ЧАСТЬ 3. СНЫ СУДЬБЫ И ФОРМЫ СУДЬБЫ. ПУТИ УДАЧИ. - Школа сновидений - Ал.Панов

- Оглавление -


                                                  1

То трудно определимое, что именуется судьбой, видимо, и есть основное действо каждой жизни. Это действо не сводится и не обобщается просто в тот или иной сюжет. Ибо бытийная ценность любой судьбы определяется не столько сюжетом, сколько силой, заключенной в неподдельном личном риске, придающем умонепостижимый смысл и цену каждому челове­ческому и другому живому существованию.

Те силы и твари, которыми грандиозно дышит грозовое вре­мя перемены судьбы, поворота её хода, пугают наше тело и жизнь своей, как нам кажется, несоразмерностью с доморошенностью нашего существования. То, что пугается в нас и боится в эти времена, оглушает полноту нашего восприятия и заглуша­ет нашу способность различать действительно дурные предчув­ствия разрушений живого и необходимого от редкостных и не­вероятных движений к расцвету уникально высоких возможно­стей нашей судьбы. Невероятно трудно представить а тем бо­лее практичным образом понять, к примеру, соотношение ге­нетического (видового), запрограмированного в генах при вы­ведении породы волей человека, внесенного хозяином в про­цессе воспитания и собственно индивидуального в действиях, составляющих судьбу ньюфаундленда. Ещё труднее предполо­жить понимание преломления всех этих мотиваций в конкрет­ной жизни Арса.

Это вещи, не предположенные вычислению, а — ощущае­мые всем существом, и состоят они из решений и действий, при­нимаемых и свершаемых также всем существом.

«Во сне я увидел мужчину, навзничь лежащего на земле. Он был мертв или почти мертв. Я как будто бы знал его, но во сне боялся узнать. Недалеко от него так же лежала собака, овчар­ка. Она вроде тоже была мертва. Между ними двумя мерцала сфера величиной с мяч, к ней шли светящиеся линии, как вены или артерии из груди мужчины и собаки. Сам шар немного пуль­сировал, как будто в нем билось сердце.

Может, это был мой дядя, которого я очень любил в дет­стве, — он умер в расцвете сил при странных обстоятельствах:

его нашли мертвым в лесу, недалеко от болота, и никаких та­ких следов рядом с ним не было...»

Перемена судьбы может предчувствоваться и сниться очень по-разному, нередко обретая пугающие очертания. Сам же момент перемены, как правило, ощущается как прерывание одной последователности и обнаружение себя в другой, — как разрыв во времени.

Перемены судьбы бывают, как известно, обратимые и нео­братимые.

«Во сне кто-то мне рассказывает о судьбе, в которой желез­нодорожные пути, уходящие далеко вправо к океану и через которые поддерживалась постоянная связь с океаном, были разрушены вздыбившимся и разверзнувшимся материком. И в разломах материковой плиты оказались океанские воды и ог­ромные рыбы океанских глубин».

Более тонкие и внимательные люди способны сохранить блеклое воспоминание о последовательности событий, как бы могших произойти в непрерванной, неизмененной судьбе, — или, постфактум, в бывшем варианте судьбы. Новая последо­вательность всегда имеет и новое качество, о котором в быту говорят достаточно просто: судьба изменилась к лучшему или к худшему, хотя это «лучше» или «хуже», по сути, относится не к отдельным событиям, а к направленности в целом, к настрое­нию судьбы, которое все же ощущается как полнота или непол­нота сбывания самой глубокой мечты, а не только как благопо­лучие во всей его цельности.

Отстраняясь и выходя за общественные системы ценностей, тем не менее имеет смысл остановтъся на таком качестве удачно сложившейся судьбы, как ощущение счастья у её основного действующего лица и на его спутнике —ощущении благополу­чия. Субъективно именно это и остается основным признаком сбывшейся или несбывшейся, простой или освобожденной судь­бы. На взгляд автора, ощущение счастья (пусть не в постоян­стве его самых интенсивных проявлений) и телесное ощущение благополучия являются неотъемлемыми признаками истиннос­ти проживаемой судьбы. В энергетическом смысле это — про­явление адекватности форм судьбы и тела, соразмерности шанса и благодарности действий.

Автор останавливается на этом лишь потому, что века дуа­лизма, а также пара тысячелетий, пропитанных весьма и весь­ма сомнительно изложенной и вошедшей в обиход жизни идеей жертвенности, а также саморазрушительные устремления ми­ровой и особенно отечественной культуры, не мыслящей себе творчества и жизни без самоубивания и самосожжения с якобы альтруистическими и некими духовными целями, сложили шаб­лон, в котором предположение о счастье и благополучии как о признаке истинности проживаемой судьбы кажется нелепостью и непростительной наивностью.

Хотя это и не входит в задачи книги, здесь хотелось бы ука­зать на то, что, на взгляд автора, является корнем рокового заблуждения человека. А именно: освящение смерти, произо­шедшей с возникновением речи и религиозных описаний мира. Точнее, речь идет об освящении смерти человеческого тела. Идея метемпсихоза (переселения душ) и подобные ей идеи жиз­ни чего-то после смерти тела, в первую очередь, и в этом атеи­сты и материалисты безусловно правы, — обслуживают обще­ственные цели. При более глубоком рассмотрении становится видно, что эти идеи преследуют и цели биологического выжи­вания человечества как вида, в ходе эволюции обретшего но­вые грани сознания благодаря возникновению речи и способа мышления, при котором человек стал проецировать себя мыс­ленно в будущее. В этом смысле, безусловно, возникновение идеи о посмертной жизни есть новая модификация биологи­ческого инстинкта самосохранения перед той неизвестной доминантой, которая возникла с проникновением в сознание че­ловека речи и мышления.

Сновидяший сидит во дворе родительского дома со своим отцом.

— Я читал твои письма, — грустно говорит его отец, — ты человек непонятных мне правил, ты хоть похоронишь меня, ког­да я умру?

— Папа, не беспокойся, у тебя будет красивый венок, весь ритуал будет соблюден, как ты того хочешь.

— Тогда хорошо, тогда я спокоен, — грустно кивает ста­рик, от этого ноет сердце, и перед сновидяшим куда-то вправо и очень далеко открывается дорога и чуть пасмурное небо над ней.

Парадокс здесь в том, что вторжение речи и мышления в человеческое настолько кардинально изменило направление развития человечества и это произошло настолько давно, что мы почти целиком утратили память о том, что смерть тела — не обязательное условие нашего дальнейшего развития. То есть парадокс состоит в том, что речь и мышление изменили биоло­гическую природу человечества, сделав его более и по-друго­му смертным, и в то же время язык и мышление организовали тот способ, которым были временно нейтрализованы возмож­ные массовые самоубийственные исходы неокрепшего нового ума человечества, развернутого лицом к ставшему конечным существованию своего тела в условиях сетей речи и мышления, поймавших его.

Краткая археология вопроса смертности человеческого тела наводит на мысль о том что полная (телесная) смерть не являет­ся все же единственным и неизбежным итогом жизни человека.

Забвение этого является, по всей видимости, следствием той резкой перемены судьбы человечества, произошедшей после внедрения речи и ума.

Говоря собственно об археологии свободы, можно сказать, что степень (способ) смерти определяет степень (способ) после­дующей свободы сознания. Способ смерти в свете необязатель­ности телесной смерти определяется смыслом смерти того в человеке и в его нынешнем теле, что определяет природу его ограниченности и самоограничения.

