XXII. НОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ - Сборник

Пройдя через ту сеть, ту многообразную клеточную жизнь или клеточ-

ное сознание, поначалу наталкиваешься на ужасающий хаос. Поистине хаос

нового рождения в мире. Если бы это был вопрос рождения существа, пол-

ностью нового и обнаженного, то это было бы прекрасно, но это возрожде-

ние в старой корке или через старую корку и несмотря на нее. Глаза уже

не видят прежним образом, руки уже не действуют привычным способом, а

ноги удерживают тело прежним способом, функции тела подчиняются старым

привычкам, сон мирно спит, время отмеряется часами, и тело находит свое

пристанище в своей маленькой благовидной броне. Требуется время, чтобы

начать понимать, что есть что, и начать организовывать то, что поначалу

кажется очень неопределенным, если не бесконечным сознанием цвета уль-

трамарина -- не падать в обморок: несмотря ни на что идти и встречаться

с той сотней, двумя сотнями людей в день, отвечать на их вопросы, распу-

тывать их ссоры, подписывать чеки и оценивать расходы... Поддерживать

контакт, имея совершенно другой контакт. Этот "фарс" будет продолжаться

прямо до 1973 года. И, естественно, "Мать дряхлеет, Мать стара,

Мать...", как говорила она мне, смеясь, со своим неизменным юмором, как

если бы юмор был бы поистине единственной вещью, которая могла бы су-

ществовать на обеих сторонах! Возможно, это единственная вещь, которой

недостает животным, и единственная вещь в нас, которая перейдем в следу-

ющий вид.

И, действительно, все новое функционирование, которое постепенно

появлялось, меняло, атрофировало или разрушало старое функционирование:

зрение ухудшалось, слух ухудшался, пульс был столь странный, что убил бы

кого угодно еще дюжину лет назад, память подводила... все признаки де-

зинтеграции. Прием пищи тоже становился проблемой. Понятно, это одна из

необходимых вещей, -- говорила она, смеясь, -- тело должно есть. Но до

какого предела и как?... Переход, как сделать этот переход? Шаг, ско-

рость трансформации, приемы трансформации?... Тело ничего не знает. Это

бедное тело ничего не может сказать, потому что оно не знает. Ему совер-

шенно ясно было показано, что все то, что оно, как оно думало, выучило

за девяносто лет, не имеет вовсе никакого значения, и все должно быть

еще выучено! Так что тело полно доброй воли, но находится в абсолютном

неведении. Оно лишь пытается прислушиваться к малейшему намеку, но эти

намеки... не очень ясные. Дело дошло уже до того, что даже те вещи, ко-

торые были понятны и были приняты (с самого раннего возраста мы обретаем

привычку о вещах, что "так и должно быть") стали абсолютно нереальными и

фантастическими. Все те вещи, которые никогда не обсуждались и принима-

лись как должное: нереальными и фантастичными. Иногда тело удивляется,

как, как же можно сделать какое-то движение. Ты понимаешь, все функцио-

нирование, все поставлено под вопрос. И все маленькие образчики вокруг

нее наблюдали и отмечали это, и все это кишение было в Матери, или, ско-

рее, она была повсюду в том кишении тревожных или нетерпеливых или ка-

тастрофических реакций -- осада. Осада Смертью. Это будет до самой пос-

ледней секунды. Они предвидели все, даже ее смерть. Они знали все. По-

дождите, последний акт еще не сыгран! -- сказала она. Ты знаешь, ты

расскажешь им.

Ты расскажешь им...

Я не знаю; я держу ее руку на другой стороне вуали, и странные вещи

завариваются для мира.

Мы действительно на пороге новой эры. Совершенно неожиданной.

Тогда она засмеется -- она всегда смеялась: Внезапно я поняла [по-

чему работа по трансформации началась так поздно, после восьмидесяти

лет], это как если бы Шри Ауробиндо заставил меня понять, что это пришло

в преклонном возрасте для того, чтобы выглядело правдоподобным! Все мож-

но списать на преклонный возраст, это кажется столь убедительным! И вне-

запно, все стало кристально ясным -- и я сказал ей: "Произойди это с то-

бой в возрасте тридцати лет, и никто бы не понял физического испытания,

через которое ты проходишь, потому что... кажется, как если бы тело

должно умереть, чтобы перейти на другую сторону."

Телесное тождество

Трудно логически описать, как чувствует себя новорожденное дитя,

когда весь новый мир обрушивается на него со всех сторон -- есть тысячи

явлений, которые читатели Адженды откроют одно за другим в странном лесу

Матери. С самого начала Мать была фантастически одарена видением, но я

намеренно избегал этого предмета, во-первых, из-за того, что нам уже

достаточно чудесных видений: мы просто предпочли бы видеть собственными

физическими глазами; во-вторых, "физика" с ее сомнительными суждениями

столь преобладает в наших журналах, что этот предмет дискредитирован,

как и все прочее: мы живем в век всеобщей дискредитации. Старый принцип

политэкономии применим ко всем областям: плохие деньги прогоняют добро.

И, возможно, это и к лучшему, ведь, в конце концов, то, что нам нужно,

это не сверхъестественное, а самое естественное. Однако, сам новый тип

видения, который начал проглядывать сквозь ячейки сети, не имеет ничего

общего (или все меньше и меньше) с нашим органом зрения, а также ничего

общего с божественными видениями Иакова или любого другого пророка, и не

имеет ничего общего с выдумками физики (которые, однако, не обязательно

являются выдумками, вовсе нет, а в большинстве случаях предстают плохо

настроенным инструментом, почти всегда смешанным с другими вещами и так-

же плохо понимаемым). Это было некое новое видение не только Материи, но

и жизни в Материи: клеточное видение, мы могли бы назвать его, хотя этот

термин рискует быть вульгаризированным и девальвированным; лучше назвать

его телесным видением. Это само тело, непосредственно взирающее на мир,

без вмешательства разума и все в большей степени без вмешательства глаз,

которые так запачканы, как если бы заранее зафиксированы разумом в этом

состоянии. Годы спустя Мать сделает одно очень интересное замечание,

следуя за маленькой радикальной операцией, о которой мы поговорим позд-

нее, и которая совсем просто уничтожила в ней Разум: Странно, я осозна-

ла, насколько разум влияет на то, что мы видим. Она начала терять свое

физическое видение, то есть, становиться слепой, когда ее Разум был уст-

ранен... как если бы 90% физического зрения зависело бы от разума. Но

тогда если видят не физические глаза, видит не разум, если все это уст-

ранено, тогда что же видит? Мать никогда не видела так хорошо, когда ос-

лепла. Так что же?... За тысячи миль или вблизи, все едино. Иногда она

не могла различить лицо человека прямо перед собой, и все же она видела

малюсенькую иголку, которая была ей нужна, или людей, гуляющих в

Нью-Йорке или Лондоне. Это был другой закон видения, и чем был этот за-

кон? Если не глаза, не голова, а также не созерцание, не экстаз или гла-

за сновидения, если не все это видело, то что же было поддержкой виде-

ния? Мать видела лишь с единственной поддержкой, оставшейся в ней: соз-

нанием тела. И тело повсюду! Как только оно вне сети, сознание тела нап-

рямую достигает всего. Оно видит все физически. Это тело, непосредствен-

но взирающее на мир.

