3.2. Конечные области значений - Социология культуры - Ионин Л.Г. - Философия и социология

Основатель социальной феноменологии А Шюц именно в пред­метно-телесной закрепленности видел "преимущества" повседнев­ности по сравнению с другими сферами человеческого опыта, ко­торые он называл конечными областями значений (finite pro­vinces of meanin.) Наряду с повседневностью это такие сферы, как религия, сон, игра, научное теоретизирование, художествен­ное творчество, мир душевной болезни и т п. Он определял эти области как конечные, потому что они замкнуты в себе и переход из одной области в другую не только невозможен, но и требует оп­ределенного усилия и предполагает своего рода смысловой ска­чок!  Например, переход от увлекательного романа или захватыва­ющего кинофильма к реалиям повседневной жизни требует неко­торого усилия, заключающегося в переориентации нашего воспри­ятия на "иную" реальность. Религиозный опыт также резко отли­чается от опыта повседневности и переход от одного к другому требует определенной душевной и эмоциональной перестройки. То же можно сказать и о других случаях

  Значения фактов, вещей, явлений в каждой из этих сфер опыта образуют целостную систему. Одна и та же вещь, например ле­пешка из пресного теста, имеет разные значения в религии, науке, повседневной жизни. В каждой из названных сфер ее значение входит в целостную, относительно замкнутую систему значений. Эти системы относительно мало пересекаются, поэтому соответствующие сферы опыта и названы конечными областями значений. Но я бы предпочел именовать их мирами опыта, мир сна, мир игры, мир науки, мир повседневности и т д.                   

Возникает вопрос как можно сопоставить, скажем, сон и повседневность? В жизни все реально, мы имеем дело с настоящими в, предметами, а во сне все снится Или как сопоставить сказку и повседневность? В сказке есть и Кощей Бессмертный, и Конек- Горбунок, и ковер-самолет - фиктивные, воображенные существа и предметы, а в повседневности нас окружают реальные, объективные вещи. Так чем же нужно руководствоваться, сопоставляя g эти конечные области значений?                            

 Дело в том, что, рассуждая о конечных областях значений, мы не затрагиваем вопрос об объективном существовании фактов и в явлений в данных областях. И у нас есть полное право на это. В этом и состоит специфика феноменологического подхода. Ведь  речь идет не о том, что объективно, а что не объективно, и в одном, и другом, и в третьем, и в пятом случае мы имеем дело со сферами опыта. А все, что нам известно о мире, мы знаем из на­шего опыта. Но в качестве содержания нашего опыта Конек-Гор­бунок существует так же, как стул, хотя и не так же. И в конеч­ном счете невозможно доказать, что на самом деле стул существу­ет, а Конек — нет. Если я скажу, что видел и трогал стул, и даже сидел на нем, а Конька не видел и не трогал, то это глупо мало ли чего я не видел и не трогал, каракатицу, например, но я ведь не утверждаю, что каракатица не существует.              

Эти "философские тонкости" помогают нам понять, как отли­чить мир повседневности от других миров опыта. Во всех случаях человек имеет дело с опытом, но как неотъемлемая часть опыта повседневности выступает переживание объективного существова­ния вещей и явлений — то, чего, как правило, нет в других мирах опыта в сказке и мифе, во сне, в игре, в науке (например, идеаль­ной прямой в реальности не существует), в искусстве и т д. По мнению Шюца, именно это качество опыта повседневности -телесно-предметное переживание реальности, ее вещей и предме­тов - и составляет ее преимущество по сравнению с другими ко­нечными областями значений. Поэтому, говорил он, повседнев­ность является "верховной реальностью". Человек живет и трудит­ся в ней по преимуществу и, отлетая мыслью в те или иные сферы, всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности.

Пока не требует поэта

 К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен

Точно так же поэт возвращается к этим заботам и принеся жертву Аполлону.                                             

Верховная власть повседневности обеспечивается именно связью повседневных дел и забот с физической телесностью действующего индивида. Выяснив это, вновь обратимся к "Мастеру и Маргарите". Воланду - главному "экспериментатору" булгаковского романа - удается преодолеть не только логику повседневности, но и , ее фундамент - повседневную "физику", гарантирующую устойчи­вость этой логики. Пребывая по ту сторону жизни и смерти, и ставит под сомнение сам принцип верховенства повседневной реальности. Этот "эксперимент" поистине уникален, и если мы попробуем отнестись всерьез к художественной фантазии Булгакова, то можем обрести доступ к повседневности, которая является , уже не верховной реальностью, но одной из "конечных областей значений" и может объективно наблюдаться в ее отношениях ; другими смысловыми сферами.