|
Становление хищности. - Хищная власть - Борис ДиденкоДля того чтобы понять хищную злонамеренную направленность именно на людей, необходимо рассмотреть механизм становления человеческой хищности. У всех плотоядных и всеядных высших животных по отношению к их потенциальным жертвам имеются физиологические преимущества. Когти, клыки, скорость передвижения, физическая сила и т.п. У хищного же человеческого детеныша, еще совсем несмышленого, никаких таких преимуществ нет. Это "обиженный судьбой" хищник. Но в то же время и ему необходимо удовлетворение своего хищного инстинкта. Надо на кого-то охотиться. Ясно, что добычей, доступной для него, явятся в основном другие дети. Они — жертвы подходящие, доступны для нападения, — практически беззащитны, легко догоняемы. Хотя есть еще и другие жертвы — это домашние животные, которых малолетние хищники подвергают мучительству и страшным казням. Во многих младших детских группах есть кусающиеся дети. Причем этому никто их специально не учил. Это, возможно, не показатель, курьез, но он характерен. Именно так, инстинктивно, происходит оформление хищности. Этот видовой признак столь мощный, что его невозможно подавить. У взрослых индивидов он становится неодолимым (компульсивным). Хищнику постоянно требуются жертвы, как наркоману — доза. Вот так жалко и ущербно оформляется — в итоге столь страшная — авторитарная установка и направленность хищности на людей. Тем самым взращивается хищная видовая агрессивность в человечестве. Она принимает самые различные формы. Правда, суггесторы в плане выработки собственной хищной установки несколько "продвинуты", в сравнении с суперанималами. Они сначала находят, создают референтный (желательный) образ, а затем уже по нему "настраивают" свое поведение. Обман — это всё же значительное интеллектуальное преимущество, и он требует для себя более сложного "включения". Поэтому суггесторы заведомо умнее (хитрее) суперанималов. Последние, как правило, — прямолинейны, не понимают многих нюансов, но часто чувствуют их инстинктивно. Тем не менее, их поведение нередко бывает неадекватно внешним обстоятельствам. Вот почему их так много гибнет. Предусмотрительность и осторожность — это "для слабонервных", не для них. Их качества и кредо — азарт, безрассудная отвага, беспощадность... При подобном становлении инстинктивно-агрессивного отношения к другим человеческим существам очевидно то, что в психике нет места для какой-либо нравственности. Уже на самом раннем этапе становления хищности — полная несовместимость агрессивности и сострадания. Это диаметрально противоположные стратегии видового поведения. Хорошо еще, что проявляется это инстинктивное влечение не в самой своей жуткой — потенциально возможной — форме. Дети, полностью предоставленные сами себе, — чудовищная вещь. Спасают положение лишь усилия взрослых. Они постоянно одергивают детей, наказывают их за серьезные проступки, и, тем самым, хищные поползновения и агрессивные устремления как-то пресекаются. К несчастью, хищное поведение по заразительному "закону дурного примера" нередко подхватывается и нехищными индивидами, происходит их "охищнение". Человек, как и все приматы, необычайно склонен к подражанию. К тому же отмеченное одергивание не имеет повсеместного распространения. Хищные родители обычно не только не пресекают подобное поведение собственных отпрысков, но даже поощряют оное. Это попустительство — "легальность" авторитарной установки в современных обществах — является наистрашнейшим заблуждением человечества. Авторитарность должна стать недопустимой, осуждаемой обществом. Ибо, какая там может быть нравственность, если жизненная установка у хищных — "подложить свинью" ближнему своему, придавить его любым путем?! По логике вещей, авторитарные дети должны каким-то образом изолироваться и воспитываться особо. В этом не содержится ничего чудовищного или предосудительного. Подобные службы — всего лишь гипотетический аналог нынешних интернатов для олигофренов. И здесь совершенно незачем лукавить. Хищные тоже являются неполноценными, дефективными. И они так же должны быть под контролем общества. В таких учреждениях они будут находиться до самого своего взросления, а затем соответствующим образом трудоустраиваться. К их услугам масса