Но оно не смотрит на мир так же, как смотрели бы мы, будь у нас ты-

сячи глаз! На самом деле это вовсе не материальная проекция нашего лож-

ного ментального видения (это как раз то, что мы могли бы вообразить,

потому что мы всегда проецируем в воображении наш способ видения в тюрь-

ме): это видение вне тюрьмы, видение материальной реальности, свободной

от всех ее ментальных видимостей, побочных продуктов и масок. Это мате-

риальный мир, видимый без искажения. "Но тогда в чем оно отличается от

старого видения и всех старых видений?", -- спросил я как-то Мать. Это

как если бы сознание не было в том же самом положении по отношению к ве-

щам. Так что они выглядят совершенно по-другому... Обычное человеческое

сознание, даже если оно максимально широкое в своих представлениях и так

далее и тому подобное, всегда занимает некий центр, так что вещи суще-

ствуют по отношению к этому центру -- ты находишься в определенной точ-

ке, и все существует в связи с той точкой сознания. А теперь такой точки

больше существует, так что вещи существуют В СЕБЕ. И внезапно я широко

раскрыл свои глаза (эти бедные физические глаза), как если бы развалива-

лась на части вся фантасмагория мира. Мы не видим ничего, как оно есть

на самом деле! Мы живем в фантастической ментализации мира, центрирован-

ного на маленькой точке "я": и именно это "я" проецируется без всякой

меры, со всем его бедным багажом наследственности, философии, супружест-

ва и всего остального. Ты понимаешь, мое сознание находится В вещах --

это не "нечто, что воспринимает". Это гораздо лучше этого, но я не знаю,

как выразиться... Так часто она не знала, как бы выразиться, и как дейс-

твительно можно это сказать?! Прежде, когда я имела переживания (очень

давно, долгие годы назад), это был разум, который извлекал из них ту или

иную выгоду, затем раскрывал и распространял их и как-то использовал.

Теперь это не так: именно непосредственно само тело, само тело имеет пе-

реживание, и переживание ГОРАЗДО БОЛЕЕ РЕАЛЬНОЕ. Есть определенная мен-

тальная позиция, которая накидывает некую вуаль или... Не знаю, что,

нечто... Нечто нереальное, набрасываемое на восприятие. Как если бы ты

видел через определенную атмосферу. Тогда как тело СТАНОВИТСЯ тем. Оно

чувствует это в себе. Как если бы вещь была захвачена снаружи, именно

само тело становится ею.

Это тело, чисто, без добавлений органов или мышления (действительно

тело новорожденного младенца), видит чистый мир, чистую Материю, чистого

человека и чистое все. Ему даже не нужно "видеть", как если бы вещь была

перед ним; телу даже не нужно "становиться" тем, что оно видит: оно яв-

ляется всем -- парфюмерной бутылочкой, прохожим, Эверестом, войной в Би-

афре -- оно видит, потому что является этим. Это видение через тождество

(и даже слово "тождество" подразумевает две вещи: есть лишь ОДНО). Чу-

десно быть Эверестом, но менее чудесно быть болью ученика, страдающего

от рака, кровоизлиянием другого или смертью третьего.

Странный мир.

Как выглядит чистый мир?

И нет ли некоего фильтра, защищающего вас от нежелаемых пережива-

ний?... Да, есть Фильтр, грандиозный Фильтр, сверхъестественный

Фильтр. Ведь то тотальное сознание -- это не сознание сумасшедшего: это

точное сознание, до секунды и до микрона -- оно является всем. И оно,

очевидно, очень хорошо знает каждую точку своей тотальности, от электро-

на до дорожного полицейского. Все движется вместе и все является всем. И

оно совершенно точно знает силу потока, который может пройти через неч-

то, не расплавив предохранители или разрушив что-то. Короче говоря, это

все, неисчислимо переживающее себя. И величайший восторг мира -- к кото-

рому шла Мать и хотела, чтобы к нему двигался и весь мир, шаг за шагом

-- это иметь в каждой точке неисчислимое переживание, неисчислимое отк-

рытие, неисчислимое удивление повсюду в восторге всего. Вот почему,

прежде всего, развернулась вся эта несчастная история.

Так что это колдовской "Фильтр".

Для его заклятия не требуется какая-то борода или крест или запове-

ди. Нужно найти лишь определенную улыбку.

Возможно, это действительно наша улыбка.

На этот раз.

Есть лишь ОДНО, вы понимаете, так где же другое, где же Бог на сво-

их высотах?

Мы еще должны понять этот мир.

Глаза Материи

Это новое видение не установилось за один день; в действительности,

вся новая жизнь оформлялась на всех фронтах, как и обычно, это первый

контур моды бытия следующего вида; и бесконечно интересен переход от од-

ного способа видения или слышания или движения к другому, потому что че-

рез него мы можем ухватить ключ к тому механизму, который, по сути, сос-

тавляет всю разницу между старым видом и новым. В начале Мать говорила:

я теряю мое зрение, я теряю слух, я теряю память... Всегда "я теряю",

когда нечто иное должно прийти на смену -- есть даже некое "я теряю свою

жизнь", что также должно измениться. И она заметила с изумлением, потому

что она всегда изумлялась: Например, я беру листочек бумаги и читаю с

него столь же ясно, как это было обычно. Как только я замечаю, что вижу

ясно -- все кончено!... Она замечает. Да, как только "замечаешь", так

сразу же возвращаешься в тюрьму -- там можно заметить все, так что ничто

больше не естественно или чудесно, как оно должно быть. В другой же раз,

после нескольких попыток прочесть послание, беря увеличительное стекло,

откладывая его в сторону и, наконец, прочтя на одном дыхании, она отме-

тила: Я только что прочла и видела очень хорошо. Но как только возвраща-

ется старая привычка (как идея или как воспоминание), что мне нужно уве-

личительное стекло, тогда я больше ничего не вижу! Затем я забываю о

том, что нужно видеть или не видеть, и работа идет прекрасно! Я не заме-

чаю, вижу ли я или нет. И так во всем... Со внешней стороны здесь ка-

кая-то несуразица. Это должно зависеть от другого закона, который управ-

ляет Физическим, и который я пока что не знаю. Она вскоре узнает этот

другой закон: что есть лишь один орган, сознание, который в ходе эволю-

ции как бы "окаменел", чтобы быть по привычке связанным с глазом или

ухом, но который распространяется везде без какой-либо поддержки -- ес-

тественно, ведь он поддерживает все!

