Страна пограничников

У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!

М. Е Салтыков-Щедрин.

Россия – вечно молодая страна с древней историей. Мы отгораживаемся от прошлого, защищаясь от переживаний, связанных с ним. Последний век используется универсальное объяснение того, почему в России никак не наступит благополучие. Нужно больше времени, после революции, войны, перестройки, 90-х, и т. п. Может показаться, что каждый раз все приходилось начинать с нуля. Как будто все, что «было до», было не с нами. Описание социальных проблем как «болезни роста» напоминает отказ не столько от собственной истории, сколько от ответственности. Ведь оставаясь маленьким не нужно отвечать за себя. Если понять, что сформировало такой человеческий тип, можно будет отделить причину от следствия и попытаться ответить на вопрос, что с этим делать.

Древние греки заменяли смертную казнь изгнанием из полиса, а в СССР в 1935 году был принят закон о смертной казни за побег за границу. Норма, сродни расстрелу за попытку самоубийства, описывается почти полностью понятием патернализм. Я тебя породил – я тебя и убью - позиция не только средневекового сюзерена. Психология коллективизма, культивировавшаяся в советские годы, продолжила традиции православной общины. Круговая порука, как организующий принцип, упоминается еще в «Русской правде», а отменена она была лишь в начале ХХ века. Общинная идеология порождает конформизм, следовать обычаю оказывается выгодней, чем, проявляя индивидуализм, брать на себя ответственность. Делая что-то по-своему, рискуешь, быть изгнанным из «семьи», лишиться среды обитания, оказаться отвергнутым. Такой страх подавляет волю и желания, лишает способности принимать решения без оглядки на «старшего», и делает восприимчивым к его желаниям. В таких условиях сложно «вырасти». Отсюда и советское «телефонное право», и «ручное управление» в нынешней России. Вертикальная иерархия, воссоздающая привычный россиянину миропорядок, поляризует общество, деля его на начальников и подчиненных, овец и пастырей, взрослых и детей. В любой семье, даже если это «семья народов», возникают собственные правила и обычаи, отгораживающие «своих» от «чужих».

Государство привыкло так ревностно защищать границы, что в этом вопросе форма властвует над содержанием, национальные интересы побеждают живого человека. Несколько поколений выросло в ситуации бессмысленности проактивности. Страх системы перед возможными изменениями заставлял подавлять любую инициативу, культивируя выученную беспомощность. Последние сто лет что-то чувствовать, или выражать было опасно. В такой атмосфере сложно повзрослеть, гораздо рациональней оставаться подростком, существом, у которого потребности и тело взрослого, но прав столько же, сколько у ребенка. Возможно, отсюда и запрос на стабильность, как ответ на перманентный неконтролируемый стресс двадцатого века.

Неконтролируемый стресс возникает в ситуации к которой невозможно приспособиться, которую невозможно избежать, и появление которой невозможно предсказать. Ответом психики, желающей сохранить себя, может быть «раздвоение сознания». Такая «двойная бухгалтерия», когда информация для внутреннего использования отделяется от «официальной», одни слова для кухонь, другие для улиц. Это позволяет уживаться в человеке несовместимым представлениям о себе, или о мире, и защищает от неконтролируемого стресса, с которым он ничего не может сделать.

Несоответствие внутреннего мира внешнему примиряет с ощущением собственной неполноценности. Неспособность осознанно реализовать собственные чувства и потребности приводит к нелогичным выборам, причина которых обычно снаружи. Внешняя оценка становится важнее внутренних сигналов, которые объявляются неважными. Парадигмальные идеологемы могут в одночасье безболезненно меняться на прямо противоположные, коммунисты вздымают хоругвь, друзья становятся врагами. Именно поэтому в России «не работают» социологические опросы, ведь респондент «нутром чует», как надо отвечать. Ментальное раздвоение ввергает в зависимость от внешней оценки, мы становимся ее рабами, одновременно отрицая ее значение. Эдакий стокгольмский синдром в масштабах целой страны, где все давно смешалось, и каждый поочередно исполняет роль, то вертухая, то арестанта. Поэт точно уловил, что …если есть те, кто приходит к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой.

То же происходит и в масштабах страны. Только что-то внешнее может стать движителем, перефразируя Декарта можно сказать: «меня оценивают, следовательно, я существую». Так рождаются «печеньки госдепа» и «иностранные агенты», а карикатурная позиция Дартаньяна, окруженного «плохими людьми», оборачивается социальной метафорой охоты на ведьм в обличие запрета на гей-пропаганду. Зависимость от наблюдателя проявляет себя в потемкинских деревнях свадеб, на которые копят всю жизнь и в ретушировании папиросы у волка из «Ну погоди!». Ради того, чтобы «хорошо выглядеть» в России готовы даже временно отменить законы, разрешить массово пить на улице. А за непонятно сколько стоящие олимпиаду и чемпионат мира можно заплатить будущими пенсиями.

Советское верую, ибо абсурдно, звучало как у нас секса нет, ведь секс – прерогатива взрослых. Отрицание очевидного – один из самых примитивных механизмов защиты психики, подобным образом ребенок закрывает глаза ладошками, полагая, что теперь его не видно. Отрицание проблемы позволяет не решать ее, и это еще больше «укрепляет границы», заставляя «не выносить сор из избы». Интересно, что в 1971 году, когда Буковского судили за антисоветскую пропаганду, в своем последнем слове он сказал, что преступник не тот, кто выносит сор из избы, а тот, кто в избе сорит.