Филогенетически момент принятия ребенком общественно­го соглашения о смерти человеческого тела является карди­нальным в процессе социализации его сознания посредством речи и ограничения возможности выбора тела как единствен­ной реальной целостности.

Вспоминая бывшее до этого момента знание о вечности тела, мы можем перекинуть мост понимания и возвращения в родо­вое и до конца неотъемлемое человеческое свойство, шанс и дар ему не умирать. Профилактическое религиозно-мистичес­кое обучение шаблону принятия смерти не отменяет того фак­та, что любой искренний человек, оставшийся в живых после достоверного и реального столкновения со своей непосред­ственной смертью, безусловно знает о ней, что это совсем и совершенно не то, чего он хотел. Не будем обольщаться и уте­шаться рассказами людей, переживших клиническую смерть:

во-первых, никто из них, тем не менее, не хотел бы по доброй воле повторить этот опыт; во-вторых, кто знает, не длятся ли те мгновения, о которых они рассказывают как о неизъяснимой благодати, не более чем мгновения; в-третьих, не будем гово­рить ничего хорошего и плохого о тех светлых сущностях, которые встречают их там, вернее, не будем говорить о них ниче­го определенного, т.е. даже того, что это — сущности, — ска­жем лишь о хорошем религиозном воспитании переживших это людей. Вместе с тем автор не утверждает, что не существует такого рода мостов, калиток и лазов в бессмертие, — автор говорит всего лишь о степенях смежности смерти и о степенях свободы.

В смысле сведений об этом сновидческая жизнь человече­ства всегда была и остается источником первостепенной важ­ности, и в этом же смысле все знания нынешнего человечества о потустороннем добыты из сновидений.

«Мы с мужем и с детьми находились в цокольном этаже ка­кого-то небоскреба, а вокруг — мы знали это — рушилось и гибло все и вся. Когда мы решились выглянуть наружу, оказа­лось что мы находимся на крошечном островке, окруженном безграничным серым океаном. Это было все, что осталось от нашего мира. Из здания я вышла одна. Потом я увидела огром­ную птицу, севшую невдалеке. Она сказала мне и какому-то мужчине, оказавшемуся рядом со мной, что она спасет нас, если мы сядем к ней на спину, и будем крепко держаться: она унесет нас из этого погибшего мира туда, где будет наша жизнь. Она сказала, что держаться нужно будет очень крепко и ни в коем случае не оглядываться. И она говорила, чтобы мы решались быстрее, потому что она больше не прилетит за нами, — она прилетает только один раз...»

Создается впечатление, что некая сила судьбы человечества веками и тысячелетиями напоминает каждую ночь людям о том, что их судьба может сложиться совсем по-другому.

На самом деле то место в нас, куда направляет свое сообщение эта сила, есть наша способность соблазниться, и хотя дей­ствие этого сообщения адресование нашему телу и памяти, та его часть которая понимает его как соблазн есть наш ум. Со стороны Силы это — единственный способ обмануть наш ум, сделав его союзником, потому что он (ум) непреложно любит соблазняться, как любой азартный игрок.

Сила большая, чем законы Слова и смерти, как бы использу­ет уловки и хитрости, чтобы нейтрализовать избыток своеволь­ного ума, строящего реальность несравнимо более безрадост­ную и убогую, чем тайна, сотворенная Ею.

Можно сказать, что за нашим рождением мы начинаем про­сыпаться в судьбе после того, как проглатываем, как рыбы, приманку, вслед за которой из смутной и нечеткой непроявлен­ности мы оказываемся в полной и такой дикой ясности и твер­дости дня, — и здесь ихтиология заканчивается, — для человеков здесь впервые проявляется непосредственно телесная судь­ба, —начинается Большое Приключение.

Веши, которая в этой аллегории обозначена как приманка, соответствуют в жизни самые разнообразные формы челове­ческого времени. Их обьединяет общее назначение — соблаз­нить, т.е. посулить, пообещать что-то лучшее, большее, выгод­ное, Иное, чем то, что уже доступно, — позвать, выманить из привычного. Если отвлечься от ассоциаций типа «соблазненная и покинутая», то caмa способность человеков соблазняться, побуждаться к действию поиска иного, есть может быть, наибо­лее иррациональное и таинственное их свойство. Это особен­но ощутимо при рассмотрении тех судеб, в которых что-то вы­манивает людей из домов и положений, высоко ценимых в обшестве, — что-то выманивает их туда, где отсутствует «уют» и все остальное.*

Но даже в варианте «соблазненной и покинутой» обнаружи­вается тот же механизм, тот же инстинкт, то же звено, через которое внешняя (до этого) сила Судьбы начинает свое много­образное сращение с телом и временем человека.

У «непассионариев» (обывателей) — свой соблазн**, — со­блазн постоянства и стабильности.

Соблазн — не потому, что «посулили золото — дали само­варное», а потому что тот смысл, который человек первона­чально слышит в зове — обещании —выманивании никогда не соответствует впоследствии рождаемому смыслу судьбы.

По той хотя бы простой причине, что, рождая этот смысл, человек меняется сам, меняются его потребности и система ценностей, меняется его тело, время и любовь.

                 Я свет все позже не гашу,

                 чего-то жду, чего-то жду.

                Смерть подметает пыль в углах.

                Судьба листает мой журнал.

     Потом судьба и смерть уснут.

     Я им подошку подоткну,

 А сам не сплю, в окно курю,

 чего-то жду, чего-то жду

 и свет все позже не гашу.

                2. ФОРМЫ СУДЬБЫ И ЛОКАЦИЯ БУДУЩЕГО

Многие люди, особенно в юности, предчуствуют свою судь­бу. Предчувствие принимает разные формы: от снов, которые так или иначе сбываются, и предсказаний, приходящих волей случая как высказывание предчуствия извне, —до необъясни­мого волнения и нервной дрожи предвосхищения чего-то нео­бычного и значительного в будущем, иногда с разрозненными и бессвязными подробностями и частностями.

У некоторых людей это Предчуствие носит характер полу­мечты-полусна наяву.

«. ..мне было тогда года 22, и в будущем я виден себя только поэтом и прозаиком. Как раз появились первые мои публика­ции, и никем другим я себя представить просто не мог.

В конце августа я приехал в деревню к родителям на кани­кулы. Однажды в полдень я вышел во двор и, направляясь к воротам, вдруг замер: необъяснимая волна обрушилась на мое тело и внезапно каким-то неведомым до того мне образом я без тени сомнений узнал, что я буду не поэтом и моя судьба будет связана с деятельностью необычной, и что она — судьба — будет такой, что по сравнению с этим быть кем бы то ни было — просто хлам, посыпанный нафталином.

Через годик так оно и стало выходить. Спонтанно откры­лись мои, как это тогда называлось, экстрасенсорные способ­ности, и — пошло-поехало... Был я и магом и прочей хреноте-нью (вот уж странная работа для бывшего секретаря комсо­мольской организации, доложу я вам!), и моя судьба на сегод­няшний день с точки зрения «быть кем-то» представляет собой что-то совершенно невообразимое, и похоже, что самое инте­ресное в ней только-только начинается. И, поверишь ли, ни разу не пожалел я, что не стал писателем, хотя пишу до сих пор...»

