Мама - всегда

- Миша, вставай. Миш!

- Что? Что случилось?

- Вставай. Сходи в туалет.

- Зачем? Который час?

- Сходи пописай. Пять утра.

- Пять утра?! Я не хочу, что за глупости!

- Миш, сходи пописай, говорю. На палочку.

- Какую палочку? Что случилось??

- Ничего не случилось, просто прошу тебя пописать на палочку. Тест сделать надо.

- Какой тест?

- На беременность.

- Мне???

- Да. Себе я уже сделала. Сходи пописай на палочку, мне надо посмотреть результат.

- Я тебе и так скажу результат: ты больная, а я не беременный.

- Я знаю, что ты не беременный. Я хочу посмотреть, знает ли это тест.

- Так. Я совсем проснулся. Что ты от меня хочешь?

- Я. Хочу. Проверить. Правильно. Ли. Показывает. Тест. Если вдруг и тебе покажет две полоски – значит ему верить нельзя. А если у тебя будет одна полоска против моих двух, то можно начинать радоваться.

- Ненормальная.

…

- Ну?

- Одна полоска у меня, одна.

- Ненормальная и беременная!! Ура, у нас будет ребенок!

****************************

- Я все-таки не хочу становиться взрослой. Вернее, не взрослой, а мамой. Не хочу становиться мамой.

- Почему, Саш?

- Да потому что я ничего не умею. А ты меня не учишь.

- Эээ… А чему тебя нужно учить?

- Как быть мамой. Я же ничего не знаю! Не знаю, что надо делать. Не знаю, как правильно все делать. Например, чему сначала надо научить ребенка – ходить или говорить?

- Вообще-то ребенок сам учится и тому, и другому.

- Как это??

- Ну вот так… Природой так устроено, что ребенок подражает взрослому и повторяет за ним. И в итоге научается ходить. А потом говорить. И многое другое тоже.

- Ну ладно. А ложку держать?

- Ложку покажешь, как держать. Просто возьмешь сама в свою руку и обратишь внимание, где какой палец у тебя. Ребенок будет повторять.

- Как я его научу ложку правильно держать, если я и сама иногда не так держу?

- А тебе это мешает есть? То, что не всегда правильно ложку держишь?

- Нет….

- Ну и ладно. Значит, не так уж это и важно, как думаешь?

- Ну если так можно…

- Можно.

- Мама, а если ребенка в детском саду обижают или кричат на него воспитатели, а он не говорит маме – это его проблема или мамина?

- Что ты имеешь в виду?

- Ну это сам ребенок такой, что не говорит маме, боится или что-то еще? Это он сам, в нем дело? Или это мама так его воспитывала неправильно? Не сделала так, чтобы ребенок мог прийти и все ей рассказать? Это мама виновата?

- Ну, все дети разные… Один ребенок может прийти и легко маме рассказать, другому это сложнее. Но от мамы тоже многое зависит. Если мама ребенка не защищает, если считает, что воспитатель всегда прав и если накричал на ребенка, то ребенок сам виноват – ребенок вряд ли расскажет такой маме об этом.

- А что, так бывает?? Бывает, что мама не защищает ребенка?

- К сожалению, довольно часто.

- Неет, я не хочу быть такой мамой.

- Ты можешь быть любой мамой. Какой сама пожелаешь.

- Хочу как ты.

- Спасибо, мне это приятно. Но не обязательно быть как я. Ты можешь взять то, что тебе нравится, как делаю я, что-то взять, что нравится, как делает папа. А вместо того, что не нравится, придумать что-то другое. Такое другое, которое понравится тебе самой.

Время от времени дочь подходит ко мне с разными глубокими разговорами. Беспокоится о том, как она сможет растить детей, если не знает, как понять, что именно ребенку сейчас нужно, как объяснить что-то, научить чему-то. В такие моменты я очень радуюсь и где-то даже горжусь, что у меня такая дочь. И завидую, что Саше не приходится быть один на один с проблемой. Мой внутренний ребенок даже злится, что у моего внешнего ребенка есть поддержка мамы. А мой внутренний взрослый грустит, что не может исправить прошлое.

****************************

Ребенок, который не мог прийти к маме с рассказом о беспределе воспитателей в детском саду – это я. Это меня в тихий час уложили спать в одних трусах на два сдвинутых детских деревянных стульчика – за то, что я не могла уснуть в кровати. Это меня ставили голыми коленками на гречку, с вытянутыми перед собой руками, а в руках подушка, уж даже и не помню, за какое непослушание. Это меня грозились повести голышом в старшую группу, чтобы дети смеялись надо мной, – за то, что вместо «сидеть тихонько» ползала по-пластунски между столами и стульями, играя с мальчишками «в войнушку», пока воспитатели ходили вечером куда-то, оставив детей одних. Никогда не забуду, как билась в истерике в туалете, пока воспитательница пыталась стянуть с меня платье.

