2. ГИПОТЕЗА ОБ УРОВНЯХ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ - Аномалии личности - Б. С. Братусь

В контексте нашего изложения сказанное выше должно означать, что предстоит продолжить движение от абстрактного к конкретному, начатое в первой главе, с тем чтобы данное там общее представление о личности

* Нелишне заметить, что взгляд на норму только через анализ, гипертрофию ее возможных недостатков, проникая в широкое обы­денное сознание, может сыграть (и уже во многом вследствие своей распространенности сыграл) весьма пагубную роль в формировании нравственных ориентации. Он как бы развенчивает человека, давая любым самым возвышенным проявлениям заземленное, часто прямо идущее от болезни объяснение, сводя все к «сублимации», действию замаскированных элементарных эгоистических «инстинктов» и т. п Продолжив аналогию с зеркалом, как не вспомнить здесь мудрую андерсеновскую историю-предостережение о злом тролле, который «смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное умень­шалось дальше некуда, а все дурное и безобразное так и выпирало, делалось еще гаже... А если у человека являлась добрая мысль, она отражалась в зеркале такой ужимкой, что тролль так и покатывался со смеху, радуясь своей хитрой выдумке. Ученики тролля — а у него была своя школа — рассказывали всем, что сотворили чудо: теперь только, говорили они, можно увидеть мир и людей в их истинном свете. Они бегали повсюду с зеркалом, и скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде».

по возможности довести, конкретизировать до разверну­той психологической концепции *.

Напомним, что в этом общем представлении лич­ность рассматривалась как способ организации, инстру­мент, орудие присвоения человеческой сущности. Этим мы как бы подтверждали, экстраполировали идущее в отечественной психологии от Л. С. Выготского понима­ние человека как существа производящего, строящего орудия и инструменты своего развития. Причем орудия эти могут быть не только внешними, вещными, конкрет­но представленными — лопата, топор, станок, ЭВМ, но и внутренними, психологическими — способ мышления, специальные приемы запоминания,  воображение, построение образа, использование знака и т. п.

Следующим шагом в этом направлении должно было стать понимание развитых внутренних психологических орудий не только как средств решения возникающих перед индивидом задач, но и как особого рода «психо­логических органов», в функции которых входит относи­тельно самостоятельное продуцирование самих задач, обеспечение и закрепление определенных, достаточно единообразных способов их решения, взаимодействие с другими подобными «психологическими органами» и т. п. Ценной аналогией здесь служит представление о «функциональных органах» **, которые возникают, складываются в нервной системе в единое целое при­жизненно, в тесной зависимости от конкретных внешних

* Путь этот пока не является в психологии частым. Как справед­ливо замечает В. Е. Кемеров, обычно «психология шла не по пути «реконструкции» психики на основе истолкования личностного бытия, а, наоборот,— по пути «реконструкции» бытия личности на основе описания ее психики» 6.

** «...Одним из крупнейших современников И. П. Павлова, А. А. Ухтомским, была выдвинута мысль о существовании особых физиологических, или функциональных органов нервной системы... Это органы, которые функционируют так же, как и обычные морфоло­гически постоянные органы; однако они отличаются от последних тем, что представляют собой новообразования, возникающие в про­цессе индивидуального (онтогенетического) развития. Они-то и пред­ставляют собой материальный субстрат тех специфических способ­ностей и функций, которые формируются в ходе овладения человеком миром созданных человечеством предметов и явлений—1ворениями культуры... Теперь мы можем более ясно представить себе и то, в чем именно выразилось очеловечивание человеческого мозга... Оно выра­зилось в том, что кора человеческого мозга с ее 15 миллиардами нервных клеток стала в гораздо большей степени, чем у высших жи­вотных, органом, способным формировать функциональные ор­ганы» 7.