«...в классе 9-10 у меня часто бывали такие состояния, осо­бенно по вечерам, когда я возвращался из Дома Культуры... шел ничего не замечая, и то ли мечтал, то ли видел какие-то веши... помню точно: однажды шел так и как то так вижу себя фабрикантом, и свою собственную фабрику в лесу... потом думаю: стоп, какие фабриканты при Советской власти? Иду дальше и опять: я фабрикант, моя фабрика почему-то в лесу... Машинально, не видя ничего вокруг, вхожу во двор дома в тем­ноте и вдруг... чуствую две огромные лапы на своих плечах и нечеловеческое дыхание в затылок... (смеется) ...чуть не обде­лался, подскочил на месте и заорал дурным голосом, и тут смот­рю — а это наш пес — кавказская овчарка, здоровенный гад был, в полный рост! Вот... а теперь, через 10 лет, оказывается я фабрикант, и фабрика моя, как вы знаете, — в лесу... (смеет­ся).»

В том, что мы обычно называем предчувствием, есть скры­тая сторона, как правило, не осознаваемая нами: в ходе предчувствования мы не только узнаем нечто о возможном буду­щем, но и , если можно так выразиться, гарпуним его, т.е. со­вершаем безотчетное действие, создающее либо возможность вхождения в зону нашей досягаемости определенных потоков времени-событии, либо иногда даже (при насильственном скла­де натуры) непосредственно захватываем некоей нашей силой конкретные формы времени и подтягиваем себя к ним, либо их к себе.*

Сила, позволяющая нам делать это, находится в нас, за плотиной, шлюзами которой служат наши конкретные желания, точнее, те из желаний, которые имеют особое нутряное напря­жение, те, в которые мы временами способны вложить всего себя.

Родство, а может и единство того в нас, что рождает и воп­лощает наши сны и мечты, позволяет одним людям реализовы­вать мечты, а другим — кошмары. Почему так происходит, со всей точностью объяснить невозможно, но если под судьбой понимать не неизбежность и фатальность причинно-следствен-ных связей, а рост и путешествие осознания, то можно предпо­ложить, что сбывание кошмара — это болезнь роста сознания. Правда, у автора нет никаких достоверных сведений о том, что есть шансы этим переболеть у тех, чья жизнь обрывается воп­лощением их кошмара, но кто знает, кто знает...

Линейное время, существующее только в нашем воображе­нии, порождено линейным синтаксисом новых языков. То есть наше восприятие последовательности мира и судьбы как одно­направленного развертывания от жизни к смерти порождено линейным синтаксисом речи и больше ничем. К сожалению, на взгляд автора, это как раз пример самого массового и самого плачевного коллективного сновидения-кошмара всего челове­чества, сбывающегося на протяжении многих веков.

В этом смысле распространенный вариант судьбы — это все­гда лента фильма, в которой кадры расположены в самой плос­кой из всех возможных последовательностей относительно ре­ального бытия живого. Те намеки на нелинейный синтаксис мироздания, которые мы находим в сновидениях и воплощаем в поэзии и мифах, — всего лишь намеки.

Для того, чтобы освободить последовательность своей судьбы, человеку необходимо родить другие отношения тела со временем, необходимы другие цели для нашей живой воли, иные направления любви.

Силы судьбы не сводятся лишь к силам жизни и силам смер­ти, — это всегда ещё и сила свободы. Судьба — это всегда путешествие, и в этом её отличие от просто жизни.

                  Я чувствовал время простора,

                  как простынь сползает во сне

                  с бедер и слева, — и скоро

                  рассвет многокрылый, и мне

                  легко и щекотно, как перед

                  счастливой дорогой. Порядок

                  простора нескорый...

                                                  3

Не рискуя впасть в ложную ясность, более или менее досто­верно и конкретно можно говорить лишь о тех пластах судьбы, которые состоят из действий и событий, вызванных к жизни желаниями, воспитанными системой ценностей обществом в целом или отдельными слоями общества. Сюда же следует от­нести действия и события, вызываемые желанием нарушить общественные запреты, с той разницей, что за такими действи­ями изредка дышит возможность тех форм судьбы, которые менее уловимы для общественного познания. Но в этой книге нас прежде всего интересуют те свойства судьбы, которые по­зволяют соотнести с ней пространство снов и сновидений, об­ласть мечты и достижения её.

В тех языках, в которых слова «сон» и «мечта» обозначаются одним словом, связь между человеческой способностью порож­дать виды реальности очевидней.*

Может быть, одним из свойств, которое отличает человече­ство от животных и которое соответствует какому-то более высокому назначению человека в мире и есть его способность порождать из силы, дающей ему жизнь, сновидения, мечты, мифы, предания, легенды, которые становятся видами реаль­ности как мосты в Неизвестное, меняя судьбу человека и чело­вечества.

Во всяком случае, изучение истории человечества с такой точки зрения позволяет предположить, что, после биологичес­ких инстинктов, создание мифов и предсказаний и их частных подвидов — религий, верований, политических систем и искус­ства — есть самая сильная потребность и способность челове­ка. И именно эту способность человечества автор чаще всего и имеет в виду под сновидением.

Что-то в природе развития человечества позволяет предпо­ложить, что, вопреки распространенному мнению, производ­ство и рождение мифов как мостов в иные виды реальности происходит не путем восприятия и компиляции как бы перво­зданно существующих в своей целостности матриц сакрального (архетипов, эйдосов и т.п.) и последующего воплощения их здесь в силу форм мифа. Более правдоподобно то, что, мифы рож­даются непосредственным действием приливов и отливов все­ленских волн достоверности, — они рождаются непосредствен­но в телах людей ходом бесконечных проб и ошибок, свет опы­та которых из поколения в поколение, столетиями относится и откладывается в слои реальности, подобно перламутру в жем­чужине, рождая слои и качества человеческого бытия, форма

которого создается и оттачивается постоянством живого рис­ка.

«...в возрасте 7 лет в детстве я заболел. Была высокая тем­пература. Видимо, в бреду, мне привиделось, что с неба, как дождь, начинают сыпаться пустые деревянные катушки от ни­ток. Когда их поток обрушивался лавиной, я начинал кричать от ужаса. Почти просыпаясь, я слышал утешающий голос моей бабушки, затем с неба опять начинали сыпаться пустые нитя­ные катушки.

Этот сон остался самым сильным ночным впечатлением мое­го раннего детства. Из-за чего-то громадного и безжалостного в нем я всегда вспоминал его только краешком памяти, не за­бывая однако его с годами. Я знал, что нити на катушках до их опустошения были черными, хотя не видел этого.

Я никак не истолковывал этот сон до недавнего времени, до моих почти 34 лет. Опустошение моей судьбы в период этого моего сна было действительно большим: незадолго до этого в очень молодом возрасте умерла моя мать, затем для нашей се­мьи последовал длительный и многолетний период столь же малоприятных и тягостных событий. Вспоминаю сейчас, что перед переездом в новый дом, который стал последним для моей матери, в нашем старом дворе произошло тягостное и по-свое­му страшное событие: наша кошка сошла с ума и съела всех своих котят. Мое тело помнит ужас при виде любимой кошки, которая забилась в дрова, где её невозможно было достать, и с утробным безумным урчанием пожирала своих двухнедельных котят.

Будто какое-то проклятие безжалостной опустошенности и неуюта жизни преследовало меня почти до моих 25 лет.

Затем был другой сон, который я тоже помню до сих пор: я стою на высоком берегу реки, текущей справа налево. Внизу — бурная большая вода: мощная, свинцовая справа и выше по течению, затем янтарная, в водоворотах и ярких отсветах гро­зового света слева и ниже по течению. Я знаю, что мне нужно броситься в эту воду. Не чувствую страха, но почему-то медлю. Высокий берег подо мной начинает осыпаться в воду, и я неиз­бежно оказываюсь в реке. Но перед этим — опять с неба и опять как дождь — начинают падать караваи свежеиспеченно­го домашнего хлеба, какой пекла моя бабушка.

