Ю.Л. Качанов. РЕЗЕРВЫ И ТУПИКИ МАРКСИСТСКОЙ СОЦИОЛОГИИ: ЦЕЛОСТНОСТЬ И ТОТАЛИЦИЗМ* - СОЦИО-ЛОГОС - Неизвестен - Философия как наука

* © Ю. Л. К а ч а н о в.

Бытие социального процесса есть реальность, данная в мыш­лении, но тем не менее имеющая доказуемое объективное значе­ние. Социология усматривает свои собственные определения в этом бытии. Предмет социологии обнаруживает себя не как неопределен­ная в бытийном отношении активность познания, но как конкретное существование. Поэтому исходной точкой социологического анализа должен быть не некий фундаментальный принцип, а невыводимая из принципов «фактичность». Началом развертывания социологи­ческой теории выступает «само непосредственное» — специфичес­кая определенность социального процесса, как он выделен в качест­ве предмета социологического познания на данной исторической стадии развития. То, что мы пытаемся познать, в некоторой степени нам уже известно, поэтому ориентиром социологической теории является нечто, заключающееся в самом процессе познания.

Бытие социального процесса не выступает чем-то «положен­ным» индивидами. Несводимым к полаганию моментом человечес­кой коллективности является ее фактичность. Укорененность общест­ва в бытии позволяет интерпретировать рефлексивность социологи­ческой теории как ее «открытость» этому бытию. Поэтому бытие социального процесса в «нормальной» социологической теории не есть нечто сначала определенное, а потом открываемое: «откры­тость» означает возможность единства бытия до разделения на противоположность субъекта и предмета.

Понятие бытия социального процесса как «прафеномен» социо­логических понятий доказывает единство общества и научного знания. Предметом марксистской социологии фактически является не «социальный процесс», а определенный вид реальности — систе­ма общественных отношений. Конечно, не дело саморефлексии социологии отвечать на вопрос, что есть общество. Но ее обязан­ность — объяснить, как связаны или как должны быть связаны со­циологические понятия с фундаментальной онтологией.

Развитие социологических понятий во многом определяет уро­вень разработки научных проблем, реальные возможности социологии в анализе социального процесса. По этой причине концеп­туальный инструментарий социологии нуждается в постоянном внимании как самих социологов, так и методологов науки. То, что ка­залось простым, интуитивно ясным, в результате рефлексии за­частую оказывается сложным и проблематичным. Мы попытаемся продемонстрировать это на примере понятия «образ жизни».

Образ жизни относится к социологическим понятиям, раскры­вающим деятельный аспект социального процесса. В этом плане он отражает формы и способы жизнедеятельности как общества в целом, так и отдельной личности. Согласно общепринятой в марксистской литературе точке зрения, необходимость понятия образа жизни всякий раз ощущается там, где анализ социального процесса развертывается в границах непосредственно фиксируемой картины общественной жизни как целостного единого потока кон­кретных действий людей. Образ жизни придает существованию общества индивидуальные черты и соединяет личность с обществом, т. к. непосредственная деятельность людей в значительной мере предопределена условиями, созданными прошлой деятельностью, среди которых главная роль принадлежит общественным отноше­ниям. Понятие образа жизни акцентирует единство деятельности и общественных отношений, способ интериоризации индивидом со­циальных условий своего существования.

Даже беглое знакомство с обширной литературой, посвященной образу жизни, позволяет сделать вывод о противоречивости его природы: с одной стороны, проблемным полем данного понятия служит непосредственное эмпирическое осуществление жизнедея­тельности людей, а с другой — логика познания образа жизни рас­крывается на основе теоретического отражения общества как це­лостности.

Понятие «целое» часто встречается в социологическом словаре К. Маркса. Так, предметом исследования в «Капитале» служит общественно-определенное «производство индивидов», выступаю­щее «органическим целым» (Totalitat). Органическая целостность («тотальность») есть такое конкретно-историческое единство, в ко­тором каждый из его моментов (предметно-вещественные компо­ненты общества, индивиды, их деятельность и отношения) обуслов­лен в своем существовании другими и конкретно-исторические формы существования которого предстают как результат взаимо-полагания и соотнесенности как этих моментов между собой, так и их определенных состояний во времени. Органическая целост­ность обладает субстанциональным характером и не может рас­сматриваться в отвлечении от своего субстрата. При этом целое, части которого находятся в упорядоченной, субординированной связи, обладает такими характеристиками, которых нет ни у каж­дого в отдельности, ни у их суммы, но которые возникают в результате их взаимодействия.

Реальность, отражаемая понятием «органическая целостность» («тотальность»), есть в первую очередь множество — единство от-дельностей, имеющих собственную структуру. «Тотальность» необ­ходима К. Марксу для следующего: если обществу дается характе­ристика тотальности, то началом и основанием мысли об обществе будет само целое; общество (органическая целостность) мыслит­ся в виде множества связанных определенным образом частей, его специфика есть главным образом специфика образующих ансамбль отношений.

