Посмотрите на Дурака

Fr. Unicorn.

Каждый вечер, на исходе дня, взаимодействуя с этой Картой, я снова и снова задаюсь вопросами: Кто я? Откуда я пришел? Куда направляюсь? Я вглядываюсь в того, кто изображен на этом Аркане. Я насыщаюсь окружающими его символами. Этот Аркан подобен навигационной карте для путешествующего… Куда? Здесь моя речь прерывается. Я делаю Знак Молчания.

Порой мне кажется, что эта Карта подобна зеркалу. Я отражаюсь. Я вижу бесконечную череду отражений и образов.

Вот Великий Ловчий Дионис Загрей. А вот Зевс Арренотелий, совместивший в своем естестве мужское и женское. А теперь уже Вакх Дифий, охваченный экстазом, проносится в стремительном танце. Я узнаю Парцифаля. Я вижу в его руках Копье, которое он погружает в Святой Грааль. Я вижу рассвет над великим Нилом и Гарпократа, стоящего на крокодилах. А вот и тот, кто свидетельствует о себе: «Я – Бафомет, Восьмеричное Слово, что равно Трем. Нет такого деяния и страсти такой, что бы ни были гимном во славу мою» (Liber A’ash vel Capricorni Pneumatici sub figura CCCLXX).

Я вглядываюсь в эти образы. Конечно это я. Это моя сокровенная суть. У меня остекленелые глаза сумасшедшего. Взгляд беспробудного пьяницы. А может это взгляд того, кто опьянен воздухом бесшабашного апреля? Ведь не случайно моя одежда такого зеленого цвета, само облачение Весны. Во всяком случае, мои глаза весьма красноречивы. А какой, скажите, взгляд может быть у того, кто подобно эмбриону плавает в пустоте? Кто только зачат и ждет своего рождения?

А еще мою голову венчают маленькие рожки, между которых сияет кристаллический конус. Это корона одновременно Зверя и Божества. Зверь переживает ностальгию по свету, а Божество предается воспоминаниям о своей животной природе.

В правой руке я держу перевернутую Чашу, а в левой охваченную пламенем сосновую шишку. Кто одарил меня этими предметами? Мне говорили, что они символизируют Мать и Отца. Я отнюдь не умудренный и многоопытный алхимик, а всего лишь Простец. Я могу только догадываться о тех трансмутациях, кои мне предстоит осуществить с их помощью. Недаром меня окружает Вода и Огонь. Огонь концентрируется и становится Солнцем, пульсирующим в моих чреслах. Вода же нежно шепчет мне об источнике Вечной Любви, символом которого является Цветок, произрастающий из самых сокровенных глубин. Да и сам я подобен синтезу этих стихий. Я подобен Воздуху.

С моего плеча свисает гроздь пурпурного винограда. Она – бесконечная возможность опьянения и экстаза. Экстаз же мой, виноградной лозой, свивается в спирали. На ветвях этих спиралей я вижу Голубя, устремившегося вниз. Я, постигая жертвенную Любовь, воплощенную в этом образе. Я так же постигаю Возлюбленную Восточного ветра, на которую указывает Коршун. А вот и многоцветная бабочка, душа, Психея. Она свидетельствует о превращении гусеницы в легкого мотылька, о циклах рождения и смерти, о том что «моя жизнь – единство личности и вечности». И, конечно же, я вижу Крылатый Шар с двумя переплетенными змеями. И как бы в продолжение этого символа – двух Близнецов, заключивших друг друга в объятии. Мне становятся понятными слова одного эфесского философа, сказавшего, что «вечность – дитя, переставляющее шашки, царство ребенка».

К моим ногам ластится Тигр. Он не причинит мне вреда. Подобно Дионису или дзэновскому монаху я сделаю его своим ездовым животным.

Под моими ногами, среди сонных нильских лотосов, притаился Крокодил. Он вещает о глубине моей потенциальности. А быть может это символ Мессии в таинственной традиции последователей Якова Франка, спустившегося в донную область, дабы освободить свою Возлюбленную из клипотического плена. Ведь удел Принцев пробуждать поцелуем спящих Красавиц, спасать Избранниц от драконов и находить прекрасных Спутниц среди остывшей золы.

А еще я ведаю, что во мне заключена Вселенная. Она уже готова произрасти во мне подобием роскошного Цветка. Ведь я плод Цветка предыдущего, скрывающий в себе бесконечные возможности проявлений и циклов.