1. Ничье пространство - ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР. Микроструктура общения- Кроль Л.М., Михайлова Е.Л.

Хотя пространство общения не принадлежит никому, у каждого человека существует некая область, которую он ощу­щает как "свою" и носит с собой всегда. По форме это что-то вроде пузыря (bubble), размеры которого примерно соответст­вуют пространству, которое можно очертить вокруг себя не­напряженной, то есть не до конца распрямленной, рукой. Гра­ницы "пузыря", естественно, невидимы. И тем не менее, мы что-то чувствуем, когда некто вторгается в наше личное про­странство, и должны были бы что-то чувствовать при пересе­чении чужих "границ".

Реальность "пузырей" хорошо бывает видна в лифте, где поднимается человека три. Физически никто друг другу не мешает, не задевает локтем или сумкой – все стоят на некотором расстоянии. И тем не менее, стоят слишком близко для посторонних людей – "пузыри" пересекаются. Отсюда и нелов­кость поз, и очень занятное поведение: кто-то вни­мательно рассматривает панель с кнопками (то-то интересный объект для наблюдений, и к тому же такой новый!), кто-то задолго до своего этажа на­чинает бренчать ключами в кармане, кто-то "глу­боко задумался". Каждый сообщает своим поведе­ние сразу две вещи: а) для него желателен мини­мальный контакт и б) он не намерен доставлять неудобства другим, увеличивая интенсивность и без того вынужденного общения. Стоит одному пас­сажиру выйти, как остальные почувствуют себя чуть лучше: перенесут вес на более "удобную" но­гу, выдохнут, слегка отстраняются друг от друга, отпустят прижатые к бокам локти – уровень пси­хологического комфорта увеличится.

Езда в транспорте, даже и не переполненном, утомляет нас не только тряской и шумом, но и тем, что там чужие люди находятся в вынужденной близости. Кстати, грамотное проек­тирование любых общественных мест – ресторанов, библио­тек, театров – обязательно учитывает "территориальные пре­тензии" людей. И, безусловно, они должны учитываться при организации пространства делового общения.

Следует отметить, что у разных людей "пузыри" разные, да и у одного и того же человека ощущение величины и замк­нутости собственного пространства меняется в зависимости от ситуации, самочувствия и реальных партнеров.

Спокойный, уверенный в себе человек меньше озабочен неприкосновенностью своих "границ" и, как правило, меньше отгораживается всякого рода прикрытиями – столами, пустыми стульями вок­руг себя в большой аудитории, зонтом, портфелем и прочим "реквизитом". Люди склонные к некото­рой экспансии, "расширению своих границ" или желающие что-то в этом роде продемонстрировать, часто сообщают об этом далеко вытянутыми нога­ми, рукой, положенной на спинку соседнего си­денья в кино или самолете, как бы случайными прикосновениями к окружающим вещам. Тот, кто переоценивает значительность и статус партнера по общению (или просто побаивается его), обычно приписывает ему большее личное пространство – об этом напоминает и старинное выражение "дер­жаться на почтительном расстоянии".

E.T.Hall (и вслед за ним многие другие авторы) выделяет четыре типа расстояния для общения, каждый из которых под­разумевает определенные отношения близости или дистанци-рования. Интимное расстояние (от непосредственного физиче­ского контакта до 40-45 см) подразумевает общение тесное и близкое, хотя не обязательно позитивно окрашенное: это мо­гут быть вовсе не объятия и не возня с ребенком, а своеобразная близость, скажем, дерущихся подростков. Для интимного рас­стояния характерно, что впечатления о партнере оказываются не только визуальными, а и тактильными, и кинестетическими и т.д.