Такие «правила игры», когда ради самосохранения приходится отрицать собственные части, способны породить лишь фрагментированную, раздробленную личность. Столь нестабильные представления о себе можно защитить только вводя тотальные запреты. Психологическая сущность цензуры в том, чтобы изгнать то, что невозможно ассимилировать, цензура устраняет противоречия. В Англии смогли ужиться королева и Sex Pistols. В России же все еще существует «официальная культура», которую правильней было бы назвать канонической. Неофициальному же остается выбор между скоморошеством, либо ересью. Такое положение примиряет многих с выбором: кто не хочет работать клоуном у пидорасов, будет работать пидорасом у клоунов.

***

Пограничная личность рождается из непостоянства, и соткана из противоречий. Внутренняя противоречивость в эмоциях и нестабильность в отношениях, от любви до ненависти, - ответ на внешнюю ситуацию, на ее непредсказуемость. В недетерминированном мире от тебя ничего не зависит, следовательно, ты ни за что не отвечаешь, даже за себя. Абсолютная зависимость от внешних условий не позволяет сформировать границы личности, или делает их максимально проницаемыми. Без границ невозможно сформировать представление о себе, и это делает «пограничников» еще более зависимыми от внешней оценки. Зависимость порождает главный страх «пограничников», они боятся быть покинутыми. Ведь без внешнего наблюдателя они не ощущают себя, не понимают, кто они, не чувствуют себя живыми. Они не понимают, чего хотят, от выбора дезодоранта до выбора президента, и вынуждены ориентироваться на других, чтобы все было «как у людей». Это формирует общество с ограниченной ответственностью, где место чувства ответственности занимает чувство вины. Возможно, поэтому «I am sorry» у нас так часто переводят «извините».

Среда диктует манеру поведения, а внутренняя пустота не дает опоры, и оказывается, что это не мы такие, жизнь такая. Проницаемость границ личности приводит к ощущению, что нарушение закона, или асоциальное поведение направлено не на институты, а против тебя. И это очередная попытка оценить тебя, показать, чего ты стоишь, точнее, насколько ты ценен. В такой ситуации обратиться за помощью к государству равноценно тому, как обиженный сверстниками ребенок бежит к родителю, и означает позор и проигрыш. Ведь законы, как известно – для «лохов». Поэтому россиянин не любит ставить государство (правоохранителей) между собой и обижающим его деликвентом, предпочитая «решать проблемы» самостоятельно. И какую бы ты позицию здесь ни занимал, насильника, или жертвы, ты все равно остаешься «жертвой обстоятельств».

Абулия (отсутствие воли) у пограничной личности похожа на безволие учителей, подтасовывающих результаты выборов. Бюджетники оказываются подневольными, де-факто ограниченными в правах, лишенными собственной воли. Потому это и не вызывает осуждения у общества, они же не виноваты, они сами жертвы. Обычай не подразумевает персональной ответственности. Здесь проходит водораздел между кастовым и эгалитарным обществом. В обществе традиционном человек всегда ищет подтверждение своей правоты где-то снаружи, в семье, общине, или традиции (vox populi vox dei). Внутреннюю опору, необходимую при решении этических дилемм можно вырастить только в обществе равных, где неизменные правила опосредуют отношения индивидов.

Обнаружив эту внутреннюю пустоту и отсутствие смыслов в 90-е, все кинулись искать национальную идею, пытаясь заткнуть дырку, образовавшуюся на месте тоталитарной идеологии западными схемами, помноженными на восточные традиции. Но за четверть века так ничего и не придумали, и, чтобы убить дракона, России самой пришлось стать драконом. Проект СССР 2.0 горячо поддерживается даже теми, кто не застал первую версию. В России даже день независимости называется просто «День России», а официальные праздники подчеркивают непрерывность советской - российской истории. В 2008 году в проекте «Имя России» с большим отрывом лидировал Сталин, но в официально представленных результатах организаторы отвели ему 3-е, или 4-е место.

Функция люстрации не только в наказании, но и в преодолении и осмыслении прошлого. Закон накладывает ограничения на судимых, не позволяя им учить детей, или занимать государственные посты. В конце ХХ века в восточной Европе на госслужбу не допускались люди, связанные с прежним коммунистическим режимом, или бывшие сотрудники госбезопасности. Но самым масштабным, затрагивающим почти все население страны, был процесс «денацификации» в Германии во второй половине 40-х. Вся немецкая нация признавалась больной, исцеление связывалось с осмыслением, переработкой прошлого. Важным было не столько наказание, сколько признание ответственности, как единственной возможной позиции взрослого человека по отношению к миру вокруг.

Кажется, что это было так давно, но до сих пор 9 мая у нас главный и единственный смыслообразующий праздник. Мы не мыслим себя вне трехпоколенной семьи. На психотерапии нынешним тридцати - сорокалетним приходится возвращаться к тому, что переживали их дедушки и бабушки в том же возрасте. Вступая в наследство, нам достаются и неоплаченные долги.

Может показаться, что задача этого текста обличение пороков, но суть патологии не в порочности, а в том, что психическая патология подчас мешает отличать правду от лжи, а добро от зла.

Иногда бывает, что то, как вы выглядите, влияет на то, как вы себя чувствуете, но обычно наоборот.