Елена Леонтьева. Психология наследства. Любовь, смерть, деньги и квартирный вопрос.

Часть I. Любовь, смерть и деньги

Любовь, смерть и деньги — один из ядерных коктейлей человеческой психологии. Многие их нас знакомы с впечатляющими историями наследования в мировой и русской литературе — драка за мозаиковый портфель с завещанием у постели умирающего графа Безухова, спор Дмитрия Карамазова с отцом из-за наследственных денег, многолетнее дело «Джарндайс против Джарндайса» в романе Диккенса «Холодной дом» и многие другие. Писатель Достоевский умер от кровотечения, начавшегося в момент бурной ссоры с сестрой за наследство тетки. Современность также полна героями наследственных скандалов.

В психотерапии эта тема всплывает в ходе реконструкции семейных историй, связанных с потерей близкого человека или семейными отношениями как таковыми. Очень часто оказывается, что после смерти определенного члена семьи происходит разрушение семейных связей, перестают общаться между собой братья и сестры, сводные и родные, племянники и тетки с дядьками. Дети запоминают ужасные скандалы и отвратительные сцены. В лицо бросаются проклятья: «ты мне не дочь — ты мне не мать!», «не приходи на мои похороны!» и тому подобные вещи, которые сильно влияют на человеческое сознание.

Сами похороны и поминки часто являются также весьма травматическим событиями, запуская механизмы разрушения. Часто это звучит так: «после смерти N мы перестали общаться». Люди вырастают с ощущением отвращения к семейным узам, потому что рано получают опыт разочарования в концепте «общей семьи», любви и так далее. Происходит обрушение семейной системы, разрыв важных связей, оскудение рода и консервирования обид и несправедливостей. В будущее передается негативный семейный опыт (некоторые называют это кармой). Особо отметим, что сила эмоций, возникающая в такого рода ситуациях очень велика. Злость, обида, чувство несправедливости, неудержимое желание захватить ресурсы мешаются с горем, потерей, страхом..

Вот воспоминание одной клиентки, пытающейся разобраться в отношениях своей семьи и в частности отношениях с сестрой:

«Я не знаю что правильно — принять родственницу... или позицию семьи по отношению к ней? У моей мамы есть старшая сестра, она — моя родная тетка. Тетя Марина. Мама не общается с ней уже больше пятнадцати лет, но у меня есть ее телефон и я звоню ей по праздникам… Я общаюсь с ее детьми — они вполне себе приятные кузены, и с ними конфликта нет, и, надеюсь не будет. Они живут отдельно от тети Марины. Взрослые, интересные и самостоятельные. Тетя Марина присутствовала во всем моем детстве и была абсолютно положительным персонажем — имела отличное чувство юмора, тайком со мной обсуждала какие-то интересные вещи, иногда сидела со мной, когда родителям хотелось отдохнуть. Ее личная жизнь не сказать, чтобы удачная — два развода, какие-то непонятные друзья, дети — сами по себе... Она уходила жить к мужьям, а после разводов возвращалась в дом бабушки, где я гостила часто. Во всем моем детстве, она — такой взрослый друг, которого так же как и меня "не понимают " остальные взрослые. Cоратник, так сказать. У нее был и сейчас остается весьма печальный недуг — она пьющая. Из детства я помню пару неприятных случаев, но не настолько ужасных, чтобы, например возненавидеть ее. Все мы любим выпустить пар... Тем более, нашей большой семье это не чуждо. Когда она жила с мужьями я слышала много историй от бабушки, как и чего она натерпелась от нее (та в нетрезвом состоянии ругалась с ней), от мамы такая инфа особо не поступала, я просто в какой-то момент стала знать, что тетя Марина — какая то плохая, пьяница к тому же. После смерти дедушки пришлось делить квартиру, и какой-то там расклад и раздел денег привел к тому, что она осталась без квартиры — вложилась в фейковое строительство, хотя другие варианты были. Ну и какие-то права она пыталась качать. C бабушкой больше не жила, та на ней крест поставила еще при жизни, чуть ли не отказавшись от нее. Тетя Марина сама сейчас добрым словом бабушку никогда не вспоминает, но вспоминает деда, вспоминает мое детство, дает какие-то советы... И интересно, могло ли все сложиться как то более мирно?.. Что пошло не так? Ее неудачи в жизни — это только ее, или семья наша так сформировала ее, и совсем не так — мою маму?.. Они не ругались при мне, но от обеих я слышала столько ведер говна, простите, в адрес друг друга, что и не знаешь, кому верить — тетю Марину обманула злая бабушка, или тетя Марина все таки действительно в нетрезвом состоянии подписывает бумаги на недвижимость?...Загадка... Конечно, я буду на стороне своей матери, если какой-то возникнет конфликт на уровне суда. Хотя, вроде делить уже нечего:) но удивительно, как моя мама, не общающаяся, ненавидящая, проклинающая свою сестру — воспитала нас с моими кузинами и родными в любви, в понимании. Я клянусь, торжественно и искренне, что люблю своих родных сестер и братьев, и ситуация не общения с ними меня пугает.. Мне становится грустно от такой перспективы... Неужели сценарий может повториться?... Особенно больно, если произойдёт это с моей младшей сестрёнкой, которая, не подарок, конечно... Но я люблю ее — и она — тот человечек, который, как и я — продолжение наших родителей. Что нас может рассорить ?.. Квартира?... Ох...Страшно ...»