Затем стали множиться другие явления, приходящие под другими угла-

ми: старые явления обретали другое значение или новую остроту; то, что

прежде она обычно видела внутренними глазами или глазами "сновидения",

начало переходить в физическое, как если бы менялось само восприятие те-

ла, и все становилось физическим, даже "иные миры"! Я подняла глаза (я

сидела перед зеркалом, в которое я обычно не смотрю), я подняла глаза и

взглянула, и увидела множество вещей... И в тот момент я имела пережива-

ние, я сказала себе: О, вот почему мое видение с физической, чисто мате-

риальной точки зрения, кажется затуманенным. Потому что то, что я виде-

ла, было ГОРАЗДО ЯСНЫМ и бесконечно более выразительным... как если бы

Мать начала видеть физическое гораздо яснее, но другим способом. Чувства

меняются -- я не имею в виду, что используются чувства с другого плана

(это понятно, с самого начала мы имели чувства повсюду, но теперь все

совсем по-другому): я имею в виду, что САМИ ЧУВСТВА меняются. Ты понима-

ешь, меняется их содержимое. Например, состояние сознания человека, на

которого я смотрю, меняет его физический облик ДЛЯ МОИХ ФИЗИЧЕСКИХ ГЛАЗ.

Глаза этого человека уже не те же самые, как и остальная часть его лица

-- даже цвет и форма -- вот почему иногда я колеблюсь. Я вижу людей (я

вижу их каждое утро, ты знаешь) и узнаю их, и все же они другие, они не

те же самые каждый день (некоторые всегда одни и те же, всегда, как ка-

мень), но некоторые не всегда одни и те же; в отношении некоторых я даже

колеблюсь: он ли это? Но, боже мой, он так изменился... И это явление

становилось все более и более точным: Ты понимаешь, это больше СОЗНАНИЕ

вещей, чем единственно или чисто видение. И я заметила: вот, например,

передо мной кто-то; есть люди, которые становятся все более ясными и от-

четливыми по мере того, как я на них смотрю; другие же становятся все

более тусклыми и расплывчатыми ДЛЯ МОЕГО ФИЗИЧЕСКОГО ВИДЕНИЯ. И это за-

висит от их состояния сознания. Некоторые становятся совершенно ясными и

отчетливыми, особенно их глаза, и в их глазах я вижу сознание. А другие,

наоборот, становятся темными и тусклыми; есть даже такие люди, у которых

я вижу два черных экрана на месте их глаз. Как если бы они что-то хотели

скрыть. Очень интересно. Другими словами, физический мир, вещи, существа

обретали для Матери ясность лишь в той пропорции, в какой они содержали

сознание -- и, достаточно странно, в человеческих существах не всегда

было больше всего сознания! Те "черные экраны" -- это типично человечес-

кое явление, возможно, даже чисто человеческое: как часто Мать говорила

о жизни в камне, не говоря уж о бутылочках для полоскания рта! Когда лю-

ди приходят, чтобы увидеться со мной, поначалу я вижу лишь их силуэт,

затем, внезапно, все становится различимым. А потом снова происходит за-

темнение -- В СООТВЕТСТВИИ С ИХ МЫСЛЯМИ! Довольно интересно. И весь фи-

зический мир казался меняющимся и текущим, становился ясным или туман-

ным, как текучая картина, в соответствии с тем сознанием, которое он со-

держал.

И то же самое для слуха: Тем же образом я слышу определенные звуки.

Мне случалось замечать звук почти невоспринимаемый, приходивший через

сотни ярдов, а у меня было такое впечатление, что он раздавался прямо

здесь... Я слышу то, что мне нужно слышать, пусть это будет малейший шо-

рох, а весь шум разговора, все вещи, производящие много шума, я вовсе не

слышу! Поэтому они говорили: "Мать глуха", "Мать слепа", но она была

глуха к их "мешанине Лжи" и слепа к их скверным мыслям, которые она

очень хорошо знала (или, скорее, очень хорошо чувствовала, к сожалению).

Некоторые люди говорят со мной, а я совершенно не слышу -- ничего. С

другими я слышу какое-то жужжание, не имеющее смысла. Тогда как с неко-

торыми я слышу каждое их слово. Но это другой способ слышания. Я слышу

вибрацию их мыслей, вот что делает звук столь ясным... В течение очень

долгого времени, годами, я чувствовала, что когда люди не ясно думают, я

их не слышу. Но это не совсем так: это когда их сознание не ЖИВО в том,

что они говорят -- это не столько вопрос "думания" -- их сознание не жи-

во в том, что они говорят; есть лишь ментальная машина, и я вовсе ничего

не понимаю, ничего. Когда их сознание живо, это затрагивает меня. И я

наблюдала, например, что люди, которых я не слышу, думают, что это из-за

того, что я глуха самым обычным образом, и начинали кричать -- это даже

хуже, это как если бы они швыряли в мое лицо камни! Ни разу, ни на мину-

ту, прямо до самого конца, я никогда не чувствовал, что Мать слепа или

глуха. Она всегда отлично меня слышала, даже мои самые дурацкие вопросы,

и она всегда меня видела... вероятно, лучше, чем я вижу себя в зеркале!

Так чем же тогда является настоящее видение, что делает его по-нас-

тоящему "конкретным"? Это ли материальная серость, которая становится

все туманнее, или же одиноко сияющий неожиданный объект? И с ее чудесным

юмором, однажды она заметила: Мой способ видения -- это по-настоящему

очень интересная вещь. Внезапно нечто приходит (вещь или лицо или письмо

или...), ясное, отчетливое, почти светящееся. В следующую минуту все как

в тумане -- как если бы мне говорили: это стоит видеть (поэтому я смот-

рю), а то... [смеясь] лучше об этом не беспокоиться! Так что письма --

груды писем -- объекты, люди, все становилось ясным или исчезало в соот-

ветствии с... его истиной или полезностью. Исчезал весь мир человеческих

нагромождений. Виделось то, что конкретно. Конкретное -- это то, что

сознательно. Все это изменилось, подразумевая всю работу органов -- и

органы ли это изменились или их работа? Я не знаю. Но они подчиняются

совсем другому закону.

