ПСИХОГРАММА СТАЛИНА - Психология господства и подчинения Хрестоматии- А.Г. Чернска

   Нарциссическая мания величия

   Достижения  современной  психологической  науки  сегодня  позволяют   нам

объяснить  противоречия  личности  одного  и  того  же  индивидуума.  Особое

значение при этом  имеет  учение  Зигмунда  Фрейда  и  его  школы,  согласно

которому наш внутренний мир существует как бы в двух  уровнях  -  на  уровне

сознания и на уровне подсознания. Сегодня мы также знаем, что базовые  черты

характера   человека   формируются   не   только   за   счет   наследственно

предопределенных факторов, но также и под влиянием  воспитания,  впечатлений

раннего детства и юности. Эти  исходные  впечатления  никогда  полностью  не

стираются - они могут лишь  быть  вытесненными  в  подсознание  и,  позднее,

сменяя  друг  друга,  в  различной  степени  воздействуют  на  поведение   и

эмоциональный мир взрослого индивидуума. Поэтому не представляется возможным

понять характер человека в целом, если не  уделять  подсознательному  в  нем

такое же внимание, как и  сознательному,  если  не  обращаться  к  юношеским

переживаниям этого человека. Поэтому при исследовании личности  Сталина  нам

придется попытаться полностью синтезировать все ступени ее развития  подобно

тому, как мы поступили в случае Наполеона и Гитлера.

   Если объективно с медицинской  точки  зрения  проанализировать  юношеский

анамнез Сталина, то мы обнаружим несколько фаз, оказавших  решающее  влияние

на его последующее развитие.

   Первой  из  таких  определяющих  фаз,  безусловно,  является  его  раннее

детство. Как показывают воспоминания друга  его  юности  Иремашвили,  грубые

методы воспитания жестокого и часто пьяного Виссариона  Джугашвили  оставили

неизгладимые следы в душе сына. Причем  следует  говорить  не  только  и  не

столько о физической боли от ежедневных побоев, которыми  отец  якобы  хотел

сломить упрямство сына, сколько о чувстве несправедливости от  незаслуженных

наказаний, которые вошли у отца в привычку, и о чувстве бессилия, с  которым

он был вынужден сносить жестокость грубого, примитивного и  непредсказуемого

родителя. Подобное физическое насилие  и  психическое  подавление  вынуждены

были  претерпеть  миллионы   взрослых   людей,   переживших   фашистскую   и

коммунистическую диктатуру. Элис Миллер  настойчиво  доказывает,  что  между

насилием над ребенком и насилием над взрослым  существует  большая  разница:

ребенок не имеет права открыто выразить ненависть к своему мучителю. Ведь не

положено ненавидеть отца - так гласит четвертая заповедь -  и,  в  принципе,

ребенок и не хочет ненавидеть своего отца, потому что  он  его  любит.  Этот

парадокс, состоящий в том,  что  страдания  принимаются  от  руки  "любимого

мучителя", может оказать  необратимое  влияние  на  последующее  психическое

развитие человека.

   Ребенок запечатлевает  в  себе  именно  событие  перенесенных  в  детстве

побоев, а не эмоциональное содержание,  вкладываемое  в  это  воспитательное

мероприятие его родителями, согласно которому ребенок был  бит  для  его  же

блага.  Поэтому  взрослый  человек,  полностью   вытеснивший   это   детское

переживание в подсознание,  воспринимает  подобные  события  совершенно  без

эмоций и какого-либо  участия.  Страдания,  вызванные  жестоким  обращением,

побоями и отсутствием сочувствия к своим детским невзгодам, запечатленные  в

подсознании ребенка, в будущем порождают  у  взрослого  человека  внутреннее

желание повторить эти страдания детства. При этом характерно, что такие люди

полностью идентифицируют себя с агрессором  и  не  испытывают  ни  малейшего

сочувствия к жертве. Не удивительно, что самые надежные лагерные надзиратели

и заплечных дел мастера поставляются именно этим контингентом людей. Некогда

порабощенный  и  преследуемый  ребенок  сам   становится   поработителем   и

преследователем,  ибо  даже  десятилетия  спустя  в  нем   продолжает   жить

трагическая потребность, заставляющая его мстить за  обиды,  перенесенные  в

раннем детстве, и проецировать накопленную ненависть на  другие  личности  и

общественные институты.

   Друг детства Сталина Иосиф Иремашвили  сто  лет  назад  предвосхитил  эти

выводы современной  психологии,  написав:  "Тяжкие,  незаслуженные  избиения

мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец. Он был

убежден в том, что человек, которому должны подчиняться другие люди,  должен

быть таким, как его отец, и  поэтому  в  нем  вскоре  выработалась  глубокая

неприязнь ко всем, кто был выше его по положению. С детских  лет  целью  его

жизни стала месть, и этой цели он подчинил все". Отец всегда играл  в  семье

лишь роль властелина и почти никогда не проявлял дружеских, тем более нежных

чувств. Поэтому в сыне "непрерывно и однозначно накапливалась ненависть".

   О влиянии матери мы можем строить одни лишь предположения. Безусловно,  у

Сталина не было такой связи с матерью, как у Наполеона  или,  тем  более,  у

Гитлера. Нам известно лишь, что  она  была  вынуждена  столь  же  безропотно

сносить унижения и несправедливости, а нередко и  побои  главы  семейства  и

безмолвно взирать на издевательства мужа над своим Coco.  В  глазах  ребенка

мать  как  бы  давала  молчаливое   согласие   на   грубые   "воспитательные

мероприятия"  отца  и,   таким   образом,   утратила   роль   союзницы   его

самоутверждения по отношению к отцу,  что,  естественно,  не  способствовало

укреплению связи между ребенком и матерью.

