|
|
Тоталитарно-демократический невроз или Фабрика желанийСвязь ключевых понятий Исходным пунктом настоящего исследования является извечный вопрос о смысле человеческого бытия. Навязчивое возвращение к данному вопросу во все эпохи становления человечества связано не с неким мистическим фактором, препятствующим его окончательному разрешению, но в первую очередь с тем, что ответ на него может быть каждый раз дан лишь исходя из актуальной ситуации, hic et nunc. Ситуация эта подразумевает не только предметное окружение человека, но и ту парадигму, с которой он подходит к разрешению данной проблемы. В различные эпохи ответ на этот вопрос давали мифология, религия, наука. В нынешней парадигме сущность человека, его функционирование в социуме можно рассматривать с позиций лингвистики и психологии, объединенных структурным психоанализом, опирающемся на идеи Зигмунда Фрейда и Фердинана де Соссюра. Однако сначала рассмотрим проблему смысла как такового. Известно, например, что биологическим смыслом существования животного является самосохранение и продолжение рода. Таким образом, смысл здесь заключается в некой цели, достижению которой служат определенные виды деятельности. Последние, в свою очередь, побуждаются изнутри влечениями или желаниями: утолять голод и снимать сексуальное напряжение. Согласно Фрейду, таким побуждением является внутреннее напряжение, стремящееся к разрядке, а желание – это движение души к представлению, с которым связано удовлетворение, т.е. разрядка. «Голодный ребенок беспомощно кричит и барахтается. Ситуация остается, однако, без изменения, так как раздражение, проистекающее из внутренней потребности, соответствует не мгновенно толкающей, а непрерывно действующей силе. Перемена может наступить лишь в том случае, если каким-либо путем ребенок благодаря посторонней помощи испытывает чувство удовлетворения, устраняющее внутреннее раздражение. Существенной составной частью этого переживания является наличие определенного восприятия, воспоминание о котором с этого момента ассоциируется навсегда с воспоминанием об удовлетворении. Как только в следующий раз проявляется эта потребность, так сейчас же благодаря имеющейся ассоциации вызывается психическое движение, которое стремится вызвать воспоминание о первом восприятии, иными словами, воспроизвести ситуацию прежнего удовлетворения. Вот это психическое движение мы и называем желанием; повторное проявление восприятия есть исполнение желания, а полное восстановление восприятия об ощущении удовлетворения – кратчайший путь к такому исполнению». (З.Фрейд «Толкование сновидений», (13; 427 – 428)) Таким образом, опершись на психоаналитическую парадигму, можно схематически представить смысл как цель и стремление к ней. В работе «Влечения и их судьбы» Фрейд говорит о них как о влечении и объекте. Последние же не являются жестко спаянными: влечение может менять свой объект (11; 104). К подобным выводам, сделанным Фрейдом на основании своих практических исследований, умозрительно приходит его предшественник Артур Шопенгауэр, говоря о самосознании, предметом которого является собственно хотение, и о сознании других вещей, содержащем формы, определяющие способ появления вещей, которые служат условиями для возможности их объективного бытия, т.е. их бытия в качестве объектов для человека. Самосознание как желание наполняет собой эти формы при соприкосновении с внешним миром (14; 202, 205). Итак, мы с одной стороны соотносим понятия «желание» и «смысл», а с другой – приходим к пониманию смысла как чего-то, что может быть расщеплено. Причем такой подход к пониманию смысла может также выходить за рамки самой лишь проблемы смысла человеческого существования. Можно сказать, что расщепленность является характерным свойством смысла вообще. В данном контексте для примера напрашивается смысл слова. Согласно Фердинану де Соссюру, слово, как лингвистический знак, распадается на означаемое и означающее (денотат и коннотат), причем оба эти пласта могут смещаться относительно друг друга (86; 156). Несмотря на то, что Фрейд проводил анализ брата известного лингвиста и очевидно был знаком с данной теорией, он все же не проводит с ней никаких параллелей в своих работах. Со временем, когда психоанализ сошел с научно-биологической орбиты, заданной ему Фрейдом, и вошел в сферу культурологическую, это за него сделали его последователи. Объединение Жаком Лаканом психоанализа и лингвистики порождает новую эпоху становления мысли европейской цивилизации, эпоху структурализма. Постановка проблемы Теперь же, рассмотрев сущность ключевого для нас понятия, подойдем ближе к теме настоящего исследования. Тяжелой психологической проблемой современности, которую могут констатировать не только специалисты, но и обыватели, является то, что все больше людей жалуется на потерю смысла в жизни, а как следствие – на апатию, беспокойство, невозможность получить удовольствие от чего бы то ни было, т.е. проявляют все те симптомы, которые вкупе можно объединить термином «неврастения», или же более современным – «невротическая депрессия» (1; 423). Опираясь на вышеизложенное, можно предположить, что причиной тому может служить либо отсутствие желания самого по себе, либо же отсутствие объекта, на который это желание могло бы быть направлено. Однако если учесть, что желание является неотъемлемым свойством всякого живого существа, так как сведение всех напряжений к нулю является равновесным состоянием смерти, то первое предположение следует отвергнуть, и обратиться к мысли, что в мире современного человека что-то не в порядке с объектом. Но для того, чтобы понять отклонение, необходимо сначала определиться с нормой. Итак, нам необходимо выяснить, каким этот объект должен быть. С этой целью обратимся к структурному психоанализу Жака Лакана.