Тем не менее, я продолжал донимать Мать, потому что я всегда имел

некое инстинктивное и рациональное недоверие "психического". (В действи-

тельности, как бы странно это ни прозвучало, но Мать всегда казалась мне

наиболее рациональным существом в мире, как если бы наконец я встретил

того, кто был бы воплощенным разумом по сравнению с этим миром сумасшед-

ших, оснащенных наукой и телевидением, и все ее переживания, довольно

загадочные для большинства людей, всегда казались мне несущими некую

глубокую логику, подобную истинной логике вселенной. Мать -- это истин-

ная логика вселенной. Она была иррациональной ничуть не больше, чем глу-

хой или слепой. Только это следующая логика вселенной, или, возможно,

старая извечная Логика, которую, как мы думаем, мы могли бы лучше осво-

ить и "улучшить" в нашей тюрьме.) Я спросил ее, несколько вызывающе:

"Но, послушай, не может ли психическое видеть подобным образом?" Нет,

вовсе нет! Это не так, как все видения, которые я имела!... Это новое

видение вещей не имеет ничего общего с тем, чтобы выходить из материи,

чтобы иначе увидеть мир (это давно уже проделывали и прежде, ты знаешь,

в этом нет ничего нового, и это не так уж чудесно), это не так: это ма-

терия, взирающая на себя, совершенно новым образом, и вот что удивитель-

но -- она видит все дело совершенно по другому. Мать не закрывала глаза,

она не уходила в созерцательность и даже не пыталась видеть: вещи просто

так обретали форму, спонтанно, перед ее глазами, и как если бы в истин-

ной их форме, как если бы сознание тела взирало на мир своим собственным

способом, чисто, без ментального покрытия, которое придает видимый налет

сознания, налет культуры, конкретный налет пудры или усов... что вовсе

не конкретно, что на самом деле не существует. Это не Мать "видела": ве-

щи показывали себя такими... какими они были на самом деле. И она доба-

вила, с некой юной улыбкой, такой чистой, столь детской, которая растя-

гивала ее лицо (странно, но в такие моменты она выглядела как смеющаяся

китаянка!): Все начинает становиться таким, как если бы все это виделось

в первый раз и под совершенно другим углом -- все, все: характер людей,

обстоятельства, даже движение земли и звезд; все подобно этому, все ста-

ло совершенно новым и... неожиданным, в том смысле, что все это челове-

ческое видение: полностью ушло! Так что вещи поменяли видимость!

Короче говоря, ложная материя постепенно исчезала, та самая материя

с лощеными усами -- та самая с тяжелыми вибрациями.

Но нечто остается, что является истиной Материей.

Вуаль нереальности

Мало-помалу, в результате постепенного ослабления ячеек сети, это

явление нарастало по интенсивности и охвату. Это было видение повсюду.

Мы с трудом можем назвать это "видением", потому что оно не имеет ничего

общего с волшебной и приукрашенной физической реальностью -- нет аур,

нет ливня цветов или музыкально-картинных узоров: более научное физичес-

кое, мы могли бы сказать, подразумевая более точное, без очков, окраши-

вающих в розовый цвет. Но чем больше проявляется та реальность, тем бо-

лее нереальной становится другая, как если бы глаза больше не могли бы

видеть то, что не истинно -- в точности противоположное явление тому,

что происходит в нашем мире, где чем более ложные вещи, тем громче они и

больше бросаются в глаза: Например, когда я смотрю на людей, то не вижу

их так, как они видят сами себя, я вижу их с вибрацией всех сил, которые

находятся в них и проходят через них, и довольно часто со всевышней Виб-

рацией Присутствия. И как раз поэтому мое физическое зрение находится в

процессе не исчезновения, а изменения характера, потому что физические

детали обычного физического зрения... ложны для меня. Даже ее язык боль-

ше не мог пробовать того, что было ложно! Эти последние дни я переживала

изменение в качестве вкуса. Определенные вещи имели искусственный вкус

(обычный вкус является искусственным вкусом), а другие несли В СЕБЕ нас-

тоящий вкус; тогда это очень ясно -- очень ясно и очень точно. То, что

очень точно для нас -- это как раз то, что становится наиболее затума-

ненным (я говорю и Мать говорит о сущностно человеческом мире, потому

что деревья и фрукты и весь естественный мир удерживает свою естествен-

ную точность). И этот туман стал некой вуалью, который поначалу она не

могла хорошо различать, за исключением того, что по внешним признакам

она становилась слепой -- теряешь все "качества" старого вида. Это виде-

ние довольно странное. Как если бы всегда была вуаль между мной и веща-

ми, постоянно [это было в 1965 году, до того, как она "официально" стала

слепой], я так привыкла к этому... а затем, совсем внезапно, без ка-

кой-либо видимой причины (я имею в виду какую-либо внешнюю логику), неч-

то стало ясным, отчетливым, резким -- в следующую минуту все кончилось.

Иногда это слово в письме, иногда предмет. И это видение другого качест-

ва... Как бы это объяснить? Как если бы озаряющий свет был бы внутри,

вместо того, чтобы быть над предметом, это не отраженный свет. Этот свет

не столь яркий, как, например, свет свечи или лампы, это не так; вместо

того, чтобы отсвечивать, объект имеет собственный свет, который он не

испускает. Это происходит все чаще и чаще, но без какой-либо логики.

Имеется в виду, что я не понимаю логики этого. Но видение столь необы-

чайно точное! С полным охватом вещи, виденной в тот момент, когда вы ви-

дите ее. Например, рано утром, когда я поднимаюсь, я иду в ванную комна-

ту, прежде чем зажечь свет (но я вижу так же ясно, как когда свет заж-

жен, это не составляет никакой разницы); однажды показалось, что все бы-

ло за какой-то вуалью. Тогда я обратила на это внимание и сказала себе:

"Но все это становится столь тусклым, это совсем не интересно!" И я на-

чала осознавать ту или другую вещь. И внезапно я увидела в шкафу это яв-

ление бутылочки, становящейся совершенно ясной... со внутренней жизнью.

Да! сказала я себе, что ты на это скажешь! В следующую минуту все ушло.

Очевидно, это подготовка видения через внутренний свет вместо отраженно-

го. И это очень... о, это теплое и живое и интенсивное -- и столь точ-

ное! Все видится одновременно, не только цвет и форма, но и характер

вибрации. Это было так чудесно... Но не совсем так, это как если бы я

была за вуалью, вот точное впечатление: вуаль. И, внезапно, нечто ожив-

шее с истинной вибрацией. Но это редко... И с ее извечной иронией, она

добавила: Вероятно, не так уж и много вещей можно увидеть!

Это вуаль странно напоминает вуаль физического разума, который оку-

тывает клетки, все и каждую клетку, в темный кокон, потому что, как

только она постепенно выходила из сети, другое видение -- которое она

называла "следующим способом" -- становилось не только естественным,

спонтанным и постоянным, но и универсальным. И, довольно любопытно, это

было не только "видение": Не могу сказать, что это "образ": это знание.

