Рональд Лэнг "Экзистенциально-феноменологические основания науки о личностях (persons) "

Термин “шизоидный” относится к индивидууму, тотальность чьего опыта расщеплена главным образом двояко: в первую очередь, существует разрыв в его отношении с его миром и, во вторую, уязвлена цельность его отношений с самим собой. Такая личность не способна испытывать себя “вместе с” другими или в мире “как дома”, но, напротив, ощущает себя в отчаянии одиночества и изоляции; более того, он не ощущает себя совершенной личностью, но, скорее, разнообразно “расщепленной”, например, как дух (mind), более или менее воздушно связанный с телом, как два и более “Я” и тд.

Эта книга 1 пытается дать экзистенциально-феноменологическое объяснение некоторых шизоидных и шизофренических личностей. Однако перед тем как взяться за это дело, необходимо сравнить этот подход с методами формальной клинической психиатрии и психопатологии.

Экзистенциальная феноменология пытается дать характеристику природе персонального опыта мира персоны и ее самой. Это не столько попытка описать частные объекты ее опыта, как соединить ее частные опыты в контексте ее целостного бытия в-ее-мире. Безумные вещи, выговариваемые и проделываемые шизофреником, в существе своем останутся закрытой книгой, если мы не поймем их экзистенциальный контекст. Описывая путь, которым идут к сумасшествию, я попытаюсь показать, что возможно уяснить этот переход от здорового шизоидного способа бытия-в-мире к психотическому способу бытия-в-мире. Хотя и сохраняя термины шизоидный и шизофренический, соответственно, для обозначения здорового и психотического состояния, я, конечно, не пытаюсь использовать эти термины как их принято использовать в обычной клинико-психиатрической системе означений, но принять их экзистенциально и феноменологически.

Собственно клинический интерс сведен к рассмотрению лишь некоторых из существующих способов шизоидного бытия или же способов становления шизоида шизофреником. Однако объяснение индивидуальных опытов этих. переживаний, исследуемых на следующих страницах направлено на то, чтобы показать, что этот опыт не улавливается теми методами, которыми сейчас располагает клиническая психиатрия и психопатология и, напротив, для указания их истинного места и значения для человека нуждается в методе экзистенциально-феноменологическом.

В этом труде я подошел как можно более непосредственно к самим пациентам и старался свести к минимуму дискуссии об исторических, теоретических и практических итогах, всегда поднимаемых в спорах vis-a-vis психиатрией и психоанализом. Конкретная форма человеческой трагедии, перед которой мы стоим здесь, никогда не была представлена с достаточной ясностью и отчетливостью. Так я понял, что задача чистой дескрипции должна предшествовать всем прочим подходам. Т.о., эта глава предназначена для того, чтобы исключительно сжато заявить основополагающую ориентацию книги, что необходимо во избежание наиболее фатального непонимания. Те, кому она предпосылается, это, с одной стороны, психиатры, коротко знакомые с этим типическим “случаем”, но, может быть, не привыкшие к рассматриванию “случаям qua persona, как это описывается здесь; с другой стороны, те, хотя и коротко знакомые, симпатизирующие таким личностям, но не открывшие их как “клинический материал” лица. И неизбежно она окажется чем-то неудовлетворительным для тех и других.

Как психиатр я встретился с огромной трудностью уже в самом начале: как я могу подойти непосредственно к пациенту, если сами психиатрические термины держат пациента на дистанции от меня? Как можно показать общечеловеческое место и значение состояния пациента, если слова, которые я использую, специально предназначены для того, чтобы изолировать и ограничить смысл жизни пациента как частного клинического типажа? Неудов-летворенноусть психиатрической и психоаналитической лексикой справедливо широко распространена, и не в малой мере среди тех, кто более всего использует ее. Всегда чувствовалось, что лексика психиатрии и психоанализа не вполне способна выразить то, что “действительно имеется ввиду”. Ведь это лишь форма самообмана, полагать, что можно говорить одно, а думать другое. Т.е. будет уместно начать с рассмотрения некоторых из числа употребляемых слов. Мысль есть язык, как это сказал Витгенштейн. Технический же словарик есть просто язык в языке. Размышление об этом техническом словарике будет в то же время попыткой открыть ту реальность, которую слова являют или скрывают.

Наиболее серьезным возражением техническому словарику, используемому в настоящее время для описания психиатрических пациентов, будет то, что он состоит из слов, раскалывающих человека, буквально, образом, аналогичным тому экзистенциальному расщеплению, которое мы должны здесь описать. Но мы не можем дать адекватного объяснения экзистенциальному расщеплению, не начав с понятия некоторого единого целого, а подобного понятия не существует и в современной языковой системе психиатрии или психоанализа такого рода понятие не может быть выражено.

Лексика современного технического словарика либо имеет дело с человеком в изоляции от другого и от мира, т.е. существом не находящемся су-щностно “в отношении к” другому и в мире, либо же с ложно субстанциализированными сторонами этого изолированного типа. Это такие слова, как: разум (mind) и тело, psyche и soma, психологический и физический, личность (personality), самость (the self), организм. Все эти термины лишь абстракции. Вместо изначальной связи “Я” и “Ты” мы берем единичного человека в изоляции и концептуализируем его различные стороны в “эго”, “су-пер-эго” и “оно”. Другой становится внутренним или внешним объектом или же их смешением. Но как мы можем, хоть в какой-то мере, адекватно говорить об отношении между мной и тобой в терминах взаимодействия одного ментального аппарата с другим? И каким образом мы сможем сказать, что это именно значит: нечто прятать от себя или обманывать самого себя же, — лишь указывая на “барьеры” между одной и другой частью ментального аппарата.

Эта проблема предстоит не только классической фрейдовской метапси-хологии, но равно и любой теории, начинающей с человека или с части человека, отвлеченно от его отношения с другими в его мире.