Часть вторая. ВОСПРИНИМАЕМЫЙ МИР - Феноменология восприятия - Морис Мерло-Понти

Собственное тело занимает в мире то же место, что и сердце в организме: оно постоянно поддерживает жизнь в видимом нами спектакле, оно его одушевляет и питает изнутри, составляет вместе с миром единую систему. Когда я прохаживаюсь по своей квартире, различные аспекты, в коих она является мне, не смогли бы быть для меня чертами одного и того же, если бы я не знал, что каждое из этих качеств представляет собой все ту же квартиру, увиденную с той или иной точки, если бы я не осознавал своего собственного движения и идентичности своего тела во всех фазах движения. Я могу, очевидно, мысленно окинуть взглядом свою квартиру, вообразить ее или нарисовать ее план на бумаге, но даже тогда я не смог бы ощутить объект в его единстве без посредничества моего телесного опыта, так как то, что я называю планом — это только некая более подробная перспектива, это та же квартира, «увиденная сверху»; и если я могу подытожить в ней все знакомые мне перспективы, то только при том условии, что я знаю, что один и тот же наделенный телесностью субъект может видеть попеременно с самых различных позиций. Мне, возможно, возразят, что перемещая объект в пространство телесного опыта в качестве одного из полюсов этого опыта, мы отнимаем у него именно то, что и составляет его объектность, С точки зрения моего тела я никогда не воспринимаю как равные шесть граней куба, даже если этот Последний из стекла, и тем не менее слово «куб» имеет определенный смысл; куб сам по себе, действительный куб, Независимо от того, как мы его ощущаем, имеет шесть своих Равных граней. По мере того как я обхожу его со всех сторон, я вижу, как лицевая грань, которая была квадратом, деформируется, потом исчезает, в то время как другие грани по очереди появляются и становятся квадратами. Но развертывание этого опыта — для меня только возможность осмыслить куб в его целостности с его равными и рядоположенными гранями и умопостигаемую структуру, которая передает его сущность. Более того, чтобы мои перемещения вокруг куба мотивировали суждение «вот куб», нужно, чтобы эти перемещения сами фиксировались в объективном пространстве, и, таким образом, отнюдь не сам по себе опыт движения обусловливает положение определенного объекта, но, напротив, мысля свое собственное тело как движущийся объект, я могу расшифровать восприятие и собрать настоящий куб. Собственно опыт движения, таким образом, был бы чем-то вроде психологического обстоятельства восприятия и не участвовал бы в определении смысла объекта. Объект и мое тело составляли бы именно некую систему, но следовало бы говорить, скорее, о пучке объективных корреляций, а не о, как мы говорили только что, совокупности пережитых соответствий. Единство объекта было бы осмыслено, но не испытано, как коррелятив единства нашего тела. Но может ли объект быть таким образом отделен от реальных условий, в которых он нам дан? На уровне рассуждения можно объединить понятие числа шесть, понятие «грань» и понятие равенства и связать их в одной формулировке, которая и является определением куба. Но это определение скорее ставит перед нами еще одну проблему, нежели дает что-либо конкретное для размышления. Преодолеть слепое символическое мышление можно, только воспринимая отдельное пространственное тело, которое обладает совокупностью своих предикатов. Речь идет о том, чтобы нарисовать в уме эту специфическую форму, которая ограничивает участок пространства между шестью равными гранями. Однако если слова «ограничивать» и «между» имеют для нас какой-то смысл, то они его заимствуют у нашего опыта воплощенных субъектов. В пространстве самом по себе, без присутствия психофизического субъекта, нет никакого направления, никакого «внутри» и «снаружи». Пространство «заключено» между гранями куба, как мы заключены в стенах нашей комнаты. Чтобы быть в состоянии помыслить куб, мы занимаем положение в пространстве, либо на его поверхности, либо в нем, либо вне его, и с этого момента мы его видим в перспективе. Куб о шести равных гранях не только невидим, но еше и немыслим; именно таким был бы куб для себя самого; но куб существует не для себя самого, поскольку он есть объект. Существует догматизм первого порядка, от которого мы избавляемся при помощи рефлексивного анализа и который заключается в утверждении, что объект есть объект в себе, либо в абсолютном измерении, не задаваясь вопросом о том, что же он есть на самом деле. Но есть и другой догматизм, который заключается в утверждении, что объект изначально имеет значение, не задаваясь вопросом о том, как это значение проникает в наш опыт. Рефлексивный анализ подменяет абсолютное существование объекта мыслью об абсолютном объекте и, желая обозреть его с высоты полета и помыслить его помимо конкретной точки зрения, он разрушает внутреннюю структуру объекта. Если существует для меня куб о шести равных гранях и если я могу воссоединиться с ним, то дело не в том, что я его постулирую из меня самого, дело в том, что я погружаюсь в толщу мира посредством перцептивного опыта. Куб о шести равных гранях — это предельная идея, при помощи которой я выражаю телесное присутствие куба, находящегося здесь, перед моими глазами, в моих руках, в его перцептивной очевидности. Грани куба — это не его проекции, а на самом деле грани. Когда я воспринимаю их одну за другой, в соответствии с тем, как они явлены в восприятии, я не конструирую идею геометрического, которая обнаруживает смысл этих перспектив, ибо куб — уже тут, передо мной, и проявляется через них. У меня нет необходимости рассматривать объективно и учитывать мое собственное движение, и когда по явлению объекта я реконструирую его подлинную форму, оно уже учтено, вновь явленное составляет единое целое с проделанным мною движением и дано нам как явление куба. Вещь и мир даны мне вместе с частями моего тела, не в некоей «естественной геометрии», но в своего рода живом соединении, сравнимом или, скорее, идентичном тому, которое существует между частями самого моего тела.

