8 Сновидения » 3 страница

Пациент, согласно этой методологии, может перейти во внутренний мир, видя и ощущая себя в странном контексте сна. Это само по себе ведет к пониманию. Дикманн признает, что его подход объективен, если рассматривать его в рамках спектра объективного-субъективного. Однако "объект" — это сам человек, который видит сон, "субъект".
Рассмотрим сновидение, о котором говорилось ранее, и исследуем его с точки зрения Дикманна. М. в своей жизни наяву действительно испытывала затруднения с выражением гнева или даже с самоутверждением, и у нее накопился огромный резервуар обвинений против матери. Она этого не осознавала, но старалась избежать контакта с матерью. Она не могла дать волю этим чувствам, поскольку бессознательно считала мать беззащитной и уязвимой. Видимо, как показала наша реконструкция, она с детства всегда была такой. Фактически, хотя я этого не знал в то время, мы использовали подход Дикманна к этому сновидению, поскольку между ее поведением наяву и поведением во сне была непрерывная связь. Компенсация не была особенно релевантна для сновидения в этом случае (несмотря на то, что само сновидение действительно привело к компенсаторному переживанию — взрыву гнева). Я смог сказать ей: "Посмотрите, какой Вы были во сне, когда у Вас были реальные основы для того, чтобы жаловаться и чувствовать гнев, но Вы не могли выразить это, как не можете и в реальной жизни. И Вы действительно чувствуете, что Вам нужно защищаться от плохого ухода за Вами Вашей матери (который дал Вам рак), избегая контакта с ней вместо того, чтобы признать свой гнев".

АНАЛИЗ ПАЦИЕНТА, А НЕ СНОВИДЕНИЯ

Вторая модификация основного подхода Юнга, которую я хочу обсудить, — это критика Ламбертом Классического Юнги-анского подхода к сновидениям. Он занимается проблемами "практической работы аналитиков со сновидениями пациентов в повседневной клинической ситуации" (1981а, с. 173). Ламберт определяет четыре проблемы в Классическом подходе.
Во-первых, если сновидения вытягиваются из пациентов, поскольку их о них просят, то прерывается спонтанный поток материала, и аналитик слышит то, что хочет, а не то, что бессознательное пациента пытается сказать.
Во-вторых, следствием этого подхода является то, что аналитик может стать всего лишь интерпретатором сновидений и потерять из виду всего человека, с которым он работает. Сновидение, часто отпечатанное в двух экземплярах, при Классическом подходе может быть положено на метафорический стол между пациентом и аналитиком для достаточно отвлеченного рассмотрения сновидения, что уводит от переживания глубоких эмоций.
В-третьих, Классический аналитик может не суметь понять внесение сновидений (и также их содержание, в некоторой степени) как продукт переносного-контрпереносного взаимодействия. Сновидение может быть внесено по желанию. Зная, что аналитики любят сновидения, пациент может почувствовать, что он должен дать какие-то сновидения. Сновидения могут также поступать в таком изобилии, что аналитик в них захлебнется. Наоборот, пациент может добиваться поощрения, отказывая аналитику в сновидениях. Иногда пациент может искушать аналитика, j давая обрывки сновидений или старые сновидения и пытаясь бороться с аналитиком и выражать негативные чувства в форме кажущегося спокойного несогласия с интерпретацией аналитика.
В-четвертых, Классический подход не уделяет достаточно внимания тому, как обычные психологические механизмы (например, проекция, интроекция) действуют внутри сновидений, так что, например, угрожающие фигуры могут быть проявлениями проецируемого гнева со стороны того, кому снится сон.
Ламберт считает, что аналитик не должен просить сновидений и должен помнить, что сновидения — это "один из аспектов широкого спектра коммуникации со стороны пациента, в котором можно выделить и интерпретировать центральные или ключевые моменты (другими словами, анализируется пациент, а не сновидение)" (1981, с. 186).
Позиция Ламберта очень важна, но большинство аналитических психологов в настоящее время осознают переносно-контрпереносную подоплеку внесения сновидений. Например, Берри говорит о том, как "процессуально ориентированный аналитик" будет обращать внимание на то, как рассказывается о сновидении, "правильно" ли он представляется, насколько активен или пассивен пациент по отношению к интерпретации и так далее (1974, с. 59-70).
Блум (1980) думал, что Ламберт, возможно, слишком сильно отреагировал на точку зрения Классиков, которые делают акцент на первичности сновидений и провел ложную границу между аналитическим процессом и процессом сновидения. Блум против того, чтобы рассматривать какое-либо сновидение отдельно от других сновидений пациента, и я вспоминаю то, что говорил Юнг в отношении возможного обвинения в том, что он игнорирует контекст сновидения. Он чувствовал, что серия сновидений — сама по себе контекст, и что при таких обстоятельствах личностный материал имеет несколько меньшее значение (CW 12, paras 49-50).
Остается вопрос: являются ли сновидения чем-то особенным? Ламберт не отводит сновидениям особой роли, говоря о том, как "замечательно" они суммируют психологическую ситуацию сновидящего. Тем не менее, создается впечатление, что Ламберт хочет сбросить сновидение с пьедестала в аналитической практике, и, возможно, поэтому он придает этому слишком большое значение, как считает Блум. Но, отмечая нездоровую идеализацию сновидений и то, как они могут помешать анализу, он все же ставит некоторые затруднительные вопросы перед практиками аналитической психологии.
Если применить позицию Аамберта к сновидению М., мы увидим, что без знания и реконструкции ее истории, я не был бы так уверен в интерпретации "медсестры" как "матери", а не как "уязвимого внутреннего целителя". М., безусловно, знала о моем интересе к сновидениям, и именно это привело ее к тому, чтобы работать со мной. Тем не менее, помимо этого имелся обширный материал, не связанный со сновидениями.

