XI. МАГИЯ РАЗУМА - Сборник - Сатпрем

     Затем все скрылось за зеленой стеной. Или, скорее, за стеной грязи.

     В действительности, мы увидим, что эта вуаль или экран грязи, кото-

рый скрывает от нас настоящий мир,  истинную Материю,  является на самом

деле неким  клеточным  покровом или запачканным одеянием,  и вся задача,

это долгое,  рискованное пересечение вуали, состоит в работе по очищению

клеток, прочищению всего их старого атавистического,  генетического, ты-

сячелетнего одеяния,  чтобы достичь чистой маленькой клетки.  Выхода  из

клеточного программирования.

     И главный покров -- это не молекулы ДНК или РНК,  как мы  могли  бы

себе вообразить, а разум: корни Разума в Материи.

     Однако первое переживание другой стороны вуали было не столь  мимо-

летным, как я это описал;  это была не "греза",  которая приходит и ухо-

дит: В течение целых двух дней я оставалась там, это два дня абсолютного

блаженства. И  Шри Ауробиндо был со мной все время,  все время:  когда я

гуляла, он гулял со мной; когда я садилась, он садился рядом... Это была

не греза,  сознание тела переживало это; то самое сознание, которое чув-

ствует жару,  холод,  видит непрозрачное,  прикасается к твердому. Вуаль

была снята.  Целых два дня гуляла она в другом мире, который, тем не ме-

нее, был нашим миром. Шри Ауробиндо подарил мне два дня: полное блаженс-

тво... Если  у меня была бы когда-нибудь личная цель,  то эта цель тогда

была достигнута -- это неописуемо,  совершенно за границами всех велико-

лепий и всего выразимого. И в тот момент я получила команду от Всевышне-

го -- он был там,  ты понимаешь,  конкретно [Мать касается своего  лица,

тела и рук], и он сказал мне: "Это обещание на будущее. Теперь ты должна

делать Работу." И это не индивидуальная работа,  а коллективная. И затем

Мать добавила нечто,  что заставило меня задуматься:  Да,  Шри Ауробиндо

сделал нечто подобное,  хотя гораздо более тотальное,  полное и абсолют-

ное,  когда  он оставил свое тело -- потому что он имел это переживание,

он имел его,  я видела это, я видела его супраментальным на своей крова-

ти, сидящим на своей кровати... Он писал: я делаю это не для себя лично,

а для всей земли.  И это было в точности то же самое -- о, какое пережи-

вание!...  Но тогда больше ничего не имело значения,  ни вещи,  ни люди,

даже земля,  все не имело абсолютно никакого значения. Так что у Шри Ау-

робиндо было это,  он знал двойной мир, сидя там, в своем кресле, взирая

на стены...  И он преуспел в том,  чтобы жить в двух мирах одновременно:

он слушал учеников и видел, как они делали свои глупости вокруг него, он

ожидал шагов Матери в коридоре... Это был тот же самый мир, и все же это

был другой мир.  И просто своим присутствием здесь он тянул другой мир в

этот,  делая все более тонким разделяющий их слой,  Стену между  ними...

которая была уже не той стеной,  как Мать переживала ее; нечто уже стало

тоньше, яснее -- вероятно, до того дня, когда он понял, что он будет ра-

ботать более эффективно с "другой стороны",  избавившись от внешних тре-

бований учеников, писем, тысячи глупостей, которые отнимали все время от

настоящей работы. Было так, как если бы он протолкнулся на другую сторо-

ну;  пять раз он говорил:  у меня нет времени.  А Мать оставалась по эту

сторону  от  моста,  пока однажды в 1959 году не была установлена первая

связь.  Но для этого ей не нужно было умереть, она имела "сокровище двух

миров",  как говорили Риши, "это Сокровище в скале подобное птенцу." По-

нимаем ли мы, что это означает?... Вероятно, не по-настоящему. Он принял

смерть, вступил сознательно, с сознательным, живым телом в противополож-

ность сознания:  ночь,  смерть. Как если бы бросил семя бытия в скалу, в

небытие. Возможно, это как раз это: Кришна в золоте, растущий и сокруша-

ющий стены.  Это довольно устрашающе.  Что же, значит, Мать покинула тот

настоящий мир,  тот поистине живой мир, чтобы снова войти в нашу смерть,

которую мы называем жизнью.  Она осуществила обратное тому,  что  сделал

Шри Ауробиндо. Она собиралась протереть вуаль изнутри. Попытка связи для

земли.  Ведь,  действительно,  то,  что  кажется  нам  жизнью,  ЯВЛЯЕТСЯ

СМЕРТЬЮ.  Действительно  можно  сказать,  что существуют степени смерти;

есть степени жизни и степени смерти:  некоторые существа более или менее

живы,  или, выражаясь негативно, более или менее мертвы. Но те -- о, те,

кто знает,  кто знает,  что эта материальная форма может проявить супра-

ментальный свет; что же, те, кто не имеют в себе супраментального света,

уже чуточку мертвы. Вот оно как.

     Внести супраментальный  свет  в  тело  земли  означает  выкорчевать

смерть. Это означает поднять вуаль над  "нечто",  что  вызывает  смерть,

поднять ту самую вуаль, которая была поднята на целых два дня.

Тройное условие

     И все скрылось. Снова был лес. Слепо идти, задыхаясь, шаг за шагом,

не зная пути.  Как закрепить супраментальный свет в теле?  Не мимолетное

переживание, а нечто постоянное.  Что препятствует  этому?  Как  всегда,

трудность заключается в том,  чтобы найти не то,  что следует сделать, а

то, что следует переделать, поскольку эта вещь невидима, как привычка, и

определенна как ньютоново яблоко.  Есть законы смерти, которые нужно вы-

корчевать,  но где они гнездятся,  эти законы,  где их найти, прежде чем

сможем  мы  ввести их в свои уравнения?  Их нужно отследить в их гнезде.

Все очевидные факты надо проследить до их истока:  почему мы падаем, по-

чему нам трудно,  почему за X следует Y, а за ним -- Z, что вызывает ма-

ленькую смерть в конце этой линии.  Мы должны дойти до истока всей неоп-

ровержимой цепочки, звено за звеном, прямо до микроскопического источни-

ка -- где прячется маленькая тварь. Вся логическая, очевидная, неизменя-

емая  и  математическая цепочка,  которая составляет вуаль.  Грандиозная

Ложь во всех ее деталях.  Конечно же,  мы должны думать об этом как  обо

лжи -- но беда в том,  что не только одни мы думаем:  у клеток тела есть

свой способ мышления,  они подхватывают болезнь смерти как все мы, обла-

ченные  в костюмы и галстуки.  Так что мы должны идти и разыскать гнездо

этой "мысли".

