Политическое поле и эффект гомологии - Социальное пространство и генезис классов - Пьер Бурдье - Философия как наука

Итак, следует ориентироваться именно на это поле символической борьбы, где профессионалы представ­ления (во всех смыслах этого слова) противостоят друг другу по поводу какого-то иного поля символической борьбы, если мы намерены, ничем не жертвуя мифоло­гии осознавания, понять переход от практического ощущения занимаемой позиции, которое само по себе может служить различным объяснениям, к чисто полити­ческим демонстрациям. Агенты, стоящие в подчинен­ной позиции в социальном пространстве, занимают ее также и в поле производства символической продук­ции, поэтому неясно, откуда они могли бы получить инструменты символического производства, необходи­мые для выражения их личной точки зрения на социаль­ное, если бы собственная логика поля культурного про­изводства и специфические интересы, которые в нем присутствуют, не имели бы своим следствием склонить фракцию профессионалов, вовлеченных в это поле, предоставить подчиненным агентам, на основе общно­сти их позиции, инструменты разрыва с представлени­ями, рождающимися из непосредственной сложности социальных и ментальных структур, которые стремятся утвердить постоянное воспроизводство распределения символического капитала. Феномен, который маркси­стская традиция определяет как "внешнее сознание", т. е. тот вклад, который некие интеллектуалы вносят в про­изводство и распространение — в особенности среди агентов, имеющих подчиненную позицию, — видения социального мира, отличного от господствующего, мо­жет пониматься социологически лишь тогда, когда учи­тывают гомологию между подчиненной позицией про­изводителей культурных благ в поле властных отношений (или в разделении труда по доминирова­нию) и позицией в социальном пространстве агентов, наиболее полно владеющих средствами экономическо­го и культурного производства. Однако построение мо­дели социального мира, которую утверждает такой ана­лиз, подразумевает резкий разрыв с одномерным и прямолинейным представлением о социальном мире, выражающемся в дуалистском видении, согласно кото­рому универсум оппозиций, составляющих социальную структуру, будет редуцироваться к оппозиции между собственниками средств производства и продавцами рабочей силы.

Недостаточность марксистской теории классов, и в особенности ее неспособность учитывать ансамбль объективно регистрируемых различий, является результа­том сведения социального мира к одному лишь эконо­мическому полю, которым марксистская теория приго­ворила себя к определению социальной позиции по отношению к одной лишь позиции в экономических отношениях производства, и игнорирования позиций, занимаемых в различных полях и субполях, в частно­сти; в отношениях культурного производства, так же, как и во всех оппозициях, структурирующих социальное поле и несводимых к оппозиции между собственниками и несобственниками средств экономического производства. Таким образом, эта теория привязана к одномерному социальному миру, организованному просто вокруг противоречия между двумя блоками (од­ним из ведущих становится вопрос о границах между этими двумя блоками, со всеми вытекающими из этого побочными бесконечно обсуждающимися вопросами, о рабочей аристократии, об "обуржуазивании" рабоче­го класса и т. п.). В реальности, социальное простран­ство есть многомерный, открытый ансамбль относи­тельно автономных полей, т. е. подчиненных в большей или меньшей степени прочно и непосредственно в сво­ем функционировании и в своем изменении полю эко­номического производства: внутри каждого подпрост­ранства те, кто занимает доминирующую позицию и те, кто занимает подчиненную позицию, беспрестанно вовлечены в различного рода борьбу (но без необходи­мости организовывать столько же антагонистических групп).                                    

Однако тот факт, что на базе гомологии позиций внутри различных полей (и того, что в них есть инвариантного, стало быть — общего, в отношении между господствующими и подчиненными) могут устанавли­ваться более или менее устойчивые союзы, основываю­щиеся всегда на более или менее сознательном недора­зумении, наиболее важен, чтобы разорвать круг символического воспроизводства. Гомология позиции между интеллектуалами и рабочими, занятыми в про­изводстве, когда первые занимают в поле власти пози­ции, гомологичные тем, которые занимают рабочие по отношению к позициям хозяев индустрии или коммер­ции в ансамбле социального пространства, лежит в ос­нове двусмысленного союза, в котором производители культуры (подчиненные среди доминирующих) предла­гают — ценой растраты накопленного ими культурного капитала — агентам, занимающим подчиненные пози­ции, возможность объективно представлять их видение мира и их представление о собственных интересах в объяснительной теории и в институционализированных инструментах представлений — профсоюзных ор­ганизациях, партиях, социальных технологиях мобили­зации и манифестации и т. п.

Нужно, однако, остерегаться трактовать гомоло­гию позиции — сходство в различии — как идентич­ность условий (так было, например, в идеологии "трех Р"—  хозяин, отец, профессор, развитой в движении гошистов в период 1968 года). Без сомнения, одна и та же структура, понимаемая как ин­вариант различных форм распределения, встречается в различных полях, что объясняет плодотворность мыш­ления по аналогии в социологии; как бы то ни было, по меньшей мере, принцип дифференциации каждый раз разный, как суть и природа прибыли, т. е. эконо­мика практики. В действительности, важно установить верную ранжировку принципов иерархии, т. е. разных видов капитала. Знание иерархии принципов деления позволяет определить ограничения, в которых действу­ют субординированные принципы, и заодно — ограни­чения подобий, связанных с гомологией; отношения других полей к полю экономического производства яв­ляются одновременно отношениями структурной го­мологии и отношениями каузальной зависимости; форма каузальных детерминаций, определенная струк­турными связями и силой доминирования тем больше, чем отношения, в которых они выражаются, ближе к отношениям экономического производства.

