10. ДИАЛЕКТИКА ЖИЗНИ И СМЕРТИ - Человек перед лицом смерти - С.Гроф, Д.Хэлифакс

     Тема смерти играет ведущую роль в религии, мифологии и искусстве многих

культур, не относящихся к западной цивилизации. И потому вызывает удивление,

насколько мало  внимания западные психологи, психиатры и философы уделяют ей

в своих  теоретических построениях. Однако существовало  несколько серьезных

исключений,  наиболее  интересным  из  которых является  Зигмунд  Фрейд, чьи

взгляды,  касавшиеся  психологических  аспектов  смерти,  претерпели  резкие

изменения  на  разных  этапах  его работы над теорией  психоанализа. В своих

ранних  трудах  Фрейд делал  акцент  почти  исключительно  на сексуальность.

Смерть играла относительно малую роль  и не  находила отдельного выражения в

рисуемой    им    картине    человеческого    подсознания.    Страх   смерти

интерпретировался как производное  от тревожности, связанной с разлукой, или

страхом кастрации,  и  коренился,  с  его  точки  зрения,  в предэдиповых  и

эдиповых стадиях развития либидо. Большинство последователей.Фрейда  приняли

данный подход,  внеся  в  него  свои  изменения  и дополнения. Отто Феникел,

суммируя   данные   психоаналитической   литературы,  выразил   сомнение   в

существовании  такого  феномена,  как  нормальный страх смерти.  С его точки

зрения, сама идея собственной смертности является субъективно бессмысленной,

и потому этот страх просто скрывает  другие подсознательные идеи. Случается,

что последние  по  своему характеру относятся  к  либидо,  и  тогда их можно

понять  через  историю  пациента. Чаще же определенные  воспоминания детства

трансформировали  страх утраты  любви  или кастрации  в страх  смерти. Кроме

того, идея  смерти может  отражать боязнь наказания за  ее  пожелание,  либо

страх перед собственным возбуждением, особенно перед сексуальным оргазмом.

     Сам Фрейд в результате клинических наблюдений  довольно-таки решительно

изменил взгляды на смерть. Указания на подобную перемену  можно обнаружить в

его  теоретических  построениях,  выполненных между  1913 и  1920  годами и,

особенно,  в его  анализе  пьесы Шекспира  "Венецианский  купец" (Тема  трех

ларцов), а также в эссе, озаглавленном "Мысли на случай о войне и смерти". В

этих работах он выказал  явную тенденцию к пересмотру раннего тезиса  о том,

что понятие "смерть как таковая" не присутствует в человеческом сознании.

     В  1920 году  Фрейд свел  воедино  свои  различные взгляды  на смерть и

придал им законченный вид, сформулировав обширную биопсихологическую  теорию

человеческой  личности.  В  работе "По ту  сторону принципа удовольствия" он

постулировал существование двух  типов инстинкта: служащего сохранению жизни

и  стремящегося  вернуть  ее  туда,  откуда  она  произошла.   Фрейд   видел

существование    глубоких    взаимоотношений   между   названными   группами

инстинктивных  сил,  а  также  наличие  двух  противоположных   тенденций  в

физиологических   процессах  человеческого   организма   --   анаболизма   и

катаболизма.  Процессами  анаболизма  называются  те,  которые  способствуют

росту,  развитию  и  запасу  питательных  веществ.  Процессы же  катаболизма

связаны с потреблением запасов и расходом  энергии.  Фрейд также связал  два

этих  вида  деятельности с  двумя типами клеток  в  человеческом  организме:

половыми --  потенциально  вечными,  и образующими  тело,  которые неизбежно

погибают. Раньше практически  все проявления  агрессивности он оценивал, как

форму  сексуальности,  и  определял,  как  садистские  по  существу. В новой

концепции  Фрейд соотнес  их  с  инстинктом  смерти. Согласно  данной  точке

зрения, такой инстинкт действует в человеческом организме  с самого  начала,

постепенно превращая его в неорганическую систему. Разрушительная сила может

и должна  быть частично отвлечена  от  своей основной цели  и переключена на

другие организмы. Судя по всему, для инстинкта смерти не важно, действует ли

он по отношению  к объектам  внешнего мира  или против самого организма,  но

важно достижение главной цели -- разрушения.

     Поздние  замечания,  касающиеся роли  инстинкта  смерти,  появляются  в

последней значительной  работе  Фрейда  "Очерк психоанализа" (1938).  В  ней

коренная дихотомия между двумя могучими силами: инстинктом любви  (Эросом) и

инстинктом

     смерти  (Танатосом)  становится треугольным  камнем  понимания  Фрейдом

ментальных  процессов.  Данная концепция  была для  него ведущей в последние

годы  жизни. Эта  важнейшая  ревизия  психоаналитической  теории не  вызвала

большого  энтузиазма  со стороны  его  последователей  и  не была  полностью

включена в основное русло  психоанализа.  Рудольф Брун, выполнивший обширный

статистический обзор  работ,  связанных  с  теорией  Фрейда,  предполагающей

существование инстинкта  смерти, обнаружил, что  большинство из  таких работ

явно  враждебны этой концепции учителя.  Многие  авторы расценивали  интерес

Фрейда к  проблемам,  связанным  со  смертью, и введение  Танатоса в  теорию

влечений,    как    чужеродное    образование    в    его    психологической

кон-цептуалистике.  Были  также  упоминания  о  том,  что основой для  столь

неожиданного  аспекта мышления  Фрейда  явились, возможно,  личные  факторы.