Это мне не могло даже прийти в голову рассказать такое своей маме, потому что «взрослый всегда прав». Я не должна была «так себя вести». Не могла жаловаться, раз «сама виновата». Я справлялась с этим сама. Должна была справляться сама.

Моя мама ничего об этом не знала. Я понятия не имею, что бы она сделала (и сделала ли бы), расскажи я ей тогда… Сейчас мама недоумевает, почему я ей не рассказывала о таких вещах. Но на вопрос «Если бы я рассказала – ты бы что делала?» она ответить не может. Она просто не знает.

И вот это «не знаю, что делать» я постоянно и ощущала. Мамину тревогу, растерянность, нежелание ввязываться в конфликты, неумение защищаться и защищать. Моя мама сама росла удобной бесконфликтной примерной маленькой девочкой. И выросла в такую же взрослую тетеньку, на самом деле - большую девочку. Которая так же, как в детстве, боялась, тревожилась, избегала конфликтов. Да, с годами что-то менялось, мама становилась взрослее, но тогда, в моем детстве, у меня защитника не было. Да и у мамы тоже.

Так что я берегла маму от того, с чем ей было сложно сталкиваться. Так же, как она в своем детстве берегла свою маму. Это то, чему детей прежде всего и учили: беречь своих родителей. Заботиться об их душевном состоянии. Не напрягать.

Откуда, при таком раскладе, мне-ребенку могла прийти в голову светлая мысль пожаловаться маме на воспитателей?

Будучи уже «взрослым ребенком» и учась в институте на 1 курсе, я продолжала беречь маму от неподъемных, на мой взгляд, для нее проблем. Времена были сложные - 90-е годы 20 века – и материально было очень тяжело. Я просто не могла сказать маме, что мои единственные зимние сапоги развалились и мне не в чем ходить. Мне казалось, что этим я очень сильно маму подведу – ведь ей и так трудно, а тут еще я с внеплановой покупкой сапог. Как она справится с этим, где возьмет деньги?

И я молчала. Понимала, что как-то проблему нужно решать, но ужас, который я испытывала от одной мысли «рассказать маме» парализовывал, лишал возможности не только действовать, но даже дышать.

Спасибо моей одногруппнице - она принесла мне свои старые, уже не нужные ей сапоги, в них я и отходила зиму. Не отдай она мне их – не знаю, что бы я делала. Но точно не сказала бы маме.

Так же я поступала, когда мне было нечего есть. Я жила в общежитии, училась в институте на дневном отделении, старалась параллельно работать и кормить себя сама, но не всегда удавалось находить работу. И я выбирала жить впроголодь, лишь бы не напрягать маму своими проблемами – ведь ей и так нелегко.

И все бы ничего, если бы я и правда могла сама справляться. Но я не могла. Чтобы «справляться», мне приходилось не чувствовать чувства. Не чувствовать ужас от ситуации «нет работы и нечего есть», не чувствовать тревогу о завтрашнем дне и о будущем в целом, не чувствовать отчаяние, что как бы я ни старалась, не могла найти работу, не имея постоянной московской прописки… Когда мы отказываемся от чувств чтобы выжить – это не называется справляться с жизнью. Это называется выживать.

Став сама мамой, я очень переживала, что мои дети тоже не будут делиться со мной проблемами. Будут меня беречь, не скажут, не пожалуются. Им будет плохо, невыносимо плохо, а я даже не буду об этом знать. От этой мысли мне становилось очень страшно. Как сделать так, чтобы приходили? Чтобы рассказывали? Чтобы не боялись?

Уже когда родилась Саша, только тогда, я стала понимать, какой именно мамой нужно быть, чтобы дети не считали своей миссией беречь меня от всего. От «отрицательных» эмоций, от переживаний, от неприятных ситуаций, от жизни. А до этого я лишь постоянно спрашивала Егора, не обижает ли его кто-нибудь, и повторяла, что что бы ни случилось, что бы ни происходило, нужно прийти и рассказать маме. Мама взрослая, мама разберется.

Сработало ли это? Увы, нет. О том, что Егора обижают в школе 2 мальчика, я узнала совершенно случайно и совсем не от Егора.

*********************************

- Мам, знаешь, что мне сегодня приснилось ночью в медленную базу сна?

- Когда-когда?

- Сегодня в медленную базу сна.

- Фазу, а не базу. Что приснилось?

- Приснилось, что ко мне в комнату залетел огромный шмель (показывает руками нечто диаметром сантиметров 10).

- Ужас какой, Саш. (Сашка боится насекомых, особенно кусающихся, ну а шмелей так просто ужас как боится)

- Да... Но я взяла его руками вот так (показывает) и понесла в кухню.

- И тут шмель поплатился за всех своих сородичей, пугавших когда-либо Сашу (комментирую я)

- Ага! Ещё как!

- И что ж ты с ним сделала?

- Я? Ничего. Это ты с ним сделала. Ты отрезала ему голову. Ножницами.

- Боже, Саша, я так никогда ни с кем не поступаю!

- Я знаю, мам. Но ведь можешь.