   С другой стороны,  имеются  основания  предполагать,  что  мать  Сталина,

лишенная других радостей в своей беспросветной жизни, была очень привязана к

своему  единственному  ребенку,  причем  ее  любовь  к  сыну   должна   была

усиливаться его увечьем - укороченной левой рукой, из-за чего он нуждался  в

защите более, чем другие дети. Великая ее любовь к Coco нашла свое выражение

в готовности пойти на любые жертвы во имя того, чтобы избавить его  в  жизни

от нужды. В этом она, в конце концов, достигла успеха, добившись поступления

сына в высшее учебное заведение, что позволяло рассчитывать на  удачную  его

карьеру в будущем. Учителя очень рано обратили внимание на уверенность  Coco

в своих силах и его способность добиваться своей цели. Это  доказывает,  что

мать, свято верившая в будущие успехи сына,  была  для  него,  по  выражению

Хельма Штирлина, "сильнейшей родительской реальностью",  то  есть  именно  в

матери Coco видел центральную, делегирующую его родительскую фигуру.

   Второй важнейшей фазой развития личности Иосифа Сталина  является  период

учебы в горийском церковном  училище  и  в  тифлисской  духовной  семинарии.

Первым  делом  ему  предстояло  убедиться  в  том,  что  учителя  столь   же

малоразборчивы в выборе воспитательных  средств,  сколь  и  отцы,  поскольку

также нуждаются  в  подобных  переживаниях  для  укрепления  своего  слабого

нарциссического Я. В еще большей степени ему это  стало  ясно  в  семинарии,

жизнь в которой напоминала больше казарму,  нежели  студенческое  общежитие.

Тотальная слежка и стукачество монахов, раболепствовавших перед  начальством

и пытавшихся различными  наказаниями  достичь  безоговорочного  повиновения,

породили в его душе еще один очаг ненависти. За счет этого в период полового

созревания произошло возрождение той ненависти, которая была им преодолена в

раннем детстве. Однако эта ненависть претерпела изменения в том смысле,  что

появился однозначный образ врага,  ибо  теперь  подросток  Джугашвили  "имел

право на свободную и дозволенную ненависть". Сначала  аккумулируемая  в  нем

ненависть была направлена только против монахов, непосредственно надзиравших

за ним, но затем она распространилась и  на  других  носителей  авторитарной

власти, таких, как офицеры и чиновники царского правительства. В то же самое

время в нем усиливалось презрение к  глупой  и  трусливой  массе,  безвольно

терпевшей насилие авторитарной власти, что  должно  было  пробуждать  в  нем

бессознательные ассоциации с ролью матери в его собственной семье.

   Семинарская жизнь, казавшаяся ему все более невыносимой, давала ему,  тем

не менее, практические наглядные примеры тех средств и  методов,  с  помощью

которых можно бороться с такими порядками. Средствами этими  были  хитрость,

ложь и подозрительная сдержанность по отношению  ко  всем  и  каждому.  Дочь

Сталина Светлана полагала, что  уже  в  те  времена  он  "на  основе  своего

семинарского опыта убедился,  что  люди  грубы  и  нетерпимы,  что  духовные

пастыри обманывают свою паству, для того чтобы крепче держать  ее  в  руках,

что они занимаются интригами, лгут и что у них очень много  других  пороков,

но очень мало достоинств".  По-видимому,  еще  будучи  семинаристом,  Сталин

полностью принял идеи Маркса - основополагающая идея марксизма  о  том,  что

классовая  борьба  неминуемо  должна  привести  к  устранению  продажного  и

прогнившего буржуазного общества,  предоставляла  ему  возможность  получить

выход для накопленной им чудовищной ненависти  против  всех  форм  власти  и

утолить жажду мести.

   В 1899 году, после  исключения  из  семинарии  по  неизвестным  причинам,

начинается третья фаза формирования личности Сталина. Вот  как  комментирует

это событие однокашник  молодого  Сталина  по  семинарии  Иосиф  Иремашвили:

"Он...  покинул  семинарию,  исполненный  горькой  и  злобной  ненависти   к

школьному начальству, буржуазии и всему тому, что было в стране  воплощением

царизма".   Это   свидетельствует   о    решительном    намерении    Сталина

идентифицировать собственное Я Он сжег за собой все мосты и выбрал для  себя

жизненный путь профессионального революционера со всеми вытекающими из этого

опасными последствиями. Таким образом у него  завершился  и  компенсировался

"юношеский кризис идентификации". На этапе поиска своего  Я  он  должен  был

выстроить  для  себя  идеализированный  образ  собственной  личности   и   в

дальнейшем стремиться максимально приблизиться к этому образу  на  практике.

Образцом послужил ему Коба,  кавказский  аналог  Робин  Гуда,  с  которым  в

значительной  степени   идентифицировал   себя   молодой   Сталин   Подобное

воображаемое слияние, выразившееся в том, что  он  выбрал  для  себя  кличку

Коба, должно было, скорее всего, послужить нарциссическому усилению  его,  к

тому времени еще не вполне сложившейся, идентификации. В современной  теории

нарциссизма в подобных случаях принято говорить о  формировании  связи  типа

alter ego, подразумевая при этом размытие физических границ между собственно

личностью и вторым партнером, в данном случае  -  кавказским  героем  Кобой,

когда второй партнер воспринимается почти как близнец.

   Современное учение о "нарциссизме"  позволяет  лучше  разобраться  в  тех

расстройствах, которые находят свое видимое проявление в неудачных  попытках

личности установить нормальные контакты с конкретным и  абстрактным  внешним

миром.  Нарциссическая  личность  принимает  только  ту  данность,   которая

соответствует ее желаниям, мыслям и чувствам. Поэтому вещи и лица вне  этого

эгоцентрического круга не заслуживают внимания, а  все,  что  делают  другие

люди, оценивается и интерпретируется  только  и  исключительно  относительно

собственной  личности.  При  высокой  степени  выраженности   нарциссических

механизмов, которые, как известно, могут  достигать  мессианских  масштабов,

постулат собственной непогрешимости  и  неконтролируемой  абсолютной  власти

может завести столь далеко, что в тот момент,  когда  малейшая  критика  или

действие  ставит  под  угрозу  идеал,  созданный  собственным  воображением,

источник такой критики подвергается  беспощадным  преследованиям  вплоть  до

физического уничтожения.