Некоторые из авторов  интерпретировали его поздние идеи, как  вытекающие  из

его собственной  озабоченности смертью,  как  реакцию  на начавшееся раковое

заболевание и гибель близких  членов семьи. В своем  упомянутом  выше обзоре

Брун  предположил,  что  на  возникновение  теории  Фрейда  о  существовании

инстинкта смерти, вероятно, глубоко  повлияла его реакция на первую  мировую

войну.

     В своем эссе "О психологии бессознательного" Карл Густав  Юнг  возразил

против концепции  Фрейда о существовании двух основных инстинктов -- Эроса и

Танатоса. Юнг также не согласился с тезисом о том,  что целью Эроса является

создание возможно большего числа связей и сохранение их, а целью Танатоса

     -- их разрыв и, таким образом, уничтожение. Юнг аргументировал это тем,

что подобный выбор  противоположностей отражает  точку зрения сознания, а не

движущие  силы подсознания.  Согласно  Юнгу,  логической  противоположностью

любви является ненависть, а Эроса -- Фобос  (страх).  Однако психологическая

противоположность любви  есть воля к власти,  сила,  доминирующая в  теориях

Альфреда Адлера*. Там, где царит любовь, нет воли

     * На  жизнь  и деятельность Адлера,  согласно  его собственным  словам,

повлияло пережитое им соприкосновение  со смертью. В  пятилетнем возрасте он

заболел  тяжелым  воспалением  легких,  и  лечащий  врач нашел его состояние

безнадежным. Выздоровев, он решил  изучать медицину, чтобы быть во всеоружии

для борьбы со смертью. Хотя Адлер явно и не ввел страх смерти в

     к власти, а там, где воля безмерна, нет любви. Таким  образом, то,  что

заставило Фрейда  назвать в качестве противоположности  Эросу разрушительный

инстинкт   или   инстинкт   смерти   было,   с   одной   стороны,   уступкой

интеллектуальной  логике,  а с другой,  --  психологическим  предубеждением.

Согласно  Юнгу,  Эрос не  эквивалентен жизни, но для  того, кто  думает так,

противоположностью  Эроса,  конечно же, будет  смерть. Все мы ощущаем -- то,

что   противостоит   нашим   высшим   жизненным   принципам,   должно   быть

разрушительным и дурным,  --  и, будучи не  в состоянии соотнести это  ни  с

какой позитивной жизненной силой, мы избегаем и боимся его.

     Особый вклад Юнга в танатологию состоит в его глубочайшей уверенности в

том, насколько  могуче  в  подсознании  представлены  мотивы,  связанные  со

смертью. Он  и его последователи привлекли  внимание  западной  психологии к

величайшему значению всех символических вариаций темы смерти и возрождения в

нашем наследии  архетипов. И  все это было проиллюстрировано многочисленными

примерами, взятыми из различных культур и исторических эпох  -- от мифологии

австралийских аборигенов до алхимии.

     Проблемы,   связанные   со   смертью,   играли  также  важную  роль   в

разработанной  Юнгом  психологии развития индивидуальности.  Он рассматривал

сексуальность в качестве доминирующей силы первой половины жизни, а проблему

биологического дряхления и приближения к смерти -- как основную во второй ее

половине.  В нормальных условиях озабоченность проблемой смерти  возникает в

более поздние десятилетия жизненного пути, проявление же ее на ранних этапах

обычно  связано с  психопатологией.  Становление индивидуальности, описанное

Юнгом, приводит  к психологической полноценности личности и  включает в себя

разрешение  проблемы  смерти.  Вопрос смерти занимает  также важное  место в

теориях  экзистенциалистов,  особенно  в  философии  Мартина  Хайдеггера.  В

выполненной им работе "Бытие и время" (Sein  und Zeit) анализе существования

кончина играет ключевую роль. Со

     свою теорию, его деятельность на протяжении  всей жизни стимулировалась

опытом  пережитой  угрозы жизни.  Основной  акцент  в  разработанной Адлером

терапии  делается  на смелость  и  способность  открыто смотреть  на опасные

стороны жизни. (Botteme, 1939).

     гласно Хандеггеру, сознание собственной бренности, ничтожности и смерти

неуловимо   присутствует   в   каждом   миге   человеческой  жизни   еще  до

действительного наступления биологического  конца или соприкосновения с ним.

Не имеет значения, обладает ли индивид  фактическим знанием  смерти, ожидает

ли  он  ее приход или  сознательно задумывается о  бренности  существования.

Экзистенциальный анализ подтверждает, что  жизнь -- это "бытие, обращенное к

смерти"  (Бытие  и время).  Всякое  онтологическое  теоретизирование  должно

учитывать всю  совокупность  существования и, следовательно,  тот факт,  что

часть  его  еще  не  проявилась,  включая и  самый  конец. Осознание  смерти

является постоянным источником напряженности  и экзистенциональной тревоги в

организме,  но  оно также  образует  фон,  на  котором  само  бытие и  время

приобретают более глубокий смысл.

     Важно отметить, что Хайдеггер следовал указаниям своего учителя Эдмунда

Гуссерля, о том что философу следует переключить внимание с окружающего мира

на  мир  внутренний.  Таким  образом,  самоуглубление  --  это  существенная

необходимость  для  нашего постижения мира и  размышлений  о нем.  Хайдеггер

заявляет,  что ему удалось описать  фундаментальные  переживания, лежащие  в

основе повседневного восприятия мира и все же находящиеся вне сферы действия

традиционного научного метода. Судя  по всему, именно в результате подобного

подхода  его  взгляды  оказались  столь  близки  прозрениям,  достигнутым  в

различных необычных состояниях сознания*.