Собственно: почему так?

Этому есть несколько причин. Рассмотрим их:

Во-первых, мы потеряли культуру наследования. Эта культура связана прежде всего с религиозным и родовым мышлением. Для человека, верующего в загробную жизнь (независимо от культурного варианта), смерть — важный момент завершения большого гештальта — конкретной жизни. И как ты ее закончишь и какие дела после себя оставишь – принципиальный момент.

Новые поколения верят во что-то другое: человек рассчитан на 120 лет, до 40 мы почти дети, к 50 годам наконец следует победить целлюлит и морщины, к 60 стать гуру фитнеса и йоги, к 70-80 мы распечатаем новые члены на 3D принтере и заменим суставы, ну а если ничего не выйдет — заморозим свое бесценное тело до Страшного Суда. Все это мило по-своему, если бы было бы правдой. Философия быстрой жизни, отношений без обязательств, идеология потребления, вульгарно понятая идея жизни «здесь и сейчас» обесценивают долгосрочные связи, семейные прежде всего.

Родовое мышление связано с реалистичным осознанием своего возраста, места на линии жизни и в своей семье. Оно связано с интересами рода, с ответственностью за семью после смерти, с таким распределением ресурсов, которое будет способствовать укреплению или хотя бы сохранению семьи. Родовое мышление связано прежде всего с любовью.

Двадцатый век драматически изменил культуру умирания, наследования и родовое мышление. Для России, пережившей культурные трансформации во всех областях, это особенно актуально. Существует авторитетное мнение, что отмена частной собственности и главная роль государства в экономических процессах повлияла на психологию наследства более всего. Государство в роли Большого Другого, символического Родителя, снимало ответственность с большинства людей за распоряжение своими ресурсами. Во многом это так, и сейчас мы имеем состояние разрушенной культуры и возникновение большого количества частной собственности, которой надо как-то распоряжаться. В совсем старшем поколении, тем кому за 70-80 лет еще можно встретить женщин, которые и завещание аккуратно написали как на пенсию вышли, и похоронную одежду себе приготовили, и место на кладбище, и «гробовые» в отдельном месте держат, но это уже совсем редкость и не свойственно жителям больших городов.

Утрата веры в загробную жизнь обернулась экзистенциальной растерянностью и я бы сказала экзистенциальным инфантилизмом. Наш современник в массе своей и особенно публично в загробную жизнь (рай — ад, перерождение, карма и т.д.) особо не верит. Зато вытесняет из сознания смерть как таковую, то есть ведет себя как ребенок, еще не ведающий, что смерть существует. Это выражается в том, что люди избегают оставлять завещание, распоряжаться о своих похоронах, покупать себе места на кладбище. Люди не знают как вести себя на похоронах, что говорить ли детям о смерти, брать ли их на похороны.. На такое положение вещей усердно работает медицинская индустрия, навязывающие свои услуги и продлевающая жизнь потребителям любой ценой. Культ вечной молодости, практика несообщения пациенту о смертельном диагнозе и реальных перспективах, дорогостоящее шарлатанство в лечении онкозаболеваний — только часть проявлений экзистенциального инфантилизма.

Утрата культуры умирания и наследования привела к тому, что о смерти с родственниками просто неприлично говорить. Хуже чем о сексе. Эти разговоры вызывают резкое отторжение и защитные реакции. Родственники умирающего, скованные чувством вины и стыда, поддерживают иллюзии друг у друга и у умирающего, не позволяя человеку уйти осознанно, попрощаться и оставить свои дела в порядке. Иногда они так долго подавляют свои чувства, что сами заболевают или после смерти эти чувства вырываются наружу с утроенной силой. Сам умирающий находится в огромном одиночестве и жестком столкновении с реальностью — его близкие люди «верят» в него до последнего, говорят: «ты не умрешь, все будет хорошо». И разделить это одиночество перед смертью не с кем.

В глубине этих процессов обнаруживается огромный вытесненный страх смерти и практик совладания с этим страхом. На месте вытесненного появляется бессознательное, магическое. Многие не оставляют после себя завещания — потому что в глубине души магически подозревают, что как только напишут его — быстренько помрут.
Другие собираются его написать в момент, когда уже будет «почти» кончено. В своих фантазиях эти люди лежат на кровати, бледные на белых подушках и ослабевшей, но твердой рукой подписывают бумажки, высказывают свою «последнюю волю». Третьи никак не могут решить кому и что они хотят оставить и превращают этот вопрос в манипуляцию своими родственниками, надеясь получить от тех больше внимания, заботы, любви и гарантий.