Механизм превращения ансамбля общественных отношений в органическую целостность предстает в социальной философии марк­сизма как универсальное разделение труда, обусловленное порожде­нием общественных потребностей и развитием предметного содер­жания деятельности. На определенном историческом этапе, в своем зрелом виде ансамбль общественных отношений представляет со­бой существенную и всеобщую форму деятельности общества, всеобщий способ организации и функционирования совокупной деятельности людей. В качестве закона организации целостности общества ансамбль отношений есть всеобщий способ дифференциа­ции и кооперации деятельности общностей и индивидов, а в ка­честве закона функционирования целостности он постоянно воспро­изводится как необходимое условие и предпосылка деятельности людей в обществе. В социологической теории ансамбль общест­венных отношений играет роль своего рода «кристаллизации», «квинтэссенции» социума: он выступает как историческая форма, фиксирующая определенную ступень развития человеческой дея­тельности, выражающая ее специфическую, историческую опреде­ленность.

Иными словами, органическая целостность полагается фунда­ментальной реальностью общества, через которую можно объяс­нить все остальное. В русле такой методологии задача социологии заключается не в том, «чтобы прийти к целостности общества, исследуя связь отдельных его сфер, которые при таком подходе полагаются изначально самостоятельными, но напротив — вывести из движения целого специфику его составляющих...»1.

Использование понятия образа жизни дает возможность объ­яснить органическую целостность во всем многообразии обществен­ных и межличностных отношений людей, которые характеризуют общество как исторически определенный тип и способ многообраз­ной человеческой жизнедеятельности. Стало быть, образ жизни отражает личностно-деятельный срез существования общества и в силу этого выступает как система жизнедеятельности. В качестве способа жизнедеятельности образ жизни реализуется посредством определенного отношения человека к миру и обществу. Основой такого отношения является трудовая деятельность — практическая, предметно-продуктивная деятельность, выполняющая функции вос­производства условий совместного существования людей.

Трудовая деятельность — источник, предпосылка и условие су­ществования общества. Трудовая деятельность является простей­шим и исторически первым моментом по отношению к другим сторонам и связям общества, ибо эти стороны отношения и связи возникли, развивались и заняли соответствующее место в общест­венной целостности под непосредственным воздействием трудовой Деятельности, ее изменения и развития. Именно поэтому возможно, выявив трудовую деятельность как основу и представив ее в разви­тии, объяснить из нее другие стороны общественной жизни и уста­новить между ними необходимую взаимозависимость. Но только объяснить, так как между видами деятельности не могут быть установлены отношения «непосредственной выводимости», связи «простого», переходящего в «сложное». Здесь мы сталкиваемся с проблемой логически последовательного развертывания одновре­менно существующих, взаимополагающих определений образа жиз­ни, между которыми нет и не может быть хронологически изме­ряемой абсолютной первичности.

Общественные формы и предметные виды деятельности высту­пают важнейшими моментами общественного разделения деятель­ности, которое развивается в двух направлениях — в направлении расширения сферы деятельности человека и возникновения новых способов ее общественной организации. Исследование на этом уров­не абстракции процесса предметного содержания трудовой деятель­ности, положенной в границах определенного способа производства, привело К. Маркса к выводу, что разделение совокупного общест­венного труда на фиксированные его формы и виды «постоянно приводится к своей общественно пропорциональной мере», которая выражает историческую необходимость распределения труда в опре­деленных пропорциях и существует всегда в определенной общест­венно-исторической форме, обусловленной способом общественного производства2. Совокупность типических видов деятельности общ­ности, общества в целом — моментов естественно выросшего об­щественного разделения деятельности — и составляет предмет по­нятия «образ жизни».

Таким образом, мы видим, что идеализация целостности, прису­щая исходным положениям социологической теории, передалась внутритеоретическими отношениями следования более отдаленным утверждениям: для того, чтобы выделить образ жизни в качестве самостоятельного предмета исследования, мы вынуждены (вслед за К. Марксом) прибегнуть к представлениям об «общественно пропорциональной мере» деятельности, которая, в свою очередь, выражает всеобщий и универсальный характер разделения деятель­ности, целостность системы общественных отношений и т. д.

В литературе целостный подход к образу жизни обосновы­вается особенностями социальной жизни, однако он связан не только с тем, что отражает социологическая теория, но и с тем, как, в каких концептуальных формах она это делает. В границах тотальности образ жизни как бы автоматически конституируется в качестве целостности. Действительно, образ жизни принято оп­ределять как целостную систему повторяющихся, устойчивых спо­собов жизнедеятельности3. Считается, что его характеристики рас­крывают определения общественной целостности, т. е. определения общественных отношений4. В исследовании образа жизни речь идет прежде всего о проявлении общественной целостности в по­ведении личностей как социально-типичном, социально-устойчивом в «повседневной действительности» или «обыденной жизни»5.

