Брак как встреча противоположностей

[Перевод статьи Мэгги Шарф из книги Meeting the Shadow: The Hidden Power of the Dark Side of Human Nature , статья №14]

 

Объективный факт супружеской реальности, хорошо известный специалистам в этой области, таков, что те, качества, которые когда-то привлекли партнеров друг в друге, впоследствии становятся основными источниками конфликтов в отношениях. «Привлекательные» качества со временем оказываются «пересмотрены», они приобретают окраску плохих, с ним становится трудно уживаться, они расцениваются как негативные и проблемные стороны в поведении и личности партнера. Мужчина, которого, например, сначала привлекли тепло, эмпатия и коммуникабельность его будущей жены, может в какой-то момент посмотреть на эти же качества по-другому и увидеть в них в «шумливость», «навязчивость» и «поверхностное» общение с другими. Женщина, которая первоначально ценила мужчину за его надежность, предсказуемость и чувство безопасности, которое он давал ей, может в дальнейшем обесценить эти качества и посмотреть на своего мужчину как на скучного, вялого и ограниченного. Таким образом, восхитительные, прекрасные черты партнера становятся ужасными и отталкивающими. Возникает чувство сожаления, что все эти стороны партнера были обнаружены не сразу! Хотя, на самом деле, всё это одни и те же качества, которые были всегда, просто теперь они идут под другими именами.

 

То, что привлекает нас в партнере больше всего, оказывается потом нагружено самыми противоречивыми чувствами. Вот почему мои беседы с парами всегда начинались так же, как и мое интервью с четой Бреттов. «Скажите мне, - спрашиваю я молодую пару, - что привлекло вас друг в друге?» Мой взгляд переходит от напряженно внимательной Лоры к её слегка настороженному мужу Тому. «Что сделало вас особенными друг для друга, как вы думаете?». Абсолютно обычные, как казалось мне, вопросы вызывали удивление и даже испуг. Лора резко вдохнула и убрала назад прядь длинных светло-коричневых волос. Том выглядел так, будто он собирался встать с места, но вместо того, чтобы подняться, он откинулся на спинку плюшевого темно-бордового дивана. Они повернулись друг к другу с улыбкой; Лора покраснела, и они оба засмеялись.

Ценным для них стало то, что они видели друг друга очень разными, даже в каком-то смысле противоположными. В дополнение к первым вопросам я также спросила их: «Если бы кто-то, кого вы оба знаете, скажем, друг или член семьи, описывал ваши отношения кому-то третьему, что бы он про них сказал, как вам кажется?» «Так не бывает, нечто невероятное», - незамедлительно ответил Том с улыбкой. «Невероятное по какой причине?», - спрашиваю я. «О, - он пожал плечами, - газета и церковь; циник и верующий .... Я довольно логичный и сдержанный, а Лора прямая противоположность мне». Он поколебался, посмотрел на Лору, которая качала головой в знак согласия, казалось, она позабавлена, но одновременно и расстроена тем, что услышала. «Ты спокойный и пассивный, - отметила она, - а я всегда волнуюсь по поводу и без». Он кивнул и сказал: «Мы разные во всех своих проявлениях, о которых вы только можете подумать…».

Они, как и многие, кто, похоже, находятся в браке со своими противоположностями, фактически столкнулись с наиболее распространенной проблемой, возникающей в семейных отношениях: с невозможностью различить, какие чувства, желания, мысли и т.д. принадлежат мне, а какие имеют отношение к моему партнеру. Эта задача связана с простраиванием личных границ. Многие неурядицы в близких, доверительных отношениях происходят зачастую из-за того, что возникает эта самая путаница между тем, что происходит в моей голове и голове моего партнера.

 

Кажется, что многие пары объединяют двух совершенно противоположных людей. Они похожи на кукол из кукольного театра Punch and Judy: каждый играет свою собственную роль в зависимости от своего амплуа, находясь на той части сцены, которая открыта для внешнего наблюдателя, но за ширмой они оказываются крепко связаны друг с другом. Вне поля своего сознания они глубоко запутаны и эмоционально сцеплены.

Каждый из них воплощает, несет и выражает для другого дезавуированные аспекты самого себя. Его собственное внутреннее существо. Если посмотреть, например, на то, что происходит в отношениях у Бреттов, кажется, что они поделили эмоции между собой, как если бы они приняли сознательное решение распределить определенные желания, отношения, чувства и способы реагирования так, что одному партнеру достался один набор, а другому – совершенно другой, хотя вместе все это составляет единое целое и должно были бы целиком принадлежать одному человеку.

 

Они, как это часто происходит в парах, заключили это соглашение бессознательно, не проговаривая и не обсуждая его. Лора взяла себе оптимизм, а Том пессимизм; ей досталась вера, а ему скептицизм; ей хотелось эмоциональной открытости, и он хотел хранить все в себе; она стремилась вперед, а он соблюдал дистанцию, сбегая от близости. На самом деле они составляли единый полностью интегрированный организм, за исключением того, что Лоре приходилось делать вдох, в Тому нужно было делать выдох. Однако, если на сцене Лора появлялась для того, чтобы получить близость, честность, целостность и единство, за сценой существовала негласная договоренность с Томом. Всякий раз, когда она пыталась приблизиться к нему, натягивалась та его струна, которая требовала автономии, и он действовал почти механически, чтобы сразу же создать расстояние между ними. В их отношениях он отвечал за то, чтобы сохранять необходимое пространство между ними.

