8 Сновидения » 2 страница

Можно применить эту структуру к сновидению, который увидела пациентка с анорексией М. Ее мать с отцом расстались, когда ей было пятнадцать месяцев, и ее отец затем отказался от нее. Ее отчим умер, когда она была подростком. В то время, когда ей приснился этот сон, у М. не было мужчин (и до этого у нее не было сколько-нибудь долгих связей, и ее сексуальный опыт был минимален). Ей было 28 лет, и в силу явно веских причин она работала в той же организации и в той же должности, что и ее мать. Она услышала интервью со мной по радио по поводу сновидений и нашла меня, что, как мы увидим, возможно, было важно.
Я разделил сновидение в соответствии со схемой Юнга:
Экспозиция: Я в больнице, и мне должны делать операцию на бедре. Подходит медсестра и говорит, что произошла ошибка.
Развитие: Теперь у меня рак из-за этой ошибки.
Кульминация: Я очень огорчена и сердита, но решаю ничего не делать и не говорить.
Разрешение: Потому что я не хочу расстраивать медсестру
Далее Юнг работает со сном как через ассоциации, так и через амплификацию с помощью архетипических параллелей. Для нашего дальнейшего описания совершенно необходимо помнить, что Юнг занят амплификацией обоих этих уровней:
"всегда спрашивайте пациента, что он чувствует относительно образов из своего сновидения. Ибо сновидения всегда связаны с какой-то особой проблемой человека, о которой он на сознательном уровне судит неверно" (CW 18, para. 123).
"Мы вместе с пациентом обращаемся к 2 000 000 - летнему человеку, который есть в каждом из нас. В современном анализе наши трудности по большей части происходят в результате потери контакта с нашими инстинктами, с древней незабытой мудростью, хранящейся в нас. А когда мы устанавливаем контакт с этим старым человеком в нас? В наших сновидениях" (Jung, 1978, с. 100).
Я не думаю, что Юнг говорит о том, что архетипическое не является лично релевантным, скорее он говорит о том, что такой материал не возникает из личной ситуации сновидящего. Действительно, задача аналитика состоит в том, чтобы использовать "старую незабытую мудрость, хранящуюся в нас" в нашей нынешней ситуации.
В только что описанном сне М. фигура сестры была определена пациенткой "как" ее мать, а рак — как результат их отношений. В более широком плане ее дальнейшие ассоциации включали: ошибки, которые делались в больницах, односторонность современной медицины и возможные связи между психикой и соматикой. Она не упомянула меня в связи с этим сновидением в тот момент.
Классический юнгианец мог бы далее начать работать с метафорами из наследия коллективного бессознательного, как например, метафорой раненого целителя, где рана — это его ошибки. Фактически из-за того, что я знал историю пациентки и прежде всего поскольку ранее было восстановлено ее детское ощущение ранимости матери от какой-либо критики или возражений, я интерпретировал сновидение объективно. Тогда медсестра, которую нельзя было обидеть, несмотря на ее профессиональный статус, символизировала мать, а не более субъективного "уязвимого внутреннего целителя".
Пациентка рассказала мне на следующем сеансе, что когда она пришла домой в тот вечер, она испытала взрыв гнева и колотила по кровати в ярости. Это было для нее нетипичным поведением. Я сказал ей, что она смогла (едва-едва) сдержать сильное чувство за пределами нашего сеанса. Может быть, она кроме того, не доверяет мне? Или чувствует, что я выбрал неверную линию? "Нет, не неверную", — сказала она, но вообще-то она сомневается, что я смогу помочь ей — и она беспокоится о том, что говоря об этом, она может задеть мои чувства. Затем мы смогли обсудить этот относящийся к переносу аспект ее сновидения.
Как ни странно, интерпретация сновидения, о которой я подумал, но которую не высказал (о том, что медсестра представляет уязвимого внутреннего целителя) становилась все более релевантной. Оказалось, что я хочу, чтобы она сама себе помогла, и мы вместе рассмотрели, почему она не может проявлять активность в разрешении своих проблем и какую скрытую пользу она извлекает из своей беспомощности. Итак, со временем сестра "стала" матерью, аналитиком, уязвимым внутренним целителем и даже медсестрой (см. ниже, с. 377).
Юнг подчеркивал, что к сновидению и к его амплификации следует подходить без предвзятости:
«Искусству интерпретации сновидения нельзя научится по книгам. Методы и правила хороши только тогда, когда мы можем обойтись без них. Только человек, который все равно может сделать это, обладает действительным умением, только человек с понимнаием реально понимает.
Но в то же время "необходимы широкие знания, такие, какими должен обладать специалист" (там же). Эти знания должны быть "живыми" и "пережитыми человеком, который использует их" (там же). Если мы соединим это с общим отношением Юнга к терапевтическому взаимодействию, мы увидим, что интерпретация сновидений требует полной эмоциональной отдачи со стороны аналитика.
Часто бывает важно увидеть, является ли сновидение частью серии, и если да, то как развивался тематический материал или же он не развивался. Кроме того, Юнг придавал важное значение исходным сновидениям в том виде, в каком они предстают в анализе. Эти сновидения часто обобщают ситуацию, давая как бы диагноз и прогноз. Не все сновидения компенсаторны; некоторые обладают свойствами оракула или пророчества, и Юнг говорит, что мы предвосхищаем будущие события.
Юнг гибко подходил к наличию "правильных" интерпретаций сновидений. Несмотря на то, что он все же использует это слово, он также как бы принимает свою интерпретацию- как гипотезу, которую необходимо проверить по отношению кo всей жизни сновидящего, и при необходимости модифицировать. Интерпретация сновидений для Юнга, видимо, представляет в некотором смысле творческое явление, несмотря на то, что он выступает против эстетического подхода к психологическому материалу (1963, с. 210).
Для тех, кто хочет больше узнать о Классическом Юнгианском подходе к сновидениям, могут быть полезны имеющиеся в настоящее время подробные описания (Hall, 1977; Mattoon, 197 , но они практически не отличаются от позиции Юнга. Мне хотелось бы рассмотреть три значительные модификации тезисов Юнга, которые были предложены. Это: (а) больший акцент на роли эго сновидения; (б) внимание к тому, чтобы анализировался пациент, а не просто сновидение; (в) установление различия между ночным миром сновидений и дневным миром сознания.

