Похоть как объект. 3. Преступление

                                                                        Георгий Сергацкий

                                 (Из книги «Изнанка любви, или Опыт трепанации греха...»)

                            Из всех знаний нравственная наука, может быть,             

                            самая нужнейшая, но ей не обучаются.  

                                                                                               Пифагор

                            Большое число участников не оправдыват

                            преступление.

                                                                                  Т. Фуллер                                                                                                                    

«Первый шаг к успешному решению всякой задачи есть сознательная и верная ее постановка» (В. Соловьев). «Философ должен нещадно задавать себе вопросы. При этом философское мужество не возникает из рефлексии, оно не может быть получено на основании решений, но оно представляет некую врожденную направленность ума» (А. Шопенгауэр).

«Философию следует изучать не ради определенных ответов на вопросы, но ради самих вопросов; потому что эти вопросы расширяют наше представление о возможном» (Б. Рассел). «Признание проблемы – половина успеха в её разрешении» (З. Фрейд). «Стоит только правильно сформулировать задачу, как возможность научного подхода становится совершенно очевидной» (Б. Шипов). «Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую часть ответа» (Р. Шекли). «Вопрос труднее ответа» (Х. Падамер). «Вопрос – это и есть ответ» (Э. Робинс).

Главный вопрос, ответу на который посвящена наша антология, формулировали многие учителя человечества. Как правило, за этими вопросами стоит прочувствованное, а, значит, и наиболее полное знание психологии полового акта.

М. Меньшиков – верящий в Бога. «Любовь плотскую поэты называют «святою». Но если так, то почему в столько-нибудь порядочных семьях ее прячут от детей, не дают им, например, читать любовные романы? Ничего другого хорошего не прячут, ни описаний дружбы, ни радостей, ни святых мучений, а это будто бы «святое» чувство тщательно скрывают до совершеннолетия детей. Да и после совершеннолетия ни один отец, ни одна сколько-нибудь совестливая мать не станут учить детей любовному искусству, не станут прививать им эту страсть нарочно. Но если она «святая», то следовало бы спешить заразить ею каждую девушку и юношу. Напротив, от такой заразы оберегают, считают ее чем-то вроде неизбежной болезни: «придет пора – полюбишь», говорят с тяжелым вздохом. Взрослые, переживши любовь, хорошо знают (что бы ни болтали развратные поэты), что влюбленность – явление телесное и ведет к телесным результатам: как в других похотях и болезнях, в половой любви не душа владеет телом, а тело душой. Взрослые люди знают, что при малейшей неосторожности эта сладкая болезнь делается опасной и может повести к серьезным увечьям сердца, а иногда и к гибели. Они знают, что ни в каком ином процессе (еде, питье, сне) не проявляется столько животности, столько самозабвения, как в любовном акте, и никогда близость тел не сопровождается таким отдалением душ, как в момент этого соединения. Если любовь «святое» чувство, почему выливается оно в сладострастный, т.е. чисто животный акт?».

«Любовь, говорят, – святое чувство, так как следствием его является новая жизнь. Но правда ли это? Деторождение требует соединения, но нуждается ли оно в любви? Всем известно, что дети родятся от союза, как любящих, так и ненавидящих друг друга лиц. Во всем органическом царстве насильственное соединение ведет к тому же. Там дети родятся даже от искусственного оплодотворения, когда особи не знают даже друг друга и никогда не виделись. Не существует ни малейшего доказательства, что любовь входила в творческий процесс жизни. От самых грубых насилий, от соединения в сонном, бессознательном состоянии, от людей отвратительных друг другу все-таки совершаются зачатия, тогда как очень часто самая пылкая любовь оказывается бесплодной.

«Любовь – святое чувство, оно влечет друг к другу родственные души». Но все же знают, что влекутся в данном случае тела, а не души; слишком часто половая любовь соединяет души глубоко чуждые, что тотчас и обнаруживается по удовлетворении тел. Большинство браков оказываются несчастными именно потому, что половая любовь вводит обе стороны в обман и дает лишь призрак требуемого сродства душ. Наконец, если любовь «святое» чувство, почему она сопровождается таким упадком совести, забвению нравственного долга? Ведь известно, что влюбленные часто ни перед чем не останавливаются для достижения своих целей: обман и ложь, измена, ненависть, клевета, воровство, иногда даже убийство (соперников) – обычные средства. Жена легко изменяет мужу, девушка бросает родную семью – хотя бы с риском убить этим родителей, мать бросает родных детей. Влюбленный человек, если нужно, изменяет родине, религии, лучшим верованиям собственной души. Семирамида, чтобы избежать укоров за свои увлечения, издала закон: «Все позволено, что приятно». По преданию она кончила тем, что влюбилась в своего коня...