   В случае Сталина значение этих  особенностей  состоит  в  том,  что  они,

вследствие реализации двойного  стандарта,  отрицательно  сказались  на  его

способности  правильно  и  объективно  оценивать  действительность.  Причина

возникновения культа Сталина кроется, в первую очередь, в его нарциссической

мании величия, а не в заслугах "великого вождя"  как  реальной  человеческой

личности.

   Сталин воспринял исключение из семинарии как акт социальной дискриминации

и произвола чванного привилегированного общества, однако, произведя  себя  в

профессиональные революционеры, он нашел признание и  удовлетворение,  столь

остро необходимые после унижений, пережитых в отцовском  доме  и  семинарии,

для окончательной идентификации и окончательного самоопределения. Теперь  он

стал полноценным членом того боевого кадрового состава, который  Ленин,  его

великий кумир, столь лестно называл "авангардом рабочего  класса"  и  считал

основной  движущей  силой  планируемой  революции.   Подобные   политические

группировки естественным образом апеллируют к нарциссическим  предрассудкам,

которые укрепляют в них солидарность  и  внутреннюю  замкнутость.  Групповой

нарциссизм,  в  свою   очередь,   сообщает   чувство   удовлетворенности   и

достаточности каждому отдельному члену группы, но, в первую очередь, тем  из

них, кто ранее, вне группы, страдал от  фрустраций  и  ощущения  собственной

неполноценности. Принадлежность к  столь  важной  и  столь  ценимой  Лениным

группе более чем достаточно компенсирует даже самого незначительного  из  ее

членов за  перенесенные  ранее  разочарования  и  репрессии.  Следовательно,

степень  группового  нарциссизма  всегда  соответствует  дефициту   реальной

удовлетворенности  своим  существованием  отдельного  принадлежащего  к  ней

индивидуума. Принадлежность к этой  группе  профессиональных  революционеров

также  компенсировала  снисходительное  отношение  к  Сталину   со   стороны

руководящих товарищей, принадлежавших преимущественно к интеллигенции.

   Четвертой фазой формирования личности Сталина были те 16 лет, которые он,

будучи  профессиональным  революционером,  провел  в  подполье,  тюрьмах   и

ссылках. Трудности, пережитые им в этот  период,  еще  более  усилили  такие

черты  характера,  как  эмоциональная  холодность,  расчетливость  и  хитрое

коварство, но в первую очередь подозрительность к людям  вообще.  От  людей,

побывавших вместе с ним в заключении и ссылке, известно, что он все больше и

больше превращался в одинокого волка, сторонившегося близких контактов  даже

с товарищами по  несчастью  и  вообще  с  трудом  способного  к  поддержанию

нормальных человеческих отношений. Лучше всего он чувствовал себя в компании

уголовников или иных темных личностей, что опять же вело к новым необратимым

деформациям психики. Все  это  постепенно  превращало  его  в  неотесанного,

грубого и хамовитого человека, движимого  ненавистью  и  жаждой  мести,  что

сочеталось в нем с мимозной чувствительностью к малейшей обиде или малейшему

пренебрежению - типичным признаком его экстремально нарциссической личности.

   Случай несексуального садизма?

   С  большой  степенью  вероятности  можно  утверждать,  что  годы  лишения

свободы, на протяжении которых он  был  предоставлен  произволу  тюремщиков,

усилили в характере Сталина черту,  которая  была  заложена  в  него  еще  в

детстве - явно выраженный садизм.  В  своей  работе  "Анатомия  человеческой

деструктивности"  Эрих  Фромм  убедительно  показал,   что   среди   причин,

способствующих возникновению садизма,  особое  значение  имеют  те,  которые

порождают у ребенка или у  взрослого  человека  чувство  бессилия.  К  таким

причинам принадлежат, в частности, "диктаторские наказания, вызывающие очень

сильный  страх.  Под  диктаторским  наказанием  Фромм  понимает  такие  меры

наказания: "строгость способна внушать страх,  жестко  не  ограничена  и  не

находится в разумном соотношении с  конкретным  поступком,  а  зависит  лишь

исключительно от садизма наказующего". Подобные  условия  существовали  и  в

родительском доме Сталина, и в семинарии, где он учился, и, в особенности, в

тюрьмах и ссылках, где ему приходилось находиться годами.

   При  попытке  установить  корни  сталинского   садизма,   столь   страшно

проявившегося в последующие годы, необходимо  учитывать  факторы  не  только

конституциональной предрасположенности и  семейный  фон,  но  и  психическую

атмосферу,  способствующую  возникновению  социального   и   индивидуального

садизма. Известно ведь, что власть, с помощью которой господствующая  группа

порабощает и эксплуатирует другую общественную  группу,  уже  сама  по  себе

способна  порождать  садизм.  Если  рассмотреть  место  Сталина  в   системе

советского общества и сам недобрый дух  этой  системы,  то  станет  понятно,

почему садистские черты сталинского характера проявились в столь  прочной  и

устойчивой форме и пустили столь глубокие корни.

   Фромм  считает  Сталина  ярчайшим  клиническим  примером   несексуального

садизма. Сталин мог бы гордиться тем, что  был  первым,  кто  после  русской

революции  приказал  пытать  политических  заключенных.  Он  мог  бы   также

гордиться тем, что в период его правления методы  пыток,  применяемые  НКВД,

превзошли все известные до того средства. Сталин порой не отказывал  себе  в

пикантном удовольствии лично выбрать метод пытки для той  или  иной  жертвы.

Наибольшее наслаждение доставляла ему душевная пытка, при которой он  держал

жертву как бы подвешенной в отчаянии и страхе  между  выражениями  искренней

симпатии и последующим оглашением смертного приговора,  а  в  конце  все  же

уничтожал ее.  С  чувством  глубокого  удовлетворения  он  устраивал  высшим

функционерам  своей  партии  и  правительства  испытания   на   верность   и

преданность, по произволу арестовывая их жен и даже детей, в  то  время  как

мужья и отцы продолжали как ни в чем не бывало исполнять  свои  обязанности,

даже не мысля о том, чтобы попросить об освобождении  близких.  Более  того,

они  были  обязаны  подтверждать  ему,  что  их  близкие   были   арестованы

обоснованно, хотя отлично знали, что Сталин поступил так исключительно  ради

собственного удовольствия. Рой Медведев пишет, что Сталин посадил  в  лагерь

не только жену столь высокопоставленного функционера, как Молотов,  но  даже

жену президента Советской республики Михаила Калинина,  причем  заставил  ее

под пытками подписать показания, компрометирующие ее мужа,  на  тот  случай,

когда и его понадобится убрать.