условий и обстоятельств, и затем начинают функциони­ровать с той же устойчивостью, что и морфологически наследственно обусловленные органы. «Органом,— писал А. А. Ухтомский,— может быть всякое временное сочетание сил, способное осуществить определенное достижение» 8. Эта, безусловно, важнейшая гипотеза была направлена по преимуществу в сторону высшей физиологии и не касалась сути психологических проб­лем. Лишь в трудах А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, а в последнее время В. П. Зинченко и его сотрудников гипотеза получила развитие применительно к ряду об­ластей психологии и стало возможным говорить об отдельных психологических структурах (мышления, па­мяти, действия) не только как о психологических ору­диях, но и как о психологических органах.

Настает, видимо, пора применить эти представления и к изучению личности. Прежде всего обратим внима­ние на взаимосвязь двух обсуждаемых понятий — «психологическое орудие» и «психологический орган». Орудие, будучи развитым и обретшим относительную самостоятельность в рамках целостной организации, приобретает функции органа. С генетической точки зре­ния орудие есть то, что может стать органом, есть орган в потенциале. Орган же в свою очередь — зрелое орудие,— орудие, переставшее быть только средством, способом реализации чужой воли, но приобретшее собственную волю (а порой своеволие), собственную активность. Эта активность в рамках психической организации человека имеет по крайней мере два осно­вополагающих направления. Одно состоит в познании внешнего мира, производстве предметов, преобразова­нии окружающего. Другое направление связано с на­хождением смысла своего бытия в мире и многочислен­ных продуктов, следствий этого бытия. Каждое из этих направлений порождает и соответствующие сферы приложения психической активности. Одна из них есть «мир вещей», причинно-следственных отношений, другая есть «мир идей», мир смыслов. Соответственно этому деятельность в «мире вещей» можно назвать деятельностью производства «вещных» продуктов, предметов, измерений, тогда как деятельность в «мире идей» следует назвать деятельностью смыслообразова-ния, производства смыслов. Если продукты деятель­ности первого рода зримы и осязаемы, могут быть не­посредственно и в объективной форме предъявлены

другому, то продукты деятельности второго рода субъективны, мало и трудно поддаются объективации, непосредственной передаче другому.

Следует сразу подчеркнуть, что две указанные сферы существуют во взаимосвязанных, хотя и во многом противоречивых, отношениях. Дело в том, что первая сфера не несет в себе смысла своего существования, смысл этот должен быть найден, доказан, и тем самым она нуждается в постоянном и все новом, по мере ее раз­вития, осмыслении, т. е. в продуктах деятельности другой сферы — сферы смыслообразования. В то же время «производство» смыслов никогда не существует в некоем «чистом» виде, но всегда нуждается в мате­риале реальности, с одной стороны, как источнике, толчке к смыслообразованию, а с другой стороны,— поле, полигоне реализации уже обретенного смысла, по­пыток его объективации. П. А. Флоренский, который еще до Л. С. Выготского четко поставил проблему ору-дийности человеческой психики, писал, что творчество разума распадается на производство вещей, смысл ко­торых не нагляден, и производство смыслов, реальность которых не очевидна. Необходимо поэтому доказывать осмысленность вещей и вещность смысла.

Это несовпадение и одновременно взаимозависи­мость, взаимосвязанность двух сфер, создаваемое меж­ду ними внутреннее напряжение, противоречие есть по сути отражение общего противоречия между обуслов­ленной данной конкретной ситуацией ограниченностью каждого отдельного человека и его потенциальной универсальностью, безграничными возможностями, без­масштабным развитием, предполагаемым родовой чело­веческой сущностью *. На уровне индивидуального сознания это противоречие обычно отражается как про­тиворечие между «я» реальным и «я» идеальным, между

* «Убеждение в том, что вещи существуют не сами по себе, а об­ладают еще каким-то важным и существенным для человека «смыслом», растет из особого положения человека в мире,— пишет В. М. Межуев.— В своем стремлении постичь смысл вещи, раскрыть его средствами мифологического, религиозного, художественного или философского сознания люди исходят не из своей чисто природной потребности в ней, а из своей общественной, «родовой» потребности, определяемой существованием того общественного целого, к которому они принадлежат. Они как бы смотрят на вещь глазами этого целого, пытаясь увидеть в ней то, что имеет значение для их жизни в границах данного целого. Будучи сам «родовым» существом, человек и в вещах ищет то, что составляет их общий «вид», «эйдос», «идею», что обра­зует их «родовую» сущность» 9.

