Одна эмпатийная девушка и Двойное послание.

Эльза не любила учреждений. Точнее, походы туда. Пенсионный, налоговая....да даже магазины с их шумною толпой и красными, в запарке, лицами покупателей. В магазине ее как будто угнетали, выпивали из нее все соки. Она себя буквально чувствовала «покупательницей», винтиком, субъектом деятельности, а не обычной девушкой тургеневской внешности.

Люди будто бы обезличивались, даже … овеществлялись в этих местах, с точки зрения Эльзы. Они теряли свою «человечность» что ли, становясь лишь Функцией Бюрократической Машины. В учреждениях различного типа люди вдруг волшебным образом, становились теми самыми бумажками, которые они принесли чиновникам. Они также могли стать номерами в очереди, которые написаны на талончиках электронной очереди. Марь-Ванны и Николай-Петровичи превращались в различные А-123 и B-456.

Однако, пенсионный фонд на этот раз порадовал девушку своей «открытостью» людям и отсутствием очереди. Вообще. Нет, инспекторы все были заняты с людьми (Эльза покатала во рту это волшебное слово), но перед кабинетом никого из посетителей (или людей?) не было. Она одна. По имени Эльза. И дверь открыта. Вот счастье привалило!

И девушка тургеневской внешности, радостно вздохнув, стала разглядывать стенд с документами, даже не присев в кресло в зале ожидания. Пока она, что-то напевая про себя, глазела по сторонам, и ни о чем важном не думая, она вдруг кожей, или каким то глубинным инстинктом, который сидел себе спокойно у нее в затылке, почувствовала напряжение в воздухе. Что то было не так. Воздух... как то сгустился... и напрягся... Она обернулась.

Уф.... Эльза облегченно вздохнула. Всего лишь еще одна девушка. На кресле. Но поразила Эльзу поза этой девушки. Описать ее можно было словами «на низком старте». При этом, сидя. Все тело девушки было выстроено в струнку в направлении открытой двери в кабинет. В ее глазах охотничий азарт, и какая-то дурная уверенность, что все вокруг знают, что именно она пойдет сейчас на прием.

«Я тоже к инспектору», - сказала на всякий случай Эльза, чтоб девушка не думала, что она, Эльза, здесь просто ждет кого-то, прохлаждаясь с безмятежными видом. Уж слишком была большая разница между их позами. «Мне только отдать бумаги!», - властно сказала девушка и потрясла пакетом. Эльза пожала плечами, не уточняя, что ей, собственно, тоже на минутку, обменяться актами.

К освободившемуся инспектору Эльза вошла первой, не спеша сев в кресло. Девушка влетела следом, и подав свои документы, откланялась. «Ну, надо же... и правда, только отдала.... чего бы ей вообще было ждать, когда она освободиться, зашла бы и на стол ей положила, раз такое дело. Наверное, воспитанная очень», - поругала себя Эльза за недоверчивость к людям. Но тут девушка, уже давшая задний ход, вдруг резко развернулась и ….. зависла в разговоре с инспектором минут на 15. Прямо через голову сидящей смирно Эльзы.

Отдав свои бумаги и еще раз испытав неприязнь к шибко умным спрашивальщицам, девушка пошла домой. Через магазин. Ну, кто ее просил заходить в супермаркет в пятницу? Сама виновата.... надо было утром, в понедельничек..... А что готовить в выходные? Ведь по пути же магазин... Зашла.

На кассе, как и следовало ожидать, немаленькая очередь. Особенно для людей с маленькими корзиночками. Эльза поставила свою корзинку на пол и снова уставилась в пространство, отстранившись. Она не любила плотных душных очередей, старалась стать так, чтоб было больше воздуха. Вот, в трамвай, например, или в троллейбус, когда люди заходят гуськом, чтоб успеть приложить карточку к оплате, она всегда старалась зайти в конце, рискуя остаться без сиденья, и, вот интересно, что остальные люди тоже расступались и не устраивали давку. Мужчины, например, частенько кивали ей головой и придерживали дверь, приглашая идти вперед них.

Так что девушка встала довольно свободно в конец очереди. И снова, почти также как в пенсионном, она кожей затылка почувствовала сзади какое то движение. И голос молодой женщины: «Так, Виталик, иди, встань туда. За тетей. Не за этой! За той! За той, я говорю тебе, иди-иди...». И округлившиеся Эльзины глаза увидели мальчонку лет пяти, который встал перед ней за «другой тетей». Мамашу мальчика не было видно вовсе. Впрочем, девушка не стала крутить головой, а, когда очередь подвинулась, обогнула мальчика и встала на свое «законное» место.

Она это сделала машинально, как огибают брошенную сумку или другую вещь, оставленную кем-то. Но отследила свой поступок только тогда, когда увидела перед своим лицом разгневанное лицо молодой женщины, которая ей что то внушала злым голосом. «Вы оттолкнули моего сына!», - кричала она.

Эльза пожала плечами.... «Малыш, неужели я тебя задела?», - спросила она у мальчика. Он хлопал на нее огромными глазищами, отрицательно качая головой, и был такой удивительный! Эльза подумала... вот как такого красивого мальчонку можно было обойти как мебель? Но ее умиление разбила вдребезги мама малыша, которая опять ей что то внушала. «Вы оттолкнули! Как вам не стыдно!».

Эльза стояла молча. Ей трудно давались разговоры. Любые разговоры в принципе. Тем более, в таком тоне. Но про себя она подумала: «Как можно отпускать такую маленькую ручку из своей? В торговом центре-то? Того гляди, толпой снесет». Она все же попыталась сказать маме малыша, что в общем-то, она соблюдает очередь. И, если бы ее попросили пропустить маму с малышом.... да если бы просто не упоминали ее в третьем лице, как вещь... И если бы мамаша не ставила своего сына как вещь.... «забить» очередь так, как брошенной на стул тетрадкой занимали места в зрительном зале школьники в Эльзином детстве.... Но Эльза промолчала. У нее просто очень обострился слух в это время. И остальные органы чувств. Она страдала от этих обвинений и ощущений предельной четкости восприятия. Порог ее сенсорной чувствительности рухнул вниз.

Страдала Эльза до тех пор, пока не услышала своим обостренным слухом, что мама говорит Виталику: «Ну, что ты, как рохля-то! Надо было стоять! Зачем пустил эту тетю на свое место? Болван какой!»

И Эльзу пронзил внутренний крик маленького существа. Ей стало физически больно. Она как бы сроднилась с этим малышом и как бы «влезла в его кожу». Она эмпат, эта Эльза... Она почувствовала, как маленькое тельце и неокрепший мозг Виталика буквально разрывается на части. Мама, МАМА, это совершенное существо, велит Виталику в следующий раз поступать точно так же, как эта Тетя. Которую сама Мама (на минуточку), ругает на чем свет стоит. Стыдит!

Мама стыдит чужую тетю за то, что та отстояла свое место. И одновременно велит ему, Виталику, так делать всегда. Отстаивать свое (даже присвоенное) место в любых обстоятельствах.

Эльзе сделалось так невыносимо больно за Виталика, что она вернулась к собственным ощущениям и мыслям. Она подумала... Виталик, когда вырастет, ведь НИКОГДА он не пустит ее в трамвай вперед себя. Он оттолкнет ее, наверное. Не вспомня в тот момент даже наказ своей мамы по поводу «стой где стоишь». А просто по привычке. Испытывая стыд при этом, который заглушен чем-то другим. Другой эмоцией. Ведь МАМА же права? Не так ли?

Ваша Ирина Панина.

Вместе мы отыщем путь к вашим скрытым возможностям.