Алексей Захаров. Психология квалификации, или Квалификация психологии

Выжить в наше время не просто. Выжить и сохранить стабильность и адекватность психики — еще сложнее. Иногда даже сильному человеку не обойтись без поддержки...

Общение с психологом как элемент культуры в нашей стране все еще не сформировалось. Мы — не американцы, которые, чуть что, бегут плакаться в жилетку личному психоаналитику. В России до сих пор подспудно проявляется наследие советских времен, когда в обществе господствовало негласное убеждение «если ты идешь к психологу, то ты псих». И как быть, если помощь все же необходима?

Практически каждому из нас знакомо состояние, когда на душе тяжело, и хочется с кем-нибудь поговорить. Родные и близкие для этого не подходят, им многое просто не скажешь, потому что стыдно. Да и грузить их своими проблемами не хочется. Кстати, именно здесь лежат корни «синдрома попутчика», когда люди «исповедуются» соседу по вагонному купе. Ночью он сошел с поезда, и с ним сошли (пусть хотя бы частично и временно) и наши неприятности.

Если людям / обществу что-то нужно — это «что-то» возникает. В данном случае создание «персонифицировалось» в лице британского священника по имени Эдвард Чад Вара (Edward Chad Varah). В 1953 году, ужаснувшись статистике суицидов, он создал то, что мы называем телефоном доверия, телефоном экстренной психологической помощи или службой спасения по телефону. Именно Вара заложил основы этики подобных служб, подразумевавшей, прежде всего, анонимность и конфиденциальность, а также готовность понять (без осуждения!) взгляды человека, страдающего «на другом конце провода».В СССР не было не только секса, но и самоубийств. Тем не менее, именно суицидолог Айна Амбрумова в 1982 году организовала первый в стране телефон доверия. Через пять лет таких центров было около тридцати, через десять — более полусотни. Развал страны и кризис привели к бурному росту нуждающихся в психологической помощи, и к концу 90-х годов в России было уже двести-двести пятьдесят служб оказания такой помощи по телефону.

Сколько их сейчас, наверное, не знает точно никто. По мнению специалистов, одно время число их продолжало довольно быстро расти, потом наступила «стагнация». И здесь мы подходим к проблеме, обозначенной в заголовке статьи. Дело в том, что, начиная с центра The Samaritans(библейская притча о добром самаритянине), который создал Чад Вара, во всем мире большинство таких организаций были волонтерскими. Люди помогали страждущим в свободное от работы время, видя в этом свой моральный, социальный или религиозный долг.

Понятно, что в СССР подобная «самодеятельность» особо не поощрялась. Телефоны доверия возглавляли профессиональные психологи, и работали в них люди, пусть и не всегда имеющие профильное образование, но прошедшие соответствующую подготовку и получающие зарплату. Деньги, естественно, давало государство.

В «новейшей российской истории» сеть центров психологической помощи по телефону продолжала развиваться в основном по профессиональной, а не по волонтерской модели. Специальность психолога стала «модной», и российские университеты выпускали большое количество таких специалистов. Существовал и спрос.

Да, появлялись и организации, где работали добровольцы. Многие фирмы спонсировали такие службы, они функционировали при медицинских организациях, центрах досуга, молодежных клубах и так далее.

Однако финансовый кризис резко уменьшил число занимающихся благотворительностью, и это сказалось, в том числе, и на телефонах доверия. Платить зарплату сотрудникам стало «не из чего», центры сворачивали свою деятельность а то и просто закрывались.

Получается, что возможность получения психологической поддержки наших соотечественников уменьшилась именно тогда, когда люди наиболее остро в такой поддержке нуждаются. При этом на рынке труда, по данным аналитиков рекрутингового портала SuperJob.ru, предложение психологов очень сильно превышает спрос. На каждую московскую вакансию претендует 40 (сорок!) соискателей. Из числа выпускников вузов, в дипломе которых написано «психолог», на работу по специальности устраивается только 18 процентов.

Налицо «кризис перепроизводства». Ситуация усугубляется тем, что недавняя реорганизация системы школьного образования «выбросила на рынок» значительное количество специалистов. То есть укомплектовать профессиональными психологами можно любую службу — были бы деньги. Но денег у «частников» и общественных организаций мало или совсем нет.

Так что в основном сейчас в сфере экстренной психологической помощи по телефону работают государственные структуры. В Москве их немало. Существует городская служба психологической помощи населению с филиалами в каждом округе. Есть телефонные службы окружных Центров психологического и медико-социального сопровождения детей и подростков. Давно работает служба МЧС. И так далее... Конкуренцию государству в этой сфере составляют, разве что, телефонные службы, поддерживаемые церковью. Но и здесь все построено в основном по профессиональной модели.

Количественно все выглядит вполне пристойно. Но возникает вопрос качества. Сотрудники волонтерских и профессиональных служб оказания психологической помощи по телефону имеют разную мотивацию. Для первых это, говоря высоким штилем, деятельность по велению души. Для вторых это просто работа, дающая средства к существованию. Да, среди «телефонных» психологов немало людей, искренне любящих свое дело и старающихся сделать его как можно лучше. Но немало и тех, кто просто «отбывает номер».

По воле случая мне доводилось говорить со многими людьми, имеющими опыт общения с психологами-профессионалами. Кто-то звонил в государственную службу, кто-то видел и слышал психолога «вживую», кто-то даже лежал в клинике. И большинство из них отмечают низкий уровень помощи, которую они получили.

В клиниках людей с депрессией просто «сажают на таблетки», не пытаясь понять, что привело человека в такое состояние. На приемах пациента тоже не слишком много слушают, а стараются побыстрее дать рекомендации. У сотрудников государственных телефонов доверия отмечается «чиновная» сухость.

В волонтерской службе работают люди, для которых важен процесс, важен контакт, важна возможность помочь человеку. Парадокс состоит в том, что службу, где задействованы профессиональные психологи, тоже можно строить по волонтерской модели. Надо только отбирать туда людей, желающих заниматься именно такой деятельностью. У нас же господствует формализм, и психолога-педагога вполне могут поставить заниматься проблемами людей пожилого возраста — а ему это «просто неинтересно» (если он действительно педагог).

Ни для кого не секрет, что уровень образования в России падает. Не миновала чаша сия и подготовку психологов. Студенты, в мечтах видевшие, как они дают мудрые советы большим начальникам, а те их рекомендации с благодарностью принимают (и достойно вознаграждают), оказываются просто не готовы к реальной работе с реальными людьми. В психологии, как и в любой работе с людьми, важно призвание. Врач, который не любит пациентов и педагог, который не любит детей, профессионально несостоятельны. То же самое относится к психологу.

Возможно, что мы вступаем в еще более сложные времена, и для нас профессионализм (в широком и «высоком» смысле этого слова) тех, к кому каждый из нас может обратиться за помощью и поддержкой, очень важен. Общество должно тщательно выбирать таких людей и «культивировать» их. В противном случае мы, как ни неприятно это говорить, можем недосчитаться слишком многих жизней...

ФИНАМ

04.08.2013