     В последнее десятилетие наблюдался резкий рост интереса к роли, которую

смерть  играет  в  человеческом подсознании. Во многом это  было  связано  с

клиническими и лабораторными исследованиями разного рода необычных состояний

сознания.   В  настоящее  время  используют  психоделики,  сильнодействующие

методики изменения сознания, не включающие  в себя  применение препаратов, а

также некоторые эмпирические техники индивидуальной  и  групповой  психотерапии;  стало  возможным активизировать те

уровни  подсознания,  которые  в  прошлом  редко  удавалось  непосредственно

наблюдать*.  Определенные  явления,  которые  при  их возникновении  у  лиц,

страдающих  шизофренией, привычно рассматривались  как нарушения,  вызванные

психотиче-ским процессом, ныне стойко  вызываются у обычных добровольцев при

помощи  вышеописанных  методов.  Исследователи  работы  органов  восприятия,

изучавшие  данные  состояния с  феноменологической  точки  зрения, не  могут

пренебречь той важной ролью, которую переживания смерти (и  рождения) играют

в  этом контексте. Данные этой области  исследований в самом широком  смысле

подтверждают  мнение Фрейда, Юнга и  некоторых  философов-экзистенциалистов,

выражавших их  каждый по-своему, о том, что  смерть играет важнейшую роль  в

человеческом подсознании.

     * Мы уже упоминали при обсуждении перинатальных переживаний, что взгляд

на  мир, присущий  экзистенциалистам,  господствует в  мышлении  и  чувствах

людей,  находящихся  под  воздействием  матрицы  "отсутствия  выхода"  и  не

способных  найти  единственное  существующее  решение,  лежащее,  видимо,  в

трансцендентности.     Атеизм,     присущий     философам-экзистенциалистам,

подтверждает такую связь.

     Последовательное  переживание агонии, кончины и возрождения --  одно из

наиболее  частых явлений  в психоделических сеансах.  Они возникают довольно

неожиданно  вне какого-либо  специального программирования,  иногда  даже  к

вящему  удивлению   неопытного   и   неинформированного   человека.  Нередко

переживания подобного рода  представляют  ключевую  часть  психодели-ческого

сеанса, что может служить иллюстрацией не только существования в подсознании

матриц  такого  переживания,  но   и  выявляет  значительную  потребность  и

стремление   человеческих   существ  экстерриторизировать  данный  глубинный

материал.  Это,  видимо, объясняет повсеместный  характер различных ритуалов

смерти-возрождения  и  значение,  придаваемое им посвященными,  религиозными

группами и целыми культурами.

     *  Драматичные  переживания смерти  и воскресения  могут наблюдаться  в

группах  активного исследования  и групповой  психотерапии,  при  проведении

сеансов  длительного  воздействия,  при  гештальттерапии,  биоэнергетическом

подходе,  базисной терапии, а также при гипнозе.  Они могут иногда возникать

при  проведении  лабораторных  исследований,  включающих  в  себя  сенсорную

депривацию, сенсорную перегрузку, саморегулирование биологических функций, и

различного  рода кинестетические  устройства.  Многие западные последователи

восточных духовных  практик, типа дзэн-буддизма, ваджраяны,  кундалини-йоги,

переживали глубокие  состояния подобного  рода  в результате своих  занятий.

Роберт Мастерс  и Джин Хьюстон в книге "Игры  ума" описали  несколько весьма

действенных упражнений, включающих элементы проигрывания смерти-возрождения.

     Параллели    между    ЛСД-сеансами    и    эзотерическими    действами,

сосредоточенными  на  опыте  смерти,  носят   не  только  феноменологический

характер.   Физиологические,   психологические,   философские   и   духовные

переживания  хорошо  разрешившихся  ЛСД-сеансов  также  похожи  на  описания

трансформаций посвященных  и неофитов всех времен, которые соприкоснулись со

смертью  и  возвратились к жизни.  Согласно  нашим данным, люди,  пережившие

смерть  и  возрождение в ходе сеансов, выказывали специфические изменения  в

самовосприятии и в восприятии мира, в присущей им шкале ценностей, принципах

поведения и  общих воззрениях. Те, кто до  переживания испытывал в различной

степени всевозможные виды  эмоционального и психодинамического  дискомфорта,

как  правило,  ощущают  значительное  облегчение.  Депрессивность  исчезает,

уровень  тревоги  и  напряженность  снижаются,  чувство  вины  снимается,  а

самовосприятие  и  самооценка  значительно  улучшаются.  Люди  говорят,  что

ощущают себя как бы заново родившимися и очищенными. Предшествующее ощущение

отчуждения сменяется чувством полной гармонии  с  природой. А во  внутренней

жизни  начинают  преобладать  глубокая  ясность  и  радость. Все  это обычно

сопровождается повышением вкуса  к  жизни  в  целом  и  чувством физического

здоровья и хорошего физиологического функционирования.

     Некоторые говорят, что переживание смерти-возрождения как бы сняло с их

чувств тонкую пленку,  мешавшую  полноценно  осознавать  реальность. Образы,

воспринимаемые органами  чувств  в этом состоянии, -- свежие и яркие,  почти

ошеломляющие,  люди чувствуют, что до  переживания  возрождения они  никогда

по-настоящему не воспринимали цвета, не чувствовали все разнообразие запахов

и  ароматов,  не  ощущали  тысячи оттенков  вкуса  в пище,  вообще не  знали

потенциальных возможностей восприятия, скрытых в их  теле. Сексуальная жизнь

может стать свободнее, и потенция у мужчин" наряду со способностью к оргазму

у  обоих  полов,  часто  значительно  повышается.  Многие  начинают  глубоко

интересоваться  природой,  обнаруживая  у  себя  способность  экстатического

восприятия  ее  красоты,  зачастую  впервые  за всю свою жизнь.  То же самое

происходит в отношении  искусства,  особенно  музыки;  нередко  в результате

психоделического  переживания подобного  типа у людей,  не  интересовавшихся

музыкой,  развивается  ярко  выраженная  тяга  к   ней,  другие  же  находят

совершенно новые способы наслаждаться ею. Агрессивные импульсы и чувства обычно резко снижаются,  значительно возрастает терпимость

в межличностных отношениях и к иным точкам зрения. Люди испытывают новые для

них эмоции  --  сочувствие и тепло по  отношению к другим; они воспринимают,

мир,  как  поразительное и в  основе  своей  благоприятное место. Все  в нем

кажется совершенным, точно таким, каким должно бить.