Реальность оскорбляет — конец человеческой жизни часто связан с утратой контроля над своей психикой в полном объеме, с регрессом, бессилием и равнодушием к мирским делам. Сознание умирающего постепенно сужается и сосредотачивается на телесных проявлениях, боли, еде, проблемах ухода и т.д. Часто сознание сосредотачивается на отношениях с тем, кто ухаживает — сиделкой, медсестрой. То есть фантазия оттянуть принятие юридических решений до последнего — еще одна иллюзия, продиктованная все тем же магическим страхом. И принятые перед смертью решения юридического характера часто становятся предметом спора — в связи с тем, что человек действительно не полностью осознает характер своих действий.

Вторая причина — утрата родового мировоззрения и усложнение семейных институтов.

Я не склонна считать, что институт семьи развалился, скорее он сильно усложнился. Если раньше несколько браков, дети от разных жен и мужей были уделом в основном королей или небольшого количества аристократии, то сейчас огромное количество людей решает «королевские» проблемы. Это стало нормой.

Как короли решали свои семейные проблемы нам знакомо из истории и эти примеры далеки от представлений о дружной и крепкой семье. Например, можно было отрубить голову бывшей жене (Генрих VIII сделал так дважды), посадить супругу в монастырь (первая жена Петра Первого) или отравить (три жены Ивана Грозного умерли при невыясненных обстоятельствах, Надежда Аллилуева застрелилась и т.д.) Венценосные женщины далеко не всегда были жертвами, предпочитая, правда, окончательное решение семейных вопросов с помощью ядов.

Примечательна в этом смысле история наследия Петра Первого. Из-за плохих отношений со старшим сыном от первого брака царевичем Алексеем (в итоге он умер после пыток) и отсутствием других наследников, Петр изменил вековой закон (наследование от отца к сыну по старшинству). В итоге цари получили возможность оставлять престол кому угодно, а в России начался «женский» век. Престол впервые получила вторая жена, женщина, Екатерина Первая. Сейчас мы можем встретить типичную ситуацию, в которой мужчина, имеющий несколько детей от разных женщин, делает наследственный выбор в пользу последнего брака и последнего ребенка. Этому есть разные причины, мы рассмотрим их позже, в третье части цикла. Отметим лишь, что даже Петр Первый, которого сложно заподозрить в инфантилизме в такой ситуации завещания не оставил, чем породил кучу исторических спекуляций и дворцовых переворотов.

Помимо царей-королей, вводивших в культуру новые семейные практики, и служащих по моей гипотезе образцами для новых поколений, есть и специфические национальные факторы. Во многом мы имеем дело с последствиями исторических травм нашего народа. «Сын за отца не отвечает», предатель отца — герой детей — Павлик Морозов, те самые четыре миллиона доносов и другие страшные вещи сделали свое черное дело: родители побаиваются детей, а дети родителей. Типичный старушечий страх — как квартиру перепишу — сразу в дом престарелых сдадут или со свету сживут — не на пустом месте возник. Этот страх прошит в подсознании крепко. Манипулирование наследством из этого страха вырастает. Надо держать власть до последнего, потому что детям доверять страшно. Кто их знает, детей их.. Практика перескакивания через поколение в завещании, очень у нас популярная — относится к практикам манипулирования и приводит к тому, что родители и дети начинают бороться за наследство дедов друг с другом. К чему это приводит — вы сами знаете прекрасно, таких историй тысячи. Происходит разрушение естественной семейной иерархии, что запускает агрессивные процессы — от этого так много эмоций непримиримой ненависти в наследственных конфликтах.

Что же делать и как со всем эти быть? На мой взгляд надо возвращать себе культуру. Культура рода и культуру наследования. Создавать ее заново в новых исторических, правовых и психологических условиях. Поговорим во второй части статьи, о том, что для этого нужно знать и делать.

Часть II. Квартирный вопрос: А чья квартира?

Итак, в прошлый раз мы рассмотрели причины, по которым передается негативный семейный опыт в наследственных делах. Прежде, чем говорить непосредственно о психологии наследства, рассмотрим то, что из чего она возникает — некоторые вопросы психологии собственности. Изучим варианты, наиболее популярных спорных и сложных с психологической и правовой точках зрения ситуаций у нас в стране, возникающих между родителями и детьми, пока все еще живы.

Вообще, на мой взгляд, психологические термины: «патологическое слияние», «симбиоз» и «нарушение границ» становятся очевидно понятны при изучении схем распределения семейного имущества. Расскажите мне, что, кому и как принадлежит и я расскажу вам про ваши психологические проблемы с родственниками и с самим собой. При психологическом симбиозе человек, как правило, плохо представляет себе свои имущественные права и обязанности или строит на эту тему иллюзии, которые впоследствии становятся причиной разрушительных семейных конфликтов. Рассмотрим две ситуации, которые касаются детско-родительских отношений. Одна из них носит исключительно отечественный характер, вызванный экспериментами наших предков с частной собственностью и государством.