Каковы же ближайшие следствия того, что образ жизни концеп-«ализирован как целостность? Образ жизни един, включая в то же пемя в себя многообразие видов деятельности. В нем нет ничего, кроме видов деятельности, и вместе с тем он не равен их внешнему, механическому сочетанию. Образ жизни существует только в кон­кретных видах деятельности и через конкретные виды деятельности как воплощенный в них; он отражает определенный класс взаимо­связанного множества деятельности, важным признаком которого является законченность, завершенность. Данным понятием подчер­кивается относительная устойчивость системы деятельности в обществе; оно отображает единонераздельность и внутреннюю взаимозависимость многообразия видов деятельности.

В действительности система деятельности в обществе есть не только исторически сложившаяся цельность, но исторически же сформировавшаяся расчлененность, различие и отдельность. Цело­стность выступает как взаимодействие «жизненных процессов ин­дивидов», которое превращает их в моменты единства. В этом понимании образа жизни центральным элементом является связь, образующая целое из входящих в нее отдельных деятельностей. Реальность образа жизни, расчлененная на множество взаимно друг друга дополняющих и взаимно друг от друга зависящих, а поэтому и скрепленных воедино видов деятельности, — вот целое.

Взаимовлияния и взаимозависимость отдельных моментов фик­сируются в понятии образа жизни и прямо — посредством представ­лений о дифференциации и кооперации деятельности, и косвенно — через анализ условий, отражающих конкретную обусловленность какой-либо деятельности результатами предшествующей деятель­ности других людей или социальных общностей. Органическая це­лостность общества, с которой мы начали анализ, не исчезла, не нейтрализовалась в «производном» от нее образе жизни — недаром совокупность типичных видов деятельности раскрывается как обла­дающая внутренним единством. Можно сказать, что мы с уровня общих опосредований перешли к непосредственной жизни, но в качестве предмета исследования по-прежнему выделяется целост­ное явление. Вместе с тем необходимо отметить, что образ жизни не есть именно тотальность: если органическая целостность в про­цессе самополагания и самоотнесения создает предпосылки, условия и средства своего осуществления, то целостность образа жизни представляет собой скорее необходимое условие и предпосылку,но не источник и причину его существования. Целостность лишь задает образу жизни структурные рамки, обусловливает его устой­чивость: различные виды деятельности релятивизируются, образуя субординированное и координированное множество внутри связи. Целостность образа жизни выступает как бы «системой координат» Для своего объяснения. Она в себя вбирает: во-первых, конкретный исторический предмет исследования — образ жизни, которому присущи органичность взаимосвязи, внутренней взаимообусловленности различных видов деятельности, что делает применение редукционистских способов исследования неэффективным; во-вторых, представления о полноте охвата явления и вместе с тем о его сущ, ности, структуре, противоречиях, процессах развития и т. д.

Стало быть, понятие образа жизни вычленяет строго опреде­ленный слой деятельности бытия общества — слой устоявшихся отношений, существенным признаком которого выступает взаимо­действие, взаимное обусловливание всех составляющих его отдель­ных деятельностей. Каждая деятельность в такой модели образа жизни является и предпосылкой, и результатом всех остальных. Образ жизни предстает как воспроизводящий себя деятельный процесс, в котором конечный момент как бы смыкается с исходным, возобновляя движение целостности снова.

Связи и отношения так же реальны и объективны, как и от­дельные целостности. Нет особой сферы целостности образа жизни вне реальных деятельностей, как нет и видов деятельностей вне сферы отношений целостности. Исследование образа жизни не мо­жет ограничиваться определенностью отдельной деятельности, пе­речислением (пусть даже совершенно полным) видов деятельности, присущих данному субъекту, одного за другим.

Множество отношений видов деятельности по сравнению с мно­жеством изолированных деятельностей имеет одну особенность. Если в множестве «атомарных» деятельностей одна переходит в другую с исчезновением одной из них, то в целостности образа жизни они существуют одновременно. Если в первом случае вид деятельности определяет себя через другой, оставаясь сам со­бой, то во втором их определенность устанавливается из взаимного единства в целостности.

Познание целостности образа жизни осуществляется не столько прослеживанием отношений каждого вида деятельности, сколько выделением типа отношений, общих сторон. Характер этих отноше­ний, тип их субординации позволяет отразить образ жизни в его полноте, во всем объеме, в системе взаимосвязанных определе­ний. Количественным аспектом целостности образа жизни высту­пает степень целостности, которая определяется величиной зависи­мости видов деятельности друг от друга, глубиной и разнообра­зием их дифференциации.

Развитие понятийного аппарата сложным образом связано с развитием самого социологического знания. В процессе концепту­ализации многообразие образа жизни приобретает органическое единство, выражаемое такими категориями, как «целое», «целостность». Теоретические конструкции, позволяющие строить единое описание образа жизни и согласовывать средства исследования, вы­ступают сегодня в качестве оснований данной области социологии. Но экспликация целостности образа жизни — довольно сложная задача. Трудности возникают при попытке ясно и обоснованно выразить единство многообразия образа жизни как целостность. Для того чтобы перейти от общих рассуждений об органическом целом образа жизни к более глубокому пониманию его структуры) надо раскрыть, «додумать до конца» теоретическую логику марк­систской социологии.