     Почти  всегда  происходит   определенная  переориентация  в   отношении

времени.   Реже   вспоминаются  травмирующие   стороны   прошлого,   будущее

принимается  более  спокойно, отсутствует ажиотаж,  и все это сопровождается

усилением  эмоционального  акцента на  пребывание здесь и  сейчас. Отношения

между явлениями, считающимися тривиальными, и теми, что рассматриваются, как

жизненно  важные,  резко  меняются.  Люди  обнаруживают  смысл и  красоту  в

предметах  повседневного  окружения.  Граница  между  чудесным  и  банальным

исчезает.  Ценности, к  которым  ранее человек  стремился с ярко  выраженной

настойчивостью,  затрачивая   на  их   достижение   массу  сил  и   энергии,

представляются теперь неважными. Избыточное стремление  к власти, положению,

материальным  приобретениям  начинает  казаться   ребячеством  и   признаком

духовной  слепоты.  Самая  глубокая  мудрость   обнаруживается  в  житейской

простоте. Уменьшение  нереальных  амбиций зачастую  сопровождается возросшей

способностью к смирeнию.

     . . .

     Другим частым  изменениям,  возникающим  после  полноценного  и  хорошо

усвоенного  опыта  смерти-возрождения, является значительный рост интереса к

философии,  религии  и   мистике.   Новые  духовные  чувства   обычно  носят

космический  либо  пантеистический характер.  Индивид  обретает  способность

видеть  много новых  духовных  измерений в  человеческой жизни и чувствовать

присутствие духовной творческой силы  за  явлениями повседневной реальности.

Многие также испытали пробуждение сильного интереса к  восточным или древним

религиям   и   философиям.   У   некоторых   этот   интерес   принял   чисто

интеллектуальную  форму, у других -- связался  с  глубокой вовлеченностью  в

систематические занятия духовной  практикой. Часто  люди обнаруживали у себя

новую способность  понимать универсальные  религиозные  символы  и метафоры,

используемые  в  святых  писаниях  и  других  сакральных  текстах,  а  также

определенные сложные философские эссе. Если переживание смерти и возрождения

сопровождается переживанием космического единства, люди обычно начинают

воспринимать  себя  и  мир  в  виде  духовной  энергии,  участвующей  в

божественной игре, а обыденную реальность, -- как священную в своей основе.

     Подобные превращения обычно ярко выражены в течение нескольких дней или

недель после глубокого  и хорошо прошедшего  ЛСД-сеанса, включавшего  в себя

опыт  смерти-возрождения.  Изменения,  как  правило,  столь  разительны, что

врачи,  проводящие  эти сеансы,  называют  их  на  профессиональном  жаргоне

"психо-делический  отсвет".  Раньше или позже они ослабевают.  Под  влиянием

давления  и требований со  стороны социального окружения  многие  более  или

менее  утрачивают   связь  со   своими  космическими  переживаниями.  Однако

обретенное   в  результате  постижение  философских  и  духовных  параметров

окружающей  нас  реальности  имеет  тенденцию  присутствовать  неопределенно

долго. Проявляя волю, можно использовать глубокие знания, полученные в итоге

переживания смерти-возрождения, как руководство  для  изменения  всей  своей

жизни. Некоторые  люди могут  таким путем создать для самих  себя положение,

при котором для них потенциально доступны, чаще  всего  не только прозрения,

связанные со знанием, но и новые духовные ощущения.

     Было бы опасным сверхупрощением представлять процесс смерти-возрождения

лишь с одной стороны, делая  акцент на его потенциальной пользе  и ничего не

говоря о серьезных опасностях, существующих в данной  области. Сеансы ЛСД, в

которых  активизирован   перинатальный  материал,  не  только   способствуют

глубоким  позитивным  изменениям, но  и  являются  потенциальным  источником

наиболее  частых  затруднений,  происходящих  в  ходе  ЛСД-процедуры.  Плохо

прошедшие  сеансы,  содержавшие перина-тальные компоненты, могут  привести к

глубоким   заторможенным   и   ажитированным   депрессиям   с  суицидальными

тенденциями,     разрушительным     и    саморазрушительным     побуждениям,

параноидаль-ным  состояниям  или  претенциозным  и мессианским  проявлениям.

Намеки  на некоторые  из  этих опасностей  часто обнаруживаются  в  связи  с

происходящим  в  рамках различных обрядов перехода  процессом трансформации.

Согласно   мистической  литературе,   устной   традиции  коренных   культур,

различного рода мифологическим  описаниям, беспечному  и неопытному искателю

или  духовному авантюристу, грозит опасность физических болезней,  безумия и

даже смерти. Надлежащие приготовления, поддержка и

     руководство  абсолютно  необходимы   для   вступающего  в  эти  области

человеческого сознания*.

     У  душевнобольных  лечебное  действие,   вызываемое  опытом   смерти  и

возрождения настолько  важно,  что мы  остановимся на этой  теме  подробнее.