     Поэтому первый шаг -- это работа по прояснению материи или, скорее,

ложной материи.  Когда материя ясна,  она будет истинной,  и свет сможет

войти в нее,  настоящая жизнь войдет в нее;  "другой" мир здесь, пока мы

гуляем или  говорим...  Но  в то же время следует проделать некую другую

работу: когда входит тот свет,  та грандиозная Мощь, это как сильная ли-

хорадка, кажется,  что все вот-вот взорвется,  ты чувствуешь себя разби-

тым, во всех клетках своего тела -- конечно,  есть сопротивление, темно-

та, тяжесть внутри,  которая порождает непереносимое трение. Поток пыта-

ется пройти через это, но не может: все багровеет. Если ты будешь наста-

ивать, он может даже взорвать все.  Это,  конечно же,  не маленький мен-

тальный поток.  Но мы должны сказать,  что этот поток чрезвычайно хорошо

дозирован, поток просто прерывается, когда дела становятся плохи, или ты

падаешь в обморок. Сознание тела подобно сознанию ребенка; оно очень ма-

ло, у него нет ментальных "необъятностей".  Просто прищемите дверь паль-

цем -- и сразу все станет ясно.  Обморок случается не из-за боли как та-

ковой; просто  ответная реакция "плавит предохранитель".  Не должно быть

больше реакций, все должно течь в пределах телесной необъятности, подоб-

ной необъятности  высоко наверху.  Целостностной необъятности.  Именно в

теле должны мы найти бесконечность. И на самом деле, именно в теле долж-

ны мы иметь все "великие переживания", происходящие высоко наверху. Тог-

да мы сможем переносить поток без того,  чтобы падать в обморок, как ма-

ленькая хрупкая  женщина  (хотя женщины гораздо "прочнее" мужчин,  но их

субстанция более "взвинчена".  Мать всегда говорила,  что женщинам  при-

надлежит решительная роль в трансформации и что они более  приспособлены

к  тому,  чтобы установить мост.) Так что первым уроком переживания 1959

года явилась потребность универсализировать это телесное сознание,  рас-

ширить его в недвижимую бесконечность, чтобы иметь способность выдержать

любой ураган без малейшего содрогания  --  чтобы  не  было  препятствий.

Именно  препятствие  порождает вуаль.  Прояснение и универсализация идут

рука об руку.  Тело -- сознание тела -- должно сначала научиться  расши-

ряться.  Это совершенно необходимо, иначе клетки обратятся в некую пузы-

рящуюся кашу под действием супраментального света.  И Мать посмотрела на

меня уголком своего глаза,  как бы делясь самым сокровенным:  То,  что я

пытаюсь достичь, можно назвать великим раскрытием. Только когда произой-

дет это раскрытие,  будет... (как бы выразиться?) случится нечто непрео-

долимое,  и все мировое сопротивление, вся его инерция и даже темнота не

в  силах  будет  поглотить  это нечто -- определяющий и трансформирующий

фактор... Не знаю, когда это наступит. И она добавила (сопровождая слова

маленькой озорной улыбкой): Ты понимаешь, если ты будешь достаточно дол-

го концентрироваться на одной ТОЧКЕ,  то найдешь Бесконечное --  это  то

бесконечное,  которое X,  Y и Z нашли в их собственном переживании,  это

то,  что можно назвать их собственным бесконечным. Но это не то, чего МЫ

хотим,  не то... Это не индивидуальный или личный контакт с Бесконечным,

это тотальный контакт.  И Шри Ауробиндо настаивает на этом,  он говорит,

что совершенно невозможно осуществить супраментальную трансформацию,  не

будучи универсализированным -- это первое условие.  Ты не  можешь  стать

супраментальным, пока не будешь универсализированным. А "универсализиро-

ванным" означает принять все,  быть всем,  стать всем  --  действительно

принять все. Так что все те, кто зажат в своих системах, даже в высочай-

ших регионах мышления, это не ТО.

     Бесконечное в материи.  Вся вселенная в теле.  Но как это  сделать?

Это как  если  бы  "духовность" стала конкретным делом,  почти что делом

клеточного механизма.  Должна быть достигнута бесконечность, чтобы поток

мог пройти,  не разметав все, и должна быть также некая имперсонализация

или деперсонализация телесного сознания, так чтобы чистая, точная вибра-

ция материальной  спонтанности  (как в птице,  насекомом и во всем мире,

кроме нас) могла установиться без того, чтобы быть пойманной и фальсифи-

цированной всеми нашими так называемыми естественными реакциями, будь то

ментальными, моральными,  медицинскими или  марксистскими,  которые  все

равно ложны,  потому  что  это личные реакции и они зажимают вибрации --

или, скорее, эту Вибрацию. Все наши реакции -- смертные реакции, как са-

мые прекрасные,  так  и самые глупые.  Это имперсонализация материальной

индивидуальности крайне важна.  Теперь я знаю,  почему. Она крайне важна

для точности  Действия,  так что только -- ТОЛЬКО -- чистая божественная

Воля, если можно так сказать,  могла бы быть выражена с наименьшей  при-

месью: любая  индивидуализация  или персонализация вызывает смешение.  И

тогда ты понимаешь все,  все,  все детали. Ты понимаешь, интеллектуально

или психологически  можно  понять определенные вещи (и это очень хорошо,

это действенно и может быть весьма полезно), но они всегда видятся весь-

ма смутно,  на грани неточности.  Но здесь, теперь, есть понимание МЕХА-

НИЗМА, механизма вибрации. Тогда это становится точным. Все позиции, ре-

комендуемые йогой, --- сначала действовать так, как приносишь подношение

или  жертву,  затем полная открепленность от результатов (придоставь ре-

зультаты Господу),  затем совершенная ровность во всех  обстоятельствах,

-- короче говоря,  все эти вещи (стадии, которые хорошо понимаешь интел-

лектуально или переживаешь в своих чувствах),  да, все это обретает свой

НАСТОЯЩИЙ  СМЫСЛ только тогда,  когда становится тем,  что можно было бы

назвать механическим действием вибрации.  Только тогда ты  действительно

понимаешь, почему это должно быть так.

