Двойная игра - Социальное пространство и генезис классов - Пьер Бурдье - Философия как наука

Борьба, которая противопоставляет профессио­налов, является, конечно, формой par excellence символической борьбы за сохранение или трансформацию социального мира посредством сохранения или транс­формации видения социального мира и принципов ви­дения деления этого мира, точнее, борьбы за сохране­ние и трансформацию установившегося деления на классы путем трансформации или сохранения систем классификации, которые являются его инкорпориро­ванной формой, и институций, способствующих про­длеванию действующей классификации путем ее легитимации. Социальные условия для возможности борь­бы обнаруживаются в специфической логике, согласно которой в каждой социальной формации организуется собственно политическая игра, в которой разыгрыва­ются, с одной стороны — монополия разработки и рас­пространения принципа легитимного разделения со­циального мира и тем самым мобилизации групп, а с другой — монополия применения объективированных инструментов власти (объективированный политиче­ский капитал). Таким образом она принимает форму борьбы за чисто символическую власть направлять взгляды и веру, предсказывать и предписывать, вну­шать знание и признание, что неотделимо от борьбы за власть над "органами государственной власти" (госу­дарственной администрацией). В парламентских де­мократиях борьба за завоевание расположения граждан (за их голоса, их взносы и т.п.) является также борьбой за поддержание или переустройство распределения вла­сти над органами государственной власти (или, если угодно, за монополию легитимного использования объективированных политических ресурсов, права, ар­мии, полиции, государственных финансов и т.п.). Агентами par excellence этой борьбы выступают партии — боевые организации, специально предназначенные вести эту сублимированную форму гражданской войны, постоянно мобилизуя посредством предписывающих предвидений максимально возможное число агентов, обладающих единым видением социального мира и его будущего. Для того, чтобы обеспечить эту продолжи­тельную мобилизацию, партии должны, с одной сторо­ны, разработать и навязать представление о социаль­ном мире, способное завоевать приверженность как можно большего числа граждан, и, с другой стороны, завоевать посты (властные или нет), обеспечивающие власть над теми, кому эти посты предоставлены.

Таким образом, производство идей о социальном мире всегда оказывается подчиненным логике завоевания власти, которая является властью мобилизации наибольшей деятельности. Отсюда, без сомнения, то исключительное значение, которое придается при выработке легитимного представления религиозно-культовому способу производства, соглас­но которому предложения (резолюции, платформы, программы и т.п.) подлежат немедленной апробации определенной группой и, следовательно, могут быть навязаны лишь профессионалами, умеющими манипу­лировать одновременно идеями и группами, вырабаты­вать идеи, способные создавать группы, манипулируя этими идеями так, чтобы обеспечить приверженность им группы (с помощью, например, митинговой рито­рики или владения всей совокупностью техники вы­ступлений, изложения, манипулирования собранием, что позволяет "протолкнуть" "постановление", не го­воря уже о владении процедурами и способами, кото­рые, как, например, игра с количеством мандатов, не­посредственно контролируют само создание группы).

Было бы ошибочно недооценивать автономию и специфическую эффективность всего того, что входит в политическое поле, и сводить собственно политиче­скую историю к некоему эпифеноменальному проявле­нию экономических и социальных сил, своего рода ма­рионетками которых якобы пребывают политические деятели. Это значило бы не только игнорировать чисто символическую эффективность представления и ту мо­билизующую веру, которую оно вызывает благодаря своему свойству объективации, но и упустить из виду чисто политическую власть правительства, которое, как бы оно ни зависело от экономических и политиче­ских сил, может само оказывать реальное влияние на эти силы, воздействуя на инструменты управления ве­щами и людьми.

Сравнивать политическую жизнь с театром возможно лишь при условии, что отношение между партией и классом, между борьбой политических орга­низаций и борьбой классов мыслится как чисто симво­лическое отношение между обозначающим и обозна­ченным, точнее, между представителями, дающими представление, и представляемыми агентами, действия­ми, ситуациями. Согласованность между обозначающим и обозначенным, между представителем и представля­емым достигается не столько в результате сознательно­го поиска приспособления к запросам сторонников или механического принуждения, оказываемого внеш­ними воздействиями, сколько за счет гомологии между структурой политического театра и структурой пред­ставляемого мира, между межклассовой борьбой и суб­лимированной формой этой борьбы, которая разыгры­вается в политическом поле. Именно эта гомология способствует тому, что, стремясь к удовлетворению специфических интересов, которые навязывает им конкуренция внутри поля, профессионалы удовлетво­ряют сверх того интересы своих доверителей, и тому, что борьба представителей может быть описана как политический мимезис борьбы групп или классов, ли­дерами которых они становятся. Или, наоборот, выби­рая позиции, наиболее тождественные интересам их доверителей, профессионалы преследуют также — не обязательно признаваясь себе в этом — цель удовлетво­рить собственные интересы, предписываемые им структурой позиций и оппозиций, составляющих внут­реннее пространство политического поля.

Обязательная преданность интересам доверите­лей заслоняет интересы доверенных лиц. Иначе говоря, видимая связь между представителями и представляе­мыми, понимаемая как решающая причина ("группы давления" и т. п.) или конечная цель (защита "дела", "служение" интересам и т. п.) скрывает отношения конкуренции между представителями и одновременно отношения оркестрирования (или предустановленную гармонию) между представителями и представляемы­ми. Несомненно Макс Вебер был прав, когда напоми­нал со святой материалистической грубоватостью, что "можно жить "для" политики и "с" политики". Если подходить совсем строго, скорее, надо было бы сказать, что можно жить "с политики" при условии, что жи­вешь "для политики". Действительно, именно связь между профессионалами определяет особый вид интере­са к политике, который заставляет каждую категорию доверенных лиц, посвящающих себя политике, посвя­щать себя тем самым своим доверителям. Точнее, связь, которую профессиональные продавцы полити­ческих услуг (политические деятели, политические журналисты и т.п.) поддерживают со своими сторон­никами, всегда опосредована и более или менее полно­стью детерминирована той связью, которую они под­держивают со своими конкурентами. Профессионалы служат интересам своих сторонников в той (и только в той) мере, в какой они, служа им, служат также и себе, т. е. тем более пунктуально, чем точнее их позиция в структуре политического поля совпадает с позицией их доверителей в структуре социального поля. (Строгость соответствия между двумя пространствами зависит, безусловно, в большой степени от интенсивности кон­куренции, т. е. прежде всего от количества партий или фракций, которое детерминирует разнообразие и обновление предлагаемых продуктов, вынуждая, напри­мер, различные партии видоизменять их программы для завоевания новых сторонников.) В результате полити­ческие выступления, осуществляемые профессионала­ми, всегда двойственно детерминированы и заражены двуличием, которое не является преднамеренным, по­скольку вытекает из дуалистичности указанных полей и необходимости служить одновременно эзотериче­ским целям внутренней борьбы и экзотерическим це­лям внешней борьбы.