Хотя этот круг вопросов является относительно традиционным, переосмысление традиционных взглядов имеет не меньшее, а может быть и большее значение, чем изучение новых проблем. В соци­ологии такое переосмысление особенно важно, т. к. формирую­щимся сегодня теориям зачастую недостает саморефлексии и самокритики. Поэтому и в современных условиях действительный процесс социологического познания может «облачаться в форму критики образования понятий»6.

Дальнейшее логическое осмысление категориального содержа­ния образа жизни должно быть связано с изучением проблемы развития. Каждый из видов или устойчивых способов жизнедея­тельности, входящих в образ жизни, имеет свое, особенное на­чало, но как части целого они имеют общее начало — трудовую деятельность. Однако трудовая деятельность сама по себе не отра­жает развития совокупности видов деятельности в целостность. В образе жизни все виды деятельности являются моментами из-за тождественности их результирования при всем внешнем раз­личии. Например, политическая, бытовая и потребительская дея­тельность как таковые и как моменты образа жизни — далеко не одно и то же. В качестве моментов они теряют самостоятельность, переходя друг в друга; в образе жизни они взаимовлияют, взаимо-определяют друг друга. Понятие целостности как раз и отображает единство переходов образа жизни в совокупность моментов, сту­пеней единого процесса и превращение последних в строение образа жизни. При рассмотрении образа жизни разные виды дея­тельности равнозначно реальны. Они выражают образ жизни как процесс и потому являются его моментами. Реальность целостнос­ти заключена не в трудовой или бытовой деятельностях, а в дви­жении от одной к другой.

Различные виды деятельности в составе образа жизни соотносят­ся друг с другом не в качестве чего-то самостоятельного и неза­висимого; напротив, каждый из них находится в процессе перехода от самого себя к другому виду деятельности. Поэтому, например, трудовая и потребительская деятельности суть моменты целостнос­ти. Это предполагает, что любой из видов деятельности в его внут­ренней форме может быть поставлен в структурные отношения с Другими моментами образа жизни. Вне данных отношений нельзя понять взаимодополнительность отдельных деятельностей в целост­ности образа жизни.

Целостность образа жизни позволяет отразить в определенной структуре отношения видов деятельности и их субъектов. В свою очередь, элементом образа жизни, который в процессе историческо­го развития превращает содержание устойчивых способов жизне­деятельности в целостность, является трудовая деятельность. На основе разделения труда и его общественной формы образ жизни организуется в целостность. Трудовая деятельность испытывает «обратное влияние образа жизни и всех его частей (видов деятельности), но не определяется ими, выступая самообусловливающим началом образа жизни: если нет первопричины, то нет и развития, которое, исходя из первопричины, конституирует связь историчес­кого процесса образа жизни. Понять целое образа жизни — значит раскрыть закономерности развития, приведшие к такому результату Переходя в производственные отношения и вновь формируясь в этих отношениях, трудовая деятельность существует всегда в осо­бой, реальной исторической форме. Она развертывает содержание образа жизни и фиксирует его в определенном соотношении устой­чивых способов жизнедеятельности. Целостность же есть способ су­ществования сущности образа жизни посредством отношений к са­мому себе — посредством системы отношений видов деятельности.

Целостность не обусловливает образ жизни, скорее образ жиз­ни через целостность обусловливает сам себя: детерминация обра­за жизни целостностью есть не что иное, как опосредованная целостностью детерминация образа жизни трудовой деятельностью. Отдельные виды деятельности получают свое системное качество не от целостности образа жизни, а от трудовой деятельности, но посредством этой целостности.

Следовательно, целостность образа жизни есть на самом деле не взаимодействие отдельных деятельностей, а процесс порождения и созидания себя как целостности реальным субъектом. На преды­дущем этапе рассмотрения образа жизни мы не фиксировали спе­цифической определенности каждого вида деятельности. Естествен­но, что для социологического мышления, не раскрывшего природу образа жизни, все виды деятельности относительно равноправны. Исследовав же роль трудовой деятельности, мы можем утверждать, что целостность образа жизни не есть система, сформированная взаимной обусловленностью равнозначных деятельностей, каждая из которых может возникнуть из разных оснований. Парадоксально, но в целостности образа жизни трудовая деятельность представ­ляет сущность всех других деятельностей.

Исследование природы трудовой деятельности позволяет понять природу всех остальных моментов образа жизни, специфику каждо­го из них. Будучи специфичными, все остальные деятельности в составе целостности образа жизни в основе тождественны трудо­вой деятельности и восполняют ее как недостающие моменты. Целостность образа жизни является относительно завершенной конкретной формой развития трудовой деятельности. В составе образа жизни трудовая деятельность есть часть, которая по сути равна целому.