     В конечном итоге,  Дух раскрывается в Материи.  Он наиболее понятен

там -- я готов был сказать,  наиболее реален,  как если бы тот, наверху,

был бледной копией,  ментальной имитацией.  Однажды очень даже может так

произойти, что вся наша "духовность" покажется нам  чудовищной  пародией

на нечто  иное  -- которое по-настоящему и тотально понимается только на

уровне материи. И что объясняет весь мир.

     Прояснение, универсализация, имперсонализация.

     Да, но как сделать это практически, в теле?

Физический разум

     Тело начинается в любой точке и каждую секунду.

     Вы спускаетесь по лестнице из вашей комнаты,  и нечто начинает шеп-

тать: О, какой тяжелый день! -- и вам становится тяжело. Вы идете в ван-

ную, и это нечто нашептывает: осторожно, скользко, можно упасть! -- и вы

теряете равновесие и падаете. Осторожно, можно порезаться! -- и вы поре-

зались. Вы идете на встречу с кем-то,  и это снова шепчет:  будь осторо-

жен, он  может сбросить на тебя свое плохое настроение -- и вы начинаете

раздражаться. Вы чихнули,  и тут же опасение:  я простудился!  --  и  вы

простудились. Это  порождает нескончаемые простуды,  несчетные сфабрико-

ванные заболевания, у которых нет ни температурных, ни медицинских диаг-

рамм, но  которые отравляют и пачкают и свертывают все -- вуалируют все.

Ничто не воспринимается так,  как есть: вуалируется загодя. Заранее есть

болезнь, расстройство,  беспорядок -- все предвидено, до малейшей детали

катастрофы. Или же (что реже) оно окрашивает все в розовый цвет  --  или

желтый, зеленый или индиго -- и все заранее видится в этом свете. Проис-

ходит так, как предвидится, просто удивительно, как если бы некий карли-

ковый маг находился там.  Но мы придаем этому мало внимания,  потому что

этот  еле  заметный  голос покрывается нашей идеалистической демагогией,

нашими чеканными ментальными решениями, нашими сверхорганизациями... ко-

торые дезорганизуются по непонятной причине,  внезапно, подорванные неп-

редвиденным,  нелепым инцендентом. Так происходит, и все расстраивается.

Иногда требуется десять лет,  чтобы все расстроилось или появился рак --

но это расстройство или рак впечатан в мельчайший шепчущий секрет, кото-

рый жужжит и жужжит непрестанно,  когда вы гуляете,  едите,  говорите...

"Не так быстро,  ты устанешь!" -- и вы тут же  устаете.  "Осторожно,  не

сделай ошибки!" -- и вы тут же лепите ошибку,  почти навязчиво, как если

бы щупальца осьминога тихо опутали клетку. "А потом умираешь, ты знаешь"

--  да,  смерть фатальна.  И ты умираешь.  Когда начинаешь прикасаться к

этому особенному, бескрайнему, несчетному осьминогу, который портит все,

вуалирует  все  и вышибает дух из всего -- но так незаметно,  как мягкий

бриз, за пределами всякой веры или секундного "размышления" -- то сопри-

касаешься  с  грандиозной черной магией,  которая ускользает от нас лишь

из-за того, что составляет саму ткань нашего существования. Тонкий, поч-

ти бессловесный, незаметней самого легкого бриза, он окутывает вас свои-

ми вибрациями,  иногда как еле уловимый запах или "предвидение",  "пред-

чувствие", расплывчатый эмбрион чего-то, притаившегося под опавшей лист-

вой -- и все распадается.  Это невидимое и постоянное разложение  всего.

Не обязательно разложение трупа (это припасено на самый конец), а неуло-

вимое разложение цвета,  которое придает  миру  некое  грязное  влечение

("грязное" для тех, у кого ясные глаза: для остальных это очаровательное

влечение), которое обладает странной силой над тысячью маленьких повсед-

невных  обстоятельств -- а иногда и над крупными обстоятельствами,  если

доза сильнее. И квази-гипнотическим действием на тело.

     Конечно, когда вы хоть немного сознаете то,  что происходит, вы от-

гоняете все это.  Но оно прилипчиво.  Вы отметаете это раз,  два, десять

раз, но оно возвращается в другой форме,  под иным цветом.  Вы  поразили

это: оно уходит вниз и надевает маску святоши, выглядит как ангелочек. А

затем, бац!  появляется снова.  Вы справились с этой трудностью,  вымели

эту нечистоту пятнадцать лет назад; оно незаметно проскальзывает назад в

вашу память:  "О! Это старо, к счастью, с этим покончено" -- и мгновенно

оно появляется снова, вызываемое памятью, пробуждаемое памятью, как ска-

зала Мать,  свежее и игристое, вдвойне энергичное из-за долгой спячки; и

все начинается  сызнова,  как если бы ничего не было сделано.  Эта труд-

ность попросту спала пятнадцать лет. Дуновение памяти, неуловимая вибра-

ция --  НИЧТО не исчезло.  Есть нечто,  некая ткань,  которая использует

все: встречу с кем-либо, поспешное замечание, чтобы все вернулось снова.

И требуется искоренить не одну вещь, одну трудность, одну слабость, одну

болезнь, нет -- есть целая ткань, почти телесная субстанция. Денатуриро-

ванная субстанция.  Тогда начинаешь видеть масштаб проблемы, как если бы

нужно было выкорчевать вообще все.  Как если бы заранее существовала не-

кая гниль.  И кажущаяся столь неразрывно связанной с телом, что остается

только гадать, можно ли устранить ее, не выбросив из тела саму жизнь.

     Это "физический разум". Некое первичное мышление в материи.

     Но это даже не "мышление",  а дыхание или, скорее, отпечаток. Веро-

ятно, отпечаток  или  память  всех катастроф,  через которые должна была

пройти материя,  чтобы пробудиться к жизни -- катастрофическое пробужде-

ние. Пробуждение от великого,  покойного Сна.  Материальное сознание, то

есть, разум в Материи, был сформирован под давлением трудностей -- труд-

ностей, препятствий,  страдания,  борьбы. Он был "увешан" всем этим, они

наложили на него отпечаток пессимизма и  пораженчества,  что  составляет

самое большое  препятствие.  Это  громадное желание избежать катастрофы.