Кажется, что вне близких отношений люди друг друга не касаются – и, однако, это не так. Даже в умеренно свободном вагоне метро мы прекрасно отличаем мягкое прикосновение (кончиками пальцев, обычно чуть выше локтя), означающее просьбу освободить проход, и отодвигание нас (с той же целью) просто как физической преграды; одни люди прекрасно лави­руют даже в давке и как-то умудряются избегать бессмыслен­ных физических контактов, а другие и в достаточном про­странстве то ли сами путаются под ногами, то ли норовят налететь на других. Это все прикосновения, так сказать, не от хорошей жизни, возникающие из-за городской скученности: их главный психологический (коммуникативный) смысл со­стоит как раз в отрицании ненужного физического контакта (он есть, но он ничего не означает, он вынужденный, вы позво­лите пройти?).

Но даже на городском фоне, не располагающем к добро­вольным контактам с посторонними, нет-нет да и дотронешься до чьего-то рукава, благодаря за объяснение, прикосновением привлечешь чье-то внимание, чтобы обратиться с вопросом, поставишь ладонь с медяками, чтобы кто-то сам набрал на размен двушек, инстинктивно подхватишь поскользнувшего­ся. Среди "умеренно знакомых" людей прикосновений боль­ше: здесь и рукопожатия, и любезное поддерживание под ло­коть (сугубо символическое и не означающее вовсе, что парт­нер разваливается на части), и всякого рода полушутливая возня. При всех различиях и оттенках общая функция таких "обращенных" прикосновений – усиление контакта, причем с акцентом на его эмоциональной, персональной, заинтересо­ванно-теплой стороне.

Когда человек пытается быть особенно убеди­тельным –не логически, а на уровне просьбы "вой­ти в положение" – он часто "подключает" прикос­новение к своему красноречию, причем прикасает­ся к руке или рукаву собеседника обычно в моменты интонационного ударения, тем самым как бы креп­че впечатывая в душу партнера "ключевые слова". Прикосновение может усиливаться и даже иногда заменять извинение, просьбу, благодарность, при­давая им более личный, доверительный характер: в самом деле, много народу сразу не потрогаешь – человек, к которому обращаются с "трогатель­ным" (!) сопровождением, невольно чувствует себя выбранным из прочих, отмеченным. (В одном из экспериментальных исследований, описанных в об­зоре G.Edinger и M.Patterson, девушка обращалась в большом супермаркете к разным людям, мужчи­нам и женщинам, с одинаковой просьбой: дать ей монетку для телефона-автомата. При этом к одним людям она в момент просьбы слегка прикасалась, а к другим – нет; монетка была получена у 51% "тронутых" и только у 29% тех, кого просили "без рук"; пол и возраст оказались неважны).

Существенной чертой "правильного" прикосновения в об­щении с посторонним человеком является его нейтральность, ненавязчивость. Легкие, малозаметные прикосновения оказы­вают довольно сильное воздействие на впечатление, произво­димое человеком. Один из изящных экспериментов, посвя­щенных этой зависимости, проводился американскими иссле­дователями в университетской библиотеке: девушка, выдавав­шая книги, "невзначай" прикасалась к одним посетителям и не трогала других – само собой, пол, возраст, расовая принад­лежность, статус и прочие паспортные данные обеих групп были учтены при обработке результатов. Всех, кто побывал в тот день в читальном зале, под видом очередного социологиче­ского опроса проанкетировали; в анкетах нужно было оценить сотрудников библиотеки по ряду параметров (деловым качест­вам, интеллектуальным возможностям, доброжелательности, внешним данным и т.п.). То, что библиотекарша показалась "тронутым" более красивой и доброй, еще можно как-то объ­яснить на уровне здравого смысла; но вот почему она показа­лась им также более умной и профессионально пригодной?

Второй любопытный факт, зафиксированный в этом иссле­довании, состоял в том, что большую разницу в оценках в зависимости от "случайного" прикосновения продемонстриро­вали женщины.