Кому принадлежит квартира?

Есть такой сложный момент в психолого-правовых отношениях как право и чувство собственности. Очень часто чувство собственности не подкреплено реальным правом собственности. Мы имеем дело с двумя типичными ситуациями.

1) Ситуация с приватизированной квартирой.

Большая часть жилого фонда в Советском Союзе формировалась из квартир, которые государство передавало гражданам на правах социального найма. То есть эти квартиры принадлежали государству. Их нельзя было дарить и завещать. Туда можно было прописывать. Поэтому человек стремился предполагаемых наследников в свою квартиру прописать до своей смерти. В случае патологического недоверия своим наследникам наследодатель не прописывал никого и квартира возвращалась государству. Такие случаи были редки, однако, они случались.

Прописка при этом являлась суррогатом права собственности и подтверждала права на проживание в этой квартире. В сознании людей прописка до сих пор обладает таким же серьезным статусом как в Советском Союзе. Это ошибка. Сейчас прописка это просто регистрация по месту жительства и в некоторых случаях (весьма ограниченных) она дает право проживания в квартире, даже если собственник квартиры против этого. Закон идет по пути защиты прав собственника и через суд можно выписать любого совершеннолетнего и не обладающего особым статусом человека.

Империя рухнула и постсоветские граждане получили право на приватизацию этих государственных квартир — то есть государство буквально одаривало своих граждан правом собственности. Дети приравнивались в правах к взрослым и могли стать со-собственниками квартиры. Например, если вас четверо в семье, у каждого могло оказаться по 25 процентов от квартиры. Также дети могли и не стать со-собственниками, но за ними оставалось право проживания. Такое положение вещей привело к некоторым психологическим особенностям:

Государство уравняло детей и взрослых в правах, но многим родителям свойственно считать эти квартиры своей собственностью, потому что государство одаривало граждан часто не просто так, а за определенные заслуги — много лет работы на одном предприятии, например. Также получение квартиры часто сопровождалось многолетним хождением по чиновникам (так называемое «выбивать квартиру») и психологически относится к достижениям родителей. Логика в этом определенно есть, потому что родители часто на самом деле вкладывались в эти квартиры определенными усилиями, а детям она досталась даром в силу исторического момента. Поэтому нередка ситуация, когда у детей собственность вроде есть, но они никак не могут ей воспользоваться и распорядиться, кроме как жить вместе с родителями. Часто такая квартира просто не делится на всех заинтересованных лиц в силу их малой доли.

По моему опыту такой вариант часто ведет внутреннему семейному конфликту и побуждает детей либо уходить из родительской семьи и символически «терять» свою собственность фактически до момента смерти одного или обоих родителей, либо жить с родителями. Уходят дети часто с чувством обиды и несправедливости (им пришлось потерять свое). Иногда оставляют место братьям или сестрам, которые первые создали семью и готовы жить с родителями.

Живя вместе с родителями в современном нам мире человеку сложно стать психологически взрослым — часто эти дети до тридцати лет не создают семью, не знают как жить самостоятельной жизнью, не вносят лепту в общие расходы (самый популярный вариант — не платят за коммуналку и покупают продукты только по своему желанию). Они не взрослеют или делают это слишком медленно, находятся в симбиотических отношениях с родителями. Эти дети обращаются к психологам с жалобами на проблемы с построением полноценных отношений. При анализе семейных отношений обнаруживается запутанность психологических ролей — дочь может занимать место отсутствующего мужа матери или относится к родителям как к детям. Отмечу особо, что дети как правило, очень долго не интересуются кому и как принадлежит квартира. При симбиотических отношениях непонятно кто чем владеет и кто за что отвечает. Эта тема не обсуждается или замалчивается. Дети в силу детского эгоцентризма склонны считать своим то, что таким не является, а родителям свойственно обещать детям будущие блага (например наследство) за конкретные услуги или послушание в настоящем моменте.

Бывает, что дети выбирают путь войны за свое имущество и пытаются делить эти приватизированные квартиры (по факту если оба родителя живы и живут вместе это очень редко происходит). Это может привести к серьезному конфликту. Родители чувствуют возмущение, думают, что дети их не любят и хотят от них только ресурсов. Им кажется это несправедливым, они не готовы менять образ жизни к худшему.

Впереди зрелость или старость и возможностей увеличить ресурсы часто нет, а позади много лет труда или других усилий по получению квартиры. Чисто психологически активируется древний страх перед детьми (вырастут и все отнимут) и в качестве защиты родители пытаются применить жесткие способы сохранения власти над ситуацией. Часто в этот момент дети и родители «проклинают» друг друга, бросаются словами-бомбами: «ты мне не мать, ты мне не сын» и т.д. Происходит активная травматизация семейной системы, которую сложно остановить. В этой ситуации ситуация регулируется архаическими чувствами, «коршунизмом» по меткому выражению одного моего знакомого.