   Здесь в поведении Сталина проявился тот элемент  его  характера,  который

лежит в основе  всякого  садизма,  а  именно,  страстное  желание  "обладать

абсолютной и ничем не ограниченной властью над  живым  существом",  будь  то

мужчина, женщина, ребенок или целая социальная группа.  Власть,  позволяющая

доставлять другим людям физическую  боль  и  душевные  страдания,  приносила

Сталину не только величайшее чувственное  наслаждение,  но  и  подтверждение

абсолютного господства. Ощущение абсолютной  власти  над  живыми  существами

создавало у него иллюзию того, что он может  решить  проблему  существования

человека. Такая иллюзия является объектом страстного  вожделения  для  людей

подобных Сталину - людей, лишенных творческой силы и малейшей искры радости.

С этой стороны садизм, по выражению Фромма, является "превращением  бессилия

во всесилие. Это религия духовных калек".  Не  исключено,  что  искалеченная

левая рука, психически угнетавшая Сталина до конца его дней,  способствовала

авантюрному и злокачественному развитию его характера.

   В спектре садизма Сталина имеется еще один  момент,  также  типичный  для

этого характера, - трусость. По свидетельству Бориса  Бажанова,  бывшего  на

протяжении многих лет его личным секретарем, в  жизни  Сталина  не  было  ни

одного  примера  личной  храбрости.  И  во  время  революции,  и  во   время

гражданской войны "он всегда предпочитал  командовать  на  самом  безопасном

расстоянии".

   Во время революции Сталин действительно, по выражению  Николая  Суханова,

был "на политической арене не более, чем серым пятном". В это время  впервые

явно проявились  его  слабые  стороны.  Недостаток  образования,  отсутствие

творческих способностей и ораторского мастерства оставили его вне "штаба"  и

лишили возможностей играть руководящую роль. Тот факт, что  в  это  решающее

время он оказался вне "штаба" и без руководящей роли, о которой  так  мечтал

его нарциссический автопортрет, вне  всякого  сомнения  явился  для  Сталина

страшной душевной травмой, которую он не смог преодолеть. Ему пришлось долго

и терпеливо ждать, пока придет подходящий момент и он  сможет  отомстить  за

обиду, тлевшую в его душе. Годы сибирских ссылок стали для него  вынужденной

школой искусства ожидания, при необходимости он  мог  ждать  годами.  Умение

выжидать наиболее подходящего момента для достижения своей  цели  стало  его

фирменным знаком.  Лишь  в  конце  1929  года  Сталин  решил,  что  наступил

подходящий   момент   для   того,   чтобы   путем   насильственной   ревизии

историографии, подделки и уничтожения документов  отомстить  за  эту  давнюю

обиду и приступить к закладке фундамента монументального культа  собственной

личности.

   Начиная с этого момента комплекс неполноценности,  испытываемый  Сталиным

перед товарищами, превосходящими его по интеллекту, постепенно отступает  на

задний  план,  и  он  начинает  разрабатывать  план   устранения   возможных

соперников, способных посягнуть на его власть генсека. В первую  очередь  он

позаботился об  удалении  в  мир  теней  ключевой  фигуры  коммунистического

переворота 1917 года, выслав из страны Льва Троцкого. Теперь  он  без  труда

мог приписать себе ведущую роль главного  помощника  Ленина  в  установлении

коммунистического правления.

   Нарциссическая обида, нанесенная Сталину во время революции и сразу после

нее, оставила незаживающую рану, и он искал способ превзойти  своего  былого

кумира  Ленина.  Это  ему  удалось  -  он  организовал  "третью  революцию",

заключавшуюся  в  принудительной  коллективизации  сельского   хозяйства   и

индустриализации  страны.  Эти  кампании,  проходившие  в  19291933   годах,

отодвинули в тень все, что было до тех пор, не только невиданной жестокостью

применявшихся  средств  принуждения,  но  и  радикальностью  "революционной"

перестройки всего советского общества в первую очередь.

   Великий украинский голодомор, организованный в 1932-1933 годах по приказу

Сталина, чудовищные масштабы которого стали  известны  лишь  совсем  недавно

после открытия секретных  архивов  министерства  иностранных  дел  Германии,

совершенно шокирующим образом  раскрывает  деструктивные  черты  преступного

характера  этого  монстра.  Этот  безумный  акт  геноцида  обошелся  в  семь

миллионов жизней  украинских  крестьян.  Невероятно,  но  факт:  строжайшими

запретительными мерами  Сталину  удалось  скрыть  это  массовое  истребление

собственных сограждан не только от заграницы, но и от советского народа. Лев

Копелев, человек, которого можно  причислить  к  интеллигенции,  наблюдавший

весь этот ужас собственными глазами, писал: "Я боялся  показаться  слабым  и

проявить  сочувствие.  Ведь  мы  делали  исторически  необходимое  дело.  Мы

выполняли наш революционный долг. Мы  обеспечивали  социалистическую  Родину

хлебом".

   Это оправдание показывает, насколько уже тогда  советский  народ  увяз  в

сетях сталинской лжи, до какой степени он уже пал  жертвой  пропагандистских

трюков и утонченных отвлекающих маневров. Недаром Пастернак назвал  в  числе

важнейших  элементов   политики   Сталина   "нечеловеческую   власть   лжи".

Действительно, обман и предательство уже давно были его  второй  натурой,  и

поскольку он всегда правил с заднего плана, избегая  открытой  конфронтации,

то и в кровавом эксперименте  своей  жестокой  аграрной  революции  он  смог

подать себя как умеренную интегрирующую  фигуру,  которая  всегда  действует

лишь из лучших побуждений, руководствуясь интересами партии, благом народа и

ленинскими социалистическими принципами. Лишь на таких принципах можно  было

инсценировать  "невидимый  геноцид",  не  уронив  при  этом  своего   имиджа

"великого вождя".