Видимо,  в перинатальных  матрицах коренятся  глубинные истоки  самых  явных

сторон многих психопатологических  синдромов. Такие  ключевые  симптомы, как

тревога, агрессивность, подавленность, напряженность, чувство вины, наряду с

ощущениями  типа  чувства  беспомощности и неполноценности, судя"  по всему,

содержатся  в  переживаниях перинатального уровня. Аналогично,  часто  можно

проследить   озабоченность   различными   физиологическими   функциями   или

биологическими  субстратами,  ипохондрические  переживания  и  широкий  круг

психосоматической симптоматики  вплоть до  компонентов,  входящих  в процесс

смерти-возрождения. Это верно в отношении обычных головных болей и мигреней,

невротического ощущения  нехватки  кислорода  и  удушья, нарушений сердечной

деятельности, тошноты  и  рвоты, различных  видов двигательных  нарушений  и

мышечной напряженности, болей и тремора.

     Довольно  часто  в  ходе  психолитической терапии с  использованием ЛСД

случалось,  что  пациенты  выходили  за  пределы  психодинамического уровня,

однако  не разрешали  многие  из своих психопатологических симптомов  до тех

пор, пока не прорабатывали материал,  связанный с  перинатальными матрицами.

Чтобы достичь длительного разрешения, а не  временной ремиссии клаустрофобии

или заторможенной депрессии, представлялось необходимым пройти через матрицу

"отсутствия  выхода".  Часто   острые  суицидальные   устремления  полностью

исчезали  после  того,  как пациенты прорабатывали и усваивали перинатальный

материал. Несколько  человек,  прошедших сквозь процесс  смерти-возрождения,

независимо друг от друга заявили, что  их былые суицидальные наклонности  на

деле были непонятным стремлением к

     *  Полезные,   а  также  отрицательные  стороны  действия  ЛСД-сеансов,

включающих  в  себя  активизирование  перинатальных  матриц,  были  подробно

описаны Станиславом Грофом в книге "Области человеческого бессознательного".

Практическое  руководство  с  целью  добиться  максимума пользы  и свести  к

минимуму   риск,   скрытый   в    психоделическом    процессе    переживания

смерти-возрождения, в общих чертах будут изложены в следующей книге.

     преодолению  эго.  Поскольку  в   то   время  такое  понимание   у  них

отсутствовало,  они избрали в объективной реальности ситуацию весьма  схожую

со  смертью   эго,   а   именно:  физическое  самоуничтожение.   Переживание

психологической  смерти и возрождения  обычно уничтожает или резко ослабляет

суицидальные  побуждения и мысли. Мощные  агрессивные  и  саморазрушительные

позывы были  сняты в ходе многих драматических эпизодов переживания процесса

смерти-возрождения. Кроме того, после смерти эго, человеческое существование

часто воспринимается на более широком фоне. Какими бы  сложными ни казались,

с объективной точки зрения, жизненная ситуация и создавшиеся обстоятельства,

самоубийство больше не представляется решением проблемы.

     В нашей работе с  алкоголиками  и наркоманами,  употреблявшими  героин,

наблюдаемая  картина походила  на  то, что происходило у лиц с суицидальными

наклонностями.  Лежащие  в  основе  этих  состояний  побудительные  причины,

подобны, и  с определенной  точки  зрения, алкоголизм и  наркомания являются

формами замедленного самоубийства.

     У  тех,  кто  принимал ЛСД  и  пережил  глубокое  чувство  космического

единства,  зачастую развивалось  негативное отношение к состояниям сознания,

вызываемого опьянением или наркотиками. В  ходе исследования "Спринг Гроув",

в  котором  число  ЛСД-сеан-сов   было  ограниченным,  среди  алкоголиков  и

наркоманов, принимавших героин, четко проявилась тенденция к отходу от своей

привычки в результате одного сеанса,  проводимого с применением высокой дозы

препарата. В  более свободных  лечебных  условиях, существовавших в Пражском

научно-исследовательском институте психиатрии,  где было возможно проведение

серий ЛСД-сеан-сов, полная проработка перинатального  материала в нескольких

случаях приводила  к устойчивому воздержанию и глубокой перестройке личности

у алкоголиков и наркоманов.

     Прозрения  этих  пациентов,  касавшиеся  природы  их привычек,  подобны

прозрениям,  имевшим место у лиц с суицидальными  наклонностями.  Пережив  в

ходе сеансов чувство космического единства, они осознали, что то, к чему они

стремились,  было  трансцендентностью,  а  не  наркотическим  дурманом.  Они

увидели    определенное   искусственное    сходство    и   взаимопересечение

одурманивания,  вызываемого  алкоголем или героином, с  ощущением  единства,

активизированным  ЛСД, и  начинали  понимать, что  их  стремление  к  вину и

наркотикам основывалось на смешении этих двух

     состояний.  Компоненты,  видимо,  общие  для  этих  двух состояний,  --

уменьшение  или   исчезновение  различных  болезненных  эмоций  и  ощущений,

равнодушие к  прошлому  и  будущему  и  нерасчлененное  состояние  сознания.

Однако,  с  другой  стороны, многие  существенные  характеристики  состояния

единства   не  являются   частью  переживаний,   вызываемых  алкоголем   или

наркотиками.   Вместо   состояния   космического   сознания   во  всей   его

бесконечности  наркотики  и алкоголь создают карикатуру, достаточно похожую,

чтобы обмануть и  склонить к их  регулярному  злоупотреблению вкусивших  их.

Повторяющийся  прием приводит  к биологической  привязанности к препарату  и

наносит употребляющему его физический, эмоциональный и социальный ущерб.