Одновременно у родителей есть не всегда осознаваемое чувство вины — юридически дети имеют право на часть квартиры. Родители начинают чувствовать себя «плохими». И не всегда могут предложить детям компенсацию. Они говорят детям — заработай сам или живи с нами. Заработать на квартиру сложно, дети начинают квартиру снимать или искать партнера с квартирой (если они двигаются к психологической взрослости и созданию своей семьи), что часто приводит к серьезному ухудшению уровня жизни детей. Появляется зависть. Если смотреть с точки зрения психологии развития — это самый здоровый вариант. Зависть побуждает детей достигать благополучия своими усилиями, а не ждать его от родителей.

2) Второй вариант. Обычная квартира, купленная родителями.

Если дети родились после приватизации в уже совсем других условиях, когда государство больше никому ничего не дарило (не будем рассматривать особые случаи многодетных семей и т.д., у них особая и редкая ситуация), то психологические особенности возникают совсем другие.

Юридически дети не имеют никаких прав на имущество родителей при их жизни, кроме права получать содержание и права проживания в квартире, где они прописаны до своего совершеннолетия. После достижения совершеннолетия (18 лет по общему порядку) у родителей есть возможность выписать совершеннолетнего ребенка из квартиры через суд при наличии определенных оснований (не проживает, не платит за коммуналку и т.д).

Однако, в сознании ребенка, который вырос «в своем доме» этот дом ему как-то принадлежит. Особенно, если он рос в нем с раннего детства. Его учили беречь именно это имущество, не рисовать именно на этих стенах, осваивать предметное пространство, наверняка говорили — это же твое, береги это. Так, у ребенка формируется одно из самых ранних и важных чувств — чувство собственности. И это нормально и хорошо. Добавьте сюда модную для поколения, которое наиболее активно сейчас прирастает ресурсами, детоориентированность (она формулируется в философии — главное, чтобы дети были счастливы и все лучшее — детям). Свежие поколения растут с весьма развитым чувством собственности и настроены на активное потребление, что поощряется родителями.

Философия «детского счастья» зачастую приводит к большому смешению финансовых границ (бесконечная покупка игрушек, вещей, привычка к хорошему отдыху и дорогим занятиям). Дети вырастают, привыкая считать ресурсы родителей своими, а родителям в какой-то момент перестает это нравиться.

Наступает этот неприятный момент к переходному возрасту обычно (12-16 лет). Теперь родители, которые сделали все, чтобы исполнить свои детские мечты у своих детей, то есть пытались восполнить свой дефицит ( вожделенные игрушки, дорогая одежда, поездки и личное общение с родителями), ожидают от детей более ответственного поведения. Они хотят, чтобы дети оценили их усилия. А дети к этому готовы очень плохо или не готовы вообще.

Получается диссонанс, с которым часто обращаются к психологу такие родители и дети. Родители запоздало пытаются «закручивать гайки» и обозначать границы. Дети чувствуют себя обманутыми.

Вдруг оказывается, что дом «отчий», а совсем не его и вещи вокруг тоже родительские. Дети в этот момент сильно родителей не любят. Редко все эти чувства озвучиваются, потому что говорить о любви, смерти и деньгах ужас как неприлично. Но они существуют и влияют на отношения. В хорошем варианте (идеальном капиталистическом развитии) — выросший ребенок осознает то, что ему по большому счету ничего не принадлежит, кроме доброй воли родителей как-то его материально поддерживать и движимый чувствами зависти и несправедливости этого мира ☺ бросается на приобретение собственных ресурсов — учится хорошо, работает, берет ипотеку, учебный кредит и т.д.

Отметим, однако, что с момента распада империи у нас появилась довольно внушительная прослойка граждан, обладающих достаточными ресурсами для того, чтобы выделить ребенку отдельное жилье. И они хотят это сделать (философия счастья детей здесь входит в противоречие с капиталистическими ценностями). Они также сталкиваются с психологическими затруднениями. Во-первых, как правило эти родители — люди, которые начинали с малого и много работали. И часто их родители никак их не поддерживали (в силу отсутствия ресурсов или жизни в других городах). Поэтому передавая свои ресурсы при жизни детям родители не могут одновременно передать свою технологию успеха. Их дети не голодны и не хотят так много работать. Родители чувствуют разочарование и недовольство. Они боятся, что им придется поддерживать материально детей всю жизнь. Кроме того, они могли бы использовать эти дополнительные ресурсы для себя (сдавать квартиру и иметь дополнительный доход, копить на старость и т.д.)

В этом месте сталкиваются очень много разных чувств и как никогда хорошо становится видно, как психологический капитализм на нашей земле начинает биться с психологическим общинным социализмом. То ли общее у меня все с родителями или детьми, то ли нет? То ли для себя я все делаю, то ли для детей?