   Для того чтобы спланировать и воплотить подобное дьявольское предприятие,

требовался человек, подобный Сталину, человек, в характере которого были  бы

сфокусированы все необходимые для  этого  преступные  качества:  глубочайшее

презрение к людям, беспримерная беспощадность, полное отсутствие  сочувствия

и хладнокровная жестокость, питательной  средой  для  которых  была  глубоко

укоренившаяся ненависть ко всем потенциальным врагам.  Эти  черты  характера

предопределили  абсолютную  неразборчивость  в  средствах   для   достижения

поставленных целей. К этому  следует  добавить  нарциссическую  убежденность

Сталина в своей исторической  миссии,  которая  постоянно  усиливала  в  нем

сознание избранности, что проявилось не только в "культе личности",  ставшем

основным инструментом его власти, но также и в уверенности  Сталина  в  том,

что он имеет право действовать за пределами обычных моральных  законов.  Это

привело к вырождению внутренней системы ценностей и сделало его иммунным  по

отношению к любой форме чувства вины  или  сострадания,  и,  таким  образом,

ничто не мешало ему следовать  стремлению  ко  всевластию  и  удовлетворению

возникавших у него садистских желаний.

   Параноидальная структура личности

   В отличие от  Гитлера,  Сталин  не  обладал  харизматическими  талантами,

необходимыми для  завоевания  лояльных  сторонников.  Поэтому,  опираясь  на

исторические примеры типа Ивана Грозного, он предпочитал  держать  советских

граждан, и в особенности аппарат политической власти, в постоянном страхе  и

трепете. В совершенстве  обладая  искусством  постоянно  поддерживать  накал

психологического  террора,  он  держал  свое  близкое  окружение  под  таким

давлением, что практически никто не мог считать себя застрахованным  от  его

непредсказуемых  капризов,  каждый  из  которых  мог  означать  моментальное

физическое уничтожение. В соответствии с  лозунгом  Сталина  о  том,  что  в

политике нет места доверию, его собственная подозрительность постоянно росла

и в конечном итоге приняла форму настоящей мании преследования.

   Первым  врачом,  который  поставил  Сталину   диагноз   "паранойя",   был

ленинградский   невропатолог   профессор   Владимир   Бехтерев.   Во   время

международного конгресса,  состоявшегося  в  конце  декабря  1927  года,  он

побывал у Сталина. Своими  взрывоопасными  наблюдениями  профессор  Бехтерев

поделился со своим ассистентом доктором Мнухиным и при этом  сказал,  что  в

лице Сталина, однозначно страдающего паранойей, "во главе  Советского  Союза

оказался опасный человек". То  обстоятельство,  что  сразу  же  после  этого

профессор Бехтерев скончался в  номере  московской  гостиницы  от  внезапной

болезни, очень напоминает почерк Сталина, пусть даже  мы  и  не  располагаем

никакими доказательствами такого предположения. Диагноз Бехтерева в сентябре

1988 года был целиком и полностью подтвержден  советским  психиатром  Е.  А.

Личко в "Литературной газете". Автор публикации дополнил сказанное указанием

на то, что, как  правило,  приступы  параноидального  психоза  провоцируются

различными перегрузками и необычными психическими ситуациями, и  в  типичном

случае течение заболевания  носит  периодический  характер.  Проанализировав

биографический анамнез Сталина, Личко  высказал  предположение,  что  первый

такой приступ произошел  у  Сталина  в  связи  с  раскулачиванием  в  начале

тридцатых годов, а второй приступ имел место перед началом большой  "чистки"

партаппарата и  руководства  армии  в  1936-1937  годах.  По  мнению  Личко,

вероятно, "имел место еще один приступ в начале войны, когда Сталин де-факто

прекратил управлять государством". Однако почти наверняка можно  утверждать,

что такого рода параноидальный приступ произошел незадолго до его  смерти  в

связи с "делом врачей".

   Алан Буллок справедливо указывает на то, что у Сталина, так же, как  и  у

Гитлера, не было органического психического  заболевания  по  типу  истинной

шизофрении,  а  имела  место  параноидальная  структура  личности,   чем   и

объясняются  абсолютно  все  его  действия.  С  точки   зрения   современной

психиатрии, у подобной параноидальной личности имеет место "сформировавшаяся

и непоколебимая система бредовых идей", которая,  как  правило,  проявляется

только в среднем возрасте. Эта система строго  отграничена  от  всех  прочих

когнитивных функций, и  личность  остается  неограниченно  жизнеспособной  и

продолжает  соответствовать  всем  требованиям,  предъявляемым  жизнью.  Уже

известный психиатр Краффт-Эббинг указывал  на  то,  что  при  параноидальных

психозах наряду с бредовой стадией  наблюдается  стадия  "просветления",  во

время которой такой субъект способен к ничем не примечательному  нормальному

поведению, за счет чего у окружающих не возникает никаких подозрений.

   Наиважнейшим   признаком   параноидального   психоза    является    мания

преследования, проявляющаяся в болезненной  подозрительности  и  в  конечном

итоге принимающая форму навязчивой идеи о том, что субъект  со  всех  сторон

окружен врагами и предателями. У Сталина параноидальный бред дошел до  того,

что он в конце концов ликвидировал почти всех бывших  соратников  вплоть  до

занимавших самые высокие  посты,  обвинив  их  в  подрывной  деятельности  и

террористических заговорах и не пощадив в ходе чисток ни  своих  друзей,  ни

членов собственной семьи.  Во  многих  случаях  достаточно  было  того,  что

человек "слишком  много  знал"  о  прошлом  Сталина.  Растущий  страх  перед

покушением  принес  гротескные  плоды:  он  спал  на  даче,  превращенной  в

настоящую крепость, за бронированной  дверью,  открыть  которую  можно  было

только изнутри, приведя в действие сложный механизм, в окружении  несметного

количества бдительных чекистов, которых он, движимый подозрительностью,  мог

внезапно заменить в самый неподходящий момент.  Он  всегда  носил  при  себе

пистолет, который ночью клал под подушку. Весь короткий путь в Кремль  кишел

сотнями агентов тайной полиции, и каждый раз он садился  в  другой  из  пяти

лимузинов, так что даже собственные его телохранители не знали, в  какой  из

машин он сидит за зашторенными серыми окнами. Как уже говорилось выше,  пищу

ему готовили в специальных  кухнях,  а  перед  подачей  на  стол  специально

обученные токсикологи проверяли блюда на наличие вредных веществ  или  ядов.