     После  опыта смерти  это  злоупотребление алкоголем или наркотиками,  а

также  суицидальные   тенденции   воспринимаются  как   трагическая  ошибка,

являющаяся следствием неузнанной, неправильно  истолкованной духовной тяги к

трансцендентности. Наличие сильных чувств подобного рода, сколь  невероятным

это  не  показалось  бы  знакомым со стилем жизни  и поведения наркоманов  и

алкоголиков,   может   быть   проиллюстрировано   статистическими   данными,

полученными во  время психоделической  терапии. В ходе  проводимых в клинике

"Спринг  Гроув" исследований  алкоголики и наркоманы показали самый  высокий

процент   мистических  переживаний   из   всех  изучавшихся  групп,  включая

невротиков, специалистов по психогигиене и умирающих.

     Символическая   встреча   со   смертью  также  оказывает   значительное

воздействие  на  агрессивность и  садомазохизм.  Активизация разрушительного

потенциала личности  является  одним из важнейших  аспектов борьбы  смерти и

возрождения. Сцены  насилия  и  массового  уничтожения,  наряду  с  образами

садомазохист-ских  оргий,   являются  постоянными  элементами  перинатальных

разверток. В них собирается и разряжается огромное количество разрушительной

энергии, и  в результате  резко снижаются агрессивные чувства  и побуждения.

Переживание   же   возрождения,   как   правило,   сопровождается   любовью,

состраданием и уважением к жизни.

     Проявления острых психотических состояний часто напоминают  переживания

в ходе различных трансформирующих событий ритуального характера, которые  мы

уже описывали  выше. Многие  шизофреники  проходят  через суровые испытания,

включающие в себя крайние степени физических и ментальных страданий, глубокое  сознание  абсурдности   бытия,   многочисленные   картины  смерти,

уничтожения мира и даже космических катастроф. Адские пытки и столкновения с

демонами  иногда  сменяются  переживаниями  возрождения и воссоздания  мира:

Аналогично, разрушительные и  саморазрушительные  побуждения,  озабоченность

биологическими субстратами и скатологические интересы наряду с концентрацией

на  триаде  смерть-рождение-секс  --  весьма  частые  явления у  этих людей.

Видимо,   важной  составной   частью   шизофренического  процесса   является

активизация  перинатального  уровня  подсознания   внутренними   и  внешними

факторами неизвестного характера. В то время как в ходе ритуалов  и в рамках

пси-ходелической   терапии   глубинное   содержание   подсознания  намеренно

активизируется   с  духовными  или  лечебными   целями  в  организованном  и

защищенном окружении,  у  больных шизофренией  все это  происходит стихийно,

чаще всего принося им  вред.  Новое понимание  процесса  шизофрении  недавно

привело к терапевтическим усилиям, нацеленным на проведение этих людей через

их переживания до  конечной, объединяющей частные проявления стадии,  вместо

того,  чтобы  подавлять  и  пытаться  держать  под  контролем  психотическую

симптоматику*.

     Материал,  полученный  в ходе  клинических  исследований  психоделиков,

антропологические  и  исторические  данные, касающиеся обрядов  перехода,  а

также  изучение  протекания  шизофрении   доказывают   важность  смерти  для

человеческой психологии и психопатологии. Причина психологического  значения

проблемы смерти кроется не в осознании  интеллектом факта бренности и знании

о  неизбежности  кончины, а  в существовании  значимых хранилищ  переживаний

смерти   в  нашем   подсознании.   Как  субъ-ективное,   так  и  объективное

исследование данных областей  осложняется тем, что  при  нормальных условиях

перинатальные

     *   Заинтересованный  читатель  найдет   дополнительную  информацию   о

параллелях, существующих между шизофренией и процессом посвящения, а также о

новых подходах к этому заболеванию  в книгах и статьях  Р.-Д.  Лэйнга, Джона

Перри,   Мориса   Раппопорта   и  Джулиана  Силвермэна.  Применение   опыта,

полученного в  ходе  исследований ЛСД, для понимания  шизофрении,  наряду  с

описанием    некоторых    первоначальных    экспериментов    по   проведению

психоделической терапии  пациентов, находящихся  в  психотическом состоянии,

будут подвергнуты обсуждению в будущей книге.

     энергии  ограждены  крепкими  барьерами, охраняющими  эго от их прямого

воздействия.

     Лицо,  испытавшее смерть  и возрождение  в ходе сеанса,  ретроспективно

понимает, что сознание  смерти  постоянно  существовало в нем в течение всей

предыдущей  жизни в смягченной форме  или  же в форме многих ее производных.

При нормальных обстоятельствах подсознательная  уверенность в смерти незримо

присутствует во всевозможных  человеческих отношениях и  поведении. Когда же

система барьеров, обычно ограждающая эго от перина-тального уровня, начинает

распадаться или частично нарушается,  эти компоненты  проникают в сознание и

пробуждают  различные  невротические  и  психосоматические  реакции.  Полный

развал оградительной системы  проявляется  в психотических  эпизодах, в ходе

которых содержание перинатальных матриц  целиком поглощает  эго и становится

для индивида эмпирическим миром.