И, наконец, третье – не столь уж неожиданное, но важное наблюдение, свидетельствующее, кроме всего прочего, о хоро­шей организации эксперимента и незаурядных актерских дан­ных девушки: мало кто из опрошенных вообще что-то заметил – то есть, прикосновения к рукам и одежде действительно были как бы случайными, удачно стилизованными под естест­венные. Переработка же информации, повлекшей за собой явные различия в оценках у "тронутых" и "нетронутых", про­исходила без всякого осознавания. В жизни это тоже обычно происходит так. Если в ситуации просьбы партнер немного "перестарался" и возникло ощущение нажима, то есть не бег­лого, скользящего прикосновения, а хватательного, с попыт­кой манипулировать рукой, менять ее положение, – реакция может быть и обратной: боже, какой назойливый человек, что он в меня вцепился, как бы от него отделаться?

У очень многих людей прикосновение вообще вызывает настороженность – чаще всего это те, для кого вообще всякое сокращение психологической дистанции затруднительно и связано с тревогой – те, кто трудно знакомится и еще труднее переходят на "ты", болезненно относятся к пристальному взгляду, панически боятся показаться смешными и т.д. Как правило, компетентный в общении человек в состоянии инту­итивно решить, кого можно и нужно трогать, а кого этим мож­но напрячь и даже оттолкнуть. Особенно внимательно следует отнестись к этим оттенкам, когда партнер моложе, зависим и теоретически не может уклониться от прикосновения, даже когда оно неприятно.

Многим знакома ситуация с подрастающими детьми близких друзей или родственников: до ка­кого-то возраста им нравится, когда их с симпатией трогает хорошо знакомая тетя или дядя. В один прекрасный день в ответ на точно такое же погла­живание по голове или по щеке подрастающий че­ловеческий детеныш вдруг делает резкое движение в сторону и застывает с упрямым, смущенным и сердитым видом. (Родителям хорошо знакома та­кая неожиданная неласковость детей, когда они на­чинают тяготиться тем, что с ними обращаются как с "маленькими"). Интерпретация одностороннего физического контакта как напоминающего о раз­нице в статусе, видимо, в этом возрасте и формиру­ется, причем особенно резкую реакцию протеста вызывают прикосновения "без спросу" к лицу и волосам.

Бывают социальные ситуации, когда именно эта функция прикосновения – функция указателя статуса – выступает на первый план, и от того, кто кого "похлопает по плечу" и тем самым проявит явное или скрытое доминирование, зависят отнюдь не "чувства", а распределение ролей.

Грозный профессор в развевающемся белом ха­лате быстро идет по коридору "своей" клиники с явным намерением учинить разнос. Больные, мед­сестры, врачи – все на свой лад "играют короля", демонстрируя различные знаки зависимости: голо­вы склоняются ниже к бумагам, авторучки пишут быстрее, походки становятся более "деловыми" и деревянными, взгляд – ускользающим, как если бы за каждым и в самом деле водились ужасные прегрешения... В целом все эти знаки создают не­противоречивую, внутренне упорядоченную кар­тину ситуации, где а) право доминирующего лица проявлять агрессию подтверждается; б) его статус и "страшность" несколько утрируются, потому что он явно этого хочет; в) активность в возможном контакте резко поляризуется – все участники, кроме одного, могут только отвечать, реагировать.

В середине коридора профессор почти налетает на молодого врача, недавно работающего в клинике и, видимо, еще не усвоившего правил игры. Вопрос: "Почему Вы не на рабочем месте?" – сопровожда­ется угрожающим "нависанием", сокращением расстояния и длительным пронизывающим взгля­дом; громкость и артикулированность вопроса та­ковы, что любой ответ будет казаться беспомощ­ным блеянием. Молодой доктор спокойно, как бы рассеянно отвечает: "Вызвали в одиннадцатую те­рапию" и, в этой же интонации извинившись, поправляет торчащий воротничок крахмального ха­лата профессора, который незаметно для себя зада­ет следующий вопрос куда более мирным тоном. (Ни в коем случае не следует понимать этот пример как совет: только очень неуверенный в себе руково­дитель так легко "прокалывается" в ответ на мел­кий несловесный знак, не подтверждающий его ста­тус).