Этот вопрос желательно разрешить до того момента как родители войдут в возраст, когда пора писать завещание, а дети станут противными и начнут нагло отбирать ваши ресурсы. Вы имеете право на любую философию, но если вы хотите быть хорошими родителями — будьте последовательны в ней.

На приеме женщина 55 лет с жалобами на депрессию и множественные соматические симптомы. В ходе работы с психологом обнаруживается сильный гнев в сторону отца 80 лет. Гнев глубоко подавлен, превращен в сильную обиду, разочарование и телесную симптоматику. Причина весьма жизненна — отец, мужчина крепкого здоровья и жизнелюб, после смерти жены стал жить с сиделкой жены, женщиной гораздо моложе себя.

Отец считает, что ему тоже положена сиделка и требует, чтобы дочь оплачивала половину ее зарплаты и дочь ее платит, беря дополнительную работу. Живет отец с сиделкой в квартире, которую клиентка считает «своей», поскольку в ней выросла и после смерти матери получила 25 процентов как наследница по закону. На ее просьбу переписать квартиру на нее целиком или хотя бы половину отец ответил решительным отказом. У него совсем другие планы по жизни: он разумно предполагает, что молодой женщине -сиделке, кроме него самого нужны его ресурсы — квартира или ее часть. Эти ресурсы у него есть и он не собирается с ними расставаться. Клиентка сильно страдает — эта ситуация кажется ей предательством всей семейной идеологии, которой она жила и которую в ней воспитывали ее родители — что у нас одна семья, все общее и мы друг для друга все должны делать по первому зову. Она всегда обожала родителей, была очень хорошей дочерью, была с ними психологически очень связана, более чем с мужем и дочерью. Теперь ей кажется, что родители ее всю жизнь использовали. Ситуация усугубляется тем, что ее собственный ребенок не спешит ей на помощь и реагирует равнодушием на ее телесную симптоматику. То есть не демонстрирует то поведение, которое показывала она своим родителям. Полное разочарование и действительно тяжелое психологическое состояние. На лицо психологический симбиоз, которому пришло время разрушиться.

Она чувствовала своим то, что ей никогда не принадлежало в реальности. После работы с психологом клиентка проделала необходимую психологическую сепарационную работу — прекратила оплачивать сиделку. Это был их молчаливый сговор с отцом — пока дочь платит, отец делает вид, что живет с сиделкой, а не с новой женщиной. Также она признала за отцом право распоряжаться своим имуществом так как он считает нужным и жить с кем хочет. Это было весьма болезненно, потому что по возрасту эта работа задержалась лет на тридцать. Но лучше поздно, чем никогда — золотое правило психологического развития!

В следующей части цикла поговорим подробнее о тех самых «королевских» ситуациях, когда у наследодателя несколько наследников от разных браках.

Часть III. Король умер, да здравствует король!

Сегодня поговорим о довольно распространенной ситуации, когда уйти из жизни собирается человек, у которого есть несколько детей от разных браков.

Это могут быть очень разные дети и разные браки. К сожалению, редко, когда такие сложные семейные системы находятся в равновесии. Обычно кто-то из нее исключен, не общается или вообще не знаком, или существует жесткая конкуренция между наследниками.

Как мы обсуждали в первой части цикла, люди в таких отношениях воспроизводят «королевские» ситуации. Поскольку раньше много браков и много детей от разных жен могли себе позволить в основном королевские особы, то наш современник бессознательно ориентируется на эти образцы. И вынужден решать символически проблемы престолонаследия, первородства, внебрачных детей. Конкуренты пытаются устранить слабых претендентов на «трон». Бывшие жены с детьми противостоят последней жене и ее наследнику. Короной у таких королей служит имущество, либо все целиком, либо какое-то знаковое, особенное (родовая дача, квартира, картины и т.д.)

Родовое мышление проявляется в наследственных ситуациях. Если оно есть и включает в себя ценности связывания, соединения, укрупнения — род укрепляется и образуется клан. Если начинается наследственная война, разрушающая семейные связи — род ослабляется, утрачивается мудрость и память предыдущих поколений. Люди в таких ослабленных родах переживают потерянность, диффузию идентичности, отсутствие опоры. У них за спиной энергия разрушения и разрывания семейных связей, которую они часто транслируют дальше. Исход и путёвка в будущее во многом зависит от «короля-наследодателя», от уровня его сознания, развития личности, ответственности и любви к своим потомкам.

Королевские ситуации такого типа случаются, в основном, с мужчинами. Женщины довольно редко полностью рвут отношения с детьми, но способствуют разрыву сложных связей в силу эгоцентризма, недальновидности, низкой женской самооценки и других причин чаще, чем мужчины. После разводов, особенно ранних, дети, как правило, остаются с матерью и теряют контакт с отцом. Особенно это свойственно было поздней советской семейной культуре, в которой зачастую дети от первого брака не были знакомы с отцом или отец исчезал из жизни детей на долгие годы. Эти дети, как правило, были рождены в студенческих скороспелых браках, которые довольно быстро разваливались, не выдержав испытания жизнью. Сейчас ситуация меняется, дети стали большей ценностью, однако, таких детей в стране, где на 3 брака 2 развода — очень много.