Конечно, в реальной жизни это не совсем так, но таковы дале­ко идущие следствия методологических установок, лежащих в осно­вании концепции органической целостности: единство непременно берет верх над многообразием.

Мы выделили два возможных уровня рассмотрения целостности образа жизни. На первом из них образ жизни предстает как взаимодействие отдельных видов деятельности, как постоянно воспроизводящий себя циклический процесс. Такая концепция соот­ветствует, условно говоря, системному подходу. Системные представления обеспечивают адекватное отражение целостности образа жизни на эмпирическом уровне, фиксируя слой устоявшихся от­ношений видов деятельности — непосредственно данную созерца­нию «поверхность», для которой характерно взаимное обусловли­вание частей единого явления. С точки зрения системной методоло­гии образ жизни как целостность, выражая своеобразие составля­ющих его видов деятельности, в свою очередь отражается в них, преобразует их в соответствии со своей интегративной определен­ностью. Образ жизни, как его описывает системный анализ, не представляет собой ничего иного, кроме специфического синтеза отдельных типичных видов деятельности и их реальных взаимо­действий; данное понятие выделяется как форма человеческой деятельности, форма предметности человеческих сил. Отношение образа жизни (целое) и видов деятельности (части) непосредствен­но: поскольку образ жизни складывается из устойчивых видов деятельности, взятых в единстве с условиями их осуществления, а эти виды деятельности «пребывают» в образе жизни, то в цикличес­ком процессе его осуществления «конечная» часть смыкается с «ис­ходной», возобновляя свое движение.

На втором — «диалектическом» — уровне рассмотрения целост­ность образа жизни раскрывается как развитие. Для «диалекти­ческого» мышления сущность конкретной реальности образа жиз­ни — это развивающееся произведение моментов целостности. Мо­менты — качественно выделенные виды деятельности — существу­ют и различимы в целостности, но не обладают самостоятель­ностью. В трудовой деятельности, которая есть развивающееся и конституирующее начало целостности, и происходит включе­ние в образ жизни нового содержания. В качестве момента тру­довая деятельность входит в систему образа жизни, образован­ную ею самой, а в качестве начала она равна целостности. Трудо­вая деятельность относится к целостности как звено в цепи разви­тия и может как сама пояснять образ жизни, так и поясняться им.

Нетрудно заметить, что подобная диалектика «растворяет гете­рогенное в монистическом мышлении»7. Методологический просчет данного подхода в том, что он абсолютизирует частный способ мышления — «тоталицизм», оправданный в биологии, но не всегда правомерный за ее пределами. Ядром «тоталицистской» установки в социологической теории является утверждение «целое больше сум­мы частей», которое из результата познавательного процесса пре­вращается в его начало. Реальность — «явление образа жизни» — выводится как из основы, из тотальности. Оно означает, что всеобщее онтологически предшествует особенному, а логическое превалирует над историческим.

Теоретический фундамент «системной» концепции целостности ориентирует на выделение типичных, устойчиво повторяющихся типоов взаимодействия слагающих образ жизни отдельных деятельностей и, как следствие, на познание состояния, а не развития. Итогом исследования здесь выступают абстрактно-общие определения образа жизни, пригодные для нужд классификации или непосредственно практического использования. «Системная» логика вполне работоспособна, но только на уровне явления, а не сущности Этот ограниченный рамками преимущественно эмпирической науки тип мышления не в силах раскрыть сущность и развитие образа жизни. Системный подход постигает внутренние закономерности целостности в форме внешней фиксации образа жизни, ибо берет виды деятельности лишь как данные и существующие, как «атомы».

«Диалектическое» мышление, напротив, не оставляет виды дея­тельности в их наличности и самостоятельности, а рассматривает в генезисе и движении, обращая их тех самым в «моменты» образа жизни. Целостность вбирает в себя виды деятельности, ставит их в отношения субординации и детерминации с трудовой деятельно­стью. Поскольку образ жизни есть определенное обособленное яв­ление, постольку он не может сосуществовать с моментами, а «снимает» содержание последних в себе. Если в случае «системной» модели отдельные деятельности были «атомами» образа жизни, не­посредственно данного как целостность, то в «диалектической» модели они являются моментами особой индивидуальной целост­ности, выступающей, в свою очередь, лишь моментом тотальности. Вместе с понятием и темами, вовлекаемыми ею в социологическое мышление, «тотальность» конструирует модель образа жизни, не совпадающую с эмпирической действительностью, но и не огра­ничивающуюся пределами идеального.

В онтологическом обосновании «тоталицизма» можно выделить две его важнейшие предпосылки. Первая заключается в том, что «социальный организм» характеризуется специфическими свойст­вами и законами, которые не присущи отдельным его элементам. Вторая предпосылка является обобщением того факта, что все су­ществующее в обществе является результатом развития от простого к сложному. В такой форме онтологические предпосылки «тотали­цизма» ни у кого не вызывают сомнений и вместе с тем не специфичны для социологии.