Внешняя перцепция и перцепция собственного тела меняются вместе, потому что они суть две стороны одного и того Же акта. Уже давно пытаются объяснить знаменитое заблуждение Аристотеля, признавая, что необычное положение паль-Цев руки делает невозможным синтез их ощущений: правая сторона среднего пальца и левая сторона указательного обычно Не «трудятся» вместе, и если оба они затронуты одновременно, то для этого нужны, вероятно, два шарика. В действительности ощущения двух пальцев не только различены, они противоположны: субъект приписывает указательному пальцу ощущения среднего, и наоборот, как можно это продемонстрировать при взаимодействии пальцев с двумя стимулами различной природы, например, с острым и с круглым предметом.1 Иллюзия Аристотеля — это прежде всего своего рода расстройство телесной схемы. То, что делает невозможным синтез двух актов тактильной перцепции в одном объекте, так это не столько необычное или редко встречающееся положение пальцев, сколько то, что правая сторона среднего пальца и левая сторона указательного не могут совместно участвовать в открытии объекта, что переплетение двух пальцев, как неестественное движение, превосходит моторные возможности самих пальцев и не может быть запрограммировано ни в каком проекте движения. Синтез объекта происходит, следовательно, посредством синтеза собтвенного тела, будучи его слепком или коррелятом; и восприятие одного-единстве иного шарика — это буквально то же самое, что и обладание двумя пальцами как единым органом. Расстройство телесной схемы может даже прямо проявиться во внешнем мире без опоры на какой-либо стимул. В геотоскопии, прежде чем увидеть самого себя, субъект испытывает всегда состояние сновидения, грезы или тревоги, и собственный образ, который является ему извне, — это только оборотная сторона этой деперсонализации.2 Больной ощущает себя двойником, который находится «вне его», как в лифте, который внезапно останавливается при подъеме, я чувствую, будто субстанция моего тела ускользает из меня через голову и преодолевает пределы моего объективного тела. Именно в своем собственном теле больной ощущает приближение этого Другого, которого он в глза никогда не видел, как нормальный, чувствуя какое-то «жжение» в затылке, понимает, что кто-то сзади смотрит на него.3

Соответственно определенная форма внешнего опыта предполагает и вызывает определенное осознание собственного тела. Многие больные говорят о каком-то «шестом чувстве», которое, вероятно, провоцирует их галлюцинации. Испытуемый Страттона, поле зрения которого было объективно перевернуто, видит сперва объекты вниз головой; на третий день эксперимента, когда объекты начинают вновь принимать вертикальное положение, он охвачен «странным впечатлением, оттого что видит огонь затылком».1 Дело в том, что существует непосредственная эквивалентность между ориентацией поля зрения и осознанием самого тела как хозяина этого поля, так что экспериментальное преобразование может выразиться либо в переворачивании феноменальных объектов, либо, что то же самое, в перераспределении функций органов чувств. Если субъект приспосабливается видеть на большие расстояния, все близкие ему объекты, включая его собственный палец, представляются удвоенными. Прикасаются ли к нему или укалывают его, он воспринимает удвоенные контакт или укол.2

Диплопия*81* продолжается, следовательно, в некоем удвоении тела. Всякое внешнее восприятие — это в то же время определенное восприятие моего тела и, как и всякое восприятие моего тела, выражается на языке внешнего восприятия. Так что если тело, как мы это видели, не некий прозрачный объект и оно не дано нам, как круг дан геометру в соответствии с законом его строения, если оно — это своего рода выразительное единство, которое можно научиться понимать, лишь обладая им, то эта структура сразу проявится в чувственном мире. Теория телесной схемы — это имплицитно теория восприятия. Мы вновь научились чувствовать наше тело, мы вновь обрели под объективным и отстраненным знанием тела это другое знание, которое мы имеем о нем, поскольку оно всегда с нами и поскольку мы — тела. Теперь нужно будет подобным же образом пробудить жизненный опыт, каковым он нам является, поскольку мы сами существуем в мире посредством нашего тела и воспринимаем мир при помощи нашего тела. Но вновь обретая таким образом контакт с телом и с миром, мы обретем и самих себя, поскольку, если я воспринимаю при помощи тела, тело — это естественное «я» и, так сказать, субъект восприятия.

Часть вторая. ВОСПРИНИМАЕМЫЙ МИР - Феноменология восприятия - Морис Мерло-Понти - Синергетика