     Одним из наиболее распространенных способов защиты себя от болезненного

воздействия  перинатальных компонентов  является  то, что  лица, принимавшие

ЛСД,  обозначают  как  "механистический" подход к существованию. Проживающие

жизнь  подобным  образом,  испытывают глубокое  чувство недовольства собой и

ситуацией, в которой  находятся, в результате основная часть  их размышлений

направлена на прошлое и будущее. Они постоянно пережевывают прошлое, сожалея

о принятых когда-то решениях, мечтая о том,  что могло  бы быть, поступи они

лучшим   образом,  либо  подвергая  свои  действия   моральной  оценке.   Их

неудовлетворенность  настоящим  приводит  к   возникновению   компенсаторных

фантазий,  в которых осуществляется желаемое или они  строят  преувеличенные

планы, касающиеся будущих успехов.  Вне  зависимости от достижения того, что

должно  было  принести  удовлетворение, испытываемая  ими горечь  и ощущение

неисполнения желаемого  остаются  и  требуют разработки  новых  честолюбивых

целей и планов. Такая  постоянная ориентация на  будущие достижения  названа

философами-экзистенциалистами "автопроецированием". Подобный цикл никогда не

завершается и лишь увековечивает неудовлетворение, ибо люди, подпадающие под

эту категорию, неверно понимают природу своих потребностей и концентрируются

на внешних  заменителях, будь то деньги, положение,  слава  или  сексуальные

достижения. Можно всю жизнь провести подобным образом,  стремясь к различным

видам  деятельности,  которые,  однако, по  завершении никогда  не  приносят

ожидаемого

     удовлетворения.   Зачастую  такая  ситуация  сопровождается   ощущением

бессмысленности  бытия  и неспособности наслаждаться плодами  своего  труда.

Человек, попавший в порочный круг подобного  рода, как правило, страдает  от

острого сознания краткости человеческой жизни в свете  всего, что можно было

бы испытать и следовало бы сделать.

     Тот, кто прошел сквозь  психологическую смерть и возрождение, понимает,

что  позитивное  отношение  к  жизни  и  глубокое  ощущение  смысла   своего

существования не зависят от сложных внешних обстоятельств. Они  представляют

собой  изначальное  состояние  организма  и  способ  пребывать  в  мире,  не

зависящий,  за   исключением  некоторых  крайних  случаев,  от  материальных

обстоятельств жизни. Когда присутствует это фундаментальное принятие  жизни,

то  даже  самые скромные  условия  существования  могут  восприниматься  как

стоящие. Когда же его нет, никакие успехи  во внешнем мире не могут даровать

его.  Оно  возникает  в   ходе  глубокого  самоисследования   и   внутренней

трансформации.

     Хотя   проявление  феномена   смерти-возрождения   вероятнее   всего  в

специально спланированных и организованных структурах, типа обрядов перехода

или психоделической терапии, глубокие переживания этого феномена порой могут

происходить  спонтанно  либо вследствие тривиальных событий  повседневности.

То,  что глубокие эпизоды  смерти-возрождения способны иметь место вне рамок

их специального программирования и без применения мощной техники, нацеленной

на смену уровня сознания, указывает в гораздо большей степени,  нежели  наши

собственные наблюдения, на существование матриц в  человеческом подсознании,

порождающих подобные явления.  Поскольку  спонтанное  переживание  смерти  и

возрождения имеет столь непосредственное отношение к нашему  обсуждению,  мы

приведем в виде примера описание происшествия, имевшего место в жизни одного

хорошо   известного  психолога.  Событие,  ретроспективно   описываемое  им,

произошло, когда ему был двадцать один год.  Оно оказало мощное и длительное

воздействие на его личную жизнь и профессиональную деятельность.

     Все началось, когда  я  был  на  вечеринке в Сан-Франциско.  Женщина, с

которой я встретился в тот вечер, предложила покататься. Когда мы подъезжали

к мосту "Золотые ворота", она упомянула о том,  что мы едем на "Мерседесе" с

убирающимся верхом. Женщина сказала, что иногда, пересекая мост, она убирает

верх машины, откидывается на

     сиденье и  смотрит в небо. Она уже чуть не погубила себя этим. Когда мы

подъехали  к мосту, она  убрала верх и предложила  мне  откинуться назад  на

сиденье и смотреть в  небо на  звезды. Я  еще  помню,  как краем глаза видел

тросы,  поднимающиеся к  первым опорным  стойкам моста.  Я смотрел на каждую

стоику;  вертикали   были  ярко   освещены  и   выглядели  золотыми  нитями,

поднимающимися  к  звездам. Когда мы подъехали к первой стойке, я  окинул ее

взглядом, и внезапно  у меня возникло  ощущение, что  что-то тянет  меня  за

лицо,  рот,  вытягивая до уровня  стоек  моста. Я ощутил как  бы  мгновенное

расширение во все стороны. Помню также, что, приблизившись к следующему ряду

стоек, я ощутил сдавливание,  словно что-то втягивало  меня  обратно в тело,

как джина в бутылку. Чувство легкости и полета  было чарующим  переживанием.

Затем  я осознал,  что сижу в  машине и смотрю через убранную  крышу наверх.

Когда мы подъехали ко второй опорной стойке, я почувствовал сильнейший порыв

веселья, легкости и снова мог краем глаза видеть тросы, сходящиеся ко второй

стойке моста. Меня снова стало  тащить наружу, и на этот раз возникло четкое

чувство, что я действительно вытягивался из  тела. Я  ощущал, как поднимаюсь

все  выше  и  выше,  пока, наконец,  не  смог  смотреть  с  вершины моста на

двигавшиеся внизу  подо  мной машины. Мне казалось,  что  движение вверх все

ускоряется и продолжается  уже за пределами стоек моста. Я  начал спрашивать

себя,  что  же здесь происходит,  что я  делаю,  что случилось.  Я мгновенно

получил   ответы,  а  затем  у  меня  возникло  ощущение  все   возрастающей

экзальтации,  расширения  во  все  стороны  и  ответов,  приходящих  еще  до

формулирования  вопросов.  Я продолжал ощущать  экзальтацию  и расширение до

того мига,  когда  почувствовал беззвучный белый взрыв, вот я уже расширялся

во все стороны в виде чего-то, подобного мягкому белому свету. Я чувствовал,

что достиг бесконечности, и знал все, что можно было знать, и на все вопросы

был ответ.

