Одна из моих работ.

Решила описать мою работу с одной женщиной (пусть она будет Ольгой) и ее 12-13леним сыном (пуст он будет Кирилл). Имена вымышленные.

Дело было несколько лет назад, когда я только начала ходить на вторую ступень «Гештальт терапии».

В наш обеденный перерыв к нам в отдел пришла женщина. Крупноватая, грубоватая лет 35-40. Не помню как, но, по-моему, мне передали, что в коридоре стоит около нашего кабинета женщина. Я вышла из кухни, что бы узнать цель ее визита. Она сказала, что ей на Комиссии, где она недавно рассматривалась с сыном, порекомендовали обратиться к нам. У нее проблемы с сыном – уходит из дома. Я проговорила, что у нас сейчас обед, она может подождать либо подойти в другое время. Не помню как, но мы договорились, что она подойдет вместе с сыном через день или два.

Помню ее сомнения относительно обращения за помощью к психологу: «А это действительно поможет? Ну, обращение к психологу?..» Я ей ответила, что это зависит не только от меня, но и от нее. Тем самым я решила сразу разделить ответственность за результат и решение проблемы с клиенткой, раз уж возник такой вопрос.

В назначенный день и время клиентка подошла с сыном. Рассказ о том, что их привело к психологу начала клиентка. Как обычно, когда на консультацию приходит пара родитель-ребенок, начинает родитель и продолжает в большинстве случаев он/она же, пока я сама не дам слово ребенку, что бы выслушать его/ее точку зрения. Это всегда полезно послушать, как видит эту же ситуацию ребенок. У детей обычно другой взгляд, о котором родители даже не задумываются. Просто спокойно выслушать и услышать то, что говорит ребенок, бывает полезно. Присутствие психолога помогает сдерживать родителю свои эмоции, которые в домашней обстановке без посторонних лиц скорее всего не сдерживаются и выплескиваются на ребенке. В большинстве случаев есть в этом психотерапевтический эффект, просто выслушать и принять, то что говорит ребенок. И надо этому учить родителей.

Громким, уверенным голосом клиентка рассказала, что ее сын (он в это время сидел рядом) прогуливает уроки, врет ей и уходит из дома. При этом, где ходит в это время он не говорит. Отсутствует дома по несколько дней. Все звучало в обвинительном тоне. Обычно он не приходит домой после прогулов в школе и пред «разборками» в связи с этим дома.

Сделаю небольшое отступление, для того чтобы охарактеризовать отношения в этой паре. На Комиссию ее вызвали в связи с прогулами сына, уходами из дома. Специалист в ходе рассмотрения ее дела поинтересовалась - кто контролирует, помогает сыну с учебой? Клиентка ответила, что сына воспитывает она, учебу контролирует то же она сама, несмотря на то, что живут они втроем: она, сын и супруг (отчим мальчику). Плюс собака. Работает она проводником поезда и поэтому из-за работы часто отсутствует дома, и в эти дни мальчик предоставлен сам себе. Заниматься воспитание сына своему второму супругу она не позволяет. После рекомендаций с комиссии, о том, что мальчиком нужно заниматься всегда, иначе вы его упустите, клиентка долго не раздумывала и уволилась с работы (!). Хотя работа ей нравилась. Объясняя нам в дальнейшем свой поступок, она сказала, что сын ей дороже. Супруг у клиентки военный и то же часто отсутствует дома (много работает). Живут они в съемной двухкомнатной квартире, с небогатой обстановкой.

На первой нашей встрече я поинтересовалась у клиентки, почему она не доверяет воспитание сына в ее отсутствие ее мужу? Она сказала, что у нее самой был отчим. То, как он ее воспитывал, она не стала рассказывать, сказав лишь, что теперь она никогда не доверит своего сына никакому отчиму. Из контекста нашей беседы и дальнейшей работы с ней (из фона) я сделала предположение для себя что, скорее всего, отчим ее бил и довольно жестоко. Это привело в дальнейшем к ее уходу из дома в подростковом возрасте и длительному бродяжничеству. Как она сказала: «Мы путешествовали с подружкой».

Привычка путешествовать (бродяжничать) вылилась в итоге в ее любимую работу – проводником. С моей точки зрения довольно позитивный выход этой самосформировавшейся и закрепившейся потребности. Детство клиентка провела (до ухода) в сельской местности. У нее и сейчас там живут родственники, к которым она иногда ездит.

О своем детстве и отчиме клиентка так и не рассказала в итоге. Да и наша задача была вернуть ее СЫНА домой, а не ее.

Отношения со вторым супругом у клиентки, судя по эмоциональному фону при упоминании о нем, довольно позитивные. С первым супругом она развелась, когда тот ее ударил. Отношения поддерживают с первым, ради сына. Первый супруг кавказкой национальности уехал к себе на родину, второй русский.

С сыном у клиентки так же дружеские отношения – когда они дома вместе, то часто «бесятся» втроем - она, сын и собака. Любят вместе готовить хлеб (клиентка сама его печет в домашней электропекарне, а сын ей с удовольствием помогает).

Опишу мальчика. Это довольно подвижный и крепкий мальчик. Один глаз немного косит. Из-за проблем с глазами врачи не рекомендовали ему заниматься подвижными видами спорта и, клиентка запрещала играть в футбол, к которому мальчик тянулся и в который все равно играл, когда шел со школы или гулял. Клиентка же хотела, чтоб сын играл, например, в шахматы. На эти утверждения мальчик обычно ныл и фыркал.