Почему же, ответьте мне по совести, половая любовь – «святое» чувство? И почему она обыкновенно так скоро исчезает? Ведь ни одно из истинно святых чувств никогда не прекращается. Дружба, материнская любовь, религиозное сознание, вкус к изящному, доброта, гений, ум – им нет конца, они или растут со временем, или не ослабевают вовсе, если же разрушаются, то вместе с телом. А влюбленность – по наблюдениям одного мыслителя – продолжается много два года, чаще же не выдерживает и медового месяца. Самый термин «медовый» месяц показывает, что далее этого срока начинаются отношения уже не сладкие...

О половой любви не говорят при детях, юношах, девушках; неприлично говорить о ней в обществе почтенных дам или стариков. Среди взрослых допускается говорить о любви, но чаще всего в ироническом тоне – серьезный тон кажется неловким. И я думаю, будет время, когда о половой любви говорить публично будет стыдно, как о других телесных отправлениях. Да и не только публично: может быть и тайно признаться в этой страсти, даже любящим людям, будет стыдно; ведь и теперь только наглые, развращенные люди легко говорят: «Я люблю вас». Чем девственнее влюбленные, чем совестливее они, тем труднее им в первый раз выговорить это слово. Нужен целый пожар страсти, чтобы вынудить его у них. Чистая душа идет на это как на какой-то позор, смутно чувствуя, что тут есть что-то недостойное, смешное, странное, ненужное. Признаться в любви можно лишь в затмении разума, ибо в своей глубокой сущности половая любовь, как и всякая «страсть», есть измена душе, свержение ее с престола жизни, воцарение плоти. Мы все теперь упиваемся любовными романами, но, повторяю я, будет время, когда самый чистый рассказ об ощущениях влюбленного, даже такой изящный, как «Вертер», будет казаться столь же неуместным, как рассказ о пищеварении и расстройстве его. Любовные романы будут описываться в клинических журналах, как теперь описываются болезни, потому что любовь половая – типическая «болезнь роста», где вместо острой физической боли в пароксизмах – острое наслаждение».

М. Фуко – верящий в пустоту. «...Почему сексуальное поведение и связанные с ним деятельность и наслаждения становятся объектом моральных размышлений? Откуда эта этическая озабоченность, которая, по крайней мере в отдельные периоды, в отдельных обществах или группах, заставляет считать сексуальность более заслуживающей морального внимания, нежели другие столь существенные области индивидуальной или же социальной жизни, как питание или выполнение гражданского долга?».

С. Речкунов – православный блоггер. «Насколько именно половые отношения (вне связи их с деторождением) могут рассматриваться как естественная, а значит, не подлежащая нравственной оценке сторона жизни?».

С. Пинкер – лингвист. «...Почему же в условиях демократии вводятся санкции, позволяющие правительству насильственно удерживать народ от произнесения слов, связанных с двумя видами действия – сексом и выделением, – которые никому не наносят вреда и являются естественной частью человеческого существования?».

М.Форман – режиссер к/ф «Народ против Ларри Флинта». «Вы можете заснять преступление и получите Пулитцеровскую премию. Половой акт законом не запрещен. Он приятен. Почему же снять его – преступление?».

Добавим вопросов и мы. Справедливо ли утверждение – «что естественно, то не безобразно» - по отношению к половому акту? Почему, собственно, взаимодействие нижних частей тела постыдно и загнано в интим, а верхних нет? Или, почему фармацевт в аптеке упаковывает вам презервативы не открыто, как любую другую покупку, а под прилавком? Нравственно ли наслаждение нереализованной безнравственной фантазией – также предмет отдельной дискуссии. Краснеют же полосозревающие из боязни, что об этих фантазиях кто-то может догадаться!