рискованных и опасных профессий, никак не связанных с бременем власти. Но к работе с людьми их необходимо законодательно признать профессионально непригодными! Только и всего! Понятно, что здесь целый "воз" проблем: кто должен принимать подобные законы? кто кого будет контролировать? как всё это будет воспринято обществом, в особенности хищной его частью? и т. д. На все эти вопросы ответить невозможно, пока не начаты конкретные "революционные" действия. Как говорили большевики, "лишь практика — критерий правильности теории", или, в ленинской интерпретации, "главное — ввязаться в драку, а там видно будет". К сожалению, "видовой драки" человечеству, вероятно, не избежать. Собственно говоря, видовая неоднородность человечества достаточно очевидна. У высших млекопитающих существует определенная внутривидовая агрессивность. И как закон, она всегда является примерно одинаковой внутри вида, т. е. колеблется около некоего усредненного уровня. И никогда крайние выражения этой агрессивности качественно не отличаются от среднего значения, только — количественно. "Перехлесты" ее очень редки, хотя и бывают, но всегда — в порядке исключения, в экстремальных условиях. У человеческих же индивидов наблюдаются отчетливые "разрывы" уровня агрессивности поведения. Существуют различные качественные степени агрессивности, что никак не может быть присуще единому виду, и говорит о наличии в составе человечества разных видов. Повышенная агрессивность может направляться либо на другой вид, либо на "чужих" при "территориальной борьбе". Шимпанзе, например, способны убивать "нарушителей границ". Но крайний уровень агрессивности в подобных битвах "своих и чужих" демонстрируют серые крысы [10]. В этом плане человечество со своими постоянными войнами действительно похоже, и очень сильно, на сообщество крысиных популяций. Но есть важные различия. Во-первых, человеческая агрессивность пронизывает все территориальные общности людей насквозь, в каждой из них имеется несколько процентов (от 1 % до 15 %) предельно безжалостных и коварных (своекорыстных) индивидов. Во-вторых, люди обладают таким "малозаметным" качеством, как понимание своих поступков, и они способны указать точно на те из них, которые приносят другим людям горе. Но "почему-то" не отказываются от злонамеренных действий. Поэтому существование непрерывного видового спектра поведенческих характеристик, в отношении человеческой агрессивности, невозможно. Это противоречит широте, даже несовместимости отдельных точек его диапазона — от убийцы-садиста людоеда Чикатило до праведника Махатмы Ганди. Другими словами, такое разнообразие поведения невозможно в рамках однородного "антропологического множества". Этот спектр прерывается, и, следовательно, именно эти разрывы должны рассматриваться как границы видов. Иначе эта разница необъяснима! В математике есть так называемые "прерывисто-непрерывные" функции. Такова же картина и здесь, если представить агрессивность, как функцию, с присущей каждому индивиду степенью ее проявления (реального или потенциального). Нехищный диапазон: участок этой функции (в направлении возрастания агрессивности) таков. Оскорбить нечаянно -> обидеть словом -> ударить в сердцах, сгоряча -> ударить со злостью, "за дело". Далее следует экстремальный участок: изувечить или убить, обороняясь -> убить в пьяном виде -> убить, будучи "втянутым" в преступление и оказавшись в безвыходном положении. Неоантропов практически невозможно "подвигнуть" на убийство, тем более бытовое или преступное, необходим предельно мощный стимул: защита семьи, Родины. Большинство людей на планете спокойно живут всю свою жизнь без борьбы за власть и не совершают никаких преступлений против общества и личности, тем более — по собственной инициативе. Даже среди преступников насчитывается огромное число людей, нарушающих закон лишь под давлением жестоких жизненных обстоятельств. Следующий участок — суггесторная агрессивность. Причинить боль исподтишка -> ударить сильно, "с удовольствием" -> оскорбить, унизить словом, специально найти, что сказать ("компромат") -> устроить пакость, "подлянку" -> доставить издевательское страдание: моральное или физическое, вплоть до изощренных пыток -> убить с определенной целью: меркантильной или из мести -> изнасиловать, затем