Великий базис,  грандиозный базис Жизни. Жизнь заложена на этом, на этом

НЕТ. "Нет",  которое предполагает тысячи и миллионы форм и маленьких за-

болеваний или маленьких слабостей,  которые  все  жаждут  окончательного

"нет": смерти. Наконец, покоя смерти. Это совсем неуловимо, в совершенс-

тве покрыто нашим ментальным шумом,  нашими евангелиями, нашим социализ-

мом, этим  и тем,  что является ни чем иным,  как маленьким лихорадочным

возбуждением на платформе смерти. Мы просто притворяемся на время. Затем

мы больше не притворяемся (или оно больше не притворяется),  и мы призы-

ваем во спасение пеницилин,  доктора или пастора или небеса.  Но  смерть

приходит не внезапно, она всегда была там. На самом деле вещи не измени-

лись: они только стали тем, чем уже и были. И мы называем это жизнью. Мы

постоянно ходим со смертью, спускаясь или поднимаясь по ступенькам, раз-

говаривая или смеясь...  смерть шепчет и шепчет и шепчет...  И это может

зажать абсолютно все:  если вы прислушаетесь к этому шепоту,  чтобы под-

корректировать или  отчитать его,  он становится очень изворотливым,  он

принимает видимость десятка добрых мыслей, каждая из которых представля-

ет особенную ловушку.  Это совершенная и бесспорная ловушка,  независимо

от того, с какой стороны вы посмотрите на нее: с хорошей или плохой. Она

обманывает  вас  во  плоти,  предвидя заранее ваши мысли и поджидает вас

впереди,  растянув непредвиденные сети. Правильно думать -- неправильно,

неправильно  думать -- тоже неправильно.  Все запятнано.  Но конечно же!

Это же РАЗУМ, так что никто ментальнее не сильнее разума. Разум не может

подправлять Разум. Поистине полная гниль, укоренившаяся в теле, в каждом

рефлексе,  каждой реакции, в каждой ложке еды, в каждом шаге, который вы

предпринимаете.  Вы можете освободить себя от интеллектуальный рассужде-

ний,  остановить мыслительный процесс,  вступит в освобожденные  небеса.

Все прекрасно наверху,  а внизу бурлит.  В самом деле,  это борьба с ма-

ленькой, поистине микроскопической вещью: привычками существа, способами

мышления,  чувствования и реагирования... Гран-ди-оз-ная битва с тысяче-

летними привычками.  Она интересна лишь для того,  кого интересует  ВСЕ,

для кого ВСЕ интересно,  то есть, для того, кто имеет тот тип воли к со-

вершенству,  который не пропускает ничего, ни единой детали, иначе... Ты

понимаешь,  в тот момент,  когда ты находишься в Разуме,  разум говорит:

"О!  нет,  нет. Ты попусту тратишь время!" Это не так, но он считает все

это пустяками.  Но именно эти пустяки составляют саму субстанцию смерти.

Наша жизнь сделана из миллиона фатальных пустяков.  Может даже показать-

ся,  что наши глубины сделаны из непроницаемого осадка глины, составляю-

щего микроскопическую пудру -- суглинистую,  плотную и абсолютно черную.

И это в сердце клеток, или, скорее, вокруг них. Вуаль рассыпчатой глины.

Чуть задень ее -- и она взмоет вверх, как осадок на дне аквариума, и это

ночь -- именно эту ночь "живые" называют днем. Они купаются в нем, в том

пустяке. Тогда как если вы дадите всему успокоиться, вы наверняка увиди-

те все яснее,  аквариум станет прозрачным,  но глина все же там, притаи-

лась в глубинах. Так что же делать?

     Может показаться, что этот пустяк составляет саму суть проблемы.

     Но, несомненно,  когда  есть чрезвычайная трудность,  тогда же сеть

чрезвычайный ключ и  чрезвычайная  мощь.  Именно  препятствие  открывает

дверь. Препятствие  существует  для  того,  чтобы  вести нас к открытию.

Смерть -- это окончательное препятствие,  которое скрывает от нас  вели-

чайшее открытие.

     Поначалу Мать была очень горда собой (извините за то,  что я  подд-

труниваю над ней,  но временами мы можем меняться ролями).  Она говорила

мне: Когда эта мельница начинает работать, я подхватываю ее как пинцетом

и... [она сделала жест, тянущий вверх, выше головы], затем я придерживаю

ее там, в той недвижимой белизне -- мне не требуется держать ее там дол-

го!  Да, а когда она отпускала пинцет, все возобновлялось. Или же вы та-

щите  вниз Силу:  в одну секунду вы практически взорваны вспышкой света,

которая рассасывает бульканье...  на пять минут, пока присутствует сила.

Мать ясно видела, что это тоже не работает: Я хорошо понимаю, почему Ис-

тина, Истина-Сознание не выражается более постоянным образом, потому что

разница между ее Силой и силой Материи столь велика,  сила Материи пере-

черкивается ею, так сказать -- но тогда это означает не трансформацию, а

сокрушение.  Это то, что они обычно делали в древности: все материальное

сознание сокрушалось под весом Силы,  которой ничто не могло противосто-

ять или сопротивляться.  Так что тогда ты чувствуешь: вот оно! Я ухватил

это!...  Но ты вовсе ничего не ухватил! Потому что остальное, внизу, ос-

талось прежним,  неизмененным. А если вы не хотите или не можете исполь-

зовать ту Силу, которая сокрушает это бурление, если вы не хотите или не

можете подниматься вверх в недвижимую Белизну, тогда что же остается?...

И если,  в довершении всего, вы не можете использовать Разум, чтобы сра-

жаться с разумом Материи, тогда что же делать?... Вы нигде. Или же, ско-

рее, вы полностью в этом, на единственно возможном уровне, в сердце мен-

тальной грязи Материи,  и изнутри, изнутри самого препятствия, вы пытае-

тесь найти силу, которая пройдет через препятствие и трансформирует его.

Сама сила препятствия содержит саму силу победы.  Все время сражаешься с

Победой, и, возможно, секрет состоит в том, чтобы знать, как взглянуть в

правильном направлении.

Короткие секунды смерти

     Но близко наблюдая это бурление, сталкиваешься не с одним сюрпризом.