Что же превращает антиредукционизм в «тоталицизм»? Ви­димо, в марксистской социологической теории есть некое фунда­ментальное онтологическое положение, которое как раз и задает характерный «масштаб абстракции». К сожалению, низкий уровень методологической рефлексии современной теории маскирует дейст­вительную проблему, переводя ее в плоскость философского на­четничества. «Цитатная наука» ищет «не там, где потеряла, а там, где светло». Между тем базовая абстракция марксистской социоло­гии вовсе не «материалистическое понимание истории», а определенное концептуальное представление бытия объекта исследова­ния — общества. Прежде чем «понимать» что-либо тем или иным образом, надо вычленить предмет научного изучения. Предметом марксистской социологии является не просто «общество», но об­щество в качестве специфического вида реальности — системы об­щественных отношений. Здесь следует подчеркнуть, что такой под­ход к предмету социологии не есть нечто уникальное и из ряда вон выдающееся, т. к. большинство немарксистских теорий тоже вы­деляют социальные взаимодействия (а именно этот смысл вкладывается в «общественные отношения»)   в особый вид реальности.

В марксистской социологической теории именно общественные отношения образуют социальную действительность; они есть приро­да любого общества, его сущность. А комплекс принципов и кате­горий, известный под названием материалистического понимания истории, субординирует совокупность общественных отношений, выделяя в качестве ведущих, определяющих отношения производст­ва. В свою очередь, согласно К. Марксу, содержанием историчес­кого процесса развития общественного производства является вза­имодействие его моментов, модифицирующее предпосылки и их взаимоотношения в целостность. Поэтому вся совокупность общест­венных отношений также приобретает качество «тотальности». Поскольку общественные отношения в своем генезисе и истори­ческом развитии предстают как процесс обмена деятельностью между людьми, осуществляемый в результате кооперации этой дея­тельности, постольку система совокупной деятельности общества «получает» от ансамбля отношений свойства целостности.

Понятие тотальности общества возникло в один из решающих моментов развития марксистской теории и стало, по сути, ответом на вопрос, может ли социальное познание объяснить общество исходя только из него самого, из его собственных законов? Концеп­туализировав общество как совокупность отношений, К. Маркс тем самым, во-первых, выделил социальную действительность как осо­бый вид действительности и, во-вторых, положил начало классичес­кому «социологизму», раскрывающему сущность социальной дейст­вительности исключительно через внутреннее соотнесение ее эле­ментов.

Что означает «социологизм» для социологической теории? На­пример, качественная специфика социальных предметов по сравне­нию с природными есть нечто ненаблюдаемое. Согласно Марксу, лю­бой социальный предмет является носителем общественных от­ношений. Качества социальных предметов как бы «навешиваются» на некоторую ненаблюдаемую «основу», которая отлична от них и находится «за» ними. Напротив, если предположить, что за свойст­вами социальных предметов нет никакой отличной от них субстан­ции, то любой предмет предстанет как система взаимосвязанных свойств. Единство свойств социальных предметов и будет тогда той «основой», из которой они «складываются». Но социологизм ут­верждает, что исходными понятиями выступают «структуры», об­щественные отношения по поводу предметов, а не сами предметы. Таким образом, социологизм — это «сильная версия» социального, социальное как таковое, положенное в основание социологической теории.

Констатация единства вещей и общественных отношений без вы­яснения главной стороны, основы этого единства, есть формальный акт. Социальный предмет предстает перед нами как совокупность многих качеств. Каждое из этих качеств принадлежит не только отдель­ному социальному предмету, но и «распределено» среди множества Других предметов, структур человеческого существования, форм сознания и т. д., выступая в виде их взаимных отношений. Если эти качества и отношения целиком свести к отдельному социаль­ному предмету, то они исчезнут, так как они существуют только «за счет» множества социальных предметов, общественных отноше­ний и т. д., и, следовательно, социальный предмет станет замкну­той монадой. Если же свести социальный предмет целиком к ка­чествам и общественным отношениям, то станет ненужным сам предмет, т. к. действительным содержанием будут отношения и ка­чества.

С точки зрения социолога-эмпирика тотальность общества пред­ставляет собой лишь онтологическое допущение. Итак, в основа­нии концепции образа жизни покоится своеобразный факт без фактов, категория, которая указывает на бытие общества, но не соотносится непосредственно с эмпирией. Для того чтобы объяснить образ жизни через ансамбль общественных отношений, необходимо обобщить первое понятие и конкретизировать второе. В противном случае «тотальность» превращается в метафизическую реальность, имеющую отличное от конкретных деятельностей существование и лишь «системно детерминирующую» их. Легко видеть, что подоб­ная методология в сущности низводит образ жизни до положения некоторого горизонта непознанного, окружающего находящуюся в фокусе исследования «тотальность» общества.