Мои мучения и терзания, доходившие до попыток самоубий­ства, в период между этими двумя снами, внутренне были выз­ваны тем, что я не мог, а потом уже и не хотел стать своим и таким как все в тех личных и общественных отношениях, из которых оказалась соткана повседневная жизнь людей. Я все­гда чувствовал себя чужим среди них, а необходимость быть как другие и мои попытки преуспеть в этом вгоняли меня то в полную безнадежность, то в полное бешенство.

В жизни второй сон предшествовал моменту, когда я вдруг нашел то, что всегда искал и не находил. В 86 или 87 году этим оказались чьи-то краткие и разрозненные конспекты того, что имело отношение к свободе. Моя судьба и устремления как буд­то приобрели естественный и желанный для меня смысл. И много лет спустя, вдруг вспомнив тот детский кошмар, я неожиданно ощутил необъяснимую радость: я вдруг понял, что он был со­всем не кошмаром, — он был о судьбе, которая и есть моя на­стоящая судьба, — это был сон о свободе. И было нелепо и невозможно искать и обрести в обычной жизни взаимосвязан­ных людей то, от чего я стал свободен ещё в детстве, потому что это моя единственная жизнь и единственный шанс стать свободным. Но перед этим был третий сон, который ещё рано рас­сказывать...»

В этой истории врожденная склонность рассказчика к край­ностям и бескомпромисности в поисках себя является опреде­ляющей в формировании его индивидуальной судьбы. И оста­ется надеяться, что третий его сон хотя бы в какой-то степени связан со смыслом и ролью уравновешенности и гармонии в движении судьбы.

Обостренная чувствительность наших современников к лю­бому давлению извне и инстинктивное отторжение его, проис­ходящая в ответ на агрессивность общественного формирова­ния сознания и тела, может быть одной из причин заблуждений относительно своей настоящей судьбы, шансов, удачи. В этом случае взаимодействие безличных и неизвестных сил судьбы с телом безотчетно воспринимается как чуждое давление и мо­жет длительно отторгаться.

Именно подобного рода ситуация порождает и т.н. «ядер­ные сны», описанные в первой книге.

Но во взаимодействиях с силами судьбы и удачи бытийно наибольшее значение все же имеет свобода. Здесь автор имеет в виду то, что наши достаточно сильно высказанные самим себе чистые желания и мечты, особенно в юности, находят отклик в Неизвестном и все же имеют тенденцию сбываться. Парадокс, однако, заключается в том, что когда это происходит, обще­ственное воздействие, как правило, настолько меняет нашу си­стему ценностей и сужает зону возможных действий, что собы­тия сбывшейся мечты оказываются не ко двору или даже могут восприниматься как неприятности. А так как наиболее силь­ный компонент в наших мечтах безусловно состоит из предполагаемой и желанной свободы (ибо это желание и устремление в человеке неотделимо от желания жить), то лучше все-таки найти понимание и силы повернуться лицом к неиспорченной судьбе, которую, в конце концов, как выясняется, мы достаточ­но свободно когда-то выбирали сами, — выбирали здесь, а не в какой-то там прошлой жизни.

«Один доблестный человек попал в мир, где нет теней. Там Владыка миражей удерживал его в огромном чане с вином. Человек должен был нести наказание за какую-то свою ошиб­ку. В этом мире не было солнца и, поэтому, не было тени. Вла­дыка окунал человека в вино с головой и, когда тому не хвата­ло воздуха, отпускал его. Все это он делал, не прикасаясь к нему. Мать человека попросила волшебника, чтобы он доста­вил её к сыну. И в тот же миг она очутилась там и видит, как её сын вынимает меч из ножен, чтобы зарубить Владыку. Она хо­тела крикнуть сыну: «Не делай этого, иначе ты навсегда там останешся!» Но волшебник сказал ей: «Молчи! Ты своим кри­ком погубишь сына, потому что, обернувшись на твой крик, он замрет навсегда, — ты вне правил того, что происходит, и вне этого мира. Ты можешь только смотреть.» Мать вернулась в свой мир. А человек, поддавшись какому-то инстинктивному чувству, вложил меч в ножны и вышел из полутемного дома во двор, залитый солнцем. Он сошел с порога этого дома в своих свет­лых одеждах, сел во дворе на скамью и подумал: «Может, хоть поесть даст.» И тогда, глядя на стол перед собой, на котором была еда, он увидел тень, а потом своего слугу, который шел к нему. Он понял, что свободен, что он снова в своем мире. Он встал, поднял голову и долго смотрел на солнце. И кругом были тени от множества предметов. Человек пошел на базар, где была его мать, и спросил её:

— Ты была там?

— Да, — ответила она.

— И как тебе тот мир? — спросил он.

— Страшное зрелище.

И, отвлекшись на какое-то мгновение, она снова занялась своими делами.»

                                                         4

                            

Говоря о силах судьбы, мы приблизились к самой таинствен­ной и трудноописуемой из них — к удаче.

Присутствие этой силы в создании судьбы обычно неоче­видно и воспринимается человеком как нечто само собой разу­меющееся. Возможность понять роль удачи появляется лишь в сравнении: т.е. когда она почему либо исчезает. Человек начи­нает понимать, что кроме его трудоспособности, решительнос­ти, настойчивости и даже безупречности, был ещё какой-то фактор, без которого все его усилия осуществить с полнотой себя не дают результатов, т. е. не проявляются в должной, по его внутренним ощущениям, мере. Удача с этой точки зрения воспринимается как состав, необходимый для успешности всех действий, для придания благополучной направленности всей разрозненности и множественности его действий.

В смысловых полях высокой судьбы сама способность того или иного человека воспринять возможность чего-то большего, чем расхожие типы судьбы, есть, на взгляд автора, само по себе проявление удачи. Это становится понятным на фоне жизней множества людей, которые, даже впрямую сталкиваясь со знанием о возможности иной судьбы, остаются глухи и слепы к этому.

В сновидческих практиках отсутствие удачи проявляется как фиксация внимания на угрожающей стороне миров, т.е. как преобладание кошмаров. Преобладание кошмаров во сне и соседствование сознания с ними наяву вообще говорит и о не­которой более или менее глубокой деформации судьбы чело­века и человечества в целом.

Говорить о градациях в связи удачей нелепо, но, на взгляд автора, существует определенная разница между удачливостью, везением и удачей. В случае с последним труднопонимаемы две вещи: во-первых, предрасположенность, если можно так выра­зиться, к удаче чаще всего существует или не существует с рож­дения в виде дара, хотя иногда она может быть приобретена и позже. Во-вторых, касается как раз этого «позже»: трудно по­нять, что и безупречность человека не является достаточным условием для удачи с великим шансом бессмертия, хотя она является безусловно необходимой для этого. Тот толчок, како­вым является удача в смысловом поле большой судьбы выгля­дит все же как внешний и относится к дарам силы, явно относя­щейся к неизвестному.