И, наконец,  был  найден  двойник  Сталина,  позволявший  самому  Сталину  в

определенных случаях не подвергать себя опасности.

   Едва  ли  Сталина  когда-либо  мучили  сильные   угрызения   совести   за

совершенные им преступления, однако столь крайняя форма мании  преследования

могла быть связана также и со  страхом,  что  в  один  прекрасный  день  его

настигнет рука мстителя.

   Еще  одним  существенным  обстоятельством  является  здесь   многовековая

традиция политических заговоров в истории России,  побуждавшая  Сталина  при

малейшем намеке на  возможность  заговора  на  всякий  случай  ликвидировать

возможных его участников. Прочно закрепившаяся  система  его  бредовых  идей

требовала "подтверждения" правильности параноидальных домыслов, для  чего  у

обвиняемых,  в  большинстве   случаев   полностью   невиновных,   добывались

"чистосердечные признания". Организованные Вышинским показательные процессы,

на которых Сталин по собственной прихоти мог посадить на  скамью  подсудимых

кого вздумается, доставляли ему садистское наслаждение,  состоявшее  в  том,

что он мог наглядно  показать  своим  согражданам,  кто  в  действительности

является господином над их жизнью  и  смертью.  Подобное  опьянение  властью

прекрасно вписывается в картину предельно параноидальной личности.

   Третьим характерным признаком параноидальной личности,  наряду  с  манией

власти и манией преследования, является мания величия (мегаломания). Сталин,

как и Гитлер, жил в  бредовом  убеждении  о  том,  что  он  "как  индивидуум

превосходит по силе духа окружающий мир". На пике культа  партия  превратила

Сталина в  "сверхчеловека,  обладающего  божественными,  сверхъестественными

качествами, человека, который якобы все знает, все видит, за всех  думает  и

ни в чем и  никогда  не  ошибается".  Это  прославление  не  было  продуктом

почитания фанатичных приверженцев - в подобных выражениях о себе  писал  сам

Сталин  в  "Краткой  биографии".  В  этой  автобиографии  он  называет  себя

величайшим теоретиком,  руководящей  силой  партии  и  государства,  гением,

определившим пути развития передовой советской военной науки, полководцем  с

гениальной интуицией и мастером оперативного искусства.  Этот  труд  Сталина

гораздо лучше, чем та книга, которую Вы, читатель, сейчас держите  в  руках,

иллюстрирует то, что в  медицине  принято  называть  "маниакальным  величием

духа". В последние годы жизни Сталин в своей мании величия  дошел  до  того,

что в 1949 году приказал  советским  историкам  приписывать  все  выдающиеся

научные и технические открытия русскому и советскому государству, с  которым

давно уже сам себя отождествил - вспомним хотя бы  "изобретение  радио".  До

него уже просто не доходило, что этим он заставил смеяться  над  собой  весь

мир - вот куда завели его  мания  величия  и  инфантильное  представление  о

собственном всемогуществе.

   В сталинском бреде величия ведущую роль играли не метафизические идеи,  а

единственно  и  исключительно  мания  власти.  Будучи  убежденным  в   своих

сверхъестественных  способностях  и  в  том,  что  он  избран  судьбой   для

выполнения некоей  всемирно-исторической  миссии,  Сталин  считал,  что  для

выполнения этой миссии он  должен  обеспечить  себе  абсолютную  власть  над

Советским Союзом.  Основой  для  этого  должно  было  послужить  превращение

ленинского большевизма в сталинизм, рожденный его  бредовыми  идеями.  Такой

план вполне соответствовал  его  мышлению,  основными  характерными  чертами

которого были аутизм, мегаломания и  мания  власти,  равно  как  и  крайнему

нарциссизму его личности, сконцентрированной исключительно на себе  и  давно

утратившей связи с действительностью и потерявшей способность реально видеть

других  людей.  Для  того  чтобы  подвести   под   роль   "вождя"   солидный

идеологический фундамент, и  была  издана  не  раз  цитированная  нами  выше

"Краткая   биография",   отредактированная   самим   "вождем",   которую   в

обязательном порядке должен был прорабатывать не только каждый член  партии,

но и каждый студент каждого вуза страны. С  построением  столь  совершенного

культа личности восточного образца вступил  в  силу  радикальный  запрет  на

любой свободный обмен мнениями в партии, что допускалось при Ленине.  Сталин

понимал единство партии, как беспрекословное выполнение директив и бездумное

повиновение произволу "вождя". Опасное уже  само  по  себе  сочетание  мании

наличия и мании власти дополнялось у Сталина крайним несексуальным садизмом,

что позволило ему безнаказанно получать  пьянящее  наслаждение  от  коварной

игры с жизнью и смертью людей.

   Можно усмотреть противоречие  в  том,  что  в  самый  критический  момент

истории Советского Союза - в дни немецкого вторжения  в  июне  1941  года  -

"сверхчеловек" столь высокого стиля проявил полнейшую беспомощность и полную

психическую капитуляцию. Охваченный паникой Сталин забился  в  бронированный

лабиринт  своей  крепости-дачи,  не  забыв  перед  этим   огульно   обвинить

командование Красной Армии в измене и трусости. Здесь мы также имеем дело  с

типичным проявлением параноидальной личности, которая стремится перенести на

других те качества, с существованием которых у себя она не желает смириться.

Сталин перенес собственную трусость и измену народу на руководство армии.

