое также скоро притупляется, а то, что находится в постоянном пользовании, вскоре изнашивается. Мы принимаем конфликт как нечто неизбежное и создаем структуру мысли и действия в соответствии с этой неизбежностью. Но разве конфликт неизбежен? Не существует ли иного пути жизни? Он существует в том случае, если мы сможем понять процесс развития конфликта и его значение.

Еще раз спрашиваю вас: почему вы сделали себя безразличным ко всему?

"Разве я сам сделал себя безразличным?"

– Может ли что бы то ни было сделать вас безразличным, пока вы сами не захотели стать таковым? Подобное желание может быть сознательным или скрытым. Но почему же вы позволили себе сделаться безразличным? Не таится ли внутри вас глубоко скрытый конфликт?

"Если он и есть, то я совсем его не сознаю".

– А разве вы не хотите осознать его? Разве вы не хотите его понять?

"Я начинаю понимать, к чему вы ведете, – сказала она, – но я, видимо, не в состоянии сказать моему мужу о причине его апатии, так как сама не совсем уверена в этом".

– Вы можете знать или не знать о тех путях, по которым пришла к нему эта апатия; но разве вы принесете ему реальную помощь, если укажете на них словами? Разве не существенно, чтобы он сам раскрыл это для себя? Прошу вас понять важность этого, и тогда вы не будете проявлять нетерпения или беспокойства. Человек может помочь другому; но только этот другой должен сам пройти пути раскрытия. Жизнь не проста; наоборот, она очень сложна, но мы должны подходить к ней просто. Мы сами – проблемы; проблема – это не то, что мы называем жизнью. Мы можем понять проблему, которая есть мы сами, лишь тогда, когда знаем, каким образом подойти к ней. Именно подход имеет наибольшее значение, а не сама проблема.

"Но что же мы должны делать?"

– Вы должны были слушать все то, что только что было сказано. Если вы все это проделали, тогда вы поймете, что только истина несет свободу. Не тревожьтесь; предоставьте брошенному семени пустить корни.

Они оба пришли снова через несколько недель. В глазах у них искрилась надежда, а на устах сияла улыбка.