Большая удача приходит как волнение, тонкая щекотная дрожь глубоко в теле, как состояние «внутреннего визга» от предвосхищения того, что получится все, чего хотелось; она приходит как ощущение и видение слитности и ладной упругой сиепленности слов, действий, событий, как отсутствие сомне­ний. Почти каждый человек так или иначе пытался эмпиричес­ки «вычислить» механику везения и удачливости. Намерение этого исследования породило распространенное восприятие жизни и судьбы как азартной игры. Но удача —это не приз за умелую игру, это не просто благополучие течения жизни и судь­бы, и сила её не относится к механизмам, скроенным челове­ком, — она как будто приходит извне, она родом из Неизвест­ного и дышит, где хочет и как хочет. Её родина там же, где свобода, риск, вольность.

Сны о потере и обретении удачи многообразны, удача в них может выглядеть как птица, сокровище, перемена места жизни, новая одежда, редкостный ковер, просто как свет, заполняю­щий опустошенность жизни. Сновидящим, которым сопутству­ет удача, удается гармонично и достаточно легко, хотя и не без усилий, найти свой индивидуальный путь в миры сновидений и сновидческий опыт глубоко развивает и усиливает их целост­ность.

Вещами, приводящими к утрате удачи, являются, кроме не­постижимых движений судьбы, все обычные отягощения чело­вечества: эгоизм, особенно с какой либо интенсивной доми­нантой, подминающей под себя всю остальную целостность жизни, судьбы и тела; общесоциальная порча судьбы; слабость духа человека. Такого рода упорствования в своих заблужде­ниях создают ситуации, когда, как говорят на Востоке, даже благословение становится проклятием. Кстати говоря, благо­словение как социальная форма передачи социальной удачли­вости, действенна в основном лишь в тех шаблонах, частью которых она является. Такого рода благословения при свобод­ном поиске иных направлений судьбы могут создавать собы­тийные ограничения и ограничения сознания, которые, впро­чем, преодолеваются волей к освобождению.

«С кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы внезапно оказались в трудноописуемом месте: я знал, что мы в другом мире. Вернее, это было место, откуда брали нача­ло многие миры. Это было очень далеко, как бы на краю вос­приятия. По плоской равнине тек неглубокий ручей с прозрач­ной темной водой. То, что я принимал за деревья, не было де­ревьями — я знал это. Это были как бы плоские живые обрам­ления света. У источника был некто, весьма отдаленно напоми­навший человека, —древний и легкий. Я видел его, как и дере­вья, только в непостижимый профиль. Он без слов сообщил нам, что в источнике — мертвая вода, которая удаляет все на­носное и омертвевшее с тела человека. В этой воде можно на­ходиться очень недолго, — она, или то, что живет в ней может повредить, если переусердствовать, живое тело. Мы должны были спешить, потому что в этой местности мы могли находить­ся очень недолго, — у нас не хватало сил.

Я вошел в воду. Она была густой и текучей в то же время, темно-прозрачной с какой-то звенящей светло-золотистой из­нанкой. Я знал, что она растворяет, подобно кислоте. Я оку­нулся и уже выходя из воды увидел её опасную силу как мелких темных рыбешек-пираний. На берегу ручья я увидел свое тело —это было тело подростка, налитое темно-золотой ровной лег­костью. Потом все исчезло...»

«Опять с кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы на машине поднимались в горы. Было светло, как бы очень солнечно, хотя я не помню теней.

Мы остановились у скопления больших скал. Там был коло­дец, который и был целью нашего путешествия. Выложенные из старых темно-золотых камней, его стены уходили под почти невидимую воду. Вода в нем была живая — я узнал это сразу, как только увидел её. Нет слов, чтобы объяснить, чем была эта вода —она была живая...»

                                                    5

Мы подходим к тому, что можно назвать высокой или выс­шей судьбой, — в том смысле, что в такой судьбе реализуются и воплощаются высокие и высшие шансы свободного развития, рожденные в человеке и существующие для него. Соблазны здесь выглядят как едва ощутимая радость будущей полноты света и неограниченности, как обещание небывалого и единственного путешествия в живую и многообразную бесконечность.

Просачиваясь сквозь общественные представления, этот соблазн принимает вид возможности, а в какие-то мгновения и полной и несомненной уверенности в уникальной и громадной предназначенности своей жизни для небывалых и значитель­нейших свершений, в которых максимально полно раскрывает­ся внутреннее человеческое величие и благородство.

Несмотря на частое слышание этого общественно распрост­раненного соблазна, жизненный опыт большинства людей, ис­пытавших его в той или иной форме, складывается чаще всего в судьбу, очень мало напоминающую пробудившее её возвы­шенное.

Кроме уже указанных общих социально-речевых условий и причин, искажающих соотношение индивидуального, личност­ного и сушностного и занижающих в результате степень свобо­ды и величия реализации шансов, здесь имеет значение и искусственное разделение в представлении людей, пытающихся вы­соко реализоваться, вещей в мире и внутри мышления на материальное и духовное, низменное и возвышенное (горнее). Это мысленное разделение рисует непреодолимую пропасть, вооб­ражаемо проходящую через их целостность, без которой пол­ная и высшая реализация невозможна, а оказывается раздира­емой противоречиями. Обращаясь к ядру возвышенного в че­ловеке, приходиться констатировать, что распространенные в обществе представления о природе возвышенного достаточно смутны и недостоверны.

По-видимому, первое из состава возвышенного, что действи­тельно присуще человеку, есть его светоносность, начинающа­яся здесь с того, что человек рождается как сфера яркого све­та — сфера чистого и ясного света. Далее можно отметить в числе возвышенных свойств присущую человеческому подвиж­ность и живость его света на фоне пейзажа мироздания. Это каким-то образом связано с родовой склонностью человечества к странничеству и путешествиям, которые благоприятно сказы­ваются на его свете. Подвижностью человеческого света опре­деляется и своеобразие его осознания как во многом сформи­рованного сущностью движения. То есть, род осознания чело­века — кинетический. С этим же связана матрица достижения, неотделимая от человеческого. Далее, данность вертикальной оси осознания, по всей видимости, является основой основ воз­вышенной стороны человека и определяет своеобразие его со­знания. Особенность светимости человека, которую можно обо­значить как облегченную и подвижную способность давать и принимать свет в отношениях с другими существами и силами, так же можно определить как исходящую из этого состава, так как именно это порождает человеческую способность к любви, благодарности, благоговению, которые имеют своей чистой смысловой матрицей бескорыстие и соучастие.

Говоря о матрице бескорыстия, следует отметить, что час­тью её основы является опять таки облегченная способность генерировать и распределять собственный свет, а так же то несомненное свойство человека, делающее его существом со­циальным, то есть испытывающим потребность в общении, жиз­ни и путешествиях вместе с себе подобными.

Затмение матрицы бескорыстия в современом обществе свя­зано со многими вещами и имеет глубокие последствия, сильно затрудняющие возможность свершения высокой и высшей судь­бы.

Если не останавливаться на мотивациях и структуре «эго», основную причину этого затмения опять таки можно найти в тех особенностях мышления, которые были сформированны религиозным мифом, а именно — в способе речевого выраже­ния той его части, которая описывает Господа как хозяина че-ловеков, в руках которого находится рождение, счастье, смерть и посмертное человека. Ощущение себя «собственностью» кого-либо, скорее всего не истинно не только для нашего «эго», но и для настоящей природы, то есть для происхождения человека.