     Мать наблюдала это, "была в нем", в длинном коридоре второго этажа,

в гуще тысячи маленьких историй учеников,  которые все были "ее" истори-

ей, ее трудностью, ее глупостью; она следовала этому бурлению, прослежи-

вала его во всех жестах и движениях,  и казалось, что не было решения --

оно было вытеснено отсюда лишь для того, чтобы объявиться там, изменчиво

и нескончаемо  --  как  если  бы единственное решение заключалось в том,

чтобы прожить трудность. И вот где проходит тонкая линия, отделяющая две

разные грани одной и той же вещи,  одной и той же трудности, одной и той

же невозможности:  грань смерти и грань жизни,  закрытое,  отрицательное

лицо и положительное -- в зависимости от позиции.  Переживаешь одну и ту

же глупость и невосприимчивость, но на одной стороне она проживается по-

зитивно, с вопросом, зовом, неким глубоким стремлением или охватом исти-

ны, которая ощущается позади, которую стремишься отыскать за черным кле-

ем: уподобляешься крику посреди всего этого. А на другой стороне отказы-

ваешься, говоришь "нет",  не хочешь видеть или  допустить  существование

этого бурления,  но оно все равно прилипает. Это означает, что ты не за-

мечаешь врага,  а пока ты отказываешься сражаться с ним,  то и не имеешь

силы над ним -- враг просто поджидает тебя на другой стороне.

     Мать шаг за шагом продвигалась в этом болоте,  и решение состояло в

том, чтобы просто ходить в нем, даже если на это потребуется триста лет.

Этот материальный разум любит катастрофы и притягивает их, и даже созда-

ет их, потому что ему нужны эмоциональные стимулы, чтобы стряхивать свое

несознание. Всему, что несознательно, всему тому, что инертно, требуются

неистовые эмоции, чтобы пробудиться. И вся эта нужда порождает некое бо-

лезненное притяжение или воображение всех тех вещей -- материальный  ра-

зум  постоянно  воображает  любую возможную катастрофу и открывает дверь

злым внушениям подлых маленьких существ,  которые получают  удовольствие

как раз в том,  чтобы создавать возможность катастроф... Дымка его вооб-

ражения (если это можно назвать воображением) всегда катастрофична. Если

материальный разум предвидит нечто, он всегда предвидит наихудшее. А на-

ихудшее всегда очень маленькое,  очень подлое и грязное -- поистине, это

наиболее отвратительное  условие человеческого сознания и материи...  Ты

чувствуешь маленькую боль -- О,  может быть,  это рак?  И  затем,  после

предвидения наихудшего (в долю секунды),  этот чудесный персонаж предос-

тавляет все это Господу и говорит Ему: "Вот, Господь, вот Твоя работа, и

делай с этим,  что хочешь!" Глупый дурак,  зачем же сразу подготавливать

катастрофу?! Катастрофа, всегда катастрофа, все катастрофа -- и затем он

предоставляет эту катастрофу Господу! И, конечно же, мы ни на секунду не

думаем, что это катастрофа или что это может быть  катастрофичным:  "Это

пустяк", это только проходная "глупая идея" -- но мы ошибаемся. Это под-

линно катастрофично. Это ходячая смерть. Требуется как раз маленький на-

бор пустяков,  чтобы вызвать рак или настоящую аварию. Через эти микрос-

копические глупости Мать медленно отслеживала Смерть до ее  истока.  Она

шла туда "без решения",  она просто шла через все это,  шла "через", со-

вершая ошибки всякий раз,  "неправильно реагируя" всякий  раз,  повторяя

некий прошлый  промах или,  в другой раз...  как если бы она была ни чем

иным, как сплетеньем ошибки,  лжи и просчетов.  "Я" -- это ни что  иное,

как постоянная ошибка.  Первый шаг к "прояснению" кажется квинтэссенцеий

грязевой ванны. И она была как раз там, она была в этом. Она была не вы-

соко вверху,  она  не была "непогрешима";  она была там для того,  чтобы

вырвать ключ к победе из самого препятствия. Это было грязное поле боя.

     И история, или болото, начало углубляться. Как много раз я замечал,

как посреди беседы или разговаривая с кем-то в  коридоре,  она  внезапно

останавливалась и накладывала ладони рук на свои глаза, зажав голову ру-

ками -- пять секунд,  десять -- и становилась белой,  но  белой  не  как

мертвец: как  если  бы  компактный столбик света спускался и обволакивал

ее... затем все кончалось,  она снова улыбалась, продолжала, переходя от

одного человека к другому, давая цветок или что-то еще, поглощая этот яд

или что-то еще. Или же она продолжала сидеть передо мною, глаза закрыты,

внезапно окутанная тем белым светом,  как бы арестованная, недвижимая --

не было больше признаков жизни в том теле.  Затем она тихо говорила мне:

Все происходит совсем не так,  как в обычной жизни... в течение трех-че-

тырех, иногда пяти или десяти минут, я у-жас-но больна, налицо все приз-

наки, что все кончено.  Но это лишь для того,  чтобы заставить меня най-

ти... заставить меня пережить нечто и найти силу. А также чтобы дать те-

лу абсолютную  веру в его Божественную Реальность -- чтобы показать, что

Божественное здесь,  и Он хочет,  чтобы  оно  было  здесь,  и  Он  будет

здесь... И лишь в такие "моменты",  как эти -- когда логически,  в соот-

ветствии с обычной физической логикой,  все кончено -- лишь тогда можешь

ты ухватить  ключ...  Тебе только нужно пройти через все без содрогания.

Затем она посмотрела перед собой на большое огненное  дерево  с  желтыми

листьями (она  всегда была обращена к Шри Ауробиндо,  ее кресло или кро-

вать всегда были повернуты в том направлении, как если бы это был ее жи-

вой вопрос, как если бы все было ее путем к нему, как если бы нужно было

пройти через болото,  чтобы присоединиться к нему, преодолеть некую неп-

розрачность, растворить нечто,  чтобы он был здесь: она истирала болото,

как он истирал Стену), и добавила: Сколько таких моментов еще потребует-

ся? Не знаю, ты понимаешь, я прокладываю путь.

     Должно было быть много "таких моментов",  нужно было  пройти  через

сотни и тысячи секунд,  чтобы "ухватить ключ". И они приходили отовсюду,

все больше и больше,  как если бы чем дальше она продвигалась по болоту,

тем больше трудностей вырастало повсюду,  не только от ее тела,  но и от

других тел,  как если бы ее тело простиралось все дальше и дальше. Поис-

тине, чем  более микроскопическим это было,  тем более универсальным оно

становилось. Она была в теле мира. Я буквально завалена внешними вещами!

То одно,  то другое,  то третье. И какая смесь! Со всех сторон, ото всех

людей, отовсюду.  И не только отсюда!  Из дальних, самых дальних уголков

земли, и иногда из прошлого, далекого прошлого: вещи приходят из прошло-

го, чтобы их привести в порядок,  представить новому свету и  расставить

по своим  местам:  это всегда так,  каждая вещь хочет занять свое место.