Личное (персональное) расстояние может достигать 120см; физический контакт не обязателен. Это – оптимальные дис­танции для разговора, беседы. Хотя номинальный "размах" в пределах персонального расстояния всего около 75 см, вариа­ции в этих пределах могут быть бесконечно разнообразными, от вежливого "пребывания в одном пространстве" до теплого интереса к собеседнику, от раздражения до сочувствующего любопытства. Как правило, люди, общающиеся на таком рас­стоянии, как-то друг к другу относятся. Даже если на самом деле они друг другу не очень интересны, расстояние как бы само по себе обязывает их быть хотя бы светски-внимательны­ми.

Обратите внимание, как естественна реплика вполголоса, обращенная к случайно оказавшемуся рядом постороннему человеку, вместе с которым мы наблюдаем какое-то уличное происшествие или рассматриваем афишу – стой он немного дальше, желание что-то сказать вряд ли бы возникло. Даже спрашивая время на улице, люди обычно придер­живаются персонального расстояния, придавая тем самым вопросу характер личной, то есть адресован­ной именно этому партнеру, просьбы.

Социальные расстояния располагаются в промежутке от 120 до 260 см. Такая дистанция наиболее удобна для формаль­ного общения всех видов и окрасок. Наконец, публичное рас­стояние характерно для общения, в котором не так уж важно, кто именно перед нами – лицо или лица могут выделяться, но все же это не определяет ситуацию. Таково, например, обще­ние докладчика с аудиторией.

В реальной жизни, как всегда, появляется много оговорок и осложнений, делающих эту классификацию менее жесткой и надежной. Во-первых, люди в процессе общения могут переме­щаться относительно партнера, и это не всегда соответствует усилению или ослаблению контакта. Во-вторых, человек мо­жет выражать увеличение или уменьшение личной заинтере­сованности, "персональности" в общении иными средствами, почти не пользуясь возможностью что-то сообщить с помощью расстояния. Тем не менее некоторые закономерности сущест­вуют и должны учитываться. Так, в целом люди все-таки стре­мятся быть поближе к тем, кто им нравится, чьей оценкой они дорожат, на чью поддержку рассчитывают.

Кроме того, тот, кто легче меняет дистанцию общения, обычно воспринимается как более авто­ритетный, свободный, имеющий право определять роли остальных. Трудно представить себе подчи­ненного, который, отвечая на вопрос руководителя, начинает спокойно прохаживаться по комнате, то подходя к начальнику близко, то удаляясь от него: это явный "перехват" доминирующей роли, равно­сильный объявлению во всеуслышание, кто здесь на самом деле главный.

Кроме расстояния как такового, в организации и анализе взаимодействия очень важно пространственное расположение партнеров. Так, следует помнить, что люди, разместившиеся друг против друга (даже волей случая или из-за имеющейся расстановки казенной мебели), легче переходят в отношения конфронтации, борьбы, чем при других вариантах расположе­ния в пространстве. Слова "противник", "противный" и "на­против" имеют один корень неспроста. Наиболее нейтральным является взаимное расположение партнеров по общению под каким-либо углом, с тем, чтобы они сами могли регулировать степень обращенности друг к другу.

В микроструктурном тренинге общения, напри­мер, есть такое внешне простое упражнение: все участники группы, разделившись попарно, молча и сосредоточенно пытаются определить особенности взаимного размещения в пространстве, оптимального для их контакта на данный момент и приемле­мого для обоих. Со стороны это похоже на некий странный танец: четверть шага назад, пауза, едва заметное изменение ракурса взаимного расположе­ния, маленькое движение в сторону, еще одно – возвращение к невидимой оси, которая "держит" пару...