Человек по происхождению своему не принадлежит никому и, может быть, именно поэтому, хотя бы в своем мышлении и речи, пытается кому-то принадлежать. Но то в человеке, что в момент рождения не принадлежит ему — жизненная сила и шанс свободы, — он получает в качестве дара. Матрица дара в мыш­лении человечества, искаженном новым языком, некоторым образом трансформировалась в матрицу жертвы и жертвопри­ношения, имеющих отчетливую корыстную подоплеку в усло­виях реальности, описанной очарованными речью и смертью тела. Хотя смерть в этой новой позиции сознания человечества служит надеждой для воспоминания полноты шансов свободы, получаемых человеком при рождении в виде дара. Именно ха­рактер этого дара — полной свободы — и позволяет понимать то, что у человека нет Хозяина, и он — как биологический вид — уже вольноотпущенник вертикального времени, образующе­го форму его рождения в мире, форму тела и форму возмож­ной судьбы.

Затмение матрицы бескорыстия в человеке шаблоном ко­рыстного жертвоприношения неизбежно затрудняет реализа­цию высшей судьбы человека, так как оно вызывает особенное видоизменение течения света в той части человеческого, куда из возвышенной его основы проецируется кинетическое ядро достижения, — это выглядит как нарастание глубокой обездви-женности и затемнение в этих центрах тела, а так же как нару­шение их беспрепятственной связи с токами большого времени и силами большой судьбы в Мироздании. Способы и цели обоб­ществления сознания и судьбы, господствующие ныне в циви­лизации, почти неодолимо влекут людей к помещению своих тел в некоторое подобие энергетических «нор», которые по сути своей глубоко отличаются от более естественного человечес­кого способа организации энергетической ниши в виде «дома», а тем более от свободного перемещения по жизненным полям. Гипноз неподвижности и тяга к покою как к уровню безопасно­сти есть и результат скученности жизни, и той плотности ин­формационного потока о жизнях других людей, которая так высока, что под её давлением с неизбежностью формируется бессознательное самоотождествление с усредненным шаблоном. Этот шаблон подменяет акт личного выбора уступкой социаль­ному давлению. А основой границ, формирующих его, как уже указывалось, является безличный страх опыта как бы других людей, — ограбленных, обманутых, разоренных, униженных, избитых, убитых, расчлененных или просто наказанных.

Но скука и однообразие усредненного шаблона вместе с тем очевидным до неявности образом вступает в противоречие с избыточностью, присущей и языку, и реальности. Несоответ­ствие между щедростью жизнетворения и скупостью и скудоу­мием обобществленного осознания судьбы могут послужить одним из толчков для внимания сновидящего, чувствующего природу основ бескорыстия человеческого.

По мере исследования сновидения и путешествий освобож­дающегося сознания эта разница между общественным земным и со-бытием в энергетической вселенной все меньше восприни­мается как пугающее и тревожащее, потому что незыблемость и окончательность, как бы сквозящая из социальных распоряд­ков, воспринимаемая в начале как естественная и родная, все больше понимается как результат игры слепых и достаточно ограниченных сил, порождающих интенсивные, но случайные — и равные между собой в этой случайности — доминанты че­ловеческого восприятия, единственное реальное значение ко­торых связано с их способствованием или препятствованием продолжению человечества как биологического вида.

«Поток сцепления. Просыпаясь, я приближаюсь к потоку ве­щей, порядку сцепления которых меня научил мой отец. Этот порядок закрепила какая-то часть моей самостоятельной жиз­ни и другие люди. Недостаток этого порядка — в обязательном конфликте между чем-то и чем-то, во сне я не знаю, что именно должно вызывать конфликт. Я не хочу входить в этот порядок и отстраняюсь, возвращаюсь в поток порядка, который мне видится естественно моим. Я обращаю внимание на энергетическую ровность этого порядка и полное отсутствие необходи­мости быть враждебным к чему-либо».

             

              6. СНОВИДЕНИЕ И НЕИСТРЕБИМАЯ ЛЕГКОСТЬ БЫТИЯ.

«Во сне я прихожу в деревенский дом, в котором жил в ран­нем детстве. Внутри дома неожиданно для меня все предметы оказываются цвета сухой земли, и я не хочу туда входить. Я долго сижу на глиняной завалинке перед домом и смотрю на скользящие в воздухе и в солнечных лучах паутинки. Во сне и наяву конец августа. Потом я начинаю что-то писать и будто перебираю или собираю в слова кончиком авторучки летаю­щие паутинки».

Опыт сновидений — это прежде всего опыт бытия в реаль­ной Вселенной, лишенной той твердости, однонаправленнос­ти, неизменности и отягощения, которые присущи нашему обоб­ществленному сознанию повседневности. Полеты настоящего тела во сне, радость которых не сравнима ни с чем в детстве и позже, отворяют память о истинном счастье и смысле челове­ка, как о путешествии в безграничное.

Легкость как то свойство бытия, которое откликается на желание свободы, и освобожденность как особый вид света, — эта легкость позволяет лететь навстречу самым жестким сталь­ным ветрам, дующим в мироздании, не изменяя направления свободного движения и творчества.

С другой стороны, особенностью человека современного, а может быть и человека вообще, является противостояние ок­ружающей среде как одна из основ существования человека. Суть этого не столь очевидна, как это кажется на первый взгляд, и не объясняется лишь обозримыми особенностями эволюции. Затрудненная, в сравнении с животными и растениями, при-сбособляемость к изменениям природной среды, может быть лишь следствием чего-то более глубокого в природе человека. Намного более выраженную, чем у других биологических ви­дов, необходимость в действиях по сохранению равновесия внутренней среды и тип человеческого противостояния иллюс­трирует то, что летом человеку необходимо охлаждаться и за­медлять обмен веществ, а зимой — согреваться и ускорять об­мен веществ в своем теле. Кроме очевидности самосохране­ния, это необходимо и для способности действовать, действо­вать свободно от разрушительных факторов неравновесия — болезней, переутомления, преждевременного старения. То есть свобода действий человека каким-то образом связана с типом его противостояния окружающей среде.

Противостояние не обязательно означает воинственность, хотя её так много в человеческой жизни. Противостояние — это способ получения энергии равновесия, и в отличии от дру­гих живых существ земли, это — равновесие вертикальной оси сознания, свойственной в полной мере только человеку. Этот способ противостояний и связанное с ним усилие увеличивает тягу мышления к созданию негибких, неизменных и неживых конструкций, поддерживающих для него жизнь и мир. С дру­гой стороны, сновидение хотя и может совершаться при извес­тной сноровке и стоя, тем не менее обычно происходит при горизонтальном положении человека, и именно сновидение, как указывалось, есть основной источник памяти о легкости бытия.*

Хотя сам характер легкости бытия и полетов в непознанное, о которых напоминает сновидение, и не имеет в дальней­шем черт, напоминающих земное противостояние силам, ви­дится, что именно опыт противостояния позволяет накопить энергию равновесия и освобожденности делающими возмож­ным полет осознания для человечества, развивающегося после прививки ума и языка. Об энергии равновесия и освобожден-ности здесь можно сказать просто как о желании, становящим­ся достижением этих свойств бытия в результате индивидуаль­ного выбора и перераспределения своих внутренних сил. Ещё проще это можно выразить как желание не умирать и путеше­ствовать в бесконечность свободы, желание, переходящее в действо судьбы по тому реальному мосту, который в состоянии породить наша способность сновидеть.

То жизнестроящее, что дает опыт противостояния, видимо, есть сила, позволяющая восстановить утраченную или загряз­ненную связь тела с высшей человеческой судьбой.