Следует анализировать специфические интересы, которые уполномоченные лица должны иметь, занимая данную позицию в политическом поле и в субполе пар­тии или профсоюза, и показывать все "теоретические" эффекты, которые они определяют. Большое число ученых дискуссий вокруг "социальных классов" (на­пример, о проблемах "рабочей аристократии" или о "кадровых специалистах") лишь бесконечно пересмат­ривают практические вопросы, что предписывается политическим властям: всегда лицом к требованиям практики (часто противоречивым), порождающим ло­гику борьбы внутри политического поля, как необходи­мости доказывать его значительность, или рождающим усилия мобилизовать наибольшее число голосов или мандатов, утверждая несводимость своей программы к программам других претендентов. Эти дискуссии При­говорены ставить проблемы социального мира в ти­пично субстанционалистской логике границ между группами и возможным объемом мобилизуемых групп, они могут стараться разрешить проблемы, которые считают относящимися ко всем социальным группам — познать и добиться признания их силы, т. е. их су­ществования, прибегнув к концептам с изменяемой ге­ометрией, как, например, "рабочий класс", "народ", или "трудящиеся". Но мы увидели бы, прежде всего, что эффект специфических интересов, связанных с за­нятой в поле позицией, и с конкуренцией за навязывание своего видения социального мира, склоняет теоретиков и их профессиональных официальных выразителей, тех, кого на обыденном языке называют "освобожден­ными работниками", к производству дифференцирован­ного, специализированного продукта, который, исходя из гомологии между полем профессиональных произ­водителей и полем потребителей мнения, является как бы автоматически подогнанным к различным формам спроса, а этот последний определяется — в данном слу­чае как никогда более — спросом на различия, проти­вопоставления, которые к тому же способствуют про­изводству, позволяя ему находить соответствующее выражение. Выработка позиции, так сказать предложе­ние политического продукта, определяется именно структурой политического поля, иначе говоря, объек­тивной связью агентов, находящихся в разных позици­ях, и связью между видением конкурирующих пози­ций, которые они предлагают — что имеет столь же непосредственное отношение к мандатам. Исходя из того, что интересы, непосредственно вовлеченные в борьбу за монополию легитимного выражения правды о социальном мире, стремятся быть специфическим эквивалентом интересов тех, кто занимает гомологичные позиции в социальном поле, политические вы­ступления подпадают под некую структурную двойст­венность: с внешней стороны они непосредственно относятся к мандатам, а в действительности направле­ны к конкурентам в поле.

Определение политической позиции в данный момент времени (например, результаты выборов) явля­ется также продуктом встречи политического предло­жения объективированного политического мнения (программы, партийные платформы, заявления и т. д.), связанного со всей предшествующей историей поля производства, и политического спроса, связанного, в свою очередь, с историей отношений между спросом и предложением. Корреляция, фиксируемая в конкрет­ный момент между выработкой позиции по той или иной политической проблеме и позициями в социаль­ном пространстве, может быть полностью понята лишь тогда, когда мы замечаем, что классификация, введен­ная избирателями для определения их собственного выбора (например, правый/левый) является продуктом всей предшествующей борьбы, и что выбор, тем не ме­нее, сам исходит из классификации, введенной анали­тиком, чтобы ранжировать не только мнения, но и агентов, которые их выражают. Вся история социаль­ного поля постоянно представлена в двух формах: в материализованной — в институциях (освобожденные работники партий и профсоюзов), и в инкорпориро­ванной — в диспозициях агентов, усилиями которых функционируют данные институции, и за которые эти агенты борются (что сопровождается эффектом гистеризиса, связанного с преданностью). Все признанные

формы коллективной идентификации — "рабочий класс", "управленческие кадры", «ремесленники», "специалисты", "профессура" и т.п.— являются про­дуктами медленной и длительной коллективной прора­ботки, однако, не являются полностью искусственны­ми (это было бы ошибкой и никогда бы не удалось сделать). Каждый из корпусов представлений, которые вызывают к жизни представляемые корпуса: корпора­ции, сословия, гильдии и др., наделенные известной и признанной социальной идентификацией, сам сущест­вует через посредство всего ансамбля институции, яв­ляющихся столь же историческими изобретениями, как и аббревиатура, подлинная печать, по выражению юристов канонического права, печать или штамп, бюро или секретариат, обладающий монополией на подпись и на «совершенное полномочие действовать и говорить» и т.д. Как резуль­тат борьбы, которая разворачивалась в недрах политического поля и вне его, в частности по вопросу о госу­дарственной власти, это представление должно иметь свои специфические характеристики в частной исто­рии политического поля и в истории конкретного госу­дарства (чем, между прочим, и объясняются различия между представлениями о социальном делении и, сле­довательно, о представляющих их группах в разных странах). Чтобы не позволить себе принять за следствие работы по натурализации то, что любая группа стремится производить в целях собственной легитима­ции, и оправдать полностью свое существование, нужно всякий раз реконструировать работу истории, продуктом которой являются социальное деление и социальное вос­приятие этого деления. Адекватно определенная соци­альная позиция агента дает наилучшее предвидение его практики и представлений, но во избежание сопоставле­ния с тем, что раньше называли общественное положе­ние, с социальной идентификацией агента (в настоящее время все более отождествляемой с профессиональной идентификацией) и местом общественного положения в старой метафизике, т. е. функцией сущности, из ко­торой вытекают все аспекты исторического существо­вания — в соответствии с формулой «сначала бытие, затем действие», — нужно ясно понимать, что этот статус, как и габитус, который им порождается, являются историче­скими продуктами, что они склонны в большей или меньшей степени меняться с течением истории.