Анализируя психотерапевтический опыт работы с этими историями, помимо всего прочего, меня всегда поражает сила негативных эмоций, которая присутствует в рассказах об этих первых, «тренировочных» браках. Я довольно долго не могла понять, почему именно эти ранние истории у уже взрослых, умудренных опытом и другими историями людей, вызывают удивительно стойкие гневные и обидчивые переживания.

Именно сильный и плохо осознанный аффект ненависти к первым женам и мужьям оказывает мощный разрушительный эффект на психику детей. Очень неприятно быть плодом ненависти. Эта ненависть обращается на себя и вызывает много страданий — психологических и психосоматических.

Стандартный сюжет, который рассказывают мужчины о таких браках — что жениться они не хотели, любви не было, что беременность была нежеланной и скорее всего подстроенная женщиной, что она заставила жениться, манипулируя беременностью, а потом тянула деньги и алименты. В этом сюжете мужчины выглядят беспомощными жертвами ужасных женщин. По ту сторону истории, как правило, скрывается много мужского стыда, вины, защитной злости и отвержения. Эти мужчины (и женщины тоже) пытаются аннулировать неудачную часть своей жизни, часть молодости. В следующем браке пытаясь создать «лучшую» версию брака и отношений. Иногда у них получается, в последующих браках эти мужчины могут быть ответственными отцами и заботливыми мужьями.

Очень редко, кто решается пережить и признать большое разочарование (в себе, прежде всего), стыд, глубокое расстройство от не сложившихся первых значимых отношений в жизни. От не сложившейся первой любви. Для признания своего вклада в эту неудачу требуется исключительное мужество. Ненависть к бывшему партнеру служит защитой и помогает не переживать сложных чувств и не делать связанные с ними компенсаторные, восстанавливающие добрые отношения, действия. Поэтому первая жена или муж предстает в карикатурном ужасном образе и непонятно вообще (прежде всего их общим детям), как вообще можно было с этим человеком хоть что-то общее иметь, сексом заниматься, жениться и т.д.

Поэтому, в большинстве случаев, эти мужчины ( назовем их «королями») изолируют этот брак и этих детей из своей жизни. Они не считают их до конца «своими». Или отчуждаются от них после развода. Поскольку любое изолированное образование в психике живет своей жизнью и стремится к интеграции (здоровое психическое функционирование), то эту нежеланную интеграцию надо сдерживать. Поддерживать постоянный уровень ненависти и даже его увеличивать. Это такая дырка в психическом бюджете, которую надо регулярно закрывать расходами на войну. Именно поэтому прошли уже десятки лет, а чувства обнаруживаются очень живые, как будто вчера развелись. Психологическая работа не проделана.

Дети эти растут, могут потом как-то в жизни проявиться, а поскольку вина перед ними не признана и не искуплена, все ушло в ненависть к бывшей-жене-мужу, то эти дети психологически несут угрозу для отца (возмездие, компенсация). И от страха эти дети могут быть вторично отвернуты.

В особо запущенных случаях похожая ситуация может повториться и во втором браке. Таким образом, эти «короли» накапливают по жизни некоторое количество постоянных хронических внутренних и внешних конфликтов, связанных с отношениями с бывшими женами и детьми. Именно на основании негативных чувств к бывшим женам и отвергающего поведения к их детям, актуальные (последние) жены считают себя и своих детей единственными «настоящими» наследниками такого мужчины.

Не редкость, что «короли» во второй половине жизни выбирают более молодых жен и их дети сильно различаются по возрасту со старшими детьми. В конкуренции жен логика последней жены такова: их отец уже дал своим старшим детям все что мог или хотел. Теперь его ресурсы принадлежат последнему браку. Сами «короли» редко спорят с этой логикой и в распределении наследственных ресурсов делают существенный акцент в пользу последнего брака. Иногда полностью игнорируют права старших детей.

Они не признают ошибки молодости или не знают как их исправить и поэтому психологически легитимизируют последний брак, делают его «единственным и настоящим», а предыдущие отвергают. Кроме этого, существует объективный факт человеческой психологии и биологии — детей любят больше пока они маленькие:) Они дают больше любви, а когда взрослеют, дают любовь уже не родителям, а другим людям и так и должно быть. А всем ужасно хочется любви.