Ощущение достоверной легкости бытия утрачивается вмес­те с обычной утратой легкости тела, так незаметно привычной в детстве и отрочестве. По мере того, как общественный шаб­лон распределения жизненной энергии (имеющий форму рас­сеивания её от центра нашего тела на периферию и к тополо­гическому низу тела), схватывает наше сознание, меняется и отягощается наше тело, схваченное неживыми для него связя­ми и разделениями императив ума. Суть центростремительного рассеивания на периферию тела такова, что она вызывает по­стоянное нарастание усилий и затрат энергии, необходимых для поддержания равновесия и противостояния. Критический по­рог величины такого усилия индивидуален, но, в любом случае, за этой гранью шансы тела на обретение своей достоверной целостности прогрессивно уменьшаются. В таких жизненных ситуациях только та сила судьбы, которую называют удачей, и внутренний дух человека могут помочь вернуть гармонию или хотя бы скомпенсировать саморазрушительное неравновесие и противостояние, обернув их подлинным равновесием вертикаль­ной оси судьбы.

Другими словами, по мере проживания жизни социального шаблона и его общих путей, все больших затрат энергии требу­ет именно удержание равновесия вертикальной оси сознания.

Бросающая вызов уму щедрость и избыточность жизни и язы­ка, проявляющиеся множеством одновременно существующих способов и средств выражения одного и того же смысла, ука­зывает на щедрость как на свойство силы, дарующей жизнь че­ловеческому.

То в человеке, что при рождении не принадлежит ему, — жизненную силу и дар свободы, он, в силу характера этого дара, либо возвращает своей жизнью и смертью, либо продлевает с благодарностью в бесконечность. Потому что принятие дара есть принятие ответственности за сам дар, но не за дарующего. Так же — для дарующего: возможна ответственность лишь за род дара, но не за судьбу одариваемого.

Естественная щедрость, присущая и ядру возвышенного в человеке, актуализируется в матрице бескорыстия как орган, восстанавливающий беспрепятственную двустороннюю связь с большими потоками света в Мироздании, делающих возмож­ной легкость путешествия индивидуального сознания в безгра­ничности. И, видимо, лишь глубокое затмение матрицы беско­рыстия умом и его линейными законами торговли вынуждало и вынуждает ищущих в древности и в наши дни прибегать для осуществления большого путешествия к услугам тех сил во Вселенной, для которых корысть, возможно, является основной нерастворимой матрицей их сознания.

«Во сне я оказался на правом берегу реки. Мир сумерек, переходящих в ночь. Контрастирующие и главенствующие цве­та — черный и красный. Быстро переместившись от берега реки к подножию стены (правой стены) каньона, оглядываюсь в ожи­дании чего-то. Прямо передо мной в скале вырублено много небольших помещений, очень напоминающих скальный моно-стырь в Ц., но расположенный не так высоко, а сразу у места смыкания равнины и горы. Множество помещений-келий и по­чти в каждом — люди (по одному, по два, не больше трех). Между помещениями — множество ходов, всякие лестницы в две-три ступени, небольшие арки или столбы ворот без ство­рок.

От места, где я стою, и до начала горы с кельями (хотя это не кельи, а какие-то комнаты для торговли), — метров 30-40. Слева от меня — большой одинокий камень, отесанный как квадратная опора для моста, высотой в два-три человеческих роста. Из-за этого камня выходит женщина, подходит ко мне, мы вместе идем к «кельям». Я знаю, что должен ей что-то пока­зать. Женщине около 50 лет. Азиатский тип лица, черные бле­стящие волосы до плеч, не полная и не худая, подвижная. На ней светлый длинный плащ, на правом плече небольшая корич­невая сумка на длинном тонком ремешке. Мы подходим к «ке­льям». В ближайшей сидит «продавец». Он сидит на небольшой подушке, скрестив ноги по-восточному. Все небольшое поме­щение убрано коврами: пол, стены, потолок. Перед «продав­цом» — небольшой сундук или ящик со стеклянной крышкой, она откинута в сторону. Сам «продавец» — толстый, лоснящий­ся, одет в просторные шаровары, рубашку и небольшую жилет­

ку, очень богато расшитую. Лицо хитрое, с крупными чертами, глаза навыкате. Увидев нас на пороге, он быстро извлекает что-то из сундука жестом, каким вытаскивают и показывают платки и ткани на базарах. Судя по его жестикуляции, он что-то демонстрирует, а моя спутница это разглядывает. Но я не вижу что: руки продавца пусты, на мой взгляд. Хотя и не со­всем: иногда как будто проскальзывают очертания каких-то предметов, но они размазанны, словно не наведена резкость.

«Продавец» и моя спутница оживленно общаются. Но я ни звука не слышу. Между ними стоит небольшая свеча (единствен­ный источник света в этой «келье»). И на их лицах играют бли­ки. Окончив диалог, мы уходим. Покупка-сделка не состоялась.

Помню, что мы заходили ещё во множество подобных поме­щений, и все они были чем-то схожи. Все они освещались све­чами. Вокруг сновали люди (или нелюди), —- различить их было невозможно. Длинное —до пола —серое одеяние, заканчива­ющееся вверху большим остроконечным капюшоном, закрыва­ющим лицо. Ног из под одежды не видно, шагов не слышно. Поодиночке или группами по двое-трое они переходили, пере-скальзывали от «келье» к «келье». Не помню момента, когда моя спутница исчезла, вернее, пошла по своим делам. Просто ста­ло легче дышать. Я шел один мимо множества открытых поме­щений с сидящими в них «продавцами». Все мне что-то предла­гали. Но я не обращал на них внимания, их товар меня не вол­новал.

Пару раз чуть не упал из-за развязавшегося шнурка ботин­ка. Завязав шнурок заново, я двинулся дальше. По дороге ко мне ненадолго примыкали люди, приходившие со стороны реки.

Я их также провожал к «кельям» (они сами будто не могли туда дойти), и дальше они исчезали, как и моя первая спутница.

Я двигался вдоль течения реки, находившейся слева от меня, и вдоль «келий», мелькавших справа.

Становилось ещё темнее. Потом, вдруг, местность стала быстро удаляться от меня. Земля ушла вниз. Я был в воздухе, перемешаясь, словно кто-то тянул меня за затылок назад и вверх. Тела я уже не ощущал.

Потом я вновь завис в точке пространства, откуда была вид­на вся долина с каньоном: оба берега, обе стены и река внизу. Все было залито золотистым светом, цвета золотой осенней листвы. Лишь в месте, где был город «келий», на правом берегу у подножья стены, лежала темно-серая тень, — там все было в серой непонятной дымке. Я почувствовал, что покидаю это место, и тут я услышал голос: «ТРЕНИЕ ЕСТЬ НЕПРЕХОДЯ­ЩЕЕ ДЕЙСТВО ЭТОГО МИРА».

Когда неуловимое и манящее воспоминание о чем-то насто­ящем сияет ровным светом смысла и чистоты и очевидно мель­кает в памяти, но остается недоступным как золотая крепость за рвом без мостов, — самое время отправиться в путешествие, которое начинается отсюда и навсегда, — в путешествие, кото­рое называют и сновидением (хотя это и не самое точное слово для того, что никак не связано со словами хотя бы потому, что для этого нет нужды спать), — достаточно ощутить нечто боль­шее в том присутствии, которое есть мы и мир, и позволить этому начаться и произойти и, ощутив странное дуновение, раствориться с легкостью в путях и потоках, ветрах и течени­ях, сообщающихся между собой и отворяющихся в световые просторы и бездонную немоту живой Вселенной, пронизанной токами пронзительных и достоверных чувств и большой судьбы Происходящего в неизвестности, имеющей иной, нежели наша речь и мысль, порядок и последовательность; и, снимая покро­вы местного языка, как раздеваются перед морем, обнажая живость и слитность смысла, простота которого не отражается ни в одном из зеркал, потому что у него нет второго — он не симметричен, а жив, — распугав и распустив сети речи до ог­ромных зияний, несговорчивых к туземным наречиям, наше тело радуется досягаемости невыразимым, доступностью для вели­кого, возвращению и возобновлению Путешествия, которое и есть то, что так неуловимо манило и сияло в нашей подлинной памяти.