Среди советских ученых-обществоведов до сих пор бытует убеж­дение, идущее от Г. Лукача, что деалектика — это «логика тоталь­ности»8, которая характеризуется как «предпосылка познания дей­ствительности»9. Например, М. К. Мамардашвили выдвигает в ка­честве одного из принципов сознания следующий: «... в устройстве мира есть особые «интеллигибельные» (умопостигаемые) объекты (измерения), являющиеся в то же время непосредственно, опытно констатируемыми, хотя и далее неразложимыми образами целостностей, как бы замыслами или проектами развития»10.

Утверждение о предпосылочном для социологического мышле­ния характере понятия органической целостности стоит, по наше­му мнению, в одном ряду с известным положением И. Канта о том, что разум видит только то, что он создает по собственному плану. Диалог умозрения с самим собой очень скоро превращается в мо­нолог спекулятивного мышления, подменяющего объективно-истин­ное мышление лихорадочным воображением. Дело не в том, что «целостность» плоха. Проблема заключается не столько в «сквер­ной Философии, сколько в неспособности социологов однозначно интерпретировать фундаментальную онтологическую модель.

До сих пор мы строили изложение таким образом, что не выска­зывали своего отношения к существующим концептуальным разра­боткам проблемы целостности. Принимая наличные подходы как некую данность, мы стремились лишь артикулировать их, придать большую определенность, додумать до конца. В нашей работе нет онтологической уверенности. Имея готовый «ответ» на все, мы тем не менее спрашиваем вновь и вновь, причем делая это не в просве­тительских целях, не для других, но в первую очередь для себя. Быть может, специалисты в теории образа жизни упрекают нас в неадекватности отражения авторских концепций, использовании приема ad absurdum. Действительно, доведенное нами до проти­воположности различие между «системным» и «диалектическим» подходами к целостности образа жизни в литературе только лишь намечено. Но именно неотрефлексированность позиций большинст­ва исследователей представляет собой главный порок советской теоретической социологии.

Предположим, что мы фиксируем образ жизни как нечто целое, а затем приступаем к определению составляющих его видов дея­тельности. Эти определения, далее, служат для нас лишь отправным пунктом исследования указанных видов деятельности как относи­тельно самостоятельно существующих целостных процессов, а впоследствии сами виды деятельности расчленяются на собственные части и т. п. Подобный регресс есть не что иное, как «отрица­тельное отношение образа жизни к себе», т. е. образ жизни, обна­руживающий себя в деятельности и в ее условиях, в сознании и т. д., и, наоборот, сознание, условия, деятельность и т. д., «погружаю­щиеся» в образ жизни. Образ жизни детерминирует деятельность и через эту детерминацию возвращается к самому себе, т. к. он одновременно и продукт деятельности. Опосредованность образа жизни и его деятельного проявления состоит в том, что он обуслов­лен исторически конкретной системой общественных отношений. Будучи итогом длительного исторического процесса, образ жизни не есть нечто такое, что обусловливает себя в самом себе. Его со­держание определено извне — всей социальной системой, и в этом заложено отличие образа жизни как общественного результи-рования от абстрактной целесознательной деятельности.

Инвариантный элемент образа жизни — принцип связи видов деятельности друг с другом ( и непосредственно, и через условия), т. е. отношение между ними, всеобщий обмен деятельностью и ее результатами. Но было бы неверным понимать образ жизни в виде некоей модели общественных отношений. Деятельность не детерми­нируется однозначно образом жизни — одно предполагает другое, и наоборот. Образ жизни одновременно и посредник и результат совокупной деятельности, и в таком качестве он регулирует индиви­дуальную деятельность и формирует интегративную определен­ность системы деятельности. Образ жизни не есть нечто неизмен­ное, пребывающее в обществе; он должен осмысливаться в роли «процессирующего», т. е. как развивающаяся система конкретных социальных взаимодействий. Образ жизни представляет собой кон­цептуализацию, понятийное описание имманентных форм реали­зации деятельности в условиях социокультурной регуляции.

Образ жизни есть то, что предполагает и обусловливает дея­тельность, а деятельность есть то, что предполагает и обусловли­вает образ жизни, т. е. здесь мы обнаруживаем то, что предполага­лось известным, и узнаем лишь формальное различие между обра­зом жизни и деятельностью как между непосредственным и опосре­дованным. Подобный тавтологический характер рассуждения продиктован не логической ошибкой, не дефектом мышления, а стремлением на первом этапе теоретического исследования выделить из всеобщей взаимосвязи социальных явлений определенный пред­мет — образ жизни, а это можно сделать лишь при помощи замкну­тых конкретных рассуждений. Правда, в пределах подобных замкну­тых логических конструкций многого нельзя объяснить, и в пер­вую очередь — эмпирически очевидного факта развития образа жиз­ни. Исходя из определений деятельности, ее превращают в нечто самостоятельное, и поэтому образ жизни становится производным. В силу того, что данные определения выделены из явления, они полностью соответствуют ему, и поэтому образ жизни может быть легко «выведен» и «обоснован» с помощью такого формального понятия. Естественно, что образ жизни превратился бы в пустую фразу, если бы вместо того, чтобы изучать виды деятельности в их единстве, придумывали для их объяснения «образы».

