Как-то раз, злая волшебница записала в толстой пыльной книге с желтыми страницами такую мысль: «Волшебник не может наколдовать человеку того, чем не владеет сам». Она писала и одновременно произносила все это вслух. Голос ее звучал гордо и уверенно. Сложно представить себе что-то более убедительное, чем ее интонации в тот момент. Она писала, красиво выводя чернилами буквы, и была несказанно довольна собой.
Мысли ее продолжались в той плоскости, что если у волшебника нет семьи, то он и не наколдует своему подопечному семейного счастья. Нет и не будет! Если у него нет взаимной любви, то и своим страждущим любви просителям он не растолкует, как ее обрести. Нет и не будет! Если у волшебника нет детей, то он никогда не расскажет сбившимся с ног в попытках утихомирить своих беспокойных чад родителям, как же им растить детей всем на загляденье. Нет и не будет! Много чего еще приходило на ум злой волшебнице, и она все записывала в толстую книгу, торжествующе улыбаясь.
Надо сказать, что у самой злой волшебницы все вышеперечисленное было. И муж, и семья, и дети, и много чего еще. И она по этим поводам имения, обладания была очень довольна и горда собой. А закончила она этот свой манускрипт самой важной мыслью. Что у нее есть тайные магические знания и ритуалы, которые любого страждущего, обратившегося к ней, приведут к таким же, а, вполне вероятно, еще и гораздо большим результатам в самых разных наиважнейших жизненных сферах. Собственно, злая волшебница практически не лукавила. Она действительно всей душой верила, что жизнь представляет собой некое подобие этакой грандиозной бакалейной лавки. Где люди набирают себе всевозможные продукты и товары, двигаясь в общей очереди на пути к своеобразной кассе. Кассе, на которой можно будет вволю насладиться обладанием всеми этими вещами, торжественно их оплачивая и демонстрируя: «Смотрите, у меня был список продуктов, и я его полностью выкупила - и вот это у меня есть, а еще вот это, и даже вот это!». Но, конечно, важным для нее было упомянуть о своих тайных знаниях и ритуалах, чтобы расширить армию своих последователей и почитателей. Тайные знания – они же такие, всегда требуют поклонения.
Книга же с записями отправилась путешествовать из рук в руки и однажды попала к доброй волшебнице, которая от нечего делать решила полистать ее на досуге. И то, что затевалось как простой способ убить время, в одно мгновение стало для нее невероятно значимым. Читая, все эти мысли, высказанные в уверенной, не терпящей возражений манере, она, вдруг, заколебалась в самой основе того, во что верила в жизни. Зерно сомнения, видимо, упало на какой-то до этого уже удобренный участок почвы внутри ее души и сразу же дало свои всходы. А что если все, что здесь описано, - правда?! Что если все то, чем она сама до этого занималась, - лишь самообман. Что если все дети, которым она помогла, просто притворялись или были захвачены первым радостным впечатлением, а на самом деле потом им становилось только хуже? И все потому, что у нее самой не было детей, и она, наверное, не знала каких-то глубоких истин о них из своего опыта. Что если все несчастно влюбленные не могли от нее получить ничего хоть сколько-нибудь ценного и важного, потому что она сама так и не нашла пока свою любовь? Что если она никогда не сможет вселить уверенность в тревожные сердца, потому что зачастую и сама в себе сомневается? А когда вселяла, то это ей только так казалось.
Такие тяжелые мысли стали одолевать добрую волшебницу. Тут надо сказать, что она была еще довольно молода и неопытна, и многие вещи, сказанные уверенным тоном, была готова принимать на веру. Так получилось и на этот раз. Долго она бы еще ходила, погруженная в омут всех этих тягостных сомнений, если бы в ближайшее время у нее не было уже запланировано участие во встрече круга дружественных ей волшебников и волшебниц. Круг этот встречался довольно регулярно и давно, и в нем были объединены чародеи, которые верили, что волшебство, главным образом, заключается не в каких-то изощренных и специфических ритуалах, заклинаниях и техниках волшебства. А главное самое волшебство заключено в самой встрече волшебника и того, кто пришел к нему за помощью. Волшебство рождается вместе у них двоих, волшебство рождается в каком-то пространстве, которое возникает между ними двоими, и волшебство заключено самым главным образом в отношениях между ними двоими. Что-то, что должно было бы случиться когда-то еще давно, может быть, в детстве или отрочестве, но, к сожалению, так и не случилось. И теперь волшебник должен стать для человека той фигурой, рядом с которой, что-то недостающее может с самого детства, могло бы, наконец, произойти сейчас.