 

* В большинстве эзотерических традиций это качество присуще топологи­ческому «верху» Мира (Северный полюс, Король Мира, Священная гора и т.д.).

 

* См. например концепцию о семи вратах сновидений в книге К.К. «Ис­кусство сновидения».

 

* См. Приложения

 

*  Как ни притягательны некоторые (нецельные) картины мира, представ­ляющие его полем бытия неких безлично-бесформенных нейтрально или даже всецело благорасположенных к нашему сознанию сил, тем не менее наша трезвость время от времени напоминает нам, что на самом деле в этом мире есть место всему, в т.ч. и совершено невообразимым для нас сущностям, а не только безличностным силам.

 

*       См. Приложение

** В некоторых источниках это называют программой VI-VII расы)

*** Например, китайские источники метафорично указывают на то, что лисы быстрее, чем люди, могут достигать своего бессмертия.

 

 

 

* О различии лис во сне и лис наяву см. приложение «Свой среди чужих...»

* Материализовавшимися производными той же идеи, вполне возможно, являются, и те линии развития науки и техники, которые способствуют то­тальному покрытию человечества сетью информационно-потребительских услуг и жестко централизованной (не автономной) системой распределения.

 

* Т.е. страх страдания большего, причем страдания и боли душевной по преимуществу.

 

* Бытие этого класса сущностей в пространствах сновидения не совпада­ет ни с эффектами, производимыми т. н. «целительскими эгрегорами», ни с примыкающими к ним тонкими структурами.

 

* Например: это были сущности, которые некогда были атлантами и те­перь возвращают свой долг, связанный с развитием здешнего планетарного цикла; или: это были Странники в том смысле, который имели в виду А. и Б. Стругацкие, или версия, родственная выдвинутой Аргуэлесом в «Факторе Майя».

 

* См. приложение «Свой среди чужих...».

 

*  Согласно суфийским воззрениям.

* Для определенных сущностей это направление выглядит иногда как Юго Восток — Северо-Запад.

** См. «Сны наяву» в Приложении.

 

*         В католицизме, например, этому пространству соответствует т. н. чис­тилище.

**См. Приложения.

 

* См. например, Дж.Беннет «Драматическая Вселенная».

* Например, жизнь и судьба протопопа Аввакума, М.Ю.Лермонтова и т.п., включая тех, кого Л.Гумилев назвал «пассионариями».

** См. в Приложении: «О типологии соблазна»

 

 

 

* Подробности такого стиля жизни точно описаны, например, в новелле Сэлинджера «Хорошо ловится рыбка бананка».

 

* Англ. «Dream», рум. «Vis» и т.д.

 

*  Это исходное для начала пути положение вызывает к жизни и странный, но достаточно практичный совет для ищущих: проснувшись, попытайтесь вспом­нить свои сны лежа, а вспомнив их, попробуйте не потерять память, прини­мая вертикальное положение.

 

Просмотров: 861
Категория: Трансперсональная психология, Учения, Разное


Другие новости по теме:

  • Часть первая. ЧТО ТАКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ, ИЛИ ВО ЧТО ЭТО Я ВПУТАЛСЯ? - Я вижу вас голыми. Как подготовитьск презентации и с блеском ее провести - Рон Хофф
  • I. ПСИХОТЕРАПИЯ — ЧТО ЭТО? - Психотерапия - что это. Современные представление- Дж.К. Зейг, В.М. Мьюнион
  • 35. ЧТО ПУБЛИКА ЗНАЕТ (ХОТЯ ЭТОГО ЕЙ НИКТО НЕ ГОВОРИЛ) - Я вижу вас голыми. Как подготовитьск презентации и с блеском ее провести - Рон Хофф
  • IV. Живой и связанный сон - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • 1. ЧТО ТАКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ? ЭТО ТО, ДЛЯ ЧЕГО НАДО БЫ ОДЕТЬСЯ ПОПРИЛИЧНЕЕ? - Я вижу вас голыми. Как подготовитьск презентации и с блеском ее провести - Рон Хофф
  • II. Вещий сон - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • V. Беспорядочный сон - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • III. Астральное тело. - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • III. Символический сон - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 23. Что вас утомляет и что с этим можно сделать. - Как преодолеть чувство беспокойства - Дейл Карнеги
  • IV. "Я" во сне - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • V. Факторы в создании снов - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • I. Мозг - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Аннотация - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • II. Эфирный - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • I. Физический - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • I. Истинное видение - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 2. МЕХАНИЗМ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • ГЛАВА о том, что такое мышление и как его можно исследовать - Практикум по возрастной психологии - Абрамова
  • II. Эфирный мозг - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 3. ВЫСШЕЕ Я - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • III. Астральный - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 1. ВВЕДЕНИЕ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 4. УСЛОВИЯ СНА - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 3. ЧТО ПРОИСХОДИТ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ...И СПУСТЯ ШЕСТЬ ЛЕТ. НЕГАТИВНЫЙ ИМПРИНТИНГ. ТРАВМА ВТОРОГО РОДА. КРИК О ПОМОЩИ - Как стать родителем самому себе. СЧАСТЛИВЫЙ НЕВРОТИК, или Как пользоваться своим биокомпьютером - Дж. Грэхэм
  • ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НАШ РЕБЕНОК НЕ СТАЛ НАРКОМАНОМ? - Как спасти детей от наркотиков - Данилины
  • Глава 6. ЭКСПЕРИМЕНТЫ В СОННОМ СОСТОЯНИИ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • Глава 16. Найдите себя и будьте самим собой. Помните, что нет на земле человека такого же как вы. - Как преодолеть чувство беспокойства - Дейл Карнеги
  • Глава 5. СНЫ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.



  • ---
    Разместите, пожалуйста, ссылку на эту страницу на своём веб-сайте:

    Код для вставки на сайт или в блог:       
    Код для вставки в форум (BBCode):       
    Прямая ссылка на эту публикацию:       





    Данный материал НЕ НАРУШАЕТ авторские права никаких физических или юридических лиц.
    Если это не так - свяжитесь с администрацией сайта.
    Материал будет немедленно удален.
    Электронная версия этой публикации предоставляется только в ознакомительных целях.
    Для дальнейшего её использования Вам необходимо будет
    приобрести бумажный (электронный, аудио) вариант у правообладателей.

    На сайте «Глубинная психология: учения и методики» представлены статьи, направления, методики по психологии, психоанализу, психотерапии, психодиагностике, судьбоанализу, психологическому консультированию; игры и упражнения для тренингов; биографии великих людей; притчи и сказки; пословицы и поговорки; а также словари и энциклопедии по психологии, медицине, философии, социологии, религии, педагогике. Все книги (аудиокниги), находящиеся на нашем сайте, Вы можете скачать бесплатно без всяких платных смс и даже без регистрации. Все словарные статьи и труды великих авторов можно читать онлайн.







    Locations of visitors to this page



          <НА ГЛАВНУЮ>      Обратная связь