Ученые и писатели с разной степенью смелости и достоверности пытались проникнуть в «трюм души» (З. Фрейд), заболевания которой «обусловлены прежде всего сексуальными причинами» (В. Райх). «...Снятие шор, независимость от общественного мнения, неангажированность, нонконформизм были и остаются прерогативой небольшой группы изгоев, как правило, третируемых обществом.

Последнюю мысль в лаконичной форме развил читатель Александр Ра: «...необходимо, чтобы появились особи, любопытство которых сильнее инстинкта самосохранения. Они не довольствуются самообманом, сколь он комфортен ни был бы. Большинство из них обречено на неуспех (в лучшем случае), но некоторые – счастливчики – определяют развитие всего вида» (И. Гарин).

«Эротическое влечение – это худшее из зеркал. То, как отражается в нем твоя сущность, заставляет содрогнуться» (Л. Арагон). «Зазеркалье секса – это целый мир, в котором теснейшим образом переплелись здоровье и болезнь, свобода и рабство, преступление и наказание» (В. Гитин). .«Знать плохое важнее, чем знать многое» (Сенека). Не копаясь в «нижнем белье» «дикого любовного хаоса» (Д. Лоуренс), невозможно понять человеческую природу. «Наши понятия о сути сексуальности запутываются все больше и больше благодаря тому комплексу навязанных идей, которые мы называем моралью». «Чем больше люди пытаются связать любовь с высокими моральными качествами, тем шире становится пропасть между двумя путями этого чувства и тем более непреодолимым кажется само понятие любви» (А. Бальхауз).

«Я» прежде всего телесно» (З. Фрейд). «Половой акт есть преступление...» (Н. Федоров). «Тело – место преступления» (З. Цепф). В любви бесит то, что в этом преступлении не обойтись без сообщника» (Ш. Бодлер). «Влюбленные чувствуют что совершили преступление» (А. Шопенгауэр). «Что телу любо, то душе грубо» (рус.).

«Кант создал картину, в которой похоть превращает человека в объект, используя его в качестве орудия для достижения собственных целей. Это бесчеловечно и оскорбительно и, как считает Кант, недопустимо с точки зрения морали, поскольку вы не имеете права рассматривать другого человека как средство для реализации своих намерений» (С. Блэкберн).

«Кто любит свою жену слишком пылко, совершает прелюбодеяние» (Св. Иероним). Что значит слишком? В поисках непорочности Св. Иероним, нашел в половом возбуждении какую-то границу, с которой начинается грех злоупотребления грязной агрессией – то ли по углу эрекции, то ли по глубине погружения души в промежность.  Фихте счел, что преступление имеет место, если половой акт совершается вне брака: «удовлетворение полового влечения позволительно только в браке, а вне его означало бы для женщины полное уничтожение ее нравственности, для мужчины же – соучастие в этом преступлении и использование животной склонности».

По Арагону, половой акт может быть как честным, так и не очень: «...низменная и похотливая любовь может порой оказаться причиной любви честной и благочестивой, как любовь честная и благочестивая может временами переходить к любви похотливой и низменной». А вы, читатель, не пытались найти границу между этими двумя видами любви?

А вот О. Вейнингер искомую границу нашел и ...покончил жизнь самоубийством, как полагают, после того, как пелена упала с его глаз. Вчитайтесь. «Любовь и вожделение – это два состояния, до того различные, противоположные, друг друга исключающие, что человеку кажется невозможной мысль о телесном единении с любимым существом в те моменты, когда они проникнуты чувством истинной любви... Тупому глазу, который как бы из намеренного цинизма продолжает настаивать на тождестве этих двух явлений, мы порекомендуем обратить внимание на следующее: половое притяжение прогрессирует соответственно усилению телесной близости; ей нужна разлука, известная дистанция для того, чтобы сохранить свою жизненность и силу» (О. Вейнингер).

«Половое наслаждение есть предвкушение воскресающей плоти, но сквозь горечь, стыд и страх смерти. Это противоречие – самое трансцендентное в поле: наслаждаясь и отвращаясь; то да не то, так да не так» (Д. Мережковский). «Без борьбы и насилия секс становится скучным, однообразным, равнодушным – когда люди занимаются любовью, то человеколюбие им чуждо» (Р. Столлер). «Мне плевали в лицо за мое шоу «Про это» (Е. Ханга).