 «я» сегодняшним и «я» будущим; как противоречие между бытием и долженствованием, реальным и потен­циальным, вещным и смысловым.

Ниже, когда мы будем рассматривать строение смысловой сферы, динамику деятельности, мы поста­раемся развить эти исходно важные для нас общие положения, а теперь вернемся к определению личности как способу организации, орудию присвоения челове­ческой сущности. Нетрудно после сделанных выше замечаний увидеть, в каком новом дополнении, конкре­тизации нуждается это определение. Поскольку при­своение человеческой сущности распадается на присвоение «мира вещей», причинно-следственных свя­зей и отношений и на присвоение «мира идей», производ­ство смысловых образований, то соответственно и ору­дия, органы психической деятельности неоднородны, но распадаются, вернее, тяготеют к двум соответствующим сферам. Если же применить «поуровневый» подход *, то следует говорить о разных измерениях, уровнях психического аппарата. Один уровень мы назовем собственно личностным или личност но-смысловым, «ответственным» за производство смысловых ориента­ции, определение общего смысла и назначения своей жизни, отношений к другим людям и к себе. Специально подчеркнем при этом, что речь идет не об абстрактной философской рефлексии, а о вполне насущной и каждым так или иначе решаемой задаче осмысления, смысло­вого оправдания своего бытия **.

Однако смысловые ориентации не могут сами по себе

' «Поуровневый» подход имеет весьма давнюю историю. Де­ление на «душу» и «тело», которому тысячи лет, можно рассматри­вать как первую попытку такого рода. Не менее почтенный возраст имеет и трехчленное деление на «телесное», «душевное» и «духовное». Двух- и трехчленное деление, наполненное, разумеется, иным содержанием, остается наиболее распространенным и сейчас. На­помним лишь некоторые примеры: индивид — личность (А. Н. Ле-онтьсв); субъект — личность (П. Я. Гальперин); индивид — лич­ность—индивидуальность (Б. Г. Ананьев, А. Г. Асмолов); инди­вид — субъект —личность (Ш. А. Надирашвили); организм — инди­вид — личность (М. Г. Ярошевскнй) и др. В развиваемых ниже взглядах на проблему психического здоровья мы также будем при­держиваться трехчленной традиции.

" Напомним в данной связи слова Л. Н. Толстого о том, что «неизбежно необходимое для живых людей знание было и есть всегда одно: .танце своего назначения в том положении, в котором находит себя человек в этом мире, и в той деятельности- или в том воздержании от деятечьности, которое вытекает из понимания этого назначения» '°.

обеспечить присвоение человеческой сущности, они лишь определяют те или иные устойчивые отношения к ней. Для реализации,овеществления,опредмечивания этих отношений необходима соответственно организо­ванная активность человека, его деятельность, неизбеж­но несущая при этом на себе печать всех его индиви­дуальных особенностей, характерологических черт и свойств. Этот другой уровень мы назовем уровнем реализации, индивидуально-исполнительским или инди­видуально-психологическим уровнем.

Кроме двух обозначенных уровней необходимо, особенно в контексте изучения аномального развития, ввести в рассмотрение еще один — психофизиологи­ческий уровень. В противном случае личностные процес­сы как бы повиснут в воздухе и будут пониматься без учета роли биологической, нейрофизиологической базы, которая обусловливает как саму возможность функци­онирования процессов психического отражения, так и существенные особенности строения и динамики, ре­жимов этого функционирования.

В соответствии с таким подходом будет строиться и наше представление о психическом здоровье. Его сле­дует рассматривать не как однородное образование, а как образование, имеющее сложное, поуровневое строение. Высший уровень психического здоровья — личностно-смысловой, или уровень личностного здо­ровья, который определяется качеством смысловых отношений человека. (В первой главе мы уже называли некоторые философско-психологические основания кри­териев нормальности.) Следующий уровень — уровень индивидуально-психологического здоровья, оценка ко­торого зависит от способностей человека построить адекватные способы реализации смысловых устремле­ний. Наконец, уровень психофизиологического здо­ровья, который определяется особенностями внутрен­ней, мозговой, нейрофизиологической организации актов психической деятельности.