Я не могу даже сказать, что это знание, это... это нечто, являющееся

ВСЕМ одновременно, и там, в том глобальном восприятии, старый обычный

способ видения глазами казался все более и более нереальным... в конце

концов, что сказал бы сурок, если бы у него постепенно развилась пара

человеческих глаз? Исчезает ощущение "конкретного" -- исчезает все боль-

ше и больше. "Конкретное" видение, "конкретный" запах, "конкретный"

вкус, "конкретный" слух, все это как нечто далеко, далеко отошедшее в

нереальное прошлое -- и это сухое и безжизненное конкретное замещается

нечто очень простым, очень полным, в том смысле, что все чувства дейс-

твуют одновременно, нечто ОЧЕНЬ СОКРОВЕННОЕ СО ВСЕМ. Прежде каждая вещь

была отдельной, разделенной, без какой-либо связи с другими вещами, и

очень поверхностной -- вещь была очень точной, но и очень поверхностной,

как острие иглы. Это больше не так. И, прежде всего, есть ощущение сок-

ровенности, то есть, нет расстояния, нет разницы, нет нечто, что видит,

и нечто, что видится со стороны... Мать начала уходить в тот ультрамари-

новый океан клеточного сознания, где тело распростерто повсюду, и что

там "видеть"? Не нужно ничего "видеть", как когда вы находитесь снаружи:

ведь теперь вы в нем. Вы являетесь, поэтому вы видите и слышите и ощуща-

ете запах. Вы являетесь всем, что происходит в каждой вещи. "Некое ося-

зательное видение", -- как она выразится. Это выше видения. Некое восп-

риятие, в котором больше нет какой-либо разницы между органами. И это

восприятие... да, тотальное, это одновременно видение, слышание и зна-

ние. И всегда впечатление нечто такого гладкого -- нет ударов, нет конф-

ликтов или усложнений, как если бы ты больше не мог столкнуться ни с

чем, больше не мог... Это довольно интересно.

Текучая жизнь, везде, во всем.

Парадоксальная жизнь, все более и более парадоксальная, на границе

между гусеницей и бабочкой -- но все больше больше на стороне бабочки.

Раньше, когда я брала увеличительное стекло, я могла очень хорошо чи-

тать, но теперь это не помогает мне вовсе, вещи не проясняются, всегда

все тот же туман. Просто они увеличиваются, и на этом все. Странно,

просто они выглядят крупнее, но это все одно, вся та же вуаль... нере-

альности.

Материя не становилась нереальной на манер иллюзионистов; отодви-

гался в прошлое человеческий способ видения Материи. Это очень странно;

в действительности, как если бы тело Матери становилось все более ясным

и более точным инструментом -- истинным и точным, потому что он был то-

тальным -- который больше не мог регистрировать что-либо иное, чем то,

что было на самом деле -- некий тотальный супермикроскоп, который не мог

видеть фантомы, если можно так выразиться, или несуществующую Материю.

Теперь мы понимаем, почему Шри Ауробиндо назвал это "Истиной-Сознанием",

и в каком смысле он "ослеп". Я никогда не видел мир так хорошо, как пос-

ле своего уединения, -- писал он.

Естественно, нам могут сказать, что человеческое видение, реальное

или нереальное, в совершенстве адаптировано к человеческой среде, как

сурок в своей норе -- но дело в том, чтобы знать, навечно ли боль и

смерть также "адаптированы" к нашей жизни, или же они являются некими

нереальными и устранимыми паразитами.

Живое видение

Эта разносторонняя жизнь приходила в маленьких мазках переживания;

можно было чувствовать, как она ощупью прокладывала себе дорогу через

тело Матери, чтобы найти нужные средства своего выражения. Должна была

установиться некая новая жизнь, как когда некий маленький долгопят на

Филлипинах должен был в первый раз открыть свое бинокулярное видение, но

здесь видение не является таким видением и имеет миллионы глаз -- дейс-

твительно, это не видение, это образ жизни, "способ бытия", как скажет

Мать. И если не некий окончательный способ бытия, то было бы ошибочно

принять переживания Матери как некую библию нового мира, боже упаси! Она

бы содрогнулась, она, которая не дрожала ни перед чем. Те переживания,

из которых мы сейчас можем выбрать несколько, указывают скорее на общее

направление развития, на его процесс; и, скорее всего, новый вид усовер-

шенствует, адаптирует и разнообразит эти инструменты. Это только первые

шаги нового мира. Сотни странных или комических или иногда даже мучи-

тельных переживаний, которые запугали бы кого угодно, только не Мать.

Внезапно Мать открыла все достоинства Матильды и ее позитивисткого вос-

питания "железного прута": Это было чудесное воспитание, мой мальчик!

Чудесное. Я бесконечно признательна ей за это... Я не верю, что есть

кто-либо более материалистический, чем я была, со всем практическим

здравым смыслом и позитивизмом, и теперь я понимаю, почему это было так!

Это была наиболее прочная база, необходимая для тех переживаний: нет

опасности воображения.

Мы ищем механизм, а не истории (в некотором отношении жалко, что

это так, но читателям Адженды доступны эти истории). Как бы там ни было,

можно выбрать одно довольно типичное и поразительное переживание. Груды

писем ожидали Мать, и она говорила себе: "я должна их все просмотреть",

но никогда на это не хватало времени. Затем одним утром я внезапно по-

чувствовала некую тяжесть в своей голове, и такую же тяжесть в груди

и... странно. Я никогда раньше это не чувствовала. Все ощущения обостри-

лись. Поэтому я закрыла глаза и... лавина: кавалькада звуков, цветов,

даже запахов, которые набрасывались на меня с невероятной реальностью и

интенсивностью -- я никогда прежде не переживала такого, никогда. Я пос-

мотрела и сказала себе: "Что же, неплохой способ сойти с ума!" И я нача-

ла делать все необходимое, чтобы остановить это. Но это не прекращалось!

Это хотело продолжаться. Так что я сказала себе: очевидно, если есть

этому причина, то по этой причине я имею это переживание. Я смотрела,

изучала, наблюдала. И я увидела, что способность ощущать неимоверно уси-

лилась, ты понимаешь, невероятно возросла, из-за нарушения равновесия

среди способностей существа. Было нарушено естественное равновесие, ко-

торое спонтанно гармонизирует и организует вещи, чтобы создать связное

целое -- нарушено в пользу способности ощущать. И так что, естественно,

способность ощущения грандиозно возросла и даже грубо навязывала себя.

Затем это переживание улетучилось. Два-три дня спустя кто-то просматри-

вал почту и почитал Матери одно из писем: "Что Вы думаете об ЛСД? Может

ли этот наркотик помочь прогрессу человеческого сознания?" Внезапно Мать

разразилась смехом. Ей не нужно было "думать" о значении ЛСД: она пере-

жила ЛСД. И так я имела переживание, не поглощая наркотик! И все было в

том переживании: звуки, цвета, запахи... Не было "как если бы": это про-

живалось. Проживалось спонтанно.