   Сталин был не только трусом - как известно, в его присутствии нельзя было

заводить разговоры о смерти - он был еще и раболепным.  Это  свойство  также

типично  сопутствует  синдрому  садизма.  Наиболее  выпукло   это   свойство

проявилось в  гибком  приспособленчестве  к  Ленину  во  время  революции  и

непосредственно в  послереволюционные  годы.  Между  садизмом  и  мазохизмом

существует  тесная  взаимосвязь,  почему  правомернее  было  бы  говорить  о

садомазохистском характере, помня о том, что у конкретного индивидуума может

преобладать та или  иная  сторона  этого  явления.  Согласно  Эриху  Фромму,

садомазохиста можно также назвать "авторитарным характером", если  соотнести

черты такого характера с его отношением к политике. Действительно, у  людей,

проявляющих в политической деятельности "авторитарный характер", часто имеют

место садомазохистские элементы  характера,  а  именно,  желание  повелевать

подчиненными, с одной  стороны,  и  раболепствование  перед  начальством,  с

другой.

   Как и  положено  личности  параноидального  типа,  Сталин  реагировал  на

собственное позорное трусливое поведение и  собственную  практически  полную

неспособность к действию в первые  дни  войны  весьма  болезненно,  ибо  это

подрывало в нем самоуважение и  оказывало  разрушительное  действие  на  его

выдуманный нарциссически  завышенный  образ.  Для  того  чтобы  дать  понять

народу,  что  победа  стала  возможной  только  благодаря  Сталину   и   его

"выдающимся талантам  полководца",  он  снова  пошел  по  пути  неадекватных

реакций, удалив из высшего руководства тех людей, которые  в  самые  трудные

моменты  удержали  на  плаву  государственный  корабль   и   не   дали   ему

опрокинуться, и отправив этих людей в места, отдаленные от столицы. Когда же

речь шла о якобы трусости других людей перед лицом врага,  то  здесь  он,  в

который уже  раз  подчиняясь  проективному  механизму,  проявлял  твердость,

достойную лучшего применения: сотни тысяч  бывших  советских  военнопленных,

выживших в немецких концлагерях, были брошены в сибирские лагеря  только  за

то, что предпочли плен смерти.

   Подобные  неадекватные  гипертрофированные  реакции  явились   следствием

чрезвычайно низкого барьера фрустрации. В практике судебной  психиатрии  это

часто дает ключ к пониманию аномального поведения преступников.  Под  низким

барьером фрустрации принято  понимать  неспособность  личности  воспринимать

разочарования, неудачи, обиды и унижения без гипертрофированных  реакций  на

них. Поэтому люди с низким барьером фрустрации всегда склонны к  агрессивным

действиям.  Неспособность  переносить  фрустрации  типична   для   социально

незрелых личностей, к-которым следует отнести и  Сталина.  При  этом  данное

свойство его характера - постоянную готовность к агрессивным реакциям -  еще

более усиливала неспособность вступать в нормальные человеческие контакты.

   Как уже говорилось выше,  в  1949  году  у  Сталина  произошел  очередной

приступ паранойи, ставший поводом для второй волны "чисток", в  которой  его

страсть к уничтожению  приняла  характер  одержимости  и  обратилась  вообще

против всего на свете. Под  влиянием  мании  преследования  Сталину  повсюду

вдруг  начали  мерещиться  "агенты  сионизма"   и,   начав   систематическое

преследование евреев, он потребовал от своих высших функционеров  предъявить

"родословные". Ближайшие родственники членов политбюро становились  жертвами

террористического буйства Сталина, и высшим сановникам партии и  государства

стало ясно, что он  намеревается  в  очередной  раз  избавиться  от  опасных

соперников - в данном случае речь шла о старых членах политбюро.  Однако  до

этого, как и до ликвидации  участников  "заговора  врачей",  находившихся  в

заключении с осени 1952 года, дело не дошло, потому  что  сам  Сталин  успел

умереть раньше.

   "У постели умирающего, - пишет Дмитрий Волкогонов, - завершилась трагедия

народа, хотя факт этот  суждено  было  осознать  лишь  позднее.  Завершилась

трагедия, неразрывно связанная с жизнью этого человека. Тогда казалось,  что

трагедией для народа является  его  смерть,  но  позднее  народу  дано  было

понять,  что  истинной  трагедией  являются  преступления  его  жизни".  Уже

распалась империя, созданная Сталиным, свобода и  демократия  получили  свой

шанс  в  российском  обществе,  но  жива  память  миллионов  невинных  жертв

сталинизма и живо отвращение к человеку, чья жизнь была исполнена  презрения

к людям и посвящена истреблению людей.

   * * *

   Верховный правитель должен быть справедлив к себе и при  этом  оставаться

человеком. Это труднейшая из всех задач, более того, эта задача неразрешима:

человек выструган из столь кривого полена, что никакому плотнику не дано его

выпрямить. Природа возложила на нас лишь задачу приближения к этому идеалу.

   (Иммануил Кант.  Идея  всеобщей  истории  во  всемирногражданском  плане,

1784).

   В  этих  прозорливых,  немного  скептических  словах  великого  философа,

написанных за шесть лет до начала  Великой  французской  революции,  все  же

присутствует надежда и уверенность в том, что в  будущем,  несмотря  на  все

человеческие   слабости,   станет   возможным   находить   для    управления

государствами людей, которые не будут злоупотреблять  своей  свободой.  Знай

Кант, что произойдет в последующие 200 лет, он, пожалуй бы, напрочь  лишился

своих  иллюзий:  желанное  "приближение"  к   постулированному   им   идеалу

превратилось едва ли не в свою противоположность -  призрак  национализма  и

новые тоталитарные  идеологии  привели  к  невиданной  доселе  радикализации

широких слоев населения, пропагандистская машина, используя все  средства  и

трюки, усиленно сколачивала мифы о самозваных  спасителях,  принесших  своим

народам  лишь  страдания  и  смерть.  Для  этой  эволюции  символичны  имена

Наполеона, Гитлера и Сталина. Эти фигуры  являются  вехами,  отмечающими  на

этом пути кульминационные моменты  исторических  извращений,  когда  громкая

фраза была всем, а человеческая жизнь ничем.