Так что это нескончаемая работа, как если бы на меня постоянно обрушива-

лась новая болезнь,  а я должна была найти лекарство для нее. Мир стано-

вился чем-то очень "конкретным". Она подхватывала все заболевания мира.

     И эта проблема,  или вопрос, все приближался, становился более ост-

рым, как если бы все разыгрывалось в эти короткие секунды:  Некая  уско-

ренная дисциплина,  галопом: значит каждая секунда. Затем, внезапно, бо-

лее серьезное заболевание: филяризис. Пакостное заболевание, от которого

распухают ноги, как раскаленное жало, изнутри-снаружи, от стоп и все ва-

ше и выше,  везде...  Четыре часа маленьких пыток.  В тот день три часа;

продолжалось это в течение трех лет. Это поворот нижних центров, -- ска-

зала она просто,  как Шри Ауробиндо, когда он сломал свою ногу. Она дос-

тигла той же точки,  что и он, в конце 1938 года, как раз после Мюнхена.

Подсознательное, универсальное болото. Но она продолжала ходить, стоя на

ногах часами, слушая того или другого, давая цветок -- та же самая рабо-

та. Но в этот раз она начала детально наблюдать работу заболевания в те-

лесной субстанции. Самое интересное, что она подхватила филяризис где-то

двадцать лет назад,  от комариного укуса на Плэйграунде.  Она немедленно

приложила свою Силу, а Шри Ауробиндо свою -- болезнь ушла... в подполье.

То есть,  была применена высшая йогическая сила, чтобы вылечить тело. Та

же самая известная сила,  которая творит всевозможные  чудеса,  если  вы

знаете,  как управлять ею. Именно с этой силой некий Теон или супер-Теон

мог бы сотворить чудесный и поразительный мир.  Это высшие силы  Разума,

которые мы  едва или знаем или не знаем вовсе (и так оно лучше).  Но это

силы,  наложенные на материю свыше,  они работают, лишь пока остаешься в

надлежащем состоянии, именно, на ментальных высотах. На самом деле Мате-

рия не затрагивается:  она "затыкается".  Вы можете заткнуть ее  на  всю

жизнь  и так "вылечиться" -- но вы умираете в конце,  как всякий другой.

Сама смерть не вылечена;  Материя не вылечена.  Вот как мы могли бы нас-

лаждаться чудесным миром,  не меняя ничего, и приятно подслащивать пилю-

лю, пока она не кончится.  Конечно,  доктора окажутся не у дел, вместе с

изрядной  дозой наших нескладных механических приспособлений,  но корень

зла не был бы затронут,  и этот мир оставался бы миром смерти. Нам пред-

лагается найти настоящий ключ,  нечто гораздо лучшее для нас, чем потря-

сающие чудеса, найти настоящую жизнь. Но для этого, естественно, все си-

лы,  подразумевая в конечном итоге ложные силы, должны быть убраны. Ключ

должен быть найден в Материи -- в природном,  что, в конечном итоге, яв-

ляется единственным великим Чудом мира. И так Мать утратила все свои си-

лы, одну за другой, так чтобы само тело могло найти решение. И ее старый

загнанный филяризис, похороненный на двадцать лет, тихо вернулся из под-

сознания тела.

     Сама земля должна найти собственное чудо.

Клеточный разум

     Эта длительная школа боли была нацелена на то,  чтобы ускорить дви-

жение и подвести Мать к главному двойному открытию, которое кажется пус-

тяком -- но это всегда так, открытия в теле кажутся пустяком, их даже не

совсем осознаешь как "открытия",  они кажутся такими неважными... И поэ-

тому вещи тянутся в течение тысячелетий. Открытие радия серьезно; откры-

тие относительности очень серьезно -- мы так наполнены серьезными откры-

тиями, что полностью упускаем суть проблемы.  В действительности, мы со-

вершенно упускаем жизнь -- но, конечно же, мы в смерти! Однажды, когда я

пожаловался Матери на то,  что не вижу "результатов", она ответила мне в

своем особом "тоне",  который сокрушает стены:  Мне показали  совершенно

объективным и детальным образом,  как эффекты, кажущиеся незначительными

по их размерам,  могут быть гигантскими,  понимаешь,  гигантскими по ка-

честву. И с улыбкой, как бы забавляясь со мной, мне добавили: "О, ты хо-

чешь результатов,  не так ли?  Ну,  хорошо. Хочешь эффектов? Что же, вот

они!" И затем было сказано (ты знаешь,  я называю "неважным" все малень-

кие обстоятельства повседневной жизни):  "Ты хочешь ЗЕМНЫХ  результатов?

Хорошо, вот  эти гораздо большие по качеству,  чем ты представляешь." И,

действительно, я увидела маленькие,  очень маленькие вещи, движения соз-

нания в материи,  в самом деле,  очень маленькие вещи,  которые поистине

были поразительными по своему качеству, но всегда проходили незамеченны-

ми, потому  что  казались неважными (внешне казались неважными):  только

при скрупулезном наблюдении можешь ты начать осознавать их -- я  имею  в

виду эти явления сознания клеток. Ты сознаешь свои клетки?... Нет -- что

же, сначала научись осознавать свои клетки,  а потом увидишь результаты.

В течение этих последних дней у меня были доказательства,  доказательст-

ва, которые развеют любое сомнение: доказательства всемогущества Всевыш-

него в  наиболее  несознательной материи...  кажущейся несознательной --

нечто столь колоссальное, что рассуждающий разум с трудом может поверить

этому. Он вынужден поверить.  Но ты замечаешь это лишь тогда, когда дос-

тигаешь той абсолютно детальной степени  внимательности,  ты  понимаешь,

когда вместо того,  чтобы искать большие вещи,  которые порождают

массу ощущений,  создают шумиху и имеют ослепительный блеск,  ты  просто

наблюдаешь очень, очень маленькие, микроскопические вещи, которые кажут-

ся абсолютно неважными нашему претенциозному рассудку. Внезапно вы схва-

тываете физический разум посреди раскручивания им своей катастрофической

бобины, и "без причины", спонтанно, нечто в теле говорит "нет", и бобина

мгновенно останавливается, как бы под действием магии: головная боль ис-

чезает, зубная боль останавливается -- все растворяется просто под дейс-

твием  этого малого "нечто" в теле,  которое говорит "нет".  Это кажется

пустяком, но это абсолютно непреодолимо.  Нечто говорит смерти  "нет"  и

имеет силу  остановить движение смерти.  (Ведь головная боль или ушиб --

это тоже смерть.) Нам остается найти, что такое это "нечто".