В одну из встреч с детьми клиентка привела своего сына к нам «добровольно-принудительно». Это произошло после нашей беседы про ее жизнь и методы воспитания, о которой я подробно расскажу ниже и которая послужила переломным моментом в наших взаимоотношениях и в их взаимоотношениях с сыном. Тот факт, что она его привела и заставила остаться, натолкнуло меня на мысль о возникшем доверии к нашему центру и в частности ко мне. Клиентке очень хотелось, чтобы ее ребенок был послушный и усидчивый. А Кирилл хотел играть в футбол. Мои высказывания, что он может и не идти с нами, что это не обязательно, клиентку не остановили, и она заставила Кирилла идти с нами в кино, хотя и разрешила 30 мин. поиграть, которые были до сеанса. В итоге в футбол Кирилл играл в кинотеатре: с еще одним мальчиком они носились вокруг кинотеатра и внутри, пока не начался сеанс. Да и во время сеанса вели себя довольно шумно. Гладя на все это действо, у меня родилась тема для следующей родительской группы, которую мы проводили в рамках программы по работе с родителями детей, в трудной жизненной ситуации - «Не родятся от осины апельсины или яблоня от яблони…». Про нереалистичные ожидания родителей по отношению к своим детям - ну не будет у подвижной, активной мамы с привычкой к перемене мест сына шахматиста! Яблоко от яблони… Не та модель поведения перед глазами. К слову сказать, она на эту группу не пришла. И вообще не ходила на группы для родителей.

Но вернемся к методам ее воспитания.

В ходе одной из наших встреч клиентка в активной и громогласной форме рассказала, как ее злит, что Кирилл прогуливает и врет ей о своих прогулах. Когда она об этом узнает, то приходит в бешенство. К тому моменту, когда он приходит домой она его уже «ждет» с ремнем. Процесс выяснения причин прогулов сопровождается физическим наказанием: «Я его по хребту, по хребту прикладываю!». От такой формы и того, как она это рассказывала, а главное показывала (в воздухе била руками по воображаемому хребту) я инстинктивно отодвинулась назад. Проанализировав, что произошло , я ей сказала:

- Я, взрослая женщина, инстинктивно отодвинулась от вас только что, в целях своей безопасности… Меня не удивляет, что ваш сын в целях своего самосохранения не приходит домой, когда по телефону понимает в каком настроении его ждет мама и что его ждет! Ему хочется жить и сохранить себя! Вы не боитесь ему сломать спину или вообще убить? Своего сына?

- Нет,- совершенно твердо и спокойно ответила клиентка.

Ее ответ меня удивил: «Знает как бить, что бы не убить?»- подумала я… Клиентка поймала мой удивленный взгляд и попросила Кирилла выйти (он сидел рядом в этот момент).

Когда Кирилл вышел, Ольга рассказала мне, что в подростковом возрасте во время ее «путешествий» она вместе с подругой убила человека (забили его до смерти). За что и отсидела несколько лет в колонии. Когда вышла, она познакомилась с будущим первым мужем, влюбилась, вышла замуж и родила Кирилла.

Судя по тому, что сына она попросила выйти, он об этом прошлом мамы не знает, но инстинктивно чувствует, что мама не безопасна, когда злая. Повторю, что Кирилл по несколько дней не приходил домой. Где он жил в это время он так и не сказал, да я и не настаивала т.к. моей целью было его вернуть домой и изменить его мамы методы воспитания. Я оставила это безопасное место ему (на всякий случай).

На следующей встрече я поинтересовалась у мальчика:

- Неужели тебя не останавливает страх перед маминым наказанием (избиением), когда тебе хочется уйти с урока?

- Нет,- ответил Кирилл, - она не про все узнает.

- А почему ты вообще уходишь?

Может у него проблема с каким-нибудь предметом, пониманием этого предмета и необходимо помочь разобраться в нем, подумала я и поэтому спросила.

- Ну, все уходят и я ухожу…Что я, ботан, какой-нибудь оставаться! Ботаны только остаются, – ответил Кирилл.

К слову сказать, учится он в обычной среднеобразовательной школе, не самой лучшей, не в лицее. На лицо обычная реакция группировки, характерная для подростков.

- А все уходят, потому что не интересно на уроке…

Тогда я обратилась к маме:

- Зависит ли от ее ребенка интерес к предмету?

- Нет, это учитель должен его привлечь,- примерно так ответила она.

Я с ней согласилась и мы немного обсудили их школу, как преподают в ней, что учитель(!) должен заинтересовать ребенка предметом, а если у него это не получается, то администрация школы – учителя…

- Почему тогда ваш сын получает в итоге за то, что учитель не интересно преподносит предмет? Как «удары по хребту» могут вызвать у него заинтересованность школой, уроком?

Клиентка призадумалась. Кирилл сидел в этот момент рядом.

После этой беседы Ольга перестала бить сына.

К нам он ходил еще какое-то время на субботние встречи в рамках организации досуга. Потом год не появлялся. А через год опять заглянул. Не скрою, я была приятно удивлена, когда его увидела. Отведя в сторонку, чтобы не слышали дети, я поинтересовалась как у них сейчас с мамой и бьет ли она его. Он ответил, искренне глядя мне в глаза, что больше она его не била. Да и писем из полиции о его уходах больше к нам не приходили, что подтверждает его слова. На этом моя работа с ним и его мамой закончилась.

Эта история произошла, когда я только начала учиться на второй ступени гештальт терапии, но за плечами у меня уже был семилетний опыт работы психологом. Отреагирование собственных чувств, чему я уже успела научиться, помогло мне повернуть ключевую беседу в терапевтическое русло. Плюс рациональная терапия.