   Было бы неверно механически сравнивать жестокости и злодеяния этих  людей

между собой, ибо каждый  из  них  неотделим  от  своего  общества  и  своего

времени.  Полная  и  подробная  оценка  их  политической   и   экономической

деятельности  здесь  также  не  представляется  возможной,   во-первых,   по

названной выше причине, и, во-вторых, потому что это выходит далеко за рамки

данного медицинского исследования. Тем не менее я считаю  возможным  заявить

следующее: приход к власти террористического диктатора  никогда  не  являлся

"несчастным случаем на производстве истории". В таких  случаях  имеют  место

индивидуальные  и  социальные  предпосылки,  которые   динамически   взаимно

оплодотворяют друг друга, и эта динамика  поддается  анализу.  Что  касается

Гитлера и  Сталина,  то  в  их  диктаторской  деятельности  появилось  новое

неслыханное ранее качество: они превратили убийство в сухой  бюрократический

акт,  посылая  на  смерть  неисчислимые  множества  людей  исключительно  по

формальному  внешнему  признаку,  будь  то  национальность  или   социальное

положение. Если главным в этом  деле  становится  циничный  технократический

расчет, то на сцене сразу же появляется "плановый показатель"  -  количество

жертв, подлежащих умерщвлению. В условиях такого "разделения труда" убийство

может превратиться в рутинную операцию  даже  для  относительно  "безобидных

натур".

   Невероятные преступления, совершенные этими диктаторами (здесь мы пока не

имеем  в  виду  Наполеона),  делают  правомерными  следующие  принципиальные

вопросы:

   - был ли присущ Гитлеру и Сталину "врожденный этический дефект" в  смысле

гипотезы "морального безумия" или - как того опасался Кант -  их  аморальное

поведение стало возможным лишь потому, что  над  ними  не  оказалось  высшей

инстанции, способной им в этом воспрепятствовать?

   - почему во все времена  всем  тиранам  удавалось  для  своих  грязных  и

кровавых дел находить добровольных рабски услужливых и  бесконечно  жестоких

подручных в любом необходимом для них (тиранов) количестве?

   В  своем  неоднократно  цитированном  нами   аналитическом   исследовании

Вольфганг де Боор ссылается на интереснейшую монографию Липота Сонди  "Каин.

Образы зла",  где  автор  в  рамках  разработанной  им  "психологии  судьбы"

пытается получить ответы на эти жгучие вопросы,  имеющие  ключевое  значение

для всякой практической политики. Сонди выдвигает тезис о том, что в  основе

"установки на убийство", так называемой "каиновой печати", лежит  врожденная

предрасположенность характера, которой  он  дал  название  радикал  "е".  По

оценке Сонди,  примерно  6%  членов  любой  средней  человеческой  популяции

отмечены "каиновой печатью", а еще 14% являются  скрытыми,  замаскированными

ее  носителями,  которых   он   называет   "авелизированными   повседневными

каинитами".  На  основе  результатов  собственных  обширных  психологических

исследований Сонди пришел к выводу о  том,  что  массовые  убийства  во  все

времена и, в частности, во времена нацизма и сталинизма, стали возможны лишь

благодаря увеличению относительной частости появления  радикала  "е".  Сонди

разработал собственный оригинальный метод  экспериментального  распознавания

радикала "е".

   Согласно  Сонди,  в  обычных  условиях  носители  каиновой  печати  не  в

состоянии реализовать  свою  установку  на  убийство  путем  соответствующих

извращенных действий или экстатических  проявлений,  однако  в  чрезвычайных

обстоятельствах, сопутствующих революциям или военным действиям,  подогретые

политическими или идеологическими мотивами, они  вполне  способны  совершить

убийства  тысяч  людей.  В  такой  обстановке   незначительные,   безобидные

"повседневные каиниты" превращаются в массовых убийц и военных преступников.

Результаты своих масштабных исследований Сонди резюмирует  так:  "Королям  и

императорам, политикам и фюрерам, страдающим манией величия, в  любую  эпоху

удавалось вовлечь, мобилизовать для своих постыдных  предприятий  миллионные

массы людей и заставить этих людей совершать чудовищные преступления  только

потому, что так называемый народ в какой-то своей части состоит  из  скрытых

каинитов. Эти ультрашовинисты и расисты только и ждут того момента, когда им

под личиной "патриотов" будет позволено вольно  и  безнаказанно  дать  выход

своим каинитским притязаниям. Масса же является  идеальным  камуфляжем,  под

которым  может  укрываться  каинит,  ибо  масса  полностью  освобождает   от

персональной ответственности".

   Можно как угодно  относиться  к  тезисам  и  терминологии  Сонди,  однако

необходимо признать, что эта модель дает ответ на вопрос, где  нарциссически

деформированные, садомазохистские психопаты находят себе приспешников: в тот

момент, когда подобный субъект, став неограниченным властелином над жизнью и

смертью своих подданных или соотечественников гарантирует безнаказанность, в

том числе, и за самые бесчеловечные преступления, из  гущи  того  же  самого

общества как по мановению волшебной палочки тут же всплывают  потрошители  и

заплечных  дел  мастера,  тысячи  из  которых  нашли   себе   применение   в

национал-социалистических концентрационных лагерях и гестаповских застенках,

в лагерях ГУЛАГа и на расстрельно-пыточных комбинатах НКВД.

   Автор этой книги, будучи молодым ассистентом,  имел  счастье  лично  быть

знакомым с венским профессором психиатрии Эрвином Странским,  принадлежавшим

к   всемирно   известной   школе   Вагнера-Яурегга.   Профессор   Странский,

предпочитавший читать свои лекции и доклады в весьма  эмоциональной  манере,

както высказал разумное, хотя, пожалуй, и не вполне реалистичное  требование

о   том,   что   любой   государственный   деятель,   обладающий    чувством

ответственности, обязан не реже одного  раза  в  год  проходить  контрольное

психиатрическое обследование. Я вовсе не хотел  бы,  чтобы  читатель  принял

данное требование в качестве вывода из только что прочитанной книги, я  лишь

призываю читателя разумно и критически  относиться  к  заманчивым  лозунгам,

сулящим свободу и величие, но  в  реальности  ведущим  только  к  угнетению,

палочной дисциплине и смерти.

   (Ноймайр А. Диктаторы в зеркале медицины.  -  Ростовна-Дону,  1997,  стр.

4-6, 293-322, 452-471, 474-477)