ВАЖНОСТЬ ЭГО СНОВИДЕНИЯ

Дикманн (1980) задается вопросом о том, не слишком ли аналитическая психология переоценила различие между сновидениями и переживаниями наяву. Он отвечает, как мне кажется, таким мыслям Юнга:
"Я не стал бы отрицать возможности параллельных сновидений, т.е. сновидений, значение которых совпадает с сознательной позицией или поддерживает ее, но, по крайней мере, насколько мне известно, таковые достаточно редки" (CW 12, para. 4 .
Дикманн указывает, что поведение того, кому сон снится, во сне (эго сновидения) часто подобно поведению наяву. Эго сновидения стремится применить те же защитные механизмы и испытать те же чувства, что и эго наяву, и как и эго наяву, стремится поддержать себя, выжить. Дикманн признает, конечно, что сновидения передают подавленные переживания или переживания, которые являются новыми для эго. Но он чувствует, что нашел третий путь к рассмотрению сновидений, отличный от исполнения желаний и от компенсации. Другими словами, Дикманн предлагает считать, что сновидения выражают то, что происходит наяву в жизни того, кто видит сновидение, но что в данный момент недоступно (возможно, в силу того, что неприятно) для бодрствующего эго сновидца.
Непрерывность, которую Дикманн усматривает между сновидением и явью, дает преимущества для клинической практики. Пациент может говорить о своих переживаниях во сне и обнаружить
"в сновидениях узнаваемые качества, которые были для него неясны. На этой основе к сновидениям может быть построен первый мостик отношения и понимания. Чувство эго, которое совершенно ясно занимает эго сновидения, облегчает этот процесс" (1980, с. 50).