Когда получено более или менее отчетливое впечатление, пары распадаются, возникают новые, и так далее, пока каждый не получит возможность поработать с каждым. Такое углубленное вчувствование плюс возможность осознанного сравнения впечатлений от разных людей доступны, видимо, только в тренинговой группе. Оказывается, что при внимательном и непредвзятом наблюдении за тем, как распоряжаются пространством разные люди, начинают угадываться даже такие особенности их коммуникативного почерка, которые непосредст­венно не представлены. Не раз оказывалось, что после серии подготовительных игровых упражне­ний участники занятия могут довольно точно опи­сать, скажем, чье-то жилье или рабочий кабинет, легко и с удовольствием погружаясь в мир "малых пространственных привычек" владельца и неза­метно переходя к их интерпретации.

То, как человек организует пространство своей комнаты или кабинета, может довольно много о нем рассказать: ведь тем самым он создает "предлагаемые обстоятельства" для потен­циальных партнеров по общению."... Я всегда придавал своей комнате более важное значение, чем другие люди. Значитель­ная часть наших идей зависит от ее расположения. Она, так сказать, второе наше тело..." (Г.К. Лихтенберг).

В одном кабинете, где стоит заваленный книга­ми старинный стол, которому не помешала бы ре­ставрация, пара красивых разномастных стульев и мягкий кожаный диван, каких когда-то водилось по учреждениям немало, и в другом, где во всю длину расположен Т-образный "стол для руководителей" (это изделие в ведомостях именуется именно так), гудят люминесцентные лампы и тянется наискосок красная синтетическая дорожка, обозначая путь возможного посетителя – так вот, в этих двух ка­бинетах обитают, конечно же, два совершенно раз­ных начальника.

Как писал в своем "Искусстве беседы" Андре Моруа: "Стиль мебели тоже по-своему влияет на характер беседы. Глубокие английские кресла располагают к полунемой дремо­те; стулья с жесткими спинками побуждают к остроумию; ди­ваны, на которых можно удобно развалиться, способствуют сердечным признаниям. Взоры собеседников, расположив­шихся на таком диване, не встречаются, что действует благо­творно на застенчивые натуры, а близость расслабившихся тел навевает чувственные воспоминания". Разумеется, это так не только в отношении салонных ситуаций, о которых идет речь у Моруа, и ряд примеров можно было бы продолжить.

Осознавать особенности своего коммуникативного про­странства и обращать внимание на то, как распоряжаются им разные люди, довольно трудно, хотя, возможно, и легче, чем управляться с остальными четырьмя каналами несловесного общения. Относительная эта легкость связана с тем, что про­странство в конце концов все-таки ничье – наше умение или неумение с ним "ладить" воспринимается не так остро, как трудности и проблемы в тех деталях коммуникативного почер­ка, которые "ближе к телу".

В частности, любопытно бывает понаблюдать, насколько организованное кем-то пространство об­щения и сопутствующие физические обстоятельст­ва принимаются другими участниками взаимодей­ствия и как они решают микропроблемы этого пла­на. Иногда можно видеть чье-то отчетливое неже­лание "тонуть" и "расплываться" в мягком кресле – по тем или иным причинам человек удерживает более высокое и выпрямленное положение, допу­скающее большую свободу "углового маневра", и, кроме того, потенциальную возможность быстро уйти из ситуации.

Другим примером может служить привычка не­которых людей обязательно переставить любой стул, прежде чем сесть: это может никак не быть связанным с расстоянием до партнера по общению и физическим комфортом, а играть, скорее, роль своеобразного маленького ритуала освоения нейт­рального или чужого пространства, его символиче­ской организации "для себя". С этой точки зрения становится психологически понятным поведение любезного хозяина, собственноручно усаживаю­щего гостя: здесь дело, конечно, не в пустяковом усилии, затрачиваемом на перемещение стула. Смысл сообщения – "я организую это пространст­во для Вас".