Куда уходит детство, в какие города? И где найти нам средство, чтобы попасть туда?

 Вчера беседовала я с одной моей клиенткой с ДРИ. Она очень уверенно и ярко посвящала меня в свои переживания по поводу последнего сна, приснившегося ей незадолго до нашей встречи.  Стоит уточнит, что ранее она всегда говорила одно и то же, что всем ее фрагментам снятся отдельные сны, их личные, чаще поочерёдно, но когда она в течении дня была взволнована или расстроена чем-то, что заставило потратить энергию на преодоление этого, сил на контроль остаётся мало и ее мозгу приходится ночью создавать видения одновременно нескольким субличностям. И это оказывалось ещё более изматывающим, нежели дневное волнующее событие. В силу того, что каждый фрагмент имеет свою собственную непрерывности и, соответственно, свои воспоминания и эмоциональную жизнь, сны у них индивидуальны, как у любой достаточно сформированной личности. Это же сон оказался совсем иной.

А приснилось ей вот что: Она, будучи взрослой, такой, какая она сейчас, была на каком-то уличном празднике, шествии, шумном и не в меру весёлом. Уйдя с большой улицы, она оказалась в небольшом тихом переулке. И здесь выяснилось, что она ведет рядом с собой за ручку девочку лет семи, и они разговаривают о том, что день уже склоняется к вечеру и им обеим хорошо было бы уже вернуться домой. Но необычность этой ситуации оказалась в том, что девочка эта семилетняя тоже была моей клиенткой во сне, и одновременно ее дочкой.

 Внезапно оказавшись дома, клиентка, точнее они обе, отметили что старшая из них держит на руках малышку годика полтора-два, улыбающуюся и жующую какую-то только что купленную ей вкусняшку. И эта появившаяся малышка оказалась тоже моей клиенткой во сне, они общались, играли, но каждая из них чувствовалась не как отдельное существо, а как расширение моей клиентки.  Все было радужно и замечательно. Но вдруг в кроватке в уголочке комнаты заплакал младенец, разбуженный всеобщим весельем. И это, конечно, тоже оказался осколок самости моей клиентки. Все побежали смотреть на нового члена дружной команды. Но новый это член неожиданно сделал усилие, из -за которого старшей из всех пришлось идти мыть ему попу, а полторашечка увязалась за ней. Семилетняя же осталась в комнате, но не одна, а с не понятно откуда взявшейся девочкой на вид трёх лет. Кто она – думаю понятно. Так же фрагмент, осколок души клиентки.

Пока мыли попу, в дверь постучали. Семилетняя девочка пошла открывать, а за дверью стоял уже взрослый человек наряженный клоуном. Понимаете, кто это? Он схватил трехлетняя девочку, «что-то сделал с ней плохое» и «убежал с ней».

От крика и ужаса семилетки моя клиентка проснулась. Страх переполнил ее, начал выплескиваться за края сновидения, забрызгав реальность, где было темно и тихо, господствовала ночь и никаких клоунов в помине не было. Крайнее волнение не покидало ее и ей пришлось попросить меня перенести время сессии, назначив ее как можно скорее.

Встретившись, мы принялись обсуждать не сновидение, с ним все было понятно, клиентка сама все интерпретировала ещё до этого и поделилась со мой. Мы говорили о моем месте в ее жизни, о ее доверии, построенном на безопасности моего кабинета, устойчивости стенок моего контейнера.

Клиентка произнесла замечательную фразу: «Чтобы пережить этот сон, мне нужна сказка вашего кабинета». Она рассказала, что до того, как решилась представить мне свою множественность, точнее до того момента, как она не смогла удержать внутри одну из субличностей, которая очень хотела тоже принять участие в диалоге, клиентка воспринимала сессии иначе. Это были болезненные, острые, ранящие встречи, «как ходить босыми ногами по битому стеклу». Каждый мой вопрос либо заставлял уворачиваться, либо причинял нестерпимую боль, а интерпретации уходили как вода в песок, она их слышала, но принять не могла, они там не помещались и поэтому отторгались сразу и пользы не приносили.

Но все изменилось с первым появлением субличности, моя реакция, точнее отсутствие ожидаемой реакции, укрепило шаткое доверие. Я, по словам клиентки. Не только не испугалась появления нового состояния, но и отнеслась с уважением и интересом, сразу перестроившись на новый лад беседы, соответственно возраста, пола и запроса новичка. А далее клиентка начала воспринимать наши сессии как сон, как фантазию, которую необходимо интерпретировать. Это способствовало значительному прорыву в терапии.

Как утверждает Клюфт, особенность пациентов с ДРИ в том, что они гипнотичны. И это помогло им выжить, позволило не разрушиться, переживая травму, а ввести себя самостоятельно в транс, сместиться, уйти из боли в спокойное, безопасное место в своем разуме. Четко придерживаться принципа реальности тогда значило погибнуть, скорее всего во всех смыслах. Можно предположить, что желание выжить, основной инстинкт, соперничающий разве что лишь с инстинктом размножения, является силой, поддерживающей такую тотальную диссоциацию. Это как отдернуть руку от горячего, быстро и не подумав. Некогда тут думать, пока рассуждаешь, будет ожог.

Так, аутогипноз для пациентов с ДРИ, видимо, быстрая неосознаваемая реакция, призванная защитить от уничтожения. Как у животных, которые «дохлыми прикидываются», когда понимают, что борьба с хищником проиграна, хотя бы, когда он будет меня есть, мне будет не больно. Это очень напоминает аутонаркоз.

В связи с этим мне подумалось, что этот аутогипноз-аутонаркоз является ключевым в понимании техники работы с пациентами с ДРИ. Если для других категорий пациентов незначительные вмешательства не столь болезненны и не нуждаются в смягчении, в этом случае без притупления чувствительности работать оказывается варварством. Так доктор Менгеле в свое время уже пытался в условиях концлагеря проводить операции без наркоза, чтобы узнать предел человеческой способности переживать боль. Единицы пережили такое вмешательство, но никто не остался не травмирован подобным.

Так, возвращаясь к клиентке, ее сну и сновидному состоянию на сессиях, хочу высказать предположение, что проработка на сессиях чрезмерно травмирующих воспоминаний возможна, но должна быть крайне корректной, а вмешательство психотерапевта крайне продуманным во избежание ретравматизации. На помощь этому приходит естественный, свойственный для большего количества пациентов с ДРИ феномен – способность к аутогипнозу. Как способу смазать яркость болевых ощущений.

В приведенном примере клиентка вне гипнотического состояния не была способна к работе с переживаниями, а вот когда она позволила себе «попадать в сказку», как она это называла, работа начала продвигаться. И не только на самом факте продвижения можно остановиться. Изменилось качество взаимодействия. До «сказки» я встречалась на сессиях только с одной из граней моей клиентки, после же начала использования сказочного состояния клиентка смогла с минимальным опасением представить всех внутренних жителей такими, какие они есть, а после ее успехи позволили ей приступить к сложнейшему и ответственейшему этапу терапии ДРИ - к интеграции. В состоянии сказки это было сделать куда легче.

Однажды, в изменении, которое было девочкой-подростком, она сидела на ковре напротив меня и бурно возмущалась, как сильно ее все «достали», это были типичные рассуждения подростков о личной свободе и сепарации от родителей. Это было незадолго до окончательной интеграции, тогда это изменение-девочка расплакалась и сказала: «Спасибо, вы вернули мне детство, теперь я могу вырасти». И детство это ввернулось именно через возвращение в сказку, в самогипноз, в тот момент, когда смещение спасло жизнь. И только оттуда его можно вернуть обратно.