V. Символы матери и возрождения

      “Горько плачет солнышко

      В яблочном саду.

      С дерева упало

      Яблочко златое.

      Не плачь, не плачь, солнышко,

      Бог создаст другое,

      Золотое, рудное,

      Серебрененькое.”

     Срывание яблока с райского дерева можно сравнить с похищением огня — отведение libido от матери обратно на себя. (Ср. нижеследующие объяснения специфического подвига героя).

     ³¹ Отношение сына к матери было психологической основой для многих культов. В христианской легенде отношение сына к матеря догматически чрезвычайно ясно. Робертсона (Evan”. Myth. стр. Зв) тоже поразило отношение Христа к Мариям: он выскавал предположение, что это отношение указывает на древний миф, “в котором палестинский бог, быть может по имени Иошуа, появляется попереме—о то в роли возлюбленного, то в роли сына мифической Марки: естественное колебание первобытной теософии, встречающееся также, хотя и с некоторыми отклонениями, в мифах о Митре, Адонисе, Аттисе, Ози-рисе и Дионисе; все эти божества приводятся в связь с богинями-матерями, являющимися то супругой, то двойником женского пола, потому что мать и супруга иногда отожествляются”.

     ³² Гете, Фауст, II ч., IV акт.

     ³³ Ранк показал это на прекрасных примерах в мифе о Деве-Лебеде. (Die Lohengrinsay. Schrtften aur anywandten Seelekkuade.)

     ³⁴ Мутер говорит в главе о первых испанских классиках живописи: “Тик где-то раз написал: “Сладострастие есть великая тайна нашего существа. Чувственность — маховое колесо нашей машины. Она толкает наше существование вперед и придает ему радость и жизнь. Все, что в мечтах наших представляется нам прекрасным и благородным, вплетено в движение этой машины. Чувственность, сладострастие одушевляет музыку, живопись и все искусства. Все желания человеческие кружат вокруг этого одного полюса, как мотыльки вокруг зажженой свечки. Чувство изящного, художественное чутье — все это выражение того же самого, только на разных наречиях и разными выговорами. Все это не что иное, как влечение человека к сладострастию. Даже набожность я считаю лишь отводным руслом для чуственного влечения”. Тик высказывает то, что никогда не следует забывать при исследовании древнего церковного искусства, а именно: “стремление стирать границы между земной и небесной любовью и незаметно претворять одну в другую всегда было руководящей мыслью, сильнейшим возбудительным средством католической церкви”.

     ³⁵ Иоанн 3, 3 и д.

     ³⁶ Мы не станем вжаться в рассуждения о причинах необычайной силы таких фантазий. Однако мне кажется, что не трудно проследить чувством, какие мощные силы кроются за вышеприведенной формулой.

     ³⁷ Лактанций говорит: “Мы знаем, что есть такие животные, которые имеют привычку зачинать своих детенышей посредством ветра или дуновения воздуха; почему же в таком случае вам кажется чудом, когда утверждают, что дева зачала во чреве благодаря Духу Божьему?” (Робертсон. Evang. Myth. стр. 31).

     ³⁸ Поэтому в Новом Завете так сильно и подчеркивается сыновство.

     ³⁹ Мистическое чувство близости к Богу, так называемое личное, внутреннее переживание.

     ⁴⁰ Однако сексуальная слащавость все еще повсюду явственно выступает, так например в символике агнца и в духовных песнопениях, обращенных к Иисусу, жениху души.

     ⁴¹ Или же в суррогатах, заменяющих религию.

     ⁴² Такое состояние несомненно было идеальным для прежних времен, когда человек был вообще инфантильнее; оно идеально и поныне для той части человечества, которая еще осталась инфантильной; спрашивается, велика ли еще эта часть?

     ⁴³ Ср. Фрейд: Jahrbuch Bd. Ill, стр. I и д.

     ⁴⁴ Никогда не следует терять из виду, что мы тут вращаемся в области психологии, которая, как известно, отнюдь не должна иметь трансцендентного значения — и это ни в положительном, ни в отрицательном отношении. Тут перед нами беспощадное оправдание теоретико-познавательной точки зрения, зафиксированной Кантом — и это не только в теории, но, что гораздо того важнее, и на практике. Не будем этого больше делать, перестанем играть в инфантильное мировоззрение, ибо все это лишь удаляет и отчуждает человека от его подлинной и высшей этической цели, то есть от нравственной автономии. Религиозный символ следует, правда, удержать, как постулат или как транссцендентную теорию, или еще как предмет обучения, конечно после неизбежного очищения его от некоторых устарелых частей; но в этот символ следует влить новое содержание постольку, поскольку того требует уровень культурных стремлений каждого данного момента. Однако для “взрослого” человека эта теория отнюдь не должна стать позитивным верованием, иллюзией, показывающей ему действительность в ложном свете. Человек есть двойственное существо, а именно: существо к культурное, и животное; поэтому он нуждается в в двоякой истине, а именно в культурной истине, то есть в символической, транссцендентной теории, и в истине естественной, соответствующей нашему пониманию “реально истинного”. Поскольку “реальная” истин” есть лишь образное истолкование апперцепции внешней реальности, постольку зке и религиозно-символическая теория является лишь образным истолкованием некоторых эндопсихических апперцепции. Но существенная разница состоит в том, что эа транссубъективной действительностью упрочена транссцендентальная основа, тогда как изучение психологических явлений покоится словно на основе субъективно ограниченной и неустойчивой; и это вследствие деспотизма внугренних эмпирических данных. Поэтому “реальная” истина есть та, которая имеет хотя бы относительно универсальную значимость; психологическая же истина есть лишь функциональное явление, в пределах данной человеческой культурной эпохи. Такова по крайней мере скромная точка зрения современного эмпирика Но если бы удалось, неизвестным мне и неожиданным путем, отнять у психологического момента его характер биологического эпифеномена и предоставить ему взамен этого положение физикальной сущности, то психологическую истину можно было бы свести к “реальной”-истние или, скорее, наоборот, ибо тогда психологическое, по отношению к конечной теории, имело бы право на высшую ценность, и это вследствие его непосредственности.