И все переживания этого нового (я почти не сказал "видения", но,

очевидно, это нечто иное), нового восприятия или способа бытия -- того

же самого живого рода: нечего "знать" - вы являетесь этим. Теперь это

восприятие, которое включает все -- вкус, цвет, запах, звук, знание --

нащупывало свои средства выражения, и через определенные повторяющиеся

переживания казалось, что оно принимает форму некоего киноэкрана, но не

"внешнего" экрана, на который смотришь как зритель в кинотеатре; это

внутренний экран... в который входишь! Вы входите в экран и начинаете

переживать историю: она происходит в вас. Это не так, что вы смотрите на

нее извне: вы живете ей. Как-то рано утром это экран открылся, и она

увидела (не так, что она "увидела", вы понимаете; это случилось, случи-

лось с нею), она увидела священника и мальчика, идущего к ней, чтобы со-

вершить последний обряд! Я не чувствовала себя как-то больной, но, как

бы там ни было, это произошло!... Они хотели мне дать последнее причас-

тие, и так я смотрела -- я смотрела, я хотела видеть. Я сказала себе:

что же, прежде чем отослать их, посмотрим, что это такое (я не имела

понятия, почему они пришли, ты понимаешь; кто-то прислал их для послед-

него причастия). Я внимательно наблюдала, чтобы понять, имело ли все это

силу, не было ли это намерением нарушить прогресс души и привязать ее к

старым религиозным формациям... И сразу после этого внезапно все исчезло

(как с экрана), и все кончилось. Тем не менее, Матери действительно было

дано последнее причастие, можете поверить в это! На следующий день она

получила письмо от одного умирающего джентльмена из католической семьи,

спрашивавшего ее, следует ли ему принять последнее причастие, не нарушит

ли это свободу его души... Теперь Мать знала. Она уже подверглась этой

"операции". Это странно, ты знаешь. Это не был ментальный контакт, кото-

рый позволяет узнать, что написал тот джентльмен; нет, это было пережи-

вание. Это всегда в форме переживания, ДЕЙСТВИЯ: нечто, что должно быть

сделано, делается; или то, что нужно знать, узнается. Это не ментальная

транскрипция, которую имеешь в обычной жизни. И все это происходит ПРИ

ДНЕВНОМ СВЕТЕ, не когда я сплю. Однажды такое произошло сразу после то-

го, как я приняла ванну. Внезапно приходит нечто, завладевает мною, и я

начинаю проживать некую жизнь, пока нечто не будет сделано -- действие

-- а как только оно сделано, все исчезает. Причем исчезает без следа.

Тем не менее, она проведет целую ночь, восемь часов, в теле умирающего

ученика со всей его агонией, и не "как если бы": она была умирающим че-

ловеком. Сознание тела было сознанием умирающего тела, со всей его аго-

нией, болью... И это продолжалось долгое время, всю ночь. Я видел ее

после этого, и она была все еще потрясена этим -- не приходится удив-

ляться. А несколько часов спустя ей сказали, что ученик умер. Так я по-

няла...

Но что за чудесный способ "познания", это несравненно! Теперь мы

полностью понимаем смысл понимания: это непосредственно и проживаемо, во

всей полноте. Все наше знание, как оно называется, это просто воображае-

мая и уклончивая болтовня, основанная на измышлениях, через вуаль нере-

альности. Здесь же живет само тело -- и "чистое" тело, как всегда, без

мягкой подстилки сфабрикованного псевдо-знания и псевдо-ощущений; други-

ми словами, без старых штампов, темного искажающего клеточного кокона.

Каждый день, тридцать, сорок раз происходит так: нечто приходит и завла-

девает мною, совершенно внезапно я ухожу в определенную концентрацию, я

ЖИВУ некоторой вещью -- точнее говоря, я ловлю себя посередине какой-то

работы. И эти неожиданные кусочки жизни -- или, скорее, действия, потому

что это всегда включает делание чего-то (это некая работа, средства ра-

боты) -- будут нарастать в своем диапазоне, становится все более неожи-

данными и универсальными: Я ловлю себя на том, что говорю с людьми, ко-

торых по большей части я даже не знаю, затем я описываю картину: если

они сделают такую вот вещь таким вот образом, то получится такой-то и

такой-то результат. Это как эпизоды в сборнике рассказов или фильме. За-

тем внезапно, в этот же день или на следующий, кто-нибудь говорит мне:

"Я получил от тебя послание, в котором ты говоришь написать такому-то

человеку и сказать ему такую и такую вот вещь!" А я не делаю это мен-

тально, это не так, что я говорю: думаю, тебе следует написать этому че-

ловеку и сделать такую-то вещь -- вовсе не так. Я живу этим. Я живу или

описываю картину, и она кем-то воспринимается. И это происходит здесь,

во Франции, в Америке, повсюду. Становится довольно забавно... Кто-ни-

будь пишет мне: ты сказала мне это. А это одна из моих "картин"! Одна из

картин, которую я прожила -- не прожила, а одновременно прожила и созда-

ла! Не знаю, как объяснить это. Как если бы, в этой конкретной жизни,

Мать создавала или вылепливала обстоятельства -- и это совершенно ес-

тественно, поскольку она была обстоятельствами. Она была тем самым слу-

чаем, так что если она поворачивала "баранку" влево (возьмем простенький

пример), то "совершенно естественно" человек, управлявший машиной, пово-

рачивал влево. Этот случай не был нечто "вне": она была в нем. Она была

случаем. И некоторые из этих историй включают страны, некоторые включают

правительства. При этом я даже не знаю результатов -- возможно, спустя

некоторое время, мы увидим. И в этой деятельности я имею всевозможное

знание, которого у меня не было! Иногда даже медицинское знание или тех-

ническое знание, которого у меня вовсе не было -- у все же оно у меня

есть, ты понимаешь, потому что я говорю: будем делать так... Забавно.

Конечно, нет нужды в техническом знании: она является знанием, так что

все известно автоматически!

Непосредственный мир -- точный.