В этом моменте очень видно изменение культуры наследования. На протяжении очень долгого периода старшие дети были наследниками «трона» именно в силу того, что они старшие и поэтому стоят на ногах самостоятельно. Они дольше знают «короля-наследодателя» и поэтому могут унаследовать большую часть родового опыта. Старшие дети, как правило, знают гораздо больше о своих предках, помнят больше семейных историй, тайн, легенд, застали в живых бабушек-прабабушек и т.д. В ситуации, когда их права наследования игнорируются «королем» в пользу младшего ребенка, младший ребенок остается в определенной изоляции. Он растет без поддержки старших братьев и сестер по отцу, остается в специфическом одиночестве «последыша». Конечно, матери этих детей в порыве «коршунизма» и борьбы за ресурсы об этом не думают.

Итак, наследодатель оказывается перед непростым выбором: любовь ко всему своему роду или любовь к нему самому здесь и сейчас.

Именно психологические сложности «королей» не позволяют им осознать свою жизнь целиком, во всей ее протяженности. Жизнь, в которой было много важных отношений любви. Кроме всего прочего, «короли» довольно часто просто боятся своих последних жен, боятся их потерять и в случае разницы в возрасте меняют свои ресурсы на гарантию заботы о них перед смертью.

Почему в наследственных войнах столько страсти, литературщины, столько ненависти, столько архаики, столько инстинктивно-биологического и отвратительно-человеческого?

Потому что война идет не за деньги, а за любовь. За любовь и реальность. А любовь и реальность — ресурс гораздо более ценный, чем просто деньги. Бывшие жены и их дети хотят через наследство от «короля» получить признание того, что в их отношениях была любовь и что эти отношения были ценными. Для их детей это очень важный вопрос — им нужно подтверждение реальности этой любви в прошлом, что их когда-то любили, что они были желанны и т.д. Через наследство они хотят буквально подтвердить свое право на рождение и жизнь. Последние жены и их дети хотят признания того, что их жизнь и любовь были «единственными» и настоящими.

У каждой из сторон в наследственном деле есть свое чувство справедливости, и спор за наследство это во многом спор за справедливое распределение любви.

Дело это сложное, а во многих сложных делах человеческой практике свойственно руководствоваться законом. Закон распределяет любовь в соответствии с культурной традицией той или иной страны. Если говорить о нашей и европейской культуре (между ними есть определенные различия — в Европе более ограничивается свобода наследодателя в пользу семьи), то можно выделить главный принцип, к которому свелась наследственная мудрость на данный момент:

Завещание имеет приоритет перед наследованием по закону. У Вас есть свобода распорядиться своим имуществом так, как вы считаете правильным и справедливым.

Несмотря на то, что этот принцип провозглашен и отечественным законодателем, практика идет по пути сокращения завещаний в пользу наследования по закону. Конечно, многие распределяют имущество до смерти, это практика у нас довольно популярна, но как мы обсуждали в первой статье цикла, несет в себе много проблем. Недаром, люди весьма неохотно расстаются со своим имуществом. В большинстве случаев мы все же имеем дело с наследством в чистом виде.

Когда я собирала материалы для статьи, я была поражена цифрами. Они оказались гораздо хуже, чем я предполагала! Тенденция следующая: 80 процентов (количество наследственных дел) наследуется по закону и 20 процентов по завещанию. Экзистенциальный инфантилизм невиданных масштабов.

Итак, либо люди согласны с законом, либо им безразлична судьба имущества.

Как психолог я точно знаю, что судьба имущества никому не безразлична, люди очень много об этом думают и это нормально. Значит, их устраивает распределение по закону и тот хаос, который они после себя оставляют. В каком-то смысле наследование по закону восстанавливает это справедливое распределение любви, учитывая интересы всех детей, в том числе внебрачных и усыновленных, и других наследников тоже. Но при наследовании по закону наследственные споры становятся практически неизбежны (по статистике прирост судебных разбирательств по наследственным спорам удваивается каждый год). Потому что приходится совершать конкретные действия, делить имущество, менять жизненный уклад. Все тараканы всплывают и увеличиваются до фантастических размеров. Семьи, которые договариваются миром, заслуживают большого уважения.

Людям проще опираться на волю наследодателя, выраженную недвусмысленно. Семейная система подвергается большой угрозе, завершая действие, которое не завершил наследодатель. Делая по сути его дело, не получая любовь в виде наследства, а дерясь за нее.

Если Вы любите свою семью, хотя бы чуть-чуть, если Вам свойственно родовое мышление, хотя бы в зачаточном виде, становитесь Королями и Королевами с большой буквы, выражайте свою волю устно и письменно, прямо и без интриг. Потому что это ваше святое право и воля. Позвольте вашим потомкам горевать о Вас от всей души, а не думать о том, кому что достанется и злиться на Вас тайком. Осознавайте свою жизнь и все что в ней было хорошего целиком, дарите любовь тем кого любили, а не оставляйте хаос и будет после Вас добрая память и крепкие корни! Потому что покорить смерть можно лишь в людской памяти, а помнить Вас будет ваш род.

Елена Леонтьева, клинический психолог, гештальт-терапевт

© Леонтьева Е., 2016 г.