Нетрудно предположить, что каждый из данных уровней, имея свои критерии, должен иметь и свои осо­бые закономерности протекания. Из этого в свою очередь следует и другая гипотеза: несмотря на взаимо­связь и взаимообусловленность уровней, возможны са­мые различные варианты их развитости, степени и качества их здоровья. Иначе говоря, психическое здоровье, будучи многоуровневым, может страдать на

одних уровнях при относительной сохранности других *. Представим последнюю гипотезу в формализованном виде.

Если рассматривать психофизиологический уровень как первый, тогда здоровье этого уровня, психофизиоло­гическое здоровье, можно обозначить как n[, а отклоне­ния от него — как Ni. Соответственно здоровье и откло­нения следующего уровня — индивидуально-исполни­тельского — обозначим как Na и Nz, а личностное здо­ровье и отклонения от него — как Мз и Мз. Отсюда мож­но в принципе построить трехмерный массив данных и соответствующее «трехмерное пространство психи­ческого здоровья», каждая ось которого будет соответ­ствовать тому или иному измерению, плоскости этого здоровья — личностной, индивидуально-исполнитель­ской и психофизиологической. Тогда любое психи­ческое состояние человека может быть представлено как точка в этом пространстве, координаты которой заданы наличными—либо положительными (степени здоровья), либо отрицательными (степени нездо­ровья) — показателями по каждой из осей. Общий вид предполагаемых здесь сочетаний может быть представ­лен в виде следующих двух матриц, первая из которых (I) показывает, какие варианты могут соседствовать с личностным здоровьем (положительное значение соответствующей оси рассматриваемого трехмерного пространства, обозначенное нами как Мз), а вто­рая (II) — какие варианты могут соседствовать с откло­нениями личностного здоровья (отрицательное значение соответствующей оси, обозначенное нами как Мз).

* Нелишне заметить, что применение термина «уровень» является здесь в достаточной степени условным (равно, впрочем, как и в перечисленных выше в примечании примерах «поуровневых» делений). Об уровнях в строгом значении уместнее было бы говорить при изменении какого-либо свойства или качества, когда, скажем, каждая новая ступень подъема вбирает в себя, как бы «затопляет» нижележащие, пройденные, оставленные уже уровни (так говорят о повышении уровня образования, культуры и т. п.). В нашем же случае речь идет скорее о составляющих, параметрах, этажах психического здоровья, существующих (живущих) одновременно, пусть глубоко взаимосвязанно и взаимозависимо, но все же не поглощая и не заменяя друг друга. Но поскольку понятие поэтажного подхода пока не привычно, да и ассоциируется больше со строитель­ным делом, нежели с психологией, мы с учетом высказанных оговорок будем в основном использовагь устоявшуюся, «уровневую» термино­логию.

В нашу задачу не входит подробное рассмотрение всех выделенных классификационных ячеек, поскольку это заняло бы слишком много места и увело от основной логики работы. Ниже (гл. IV и V) мы остановимся лишь на некоторых типичных структурах психического здо­ровья, характерных прежде всего для тех видов ано­мального развития личности, которые непосредственно попадут в фокус нашего рассмотрения. Однако одно, поистине фундаментальное, взаимоотношение сразу требует особого и пристального рассмотрения в кон­тексте данной книги: это взаимоотношение первого — психофизиологического — с двумя вышележащими — собственно психологическими — уровнями. Нетрудно видеть, что по сути своей способ определения этих взаимоотношений является частным, производным от того или иного решения более общей методологической проблемы — проблемы соотношения биологического и социального в человеке, поскольку первый уровень непосредственно связан с наследственными, биологи­ческими характеристиками, тогда как два последующих зависят от социальных условий обучения и воспитания.