Непрерывная материя

Но давайте не будем воображать, что это некая грандиозная жизнь

(вещи не существуют для разума, пока они не грандиозны) и что Мать была

занята тем, что распоряжалась судьбами мира и правительствами государств

-- это тоже было, но она не была "занята" каким-то частным делом: это

была естественная жизнь, в которой она не "выбирала" заранее, ментально,

что она будет делать. По другую сторону нашей ментальной сети вещи дви-

жутся в едином движении, и нет "выбора" между двумя вещами или среди ты-

сячи: каждая вещь занимает свое место (случаи тоже) и играет свою роль

(глупость тоже), и, в зависимости от тотальной надобности, вы принуждае-

тесь воздействовать на то или иное обстоятельство. И в этой тотальности,

странно (или нет), мельчайшие микроскопические вещи и мировые перевороты

имеют равную ценность. Каждая вещь является абсолютом, который хранит

свою тотальную радость или свою уникальную и незаменимую цель в миллио-

нах переплетенных движений -- все держится вместе. Как-то я был приведен

в замешательство подлинным откровением (это было в 1971, в третий раз,

когда Мать говорила о "сети", я забегаю вперед): У меня странное впечат-

ление некой сети -- сети с нитями... довольно разряженной сети, не плот-

но связанной, то есть -- которая соединяет все обстоятельства; и если у

тебя есть власть над одной из этих сетей, тогда есть целое поле обстоя-

тельств, которые внешне не имеют ничего общего друг с другом, но они

связаны там, и существование одного обязательно подразумевает существо-

вание другого. И я чувствую, что это есть нечто, что обволакивает зем-

лю... Эти обстоятельства зависят друг от друга совершенно невидимым

внешне образом, без какой-либо ментальной логики, но они связаны друг с

другом. Если осознаешь это, действительно сознаешь это, тогда можно из-

менять обстоятельства. "И ты чувствуешь, что имеешь власть над одной из

тех сетей?", - спросил я ее. Нет, это по-другому: из-за того, что я воз-

действовала на одну из этих сетей, я заметила их... Ты касаешься одной

точки, и все движется. Если была бы сила заменить одну из этих сетей

другой, - добавила она, - тогда можно было бы все изменить таким вот об-

разом. Это невыразимо. А я настаивал (вот как я получил свое открове-

ние): "На какую сеть ты воздействуешь прямо сейчас?" Но я не знаю! Эти

сети повсюду вокруг земли... Это одна из них... Я вижу... [и я был под-

вешен, сражен, действительно сражен]... Я вижу... Что же, малейшие жиз-

ненные обстоятельства там! Мельчайшие обстоятельства... вместе. Вы роня-

ете что-то, и где-то там, в Беринговом проливе, медленно откалывается

айсберг, и этот человек подготавливает государственный переворот, а тот

-- правит 229 страницу книги -- и все связано. Без логики... или с...

непостижимой логикой. Чудесной. Вот как супраментальное сознание видит

или, скорее, как оно живет. Несчетное и сплошное чудо... которое движет-

ся в этом объекте, который вы нечаянно уронили, в маленьком скорпионе,

который подходит к вашей двери, или в белой розе, которая расцветает в

саду. Читаешь мир в одном жесте.

Малейшая маленькая вещь пульсирует тотально.

Не нужно "далеко" ходить, чтобы изменить мир.

Не нужно совершать "особые" деяния, чтобы изменить мир.

Одно маленькое действие, истинное. Одна маленькая клетка, чистая.

Это невыразимо... это нужно видеть. Жить этим.

Как-то, когда я перечитывал 6000 страниц "Адженды" после ухода Ма-

тери, я получил гранки старого репринтного издания "Вопросов и Ответов"

за 1930 год, страница 229. Так что я поправил страницу 229, запечатал

конверт и отправил его в издательство. Затем я возобновил чтение "Аджен-

ды", год 1968: не первой же странице, которую я открыл в то утро, Мать

комментировала как раз тот самый разговор, стр. 229 ее "Вопросов и Отве-

тов"... Каким "случаем" всем этим годам "Адженда", где-то возле страницы

4000, удалось совпасть с той страницей 229 старых "Вопросов и Ответов",

во всей этой хронологической сложности печатных станков, корректоров,

рассыльных? Год 1930 "Вопросов и Ответов" пересекся с годом 1968 "Аджен-

ды" в едином ходе времени, пространства, печатных станков... как если бы

они были на одной и той же сети, в сию секунду. И это было не важно.

А иногда, на секунду, обнаруживается нечто интересное. Так что мы

говорим: "о, какое совпадение!"... Миллионы чудесных маленьких совпаде-

ний.

Неисчислимая жизнь внутри точки... без какой-либо значимости или с

тотальной и уникальной значимостью.

Каждая точка и каждая секунда, которую следует прожить тотально.

Это супраментальная жизнь.

Мать училась жить супраментальной жизнью. Без какой-либо логики она

входила в один "экран", затем другой экран, что, как оказывалось два дня

или два часа спустя, было совершенно логично. И самые "банальные" вещи

происходили на экране. Как-то утром я принес Матери немного денег как

подношение. Это уже произошло на экране. Все происходит таким вот обра-

зом! -- воскликнула она в шутку... Как объяснить это? Это не слова, не

мысли, не ощущения, это... "нечто". Нечто абсолютно конкретное, что при-

ходит как на экран. Если бы я была в поверхностном сознании, то сказала

бы себе: "Почему я сейчас об этом думаю?" Но я не "думаю" об этом, и это

не мысли... это некоторая жизнь, которая вырабатывается. Очень интерес-

но. Я должна учиться воспринимать вещи точно такими, как они являются. Я

не объективизирую их, ты знаешь (то есть, я не помещаю их на другой эк-

ран, где бы они стали объективным знанием). Я не делаю это вовсе, так

что я не пророчествую, иначе каким бы пророком я бы стала! [Мать не пы-

талась "вспомнить", не пыталась даже "понять": это было как нечто, пе-

ресекающее ее путь, вместе с астрами, маленькими ослами и прохожими, и

она продолжала ходить.] От мельчайшей вещи до самой большой -- циклоны,

революции, все это -- и затем крохотные вещи, гораздо более мелкие, чем

подношение денег: очень маленькие жизненные обстоятельства, нечто гото-

вое прийти, как подарок, который был мне послан или... очень маленькие

вещи, очень маленькие, кажущиеся не имеющими никакого значения -- все

отмечено одним и тем же значением! Нет "большого" или "маленького", нет

"важного" или "неважного". И так все время. Странно. Это почти... память

наперед.

Шри Ауробиндо говорил о "памяти будущего".

Очевидно, другой способ бытия.

Другое время... наперед.

И иногда приходил Древний Египет. В другой раз... из завтра? Или

вневременное время, в котором все известно. Внепространственное прост-

ранство, где все вместе. В обычном сознании есть некая ось, и все враща-

ется вокруг этой оси -- таково обычное индивидуальное сознание. И если

это сдвинулось, то чувствуешь себя потерянным. Это как большая ось (бо-

лее или менее большая, она может быть даже очень маленькой), поставлен-

ная во времени, и все вращается вокруг нее. Сознание может распростра-

няться более или менее далеко, быть более или менее высоким или более

или менее сильным, но оно вращается вокруг этой оси. Но теперь для меня

больше нет оси -- ее больше нет, она ушла, утекла! Сознание может дви-

нуться сюда, может двинуться туда или туда -- оно может двинуться вперед

или назад, оно может двинуться вообще куда угодно. Нет больше оси, соз-

нание больше не вращается вокруг оси. Интересно. Нет больше оси.

Загадочно... Несомненно, это надо пережить, а не понять.

Но определенно то, что тюрьма узкая и... не обязательная.

И это переживание развивается и обретает форму, но всегда кажется,

что это как "живой фильм" тем или иным образом: Вещи приходят, я оста-

навливаю фильм и затем работаю над ними, чтобы прояснить идеи, расста-

вить вещи по подобающим им местам, увидеть все связи... [можно было бы

подумать о режиссере, организующем различные сцены -- за исключением то-

го, что это не фильм, а организуемый кусок материальной жизни] а когда

работа окончена, фильм исчезает. Странно, все эти обстоятельства собира-

ются произойти, и все же Мать "помнит их"... Это недостаток настоящей

объективизации. Вот как я объясняю это: возможно, иначе фильм бы не ос-

тановился, он попросту бы продолжался. Это было бы совершенно естествен-

но и явилось бы частью миллионов вещей, которые происходят или случаются

без того, чтобы мы обратили на них внимание -- так что иногда она "оста-

навливала фильм", чтобы войти в него и работать над ним, то есть, созна-

тельно принять участие в той или иной сцене, чтобы изменить ее или рас-

ширить, и тогда она помнит: это обретает форму живой памяти. "Памяти на-

перед". Все время происходят забавные вещи. Я отвечаю на письма, которые

не получала! Затем я получаю эти письма -- мой ответ уже написан!