Поэтому следует фиксировать такое отношение между образом жизни и деятельностью, когда в качестве факторов, обусловливаю­щих деятельность, указываются моменты, отличные от тех, которые имеются в содержании деятельности. Здесь образ жизни и деятель­ность различаются уже не как непосредственное и опосредованное, а как то, что деятельность осуществляется постольку, поскольку в содержании деятельности имеются моменты, отличные от содер­жащихся в образе жизни. Указанное различие — фундаментальная сторона образа жизни — раскрывает многообразие определений сущности деятельности. В этом плане образ жизни и деятельность соотносятся между собой случайным и внешним образом, т. к. в каж­дом фиксированном случае возникает проблема выделения из мно­жества определений того, которое обусловливает данную особен­ную деятельность.

Зафиксированное выше отрицательное соотношение образа жиз­ни с самим собой снимает внешний характер отношений между различными определениями деятельности, утверждая необходимую связь между образом жизни и деятельностью. Поскольку основани­ем этого единства служит невыводимая из теоретических положе­ний фактичность, постольку образ жизни представляет собой ее обоснованное производное. Иными словами, объяснение деятель­ности через имманентные формы ее осуществления — это следствие того, что она есть род сущего и вместе с тем пространство сущест­вования, и представляет собой не что иное, как ее категориальное описание. С помощью понятия образа жизни многообразие прояв­лений деятельности ставится под знак общего концептуального ос­нования.

Изучая проявление образа жизни в тождестве и различии от­дельных видов деятельности, мы тем самым изучаем его самого. Образ жизни как отрицательное отношение с собой есть реальная система различий субъектов, которая актуализируется в процессе деятельности.

Как жизнь «соотносится с собой»?

Дело в том, что деятельностные различия субъектов образа жизни положены как определенные деятельности, как моменты, стороны образа жизни. Это означает, в частности, что различные деятельности изменяются по отношению друг к другу, и это изменение не может быть безразличным, внешним для образа жиз­ни. В той мере, в какой изменяется одна деятельность, изменяется другая, и наоборот. Но отношение деятельностей есть отношение субъектов. Поскольку различие в образе жизни оказывается разли­чием двух деятельностей, постольку оно является и различием двух субъектов. Образ жизни является здесь единством обоих (в общем случае — многих) субъектов.

Субъекты, если они выступают независимо друг от друга, не представляют собой полюсов отношения своих деятельностей. В этом случае образ жизни не существовал бы. Если субъекты взяты как изолированные, то целостность и единство образа жизни пред­ставляют собой лишь пустые названия. Но в силу того, что существу­ет целостность образа жизни, обе деятельности оказываются прису­щими обоим субъектам, обе деятельности распределяются меж­ду сторонами отношения, и каждая деятельность вступает в соот­ношение с другой деятельностью в образе жизни каждого субъекта.

В образе жизни субъекты нераздельны и каждый из них имеет реальность только в деятельностном отношении с другим. Деятель-ностная определенность каждого субъекта представляет собой субъ­ективную деятельность; она определяется данным субъектом. И поэтому каждый из субъектов находится в «деятельностном равно­весии» с другим. Однако это равновесие неустойчиво и непрочно. Изменение детельностей друг по отношению к другу есть реализа­ция образа жизни и в то же время развертывание его противо­речия — системы различий субъектов.

Образ жизни неотделим от деятельностного равновесия субъ­ектов. В этом смысле образ жизни есть деятельностный механизм снятия различий субъектов, то есть образ жизни представляет собой процесс разрешения своего внутреннего противоречия. Так как деятельностное равновесие само снимает свое противоречие, то оно перманентно переходит из одного состояния в другое. Это как раз и означает, что образ жизни есть отрицательное отноше­ние с собой.

Образ жизни внешним образом соединяет в некое целое сущест­вующих друг вне друга самостоятельных социальных субъектов. В образе жизни нет никакого другого содержания, кроме самого яв­ления.

Образ жизни есть отвлеченное понятие общего свойства соци­альных субъектов, собирающее все явления деятельности под одно общее понятие. Главное в определении — это связь с деятельностью. Ограничиваясь понятием образа жизни для характеристики деятельности социальных субъектов, мы тем самым выражаем свое не­знание сущности этих процессов. Образов жизни можно установить столько, сколько существует типов организации социального вза­имодействия субъектов. Точнее говоря, образ жизни обозначает наличие определенного типа организации социального взаимодействия. Образ жизни походит на идиоматическое выражение, полное смысла и глубины только в породившем его языке деятельности и целостности, но становящееся бессмысленным при дословном переводе.