убить жестоко и мучительно для жертвы, садистски. И наконец, крайняя, "ультрафиолетовая" часть хищного "спектра злобности" — агрессивность суперанималов. Смертельно оскорбить, провоцируя на жестокую драку -> полностью придавить психологически, сделать зависимым, растоптать как личность -> предельно унизить, изнасиловать, "опустить" -> избить так, чтобы искалечить, изуродовать -> убить жестоко и бесстрастно -> убить изуверски, с нанесением множества смертельных ран уже мертвому. У обоих хищных видов не существует "экстремальных" участков, скорее, наоборот, именно в обычных условиях им приходится наиболее трудно, необходимо сдерживать себя, при любом же удобном случае ("хороший" повод, подходящая ситуация, — та же экстремальная или "революционно-перестроечная") они с удовольствием дадут выход злобным собственным инстинктам. Соответственно этим уровням агрессивности, пытаются выстроиться и самовоспроизводиться системы доминирования (иерархии) во всех человеческих сообществах. Правда, соответствие это уже не носит характер "один к одному", предельно жестокие властные режимы суперанималов — деспотии, тирании — уже почти полностью ушли в прошлое, хотя и бывают кое-где реликтовые вспышки. Еще они могут в "неофициальной" форме существовать в криминальном подполье. Сейчас властные структуры стали вотчиной суггесторов, и всё же трудно считать это свидетельством общественного прогресса, скорее, это очень похоже на разницу в "сладости хрена и редьки". Но власть существует и в научных, и производственных коллективах, и она подчас принимает крайне конфликтные формы, как хорошо всем известно. Свары в наших "Малых" и "Больших" театрах стали сейчас более популярными у театралов, чем самые аншлаговые спектакли. Так как же определить — кто у власти? И есть ли власть нехищная, и если таковая существует, то где она заканчивается? И где начинается хищная власть? Ответить на эти вопросы можно, лишь поставив дополнительный, уточняющий вопрос: "кому выгодна такая власть и какие она принесет выгоды?" Тогда станет ясно, что для хищной власти предпочтительны те области, в которых есть хотя бы одно из трех условий. От такой власти можно либо получить деньги, обогатиться (власть без славы), либо приобрести славу, популярность (деньги чуть позже), либо иметь возможность непосредственно морально и физически безнаказанно подавлять людей (а не то и уничтожать их). Вот три составные части хищной власти. Наиболее предпочтительно для нее обладание всеми тремя компонентами, что обеспечивает лишь полновластная диктатура. Отсюда и следует то, до какой степени может продвинуться нехищный индивид на таких путях хищной власти. Можно выделить два момента в продвижении хищности власти. Во-первых, в тех местах, куда попадают хищные, ими сразу же или постепенно предпринимаются попытки всё перестроить на свой зоопсихологический лад, охищнить место. Как только начинается подавление коллектива, это значит, что власть либо захвачена хищными, либо произошло ее охищнение, "заражение хищностью" (руководством взяты на вооружение хищные методы). В самом безобидном коллективе может объявиться и проявиться во всей красе хищное чудовище. Хищные индивиды могут легко подавить небольшой коллектив, но довольствоваться этим они долго не смогут. Они органически неспособны на это, — у них быстро возникает пресыщение, поэтому им требуется экспансия (экстенсивный рост поля применения их агрессивности). Только нехищные, "стадные" люди могут практически неограниченно долго работать на одном месте и добросовестно выполнять свои служебные обязанности без желания кого-то "подсидеть". И во-вторых, существуют сами по себе жуткие, заведомо охищненные области "деятельности". Торговля, политика (война в том числе), уголовщина (воровство, наркобизнес и т. п.). Там уже царит безнравственность как таковая. "Бесчестность является неотъемлемой частью самого существования частной торговли... Пренебрежительное отношение к своим конкурентам — отношение, абсолютно лишенное порядочности — служит важным средством предпринимательской деятельности" [7]. Эти области как будто специально созданы для хищных; вернее, именно ими они были созданы и освоены. Поэтому там могут уверенно функционировать только хищные (другие не приживаются