     Вот  что  я  пережил.  То, что я собираюсь изложить ниже,  было позднее

передано  мне спутницей. Она рассказала: когда мы подъехали к первой опорной

стойке,  я  застонал,  и  она  оглянулась.  Когда  подъехали  ко  второй,  я

неожиданно  вскрикнул. Она сказала, что было криком  не боли, а экзальтации.

На  моем  лице было завороженное выражение, и  тело  очень напряжено. Другой

частью  переживаемого в тот  момент  было  ощущение,  что, пребывая в  ясном

пространстве, заполненном белым светом,  мне почудилось какое-то замедление,

что-то вроде  космического монотонного звучания. В  машине же в  тот момент,

видимо,  происходило  следующее:  когда  я  закричал,   женщина  обернулась,

сбросила  газ, и  мотор  стих.  Мне показалось тогда,  что  я  умер.  Я  был

полностью, абсолютно  и совершенно  убежден, что умер,  что  это случилось в

мгновенье ока, что произошла автомобильная катастрофа, а я мертв -- ведь все

в моей христианской традиции  утверждало: ты  видишь Бога  лишь тогда, когда

умер. В тот миг я ощущал и каким-то образом знал, что нахожусь в присутствии

Бога, потому и пришел к выводу, что я должен быть мертв.

     Неожиданно  в  момент  мысли  о  смерти  я  сильно испугался. Помню это

сжимающее  чувство  страха.  Я  ощущал  себя как  бы  джинном, всасываемым в

малюсенькую холодную бутылочку. Я почувствовал себя

     стягивающимся, пока  не стал  твердым,  холодным,  тяжелым  и  подобным

мрамору, а затем обнаружил,  что вновь  нахожусь в теле, очень  даже в теле,

ощущая боль в суставах, холод и зажатость.  Я посмотрел на спутницу, которая

сидела за рулем, и, казалось, между нами пролегали мили пути. Размеры машины

казались  колоссальными,  и женщина превратилась в какую-то каменную, серую,

холодную фигуру, весьма похожую на труп. Все вокруг виделось неодушевленным,

мертвым  и холодным. В этот момент я  подумал,  что скончался, что произошла

очень  тяжелая  автомобильная  авария  и  что  я резко перешел в  посмертное

состояние. Я думал: чтобы убедиться в своей смерти, мне пришлось бы испытать

падение  машины  с  моста,  хруст  металла,  который  будет рвать мою плоть.

Внезапно осознав, что  совершать всего этого в страхе и  терзаниях мне будет

не нужно, я почувствовал, как вновь возношусь в белое сияние, ощущая покой и

экстаз. В этот момент, как сказала позже спутница, я начал рыдать, повторяя:

"Почему -- я?".  Не  -- "Почему я умер?", а -  "Почему мне, почему мне  дано

было все это пережить?".

     Изучение  смерти  имеет  ключевое  значение  для осознания  психических

процессов. Нет  никаких  сомнении  в  том,  что истинное понимание  религии,

мистики, шаманизма,  обрядов,  перехода или  мифологии  было невозможно  без

близкого знакомства с переживанием смерти  и  процессом  смерти-возрождения.

Эти сведения важны для углубленного понимания природы  душевных расстройств,

особенно  шизофрении.  Игнорирование  перинаталь-ного  и  трансперсонального

уровней  подсознания  неизбежно  приводит   к  искусственным  и   искаженным

представлениям о строении человеческого сознания, к фрагментарному пониманию

характера эмоциональных расстройств,  к  ограничению  возможностей  лечебной

практики.

     Понимание  психологического  смысла  смерти  не  должно  сопровождаться

негативными  ассоциациями. Серьезное  символическое  соприкосновение с ней в

хорошо организованных  и  обеспечивающих поддержку условиях может привести к

весьма полезным результатам и служить  средством  преодоления как негативных

представлений   о   кончине,  так   и   связанного  с   нею  страха.   Такое

соприкосновение  может  привести  к  лучшему  эмоциональному  и  физическому

функционированию,   большей  степени   самореализации,   а   также  к  более

удовлетворительному и гармоничному приспособлению к процессу жизни.

     Смерть    и   жизнь,    обычно   рассматриваемые   как    несовместимые

противоположности,  представляются  на  деле  взаимозависимыми.  Полноценное

существование,  наполненное сознанием  каждого мига жизни, ведет  к принятию

смерти и примирению с

     ней. С  другой  стороны, подобный  подход к человеческому существованию

требует, чтобы мы смирились с  нашей смертностью  и бренностью бытия. Данное

положение представляется сутью  древних мистерий, различных  видов  духовной

практики и ритуалов перехода.

     Раввин Гершель Лимон, участвовавший в  нашей  обучающей психоделической

программе  на основе  ЛСД,  так выразил свое  исключительное проникновение в

существо этих диалектических взаимоотношений жизни и смерти. Во время выхода

из ЛСД-сеан-са, в котором он пережил сокрушительное столкновение  со смертью

с последовавшим  чувством духовного возрождения, ему  вспомнилось  известное

изречение,  высказанное  пятьсот  лет   назад  Леонардо  да  Винчи.   В  час

наступления  кончины Леонардо подвел  итог своему отношению к  той богатой и

плодотворной жизни,  которую он прожил, сказав: "Я  думал, что я  живу, но я

только  готовился  умереть". Рабби  Лимон, описывая  пережитую им  во  время

ЛСД-сеанса борьбу смерти и  возрождения,  так перефразировал слова Леонардо:

"Я думал, что я умираю, но я только готовился жить".