 

Лоре, как и другим людям, нужна была какая-то автономия, личная территория, где она могла бы быть самой собой, независимой, реализовывать собственные устремления и желания. Но Лора воспринимала такие свои потребности как нечто неправильное, опасное, предосудительное. Её роль жены предписывала ей то, что она должна сосредоточиться на сохранении и поддержании близости в отношениях, она не могла признать потребность в автономии как существующую внутри нее, как имеющую отношение непосредственно к ней. О своей потребности в том, чтобы быть независимой, она знала только лишь потому, что ее воплощал в себе Том.

 

Точно так же Том не ощущал в себе естественного стремления к близости с другим, а видел его только как проявление потребности Лоры. Потребность в интимности, доверительных отношениях, эмоциональной связи и взаимности ощущалась Томом как то, в чем нуждалась Лора, а не он сам. Том никогда не переживал эту потребность как свою собственную, исходящую из глубины его существа. Но, как и Лора, которая нуждалась в том, чтобы Том убегал от нее каждый раз, когда она стремилась стать ближе, Тому было необходимо, чтобы Лора предпринимала эти попытки по сближению, чтобы он мог чувствовать себя нужным и желанным.

Вместо того, чтобы прямо выразить свое желание или потребность в близости (или даже просто осознать наличие таких желаний и потребностей и взять за них ответственность), Том должен был убирать их из поля сознания. Такие мысли и желания заставляли его чувствовать себя слишком открытым и слишком уязвимым! Когда ему нужна была близость, он должен был прожить это желание как исходящее от его жены; ему нужно было знать, хоть он этого и не осознавал, что это желание в его жене все время поддерживается. Одним из способов, с помощью которого он, вероятно, это желание в ней вызывал, был его отрешенный и проникновенный вид, который заставлял Лору задаваться вопросом, не думает ли он в этот момент о Карен. И тогда в этом тревожащем состоянии Лора настаивает на эмоциональной близости, которую он сам и желал. То, что происходило в отношениях этой пары, чрезвычайно распространено в браках в целом. Конфликт, имеющий место между партнерами, связанный с желанием удовлетворить свои собственные потребности и желанием отвечать потребностям отношений, был равномерно поделен между ними. Вместо того, чтобы признать, что оба они хотели близости и автономии одновременно, они как будто бы разделили конфликт между близостью и независимостью, существующий внутри каждого из них, пополам, заключив негласное соглашение, в котором каждому из партнеров досталась лишь одна составляющая конфликта (потребность в близости или потребность в автономии). Лоре никогда не придется сознательно присваивать себе свою потребность в независимости, а Том никогда не должен будет признать свое желание быть эмоционально открытым, доверчивым и близким. Она взяла на себя удовлетворение потребности, которую требуют отношения, (близость), а он отвечал за реализацию индивидуальной потребности (автономия). Поэтому казалось, что Лора всегда хотела немного приблизиться, а Том, казалось, всегда хотел быть более отдаленным и необремененным.

 

Результатом стало то, что вместо внутреннего конфликта, существующего в субъективном пространстве каждого человека, на сцену вышел межличностный конфликт, который снова и снова разыгрывался в их отношениях. Такое смещение внутрипсихической проблемы на межличностную осуществляется за счет механизма проективной идентификации. Этот термин относится к очень распространенному, сложному и часто разрушительному механизму психологической защиты, который заключается в том, что один человек проецирует такие аспекты, своей личности, которые он отрицает в себе, на своего партнера, как если бы они в действительности имели отношение к нему. Нежелательные чувства и мысли не только приписываются партнеру, но и сам партнер начинает вести себя таким образом, как будто они на самом деле в нем есть, под влиянием этих проекций, как будто бы идентифицируясь с тем, что на самом деле было отринуто его партнером (с мыслями, чувствами, переживаниями).

 

То, как работает механизм проективной идентификации можно наилучшим образом проиллюстрировать на примере какого-нибудь абсолютно неагрессивного и незлобивого человека. Такой человек, который как будто бы напрочь лишен своего собственного гнева, может осознать злость, только когда она возникает у кого-то другого, например, у его партнера. Когда с таким человеком, который никогда не испытывает злости, случается нечто, что его раздражает и вызывает гнев, он будет избегать контакта с этими эмоциями в себе. Он не будет знать, что злиться сам, но он с легкостью вызовет приступ злости в своем партнере. Партнер же, который и не думал злиться и вообще ни о чем таком и не помышлял, может внезапно испытать чувство гнева, которое на самом деле не имеет к нему никакого отношения. Таким образом, он как будто бы проявляет и выражает гнев за своего партнера, который его в себе подавил. Этот механизм, в некотором смысле, «защищает» человека от некоторых аспектов его «внутреннего существа», которые он не может в себе признать.

 

Неагрессивный человек может, таким образом, вступить в контакт со своей подавленной яростью, вызвав ее у другого и не взяв на себя никакой ответственности за то, что это чувство принадлежит ему и что он, на самом деле, способен быть злым. И, часто, чувство гнева, которое было так категорически отвергнуто внутри себя, подвергается суровой критике и в другом. Неагрессивный человек, использующий механизм проективной идентификации, часто ужасается вспыльчивому, импульсивному, неконтролируемому поведению своего партнера. Подобным образом, человек, который отрицает в себе чувство печали, может увидеть свою депрессию, только когда она выражается через его партнера (который при таких обстоятельствах выступает тем, кто несет в себе печаль и отчаяние за двоих). Проекция, как правило, является некой сделкой, согласно которой партнеры как бы обмениваются отрицаемыми частями самих себя.

 

Видя впоследствии в партнере те части, которые невозможно принять в себе самом, многие безуспешно пытаются изменить партнера.