И вот, собравшись, весь этот круг верящих во все то, что описано чуть выше, начал слушать историю о тяготах юной волшебницы, которые она принялась изливать. Сначала все молчали, потому что слушать было довольно непросто – все, что она описывала, могло взволновать и их самих, примись они задумываться и сомневаться в себе и своих волшебных начинаниях. В этом бывает так довольно легко оступиться, как сороконожка, которая, вдруг, задумалась о том, что у нее на самом-то деле сорок (!) ножек, и тут же разучилась ходить. Пауза длилась какое-то время, а потом, вдруг, один добрый волшебник произнес:
«Слушайте, все то, что эта злая волшебница пишет о детях и родительстве, как она утверждает, по сути, что помочь людям в проблемах с детьми может только тот, у кого самого есть дети и дети успешные и прекрасные, мне напомнило историю со спортсменами и тренерами. Ведь лучшие тренеры никогда не были лучшими в своем спорте – разные это таланты…»
Другой добрый волшебник, подумав, сказал:
«Слушайте, ну то, что она говорит про семью и про возможность помогать в семейных делах только у тех, кто сам семьей обзавелся и успешен в ней – вот, Вирджиния Сатир, если я правильно помню, не имела детей, и возможности даже такой не имела. Да и вообще была лесбиянкой. Но сколько же ценного сделала для семейной терапии и мужчин, и женщин. А Ролло Мэй свою «Любовь и волю» писал, когда развелся, и вообще в конце жизни неоднозначно шутил, что до смерти напуган браком»
Первый добрый волшебник все продолжал про детей и родительство:
«Может быть, детей, все же, важно не только рожать, но и понимать?... Может быть… Понимать детей важнее, чем рожать?...»
И действительно, все эти их мысли и взгляды с совершенно другого ракурса побудили юную волшебницу думать и смотреть на все это совсем по-другому. Она, вдруг, вспомнила, что в ее собственном городе была одна совершенно замечательная пожилая врач детских душ. Которая всю жизнь прожила одинокой и бездетной. «Может быть, - подумала юная добрая волшебница, - понимать действительно важнее, чем обладать и иметь?..». Может быть, все дело в том, что злую волшебницу просто все всегда спрашивали насчет этого внушительного выполненного бакалейного списка продуктов, с которым она шла по жизни, а есть ли у тебя то? А есть ли у тебя это? Или вот то, другое? И она стала верить, что жизнь вот в этом и есть, в этом списке, нужно только просто этот список заполнять и заполнять.
Но никто никогда так и не спросил у нее, а счастлива ли она?
Может быть, понимание и простое, но слышащее присутствие рядом окажется гораздо важнее орденов «успешного опыта» во всю широкую грудь? Может быть, важна не только и не столько витрина, а и то, что за ней есть? Или чего нет.. Может быть, можно понимать, не обладая и не имея?
В замечательном «Запахе женщины» ближе к финалу есть пронзительная и звенящая сцена. Зеленый и совершенно неопытный жизненно, казалось бы, мальчик отвадил зрелого, вроде бы, со всех сторон мужчину, которому «уже даже не сорок!», от прыжка отчаяния, от свинцового поцелуя в висок, от последнего и самого громкого хлопка дверью. А до этого их глаза, вроде бы, на минуту встречаются, и мальчик удивлением и радостью спрашивает:
- Полковник, вы смотрите на меня?!...
- Нет, Чарли, я слепой…
Так может быть, можно и не видеть, но смотреть?
http://eremeev.org/page/ne-videt-no-smotret