Но самое интересное -- гораздо интереснее, чем знать или переживать

заранее циклон, революцию или некоторое человеческое событие -- это то,

что не только нет деления времени -- до, после -- а нет разделения и в

самой Материи: нет "материи там" и "материи здесь", отделенных телами,

милями и "непохожестью". Континуум живой Материи. Все становится ЖИВЫМ

сознанием, каждая вещь испускает свое сознание и живет из-за этого...

Вот где уравнение "Материя=Сознание" становится очень конкретным. Напри-

мер, точно зная за секунду или минуту раньше, что ударят часы, кто-то

войдет... И все эти вещи не ментальные, они принадлежат механическому

царству [часы - механические, движение тела - механическое], и все же

они обретаются как явления сознания: это ЖИВЫЕ вещи (я говорю "живые",

но это не так), которые ГОВОРЯТ ТЕБЕ, ГДЕ ОНИ, где они расположены. Дру-

гие вещи внезапно ВЫХОДЯТ ИЗ сознания и исчезают. Целый мир... мир мик-

роскопических явлений, которые являются другим способом жизни и кажутся

творением сознания без того, что мы называем "знанием". Это нечто, не

имеющее ничего общего со знанием или мышлением. Мир со снятой с него

ментальной коркой, чистый. Тело, которое знает часы или человека, подни-

мающегося по лестнице, чтобы увидеть Мать, или что-либо, удаленное на

десять тысяч миль, в совершенной материальной причастности. Например,

время от времени, я слышу, как люди возле меня разговаривают о той или

другой вещи и говорят: это будет так или вот так; сразу же это включает

некое "осязательное видение" (как объяснить это? Это подобно касанию и

видению, и все же это ни касания, ни видение, ни то и другое вместе):

это вещь, как она ЕСТЬ. Кто-то говорит Матери: мы собираемся построить

дом здесь. И Мать отвечает: нет, стройте лучше там, вы наткнетесь на во-

ду. Они копают и натыкаются на источник. Или же кто-то говорит: для этой

работы мне нужно два грузовика цемента, а Мать видит восемь мешков це-

мента, проходящий перед ней, и вместе с этим - лживость ученика. Или,

возможно, я могу привести свой пример, потому что это сознание Материи

откровенно очень юмористическое на собственный лад -- оно беспощадно ви-

дит то, что истинно: мне сказали, что один человек (молодая женщина) хо-

чет покончить с жизнью, и я увидел ее как бы в окне огромного учрежде-

ния, приставляющую револьвер к своей голове... Меня охватил ужас, только

чтобы осознать, что она смотрела на свое отражение в окне и... пудрила

свое лицо с револьвером! Кто-нибудь слышал о таком юморе? Комедия земли,

неприкрытая. За исключением того, что это не всегда комично. Или же

кто-то говорит Матери: это эвкалиптовое дерево умирает; Мать говорит:

посадите другой эвкалипт рядом с ним, ему нужен компаньон. И дерево на-

чинает оживать. И они могут говорить все, что угодно. ЭТО ТАК, и это не-

опровержимо. До сих пор не было ни одного противоречия. Это сознание,

свободное от каких бы там ни было ментальных элементов. Это приходит

"как есть" и такое ясное! Как прямой контакт с вещью, какой она и явля-

ется на самом деле. Это другой способ жизни.

Для нас, ментальных существ? знать означает понимать. Для следующе-

го вида знать означает жить, быть -- везде, везде и все время. Как если

бы я купалась в этом, так что это не нечто, что я "вижу", нечто чуждое

мне, что я вижу, это... я внезапно являюсь всем этим. Поэтому нет больше

"личности", нет больше... Нет слов, чтобы описать эти переживания.

И все это происходит на клеточном уровне. Это не исключительные си-

лы, а нормальное, обычное восприятие, как мы сейчас дышим или чувствуем.

Это не сверхсознание, взирающее на материю со своих озаренных высот; это

здесь, в телесном сознании. Может показаться, что без сети тело живет в

другом мире, который, тем не менее, является физическим и материальным,

потому что, в конце концов, тело живет по часам, ложиться спать каждый

день и видит две сотни людей на день -- и его восприятие физическое:

Нью-Йорк физичен, китайские войска - физические, а также канавы Фив. Так

что, какое физическое? В чем истина нашего материального мира? И в том

же самом физическом, за "вуалью нереальности" смерть не существует, бо-

лезнь не существует, гравитация не существует, реки можно пересекать без

усилий... как если бы Материя, в которой мы сейчас живем, была бы пата-

логическим изобретением разума от самого начала до конца. Преходящее

изобретение, чтобы сотворить индивидуальную тюрьму. Но это не истина ма-

терии, это ложная материя.

Вот материальное, экспериментальное заключение, к которому пришла

Мать: Эти представления о пространстве и времени, об "объективности" и

"субъективности" (являются ли вещи "конкретными" или нет) оборачиваются

практической целесообразностью, приспособлениями для подготовки сознания

к новому способу бытия... Это как смерть, пища и деньги -- эти три вещи

столь "значимы" в человеческой жизни; человеческая жизнь вращается вок-

руг этой троицы: еда, смерть и деньги! -- и все же, для Сознания, это...

преходящие приспособления, результат состояния совершенно переходного и

не соответствующего ничему очень глубокому или постоянному. Такова пози-

ция того Сознания. И поэтому оно учит тело быть иначе.

Пространство, время и смерть переплетены.

И все три являются преходящими приспособлениями, ведущими к... чему?

Точно так же, как Материя тяжела, заморожена и поделена в нашей

тюрьме, так и время застыло, уплотнено и медленно течет на расстояниях

нашей фрагментированной Материи -- нашего фрагментированного сознания.

Время является лишь ложным восприятием разделения в среде, где все неп-

рерывно, ненарушено и непосредственно -- и светло. Время является ритмом

сознания, - сказала Мать. Наша Материя находится в ложном ритме, точно

так же, как она ложно толста -- если ритм изменится, Материя тоже изме-

нится или, скорее, станет тем, чем на самом деле является. Время = Соз-

нание = Ритм = Материя.

Другой ритм Материи.

Какой настоящий ритм Материи?

Как выглядит эта истинная Материя, этот физический мир, как он

есть, в котором тело Матери, клеточное сознание Матери "путешествует"

мгновенно и повсюду?

XXII. НОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ - Сборник - Сатпрем