или "не выживают"). В то же время не всякое место можно охищнить. Например, не станет хищник наслаждаться властью в грязном забое, в качестве бригадира замурзанных дочерна проходчиков. Хотя на каком-то этапе своей карьеры хищного индивида можно встретить на самом жутком производстве. Но только — недолго, для саморекламы или "для дела". Можно вспомнить, с какой гордостью Ельцин в своей "Исповеди на заданную тему" пишет о том, как он в течение года по месяцу перебывал, "попритарчивал" в качестве рабочего разных специальностей [21]. У хищных видов есть еще одно преимущество. Им присуще раннее видовое самоосознание (самоидентификация). Они очень рано обретают ощущение своего "выгодного" отличия от окружающих. Ощущение способности тем или иным образом психически подавлять других индивидов, успешно воздействовать на них в своих интересах, плюс необоримое желание делать это. Это тоже чисто инстинктивное, животное чувство, и потому необычайно сильное. Со временем оно перерастает в непоколебимую уверенность в своём превосходстве. Эта "мания величия" сопровождает хищного индивида всю жизнь, даже без "достаточных для себя оснований". Она является интеллектуально-психологической инверсией самокритического мышления, свойственного лишь нехищным людям. При хищной ориентированности диффузного индивида (подвергшегося хищному внушению, "охищнению"), его уверенность в себе вырабатывается с трудом. К тому же она никогда не бывает "постоянно действующей" и устойчивой. Любой хищный индивид достаточно быстро собьет с такого видового "самозванца" всякую спесь и самоуверенность. Когда же хищные "нарываются" друг на друга, то возникает конфликтная ситуация, удачно называемая "нашла коса на камень". Между ними неизбежно начинается пикировка, переходящая в "борьбу", чаще всего заканчивающуюся чьей-то победой. Союзничество между хищными всегда ненадежно. Если такой "союз" и возникает, то каждая из сторон всегда преследует некие своекорыстные закулисные цели. До конца честных взаимоотношений между хищными не бывает. В любой момент каждый из них может быть "продан" или "сдан", несмотря на годы знакомства и даже "дружбы". Если "Боливару не вынести двоих", то обязательно одному из этих двоих — крышка. На бескорыстную преданность способны лишь нехищные люди. Раннее видовое самоосознание и самоуверенность хищных ставят их в выгодную позицию. Они всегда "ходят первыми" и постоянно успешно "играют на опережение" с нехищными людьми. Когда нехищные люди, бедолаги, спохватываются "задним умом", то уже бывает поздно. Они оказываются полностью повязанными путами хищного мира. Раньше — в откровенно "плотоядные" времена — хищные владыки искренне верили в свое сверхъестественное происхождение. Были повсеместно распространены легенды о божественном происхождении предков правителей, а не то и их самих. Отсюда полная уверенность в собственном надчеловеческом предназначении и в праве на любые насильственные действия по подавлению других людей — "презренных рабов", "недостойных холопов". Некий реликт этого, — существующий и поныне догмат о непогрешимости ватиканских пап в современном католицизме. Несмотря на всю свою нелепость и карикатурность, он позволяет римским папам сохранять свой божественный ореол в умах миллионов "диффузных" католиков. Долго, до конца Второй мировой войны, продержался в истории и божественный статус "детей Солнца" — японских императоров (микадо). Сейчас у хищных появился новый "бог" — "политика". И этот "бог из политической машины" точно так же отпускает им все их "грехи" и преступления. Появилась возможность оправдывать свою агрессивность и авантюризм "высшими политическими интересами". "Политики буквально теряют рассудок от тщеславия, смотрят на каждое свое слово и каждую позу как на нечто такое, что имеет историческое значение, решает судьбы народов. Болезнь "звезд" стала профессиональной болезнью политиков, наряду; с киноактерами и спортсменами. Политические спектакли занимают огромное место в средствах массовой информации. Если бы здравомыслящим людям в концентрированной форме показали политические спектакли последних десятилетий, они подумали бы, что им показывают сумасшедший дом" [26]. Категория: Библиотека » Психология Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|