     Так Мать была "в" боли, как она была и в остальном неразрешимом бо-

лоте; но боль порождает более интенсивную нужду найти решение. Мать зна-

ла, как восходить высоко вверх,  обрубать поток и улыбаться в блаженстве

-- это элементарно,  когда сознание развито,  это аналог морфия,  только

лучшего и более радикального.  Но духовный морфий был раз и навсегда от-

вергнут, как и другие подобные "штучки".  Прямо до конца она будет отка-

зываться обрубить поток.  Теперь ее путь пробираться через боль имел  ту

особенность, что боль была полностью и физически приемлема как и все ос-

тальное:  без  реакций  типа  "нет-нет-я-не-хочу-этого,   я-отказываюсь,

это-больно" -- все было приемлемо,  все болото.  И уже, просто через это

принятие боли (не ментальное принятие, напоминаю, а физическое принятие)

само  качестве  страдания  неуловимо менялось...  как если бы было менее

плотным.  Как если бы поток боли тек легче,  можно было бы сказать.  Еще

несколько шагов, и это просто поток, текущий через вас. И, прежде всего,

вы осознаете,  что именно физический разум неистово  усиливает  реакцию,

суетится, паникует, воображает вещи, корчится и сжимается любым способом

и пытается, насколько это возможно, заблокировать поток, который натыка-

ется на препятствие и расчищает свой проход...  болезненно, через воющее

отрицание физического разума.  Потому что для физического разума все яв-

ляется катастрофой -- может даже показаться,  что он сам ищет катастроф,

чтобы покончить со всем раз и навсегда.  Когда этот "приятель"  спокоен,

замечаешь некую тонкую аэрацию тела,  как если бы все легче могло прохо-

дить через тело -- "боль" проходит легче. И по мере того, как вещам доз-

воляется идти своим ходом,  без какой-либо реакции,  без какой-либо воли

(или с единственной внутренней уверенностью, что все это игра "Господа",

как сказала Мать, определенное завуалированное чудо, которое нам предла-

гается раскрыть),  тогда тело,  субстанция тела,  сознание тела начинает

становиться широким, текучим, ритмичным, почти "волнообразным", наделен-

ным совсем иным видом движения,  в котором боль всего лишь... тот же са-

мый поток,  который магически изменил свое лицо.  Это неуловимо,  длится

несколько секунд, "невероятно" -- и естественно, и как только это "неве-

роятно", так боль сразу же возвращается. Эта операция повторяется тысячи

раз,  она подобна тому,  как переходишь из одного мира в другой на  нес-

колько секунд, от одного мира к другому, туда-назад, из мира боли в дру-

гой...  необъяснимый мир -- тот же самый,  но совершенно  другой.  Тогда

достигаешь сознания тела: самого тела, как оно есть, его настоящего соз-

нания, свободного от "персонажа", который покрывает его своей магмой во-

ющей катастрофы. Почти как если бы было два тела: тело боли и другое те-

ла; "волнообразное" тело, если можно так выразиться, и другое, съеживше-

еся,  скрюченное, болезненное и забившееся на край, как пациент в кресле

дантиста. И как раз после одного из этих почти магических переживаний, в

которых  "болезнь"  испарилась,  как  если бы растворилась под действием

настоящего тела внутри,  Мать с удивлением наблюдала:  Сами  клетки  это

вовсе  не заботит!  Это им кажется как несчастный случай или заболевание

или нечто,  что НЕ БЫЛО НОРМАЛЬНОЙ ЧАСТЬЮ их развития и было наложено на

них.

     Начало необычайного переживания.

     В первый раз,  когда произошло это, Мать заметила: Есть некое восп-

риятие почти полной потери уместности внешнего, материального выражения,

отмечающего состояние тела:  сознание тела было абсолютно безразлично ко

внешним физическим знакам...  Например,  сломанная нога или больная  пе-

чень,  что же,  все это совершенно не имело значения:  ЭТО НИ В МАЛЕЙШЕЙ

СТЕПЕНИ НЕ ЗАТРАГИВАЕТ ИСТИННОГО СОЗНАНИЯ ТЕЛА.  Тогда как  мы  привыкли

думать, что тело очень обеспокоено,  когда оно больно, когда что-то идет

неправильно -- это не так,  его это не волнует, как мы понимаем это. "Но

тогда",  - спросил я Мать,  - "что же обеспокоено, если не тело?" О, это

физический разум, этот глупый разум, вот что порождает все, все труднос-

ти,  всегда.  "Это не тело?",  - настаивал я. Вовсе нет! Но тогда "Тогда

что же страдает?" Это также происходит через  физический  разум,  потому

что,  если  вы успокоите этот "персонаж",  то больше не будете страдать!

Вот что в точности произошло со мной.  Ты понимаешь, этот физический ра-

зум  использует нервную субстанцию,  так что если его отвести от нервной

субстанции,  то больше ничего не почувствуешь. ВОТ ЧТО ВЫЗЫВАЕТ ВОСПРИЯ-

ТИЕ ИЛИ ОЩУЩЕНИЕ.

     И вот где начинает опрокидываться изрядная часть  стены.  На  самом

деле это не стена,  а завеса грязи, именно этот черный осадок, как клей-

кая,  мельчайшая пудра обволакивает все -- покрывает клетки тела. Черный

клей физического разума...  И начинаешь выбираться из клетки.  Начинаешь

совсем незаметно и неуловимо поднимать вуаль  смерти.  Начинаешь  прика-

саться  к настоящему телу,  к истинной Материи.  Потому что это открытие

гораздо изумительней,  чем мы думаем,  давайте повторим еще раз:  именно

"физический  разум  порождает восприятие или ощущение" -- следовательно,

все ощущения ложны,  абсолютно и крайне ложны. Мы живем в клетке лжи. Мы

живем за вуалью лжи; боль ложна, и все ложно: тяжелое, светлое, большое,

маленькое, закрытое, открытое, темное, ясное... все восприятия сфабрико-

ваны  в клетке того "приятеля" и тем "приятелем" -- в точности с намере-

нием выбрать или заключить данного индивида в персональную  клетку,  что

дает ему ощущение отделенности от других: я, личность. Такой была первая

эволюционная цель.  Как индивиды мы вылеплены руками лжи.  И теперь Ложь

осыпается -- все по-другому,  мы совершенно другие!  Физический мир, как

мы его воспринимаем,  является громадной ложью,  введенной  в  уравнение

посредством физического разума,  который обусловил все. Физическое тело,

которое мы воспринимаем и переживаем,  является телом лжи.  А смерть  --

это другая ложь: это смерть лжи.