ДНЕВНОЙ И НОЧНОЙ МИР

Третья модификация — это модификация Хиллмана. Он также ищет другой путь, отличный от "подавления или компенсации" (1079а, с. 1). Хиллман использует метафору подземного царства, предполагая, что сновидения — это явления, которые возникают из точного архетипического местоположения. Выделяя подземное царство, ночной мир сновидений, как нечто совершенно отличное от дневного мира, Хиллман показывает, что он не стремится ни к какому увеличению сознательного per se. Это, полагает он, — цель некоторых интерпретаторов, как фрейдистов, так и юнгианцев. Хиллман не занимается интерпретацией сновидений или их переводом, поскольку он рассматривает сновидение как нечто, имеющее собственные цели.
Кроме того, Хиллман не пытается перекинуть мост через пропасть между сознательным и бессознательным:
"Мы должны обратить вспять нашу процедуру перевода сновидении на язык это, и вместо этого переводить эго на язык сновидений. Это значит, что с эго следует проводить работу как со сном, делая из него метафору, рассматривая через него "реальность" (там же, с. 95).
Хиллман хочет избежать каких-либо легковесных рассказов о сновидениях, попыток вывести из сновидений мораль, рассмотрения сновидений как чего-то, имеющего отношение к личной жизни, помещения сновидения во временную перспективу (взгляд назад или вперед), рассмотрения сновидения как руководства к действию, и прежде всего, буквального восприятия сновидения. Таким образом:
"Чем больше мне снятся мать и отец, брат и сестра, сын и дочь, тем меньше эти реальные люди являются такими, какими я воспринимаю их в своем наивном и буквальном натурализме, и тем больше они становятся психическими обитателями подземного мира" (там же, с. 96).
Это подразумевает, что "правильная" интерпретация недостижима; вместо нее у нас должен быть плюралистичный, множественный подход. Но все же здесь, видимо, есть противоречие. Плюралистичное и множественное что? В конце концов, Хиллман несомненно применяет интерпретацию, хотя и явно по-другому. Но его понимание "интерпретации" более похоже на углубление, чем на перевод в "поверхностную реальность". Хиллман пытается через сновидение достичь архетипических слоев психики. Таким образом мы можем отражать, созерцать, играть с образами и метафорами сновидения и смотреть, куда они ведут.
А ведут они, по мнению Хиллмана, к ночному миру, подземному миру. И в этом подземном мире нет ни гармонии, ни равновесия (компенсации) между сознательным и бессознательным, ни "саморегуляции":
"Что такое эта "исходная гармония", это идеальное равновесие, которое необходимо восстановить? Результат, проявляющийся в приемной аналитика, состоит в том, что требуется интерпретатор, который может "сделать что-нибудь" и обращается к сновидцу, чтобы исправить что-то". Теория компенсации взывает к дневной перспективе эго и происходит из его философии, а не из сновидения" (там же, с. 78-9).