1. Нарциссизм: Я и другие - Неизведанное Я

Ближе к концу оральной фазы, обычно при отнятии от груди, с началом самостоятельного питания либидизация переходит от рта и губ к другим частям тела и коже. Теперь ребенок начинает ощущать качество предметов кожей, на ощупь, и осязание становится центром либидозных ощущений. Тактильный контакт становится самым важным как новый вид осознания не только окружающей младенца реальности, но и собственного физического существования. Начинает развиваться собственный телесный образ, а вместе с ним закладывается и примитивное Эго. Таким образом, на базе периферийного либидо складывается отчетливое осознание себя как отдельной личности. Это нарциссическое Эго требует подпитки через физический контакт с матерью, получая удовлетворение от ее внимания и прикосновения.

* Здесь я хотел бы привлечь внимание к проблеме перевода, которая оказалась достаточно сложной в англоговорящих странах. Фрейда постоянно упрекали за "овеществление, деперсонализацию" самых субъективных, очень личных переживаний и ощущений – через определения Эго, Супер-Эго и Ид. Но нужно помнить, что сам он никогда не употреблял этих слов, а говорил "Ich" или "selbst", что означает "Я" или "сам", а также "Uber-Ich" и "das Es", то есть "Сверх-Я" и "Оно", взяв это от Гроддека. Латинские же термины – это изобретение англосаксонское, связанное с традицией латинизировать все медицинские термины.

У ребенка будет хорошее мнение о себе и своем теле в том случае, если он ощущает материнские объятия, ласковые прикосновения и внимание. Таким образом, при недостатке осязательного контакта или его отсутствии можно говорить о нарциссическом голоде и недостатке периферического либидо. Нарциссическое либидо есть, без сомнения, продолжение оральных ощущений и распространение их на всю поверхность тела, в связи с чем ребенок начинает отчетливо ощущать себя как отдельное существо. Потребность любви и тепла он будет чувствовать всем телом, все его внимание теперь поглощено этим ощущением себя самого. В нем развивается новый интерес к своему телу, он начинает изучать различные его части по мере того, как в них просыпается либидо. Младенцу в это время необходим постоянный и тесный телесный контакт, чтобы он мог почувствовать расширяющееся периферическое либидо и вместе с ним чувство удовольствия и чувство собственного отдельного Я. Все его тело стремится впитать в себя материнское либидо, и теперь не только губы, но и все существо его становится центром либидозного голода.

Основной поворот, происходящий на этом этапе, – это осознание тела как целой сущности и новое ощущение собственно себя. Одновременно с осознанием себя как отдельной, целостной сущности ребенок начинает воспринимать целиком и тело матери; так же как он постепенно развивает в себе собственный образ (именно это как будто и является целью периферической либидизации), он осознает и образ материнского тела, и постепенно образы других людей. Конечно, здесь еще нельзя говорить об осознании личности матери, но определенно можно говорить о физическом ощущении ее. Ребенок начинает различать объекты, проявлять к ним интерес, узнавать их очертания визуально и осязательно. Другими словами, в нем развивается осознание внешнего окружения. Однако тело матери, как прежде ее грудь и сосок, может ощущаться как холодный или безразличный объект, и тогда тело младенца будет напряженным, или беспокойным, или тоже холодным и бесчувственным.

Поскольку описание психобиологических процессов, происходящих на различных стадиях развития ребенка, не может донести до нас глубину и зачастую драматизм переживаний, которые он испытывает, я приведу почти дословно часть сеанса, который я провел с пациентом, страдавшим глубокой нарциссической депривацией.

М-р Т.Е., которому в то время было 36 лет, уже около двадцати лет страдал острым психозом – психическим и эмоциональным параличом, полным отрывом от реальности, поскольку не чувствовал себя реальной личностью, не ощущал собственного тела, кожи, рук и ног, половых органов. Более того, окружающие его люди тоже казались ему нереальными, у него не было ощущения времени и пространства. Ему настолько не удавалось связать события между собой, что все, что случилось с ним за два-три часа или за день до этого, казалось, не имело отношения к настоящему моменту; когда он был вне дома, мысль о доме была чем-то нереальным и бессмысленным, и наоборот.

Сеанс психоанализа выявил типичный пример бессознательного процесса, блокированного сильнейшим аффектом и расстройством ориентации. Большая часть лечения проводилась под гипнозом. Пациент: "Мой желудок очень твердый, в металлической оболочке. Очень жесткий и неподатливый, как будто он закован в толстый металл. Всю жизнь я с ним мучаюсь".

Когда я спросил его, как этот твердый металл оказался у него внутри, и перевел его внимание на область рта, ему сначала показалось, что он проглотил лягушку. Тогда я попросил его рассказать об ассоциациях, возникающих при образе лягушки, и он внезапно регрессировал к младенческим образам и ощущениям. "Мать кажется жесткой, каменной; это жесткая каменная фигура, видимо мраморная, как могильная плита, – слишком твердая для того, чтобы жить. Не могу произвести на нее никакого впечатления, как на статую или памятник. Грудь у нее пустая и бесполезная – вся высохла. Мать всегда холодная, далекая и больная. Она страдает. От нее веет ужасающей слабостью. Двигается она всегда с трудом. Из колыбели я вижу ее лежащей в постели. Она такая бледная, седая; совсем неживая, как камень, мне она кажется почти нереальной. Мне страшно и одиноко".

После нескольких воспоминаний в том же духе он продолжал: "Мама так часто болела. Ужасные головные боли у нее были, ей все время приходилось чем-то их успокаивать, я до сих пор чувствую запах этой повязки у нее на голове. Теперь я чувствую ее грудь, холодную и несчастную. Она как будто деревянная, правда деревянная, совсем ненастоящая. Хочется зубами впиться в сосок, сделать ей больно. Кошмар! Да что толку!" В конце сеанса он стал говорить о том, как ему хотелось изуродовать тело матери и вообще женские тела, разорвать их, изрезать до крови. На другом сеансе у него проявились фантазии о том, чтобы расчленять мужские тела, отрезать руки и ноги, головы и половые члены. Это часто приводило к подсознательному побуждению изувечить себя самого, что и случилось однажды, когда в двадцать лет он попытался сам себя кастрировать с помощью ножа.

У этого пациента сильнейшие каннибалистские импульсы перешли от области зубов – желание укусить – к фантазиям об уничтожении тела вообще. Его сексуальные импульсы оказались на фаллическо-садистском уровне, что вызвало в нем сильнейшую тревогу, ибо фаллос представлялся ему в виде ножа, опасного орудия, способного терзать тела женщин, протыкая вагину и вырывая ноги. Вполне понятно, что такие фантазии неизбежно должны были подавляться, вытесняться за пределы сознания, так что он в буквальном смысле слова не мог даже думать о сексе; для него это было абсолютно невыносимо, и его импотенция была настолько полной, что его гениталии вообще не испытывали никакого сексуального импульса. Если он касался своих половых органов, то ощущал их как нечто незнакомое и безжизненное. Здесь интересно обратить внимание на схожесть этих ощущений и ощущений при контакте с материнским соском. Утратив всякий эротический контакт с внешним миром, отгородившись от него полностью, он перестал чувствовать его как реальность и женщины как сексуальный объект лишились для него какого бы то ни было значения. А весь мир стал для него нереальным и бессмысленным.

1. Нарциссизм: Я и другие - Неизведанное Я - Д. Франкл