     Так что мы должны стать истинным телом через старое.

     Мы должны стать настоящей жизнью через смерть.

     Мы должны пересечь вуаль смерти,  будучи полностью  живыми,  прежде

чем она разложит нас.

     И затем наблюдение становится совсем завораживающим, микроскопичес-

ки детальным, как всегда (на шкале или в подобии мельчайшей пудры черно-

го клея,  размазанного надо всем).  Потому что  замечаешь  существование

звена между физическим разумом и чистой субстанцией тела: физический ра-

зум действует на тело через посредника.  Две различные субстанции  могут

соприкасаться или сообщаться друг с другом,  только если между ними есть

хотя бы минимальное соответствие,  то есть,  вибрация из  одной  области

должна  суметь  пробудить  или  поднять нечто,  соответствующее в другой

субстанции.  Только тогда может произойти контакт и осуществиться взаим-

ное влияние -- установиться некая связь. Когда Мать вступала в контакт с

мумией в музее и входила в контакт с питоном, геранью или аметистом, она

касалась там вибрации, некой формы сознания, которая находила в ней мен-

тальную транскрипцию.  Таким образом,  там был некий "разум",  хотя он с

трудом был похож на наш,  была некая вибрация, воспринимаемая на опреде-

ленном уровне,  который, очевидно, не был мозговым уровнем нашего интел-

лектуального разума:  вибрация, которую она чувствовала иди переживала в

своем теле и которая затем переводилась в слова,  ощущения и образы. Те-

лесный разум.  Клеточный разум,  скажет она, или даже атомный. Шри Ауро-

биндо сделал то же самое открытие: И существует также темный разум тела,

самих  клеток,  молекул,  корпускулов.  Геккель,  немецкий  материалист,

где-то говорил о воле в атоме, и современная наука, имеющая дело с невы-

числимыми индивидуальными вариациями движения электронов, все ближе под-

ходит к тому представлению, что это не просто образ, а тень, отбрасывае-

мая  тайной  реальностью.  Этот клеточный разум -- упущенное звено между

чисто материальной субстанцией и первичной формой развитого разума,  ко-

торый  мы называем физическим разумом.  Именно через тело осуществляется

связь с остальным миром,  через этот клеточный разум. Именно это застав-

ляет  все  (кроме нас) связываться друг с другом.  Если бы у нас остался

только церебральный разум да пара человеческих глаз, мы бы увидели мерт-

вый,  двумерный,  фотографический  мир,  корку мира (что действительно и

происходит в большинстве случаев). И этот клеточный разум покрыт, задав-

лен физическим разумом и подчинен ему:  он слепо подчиняется физическому

разуму,  как бы загипнотизирован им. И здесь мы начинаем вплотную подхо-

дить к тайне...  Однажды приподнялся уголок вуали, почти случайно, когда

она держала руку одного человека,  страдавшего болезнью Паркинсона. Неп-

реодолимая, бесконтрольная дрожь была полностью остановлена на некоторое

время, как бы заморожена давлением ее сознания: на мгновение она прикос-

нулась  к телу напрямую,  прикоснулась к телесному,  клеточному сознанию

того человека, и все остановилось. Как если бы она прошла через вуаль. И

в ту секунду,  когда вуаль была приподнята,  все остановилось, ни единой

дрожи -- это просто не существовало.

     Это длилось лишь несколько секунд, потому что физический разум того

человека мгновенно заметил:  "о,  я больше не дрожу" -- и дрожь сразу же

возобновилась. Вуаль вернулась на прежнее место.

     Так мы начинаем грандиознее осознавать масштабы этого  мельчайшего,

микроскопического черного клея;  мы подошли к корню всех болезней,  воз-

можно,  к самому корню смерти:  Когда ментальность клеток,  материальная

ментальность,  охватывается идеей, она поистине овладевается ею, - заме-

тила Мать, - и ей почти невозможно (не невозможно, а чрезвычайно трудно)

освободить  себя от этого.  Вот что вызывает заболевания.  То же самое с

болезнью Паркинсона: дрожь -- это одержимость идеей, что зовется одержи-

мостью  идеей  в сознательном интеллекте,  это гипноз вкупе со страхом в

материи.  Великий страх физического разума, который в своей основе явля-

ется страхом жизни,  отрицанием жизни, что можно назвать "катастрофичес-

кой волей":  пусть все упокоится в смертном мире. Это некая СКЛАДКА, ко-

торую ты пытаешься выправить,  но она снова возвращается, автоматически,

глупо -- ты разглаживаешь ее,  а она снова возникает, и приходится начи-

нать все сначала.  Это чрезвычайно интересно,  но совершенно убого.  Это

ничтожно жалко.  И ВСЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ наступают таким образом,  не зависимо

от внешнего выражения. Внешнее выражение -- это просто одна частная фор-

ма бытия ТОЙ ЖЕ САМОЙ вещи -- потому что вещи могут комбинироваться  ка-

ким  угодно  образом  (нет  двух  одинаковых вещей,  и все комбинируется

по-разному),  и некоторые из них идут АНАЛОГИЧНЫМ ХОДОМ, вот почему док-

тора окрестили их "таким-то и таким заболеванием."

     Это ход или складка смерти.

     Вся человеческая  материя  находится  под  заклинанием грандиозного

гипноза смерти,  болезни,  темной и тяжелой и  закостеневшей  материи...

другими  словами,  мы все воспринимаем в тюрьме физического разума,  под

вуалью черного клея физического разума. Мастера гипноза знают, что такой

гипноз  можно снять -- они снимают его...  моментально.  Они снимают его

силовым методом, произвольно. А вуаль нашего собственного гипноза должна

быть поднята сознательно.  Тело должно сделать собственное чудо. И тогда

мы вылечим не просто маленькую болезнь или маленькую  боль,  а  устраним

болезнь всего мира, боль мира и, возможно, саму смерть мира.

     Это будет другая Материя... и все же та же самая.

     Это будет настоящее тело, как оно есть.

     Это будет конец магии разума.

     Требуется не создать новый мир, а снять магическое заклинание.

     Шри Ауробиндо трижды сказал об этом в "Савитри":

     A spell is laid upon [our] glorious strengths

     The body's tissues thrill apotheosised,

     Its cells sustain bright metamorphosis...

     As if reversing a deformation's spell

     A grand reversal of the Night and Day

     All the world's values changed...

     И внезапно Мать дошла до тайны: Разум клеток найдет ключ.