Все, что вам следует знать обо мне. О том, что я, по мнению Саши, готова сделать с теми, кто посмеет угрожать моему ребенку, обидеть или напугать его.

#Сашке8

****************************

С Егором было иначе.

Егору я угрожала, запугивала его. И защитить его было некому. Защищать должна была я, но я была занята другим. Диаметрально противоположным.

«Если ты сейчас же не…, я отберу у тебя…» (и отбирала).

«Если через 15 минут в комнате не будет порядок, ни в какой цирк мы сегодня не пойдем» (и не шли, невзирая на пропадающие билеты).

«Если сейчас же не прекратишь истерику – получишь по заднице» (и получал).

Ну и, конечно, коронное, известное большинству родителей: «Если сейчас же не пойдешь домой, я уйду сама, а ты оставайся тут».

***************************

- Мам, ты знаешь, у нас на кружке есть одна девочка - Катя, так она всегда по вторникам плачет.

- Почему по вторникам? – спрашиваю машинально.

- Потому что по вторникам ее на кружок приводит мама.

- А это плохо?

- Нет. Но после кружка мама ей говорит побыстрее переодеваться. А ты же знаешь, мы в раздевалке когда переодеваемся, то болтаем, общаемся. И Кате тоже хочется поболтать. Это же весело. И интересно.

- И она плачет, что ей надо поскорее уходить и она не может поболтать?

- Нет. Она плачет потому, что боится.

- Чего боится?

- А ей мама говорит не болтать и поскорее одеваться. А Катя болтает. И мама сначала делает несколько предупреждений – заглядывает в раздевалку и предупреждает, что если Катя сейчас же не оденется, то мама сама домой уйдет. А потом, когда Катя наконец оделась и выходит – мамы нигде нет.

- Как это нигде нет??

- Ну вот так… Ни около раздевалки нет, ни в коридоре, ни на улице даже.

- Какой кошмар…

- Да. И Катя начинает плакать. Она ходит ищет маму и плачет. А потом, когда нигде не находит, приходит плакать в раздевалку.

- …

- И мы ее утешаем. Я стараюсь ей объяснить, что мама не может вот так уйти. Что мамы любят своих детей и никогда их не бросят. Что не бывает так, чтобы просто ушла и все. И не нужно так бояться. А она все равно очень боится, и плачет. И мне так ее жалко!

- А потом? Чем все заканчивается?

- А потом в какой-то момент, когда Кате совсем уже плохо, ее мама заходит в раздевалку и говорит: «Ну?? И чего ты тут плачешь??»

- Какой кошмар… (обнимаю свою дочку)
- Да. И я вот хотела у тебя спросить – как же мне все-таки объяснить Кате, чтобы она так сильно не боялась? Что мама не может без нее уйти, что она просто ее пугает?

- Никак, солнышко. Это такой страх… он не проходит от объяснений. Это как потерять самое дорогое, что есть в жизни. Тут не Кате объяснять что-то нужно, а ее маме.

- Что нельзя так делать с дочкой, да?

- Да. Нельзя. Никогда. Нипочему. Нельзя этим пугать. И вообще чем-либо нельзя пугать.

 Я не знаю ни Катю, ни ее маму. А если бы и знала, то ничего не могла бы поделать – ведь психолог не «лечит» без запроса.

Но что я могу сделать – это писать эту книгу, чтобы, возможно, кто-то увидел себя со стороны и задумался. Или дал почитать тому, кто не очень осознаёт, что подобное взаимодействие и использование страха для «воспитания» тормозит развитие, внутренний рост ребенка.

Мы сетуем, что дети не спешат взрослеть, не хотят становиться самостоятельными, ответственными.

Но при этом сами не создаем им условия для взросления. Самое важное условие – это свобода ребенка от страха за отношения с родителями. Надежные и безопасные отношения привязанности, ответственность за которые несут взрослые.

Запугивания и угрозы – совсем не то, что делает отношения безопасными. В такой среде ребенок будет тратить силы не на внутренний рост, а на то, чтобы справляться с сепарационной тревогой, на то, чтобы выстраивать отношения с мамой, удерживать ее.

Очень важно, чтобы ребенок знал, что мама – ВСЕГДА. Всегда на его стороне. Всегда с ним (даже если не прямо сейчас). Всегда защищает. Всегда поддерживает. Дает силы и принимает чувства. Мама – она мама.

Мама не уходит, когда ребенок не слушается или плохо себя ведет. Мама не пугает бабайкой, милиционером или вон тем дядей. Мама – это безопасность, надежность, твердость и мягкость. На маму можно опереться, а еще можно расслабиться и размякнуть в маминых руках.

А еще мама не только не запугивает сама, но и не дает другим запугивать ребенка. Мама – буфер, «прослойка безопасности», фильтр между своими детьми и внешним миром, социумом, другими людьми (особенно – взрослыми!).

(отрывок из моей будущей книги "Плохая? Хорошая? Живая! Мама")