Мысли и фантазии неблаговидного характера, отвращение к ближнему как носителю грязной похоти, «который старательно извращает, ограничивает и уничтожает все вокруг» (А. Шопенгауэр), а также стыд привели к тому, что половой акт стал самым интимным из всех человеческих отправлений делом. В то же время, «конец подпольного существования Эроса отчасти лишает его притягательности» (П. Брюкнер). «...Это как если бы человек представлял половые сношения, как «отдавать себя», без эрекции, без каких бы то ни было действий и, соответственно, не имея связи с другим. Такая пассивность будет одинаково неэффективной как в сексуальных отношениях, так и в любой другой форме творческой активности» (Р. Мей).

«Высвободить стыд и превратить его в литературу – таков один из стержней творчества». «Вечно стыдящийся человек знает то, что другие не замечают» (Ж.-П. Мартен). «Источник творчества писателя это его стыд; тот кто не обнаруживает в себе стыда или избегает его, принужден будет стать плагиатором или критиком» (Э. Чоран). Ум – ничто без способности чувствовать.

     «Фрейд открыл в своих психоаналитических исследованиях, что все мы имеем общую сексуальную природу, которая начинается с младенчества и заканчивается со смертью.

Он заметил также, что запрещение сексуальных удовольствий под предлогом морали служит лишь тому, что делает секс более эротическим. Именно эта навязчивая благопристойность относительно секса дает начало раннему развитию сексуальности в детстве и озабоченности сексуальными вопросами среди некоторых взрослых» (Ф. Каприо). "Без изучения чувственно-сексуальной стороны жизни человека – этого важнейшего стимула человеческого поведения – любая "всеобщая история человечества" будет неполной и искаженной» (Р. Таннахилл).

«Изменив облик психологической науки, работы З. Фрейда осветили самую темную сторону человека – недра его сознания, души, устройства внутреннего мира личности, скрытых устремлений и переживаний, конфликтов между истинными вожделениями и моральными установками, глубоко скрытые причины душевных надломов, источники иллюзий и противоречий между «первичными позывами» человека и культурой, которую он создал.

Именно З. Фрейд снял многовековое табу с сексуальной проблематики, искажаемой эвфемизмами или вульгаризмами. Он внес огромный вклад в либерализацию сексуальных отношений, одновременно драматизировав и повысив их до уровня античной трагедии. Психоанализ и трансакционный анализ смогли объяснить не только причины многих неврозов (то, что произошло в прошлом), но и предсказать будущее поведение человека» (И. Гарин).

По-пастырски. «...Сексуальный стыд имеет право на существование только в мире личностей». «...Любовь... есть такое отношение личности к личности, которое изначально исключает трактовку личности как предмета использования, категорически запрещает личности опускаться на позицию предмета использования, и не допускает того, чтобы кто-то столкнул ее на эту позицию. Именно поэтому стыд столь естественно открывается для любви.

Легкость, с какой чувство стыда уступает при любом эмоционально-аффективном переживании, есть, собственно отрицание стыда и стыдливости» (Иоанн Павел II).

По научному. «Склонность к агрессии является первоначальной, само по себе существующей инстинктивной диспозицией в человеке». «Мы подчеркиваем все злое в человеке только потому, что другие это отрицают, - благодаря чему душевная жизнь человека и не становится лучше, но зато делается непонятной. Если откажемся от односторонней этической оценки, то несомненно сможем определить форму взаимоотношений доброго и злого в человеческой природе» (З. Фрейд).

Комментарий. Мы тоже последуем за Фрейдом, который «мечтал написать большую книгу о любовной стороне жизни мужчины, но так и не сделал этого...» (И. Гарин). Видимо, жертвы похоти побуждали его на этот подвиг как ученого, но «кощунственность полового акта, некая его противоестественность...» (В. Руднев) отвращали как человека. Ему бы пришлось заглянуть в «замочную скважину, в которую с одной стороны смотрит Бог, с другой – подглядывает дьявол...» (С. Соловьев). Психологическое дерьмо вызывает не меньшее, если не большее, отвращение, чем физиологическое. Мы руководствовались принципом: «знать плохое важнее, чем знать многое» (Сенека).