Лакан, опираясь на идеи Отто Ранка, утверждает, что человек рождается в мир травмированным, расщепленным: от него отрывают то, что являлось до рождения одновременно его миром и им самим – его мать. Все дальнейшее существование человека, таким образом, является стремлением к обретению прежней целостности. Однако недостающую свою часть человек всегда может найти только в Другом, даже если он смотрит сам на себя в зеркало (3; 219 – 224). Человеку приходится конструировать себя из внешних по отношению к нему объектов, и именно эти детали данного ему миром конструктора становятся объектом желания. С выходом человека в мир Символического этими деталями могут быть не только (и даже не столько) предметы и другие люди, но и слова, тексты. Вопрос лишь в том, как мы можем приспособить к себе данные нам элементы, чтобы попытаться выстроить нечто целое; как определить, подходит ли для нас конкретное представление о предмете или другом человеке. Так мы приходим к проблеме подлинности объекта желания. На основании первичных, инфантильных сексуальных отношений ребенка с важнейшими фигурами своего детства, после окончательного отрыва человека в культуру у него образуется некий круг представлений о явлениях мира, генетически связанный с первичными объектами желаний при помощи известных психоанализу механизмов. И хотя желание взрослого всегда является искаженным желанием ребенка, т.е. смещенным с первичного объекта на какие-либо другие, критерием его подлинности может служить наличие генетической связи между представлением о «взрослом» объекте и детским объектом желания. Если же такой генетической связи нет, то такой новый объект является лишь суррогатом, неспособным принести удовольствие, т.е. удовлетворить желание. Его достижение требует не меньших энергетических затрат, однако при его достижении он все равно органически не вписывается в образ собственного Я человека и не может служить обретению смысла его существования, заключающегося в достижении целостности. Это компромисс в квадрате. Его достижение истощает психику человека, ничего не принося взамен.
Патогенез
Здесь возникает вопрос о специфике современного общества как внешней причины утраты смысла. Почему эта проблема так остро встала именно сейчас? Отличие современного общества от обществ предшествующих можно видеть в недостаточной его структурированности. Господство религии или идеологии в прежние времена жестко детерминировало систему ценностей, на которые должен был направляться интерес человека. И даже если таковые ценности не соответствовали изначальной предрасположенности конкретного субъекта, то целью его могло, по крайней мере, стать противопоставление им себя, обретение от них свободы. А это, в свою очередь, требовало от человека свершения поступка, который сам по себе мог становиться объектом, достраивающим субъекта до целого, в нем он мог самоутвердиться. Сизиф радовался, снова и снова толкая в гору свой камень; но не камень был объектом его желания, а миф о том, кто стал самим собой вопреки божественной воле. Миф – это текст, который существо из Символического мира может вплести в канву своего жизненного сценария, создав, таким образом, завершенный образ собственного Я.
«Прежние диктатуры боялись свободы слова, искореняли инакомыслие, сажали писателей, сжигали вольнолюбивые книги. Достославные времена мерзких аутодафе позволяли отделить агнцев от козлищ, добрых от злых. Рекламный же тоталитаризм - вещь куда более тонкая, тут легко умыть руки. Эта разновидность фашизма хорошо усвоила уроки провалов предыдущих режимов - в Берлине 1945-го и в Берлине 1989-го (интересно, почему обе эти варварские диктатуры отдали концы в одном и том же городе?). Чтобы обратить человечество в рабство, реклама избрала путь въедливого, умелого внушения. Это первая в истории система господства человека над человеком, против которой бессильна даже свобода. Более того, она – эта система - сделала из свободы свое оружие, и это самая гениальная ее находка. Любая критика только льстит ей, любой памфлет только усиливает иллюзию ее слащавой терпимости. Она подчиняет вас в высшей степени элегантно. Все дозволено, никто тебя не тронет, пока ты миришься с этим бардаком. Система достигла своей цели: даже непослушание стало формой послушания». (Фредерик Бегбедер «99 Франков») Современное же демократическое общество налагает на человека тяжкое бремя свободы выбора. Пласт объектов, на которые может направляться желание, становиться все более обширным и подвижным, а процесс их выбора субъектом требует от него теперь определенного количества времени, чтобы он мог разобраться в себе. Кроме того, подобный выбор приходиться совершать практически постоянно, поскольку психика, как система динамическая, все время пребывает в процессе изменений, и каждое новое взаимное расположение в ней определенных представлений требует соответствующего коррелята в мире объектов, через которые эти представления могут реализовываться. Но как только у человека появляется новый запрос к миру на объект, в это время общество, не медля, стремится удовлетворить его, предлагая потенциальному потребителю объекты желаний и не особо беспокоясь о наличии генетической связи между ними и его изначальными установками.
Пользуясь фразеологией Шопенгауэра можно сказать, что общество изготавливает пустые формы, в которые человек может отлить свое изначально сырое и бесформенное хотение. Такой объект, претендующий на то, чтобы означать одно представление, а на самом деле означающий нечто другое, Лиотар называл симулякром. И если Соссюр писал о том, что пласты означающих и означаемых могут взаимно смещаться в диахронии, т.е. в ходе исторического развития языка, а в синхронии (10; 128 – 130, 177 – 181), т.е. в данный исторический момент, они являются более или менее жестко связанными между собой, то сейчас семантические поля расширились настолько, что один и тот же объект на картах субъекта и общества располагается совершенно по-разному и означает разные предметы реальной территории.
Таким образом, зацепившись за означающее генетически родственного субъекту представления об объекте его желания, можно по формальной ассоциативной связи сместиться от него к иному означающему, такой генетической связи с базисными представлениями субъекта не имеющему. При постоянной смене обществом положения символа на карте человек все время стремится к достижению ложной цели, а как только он видит ее ложность и не получает удовлетворения, он уже все свои силы должен прилагать для последующего ее достижения в новой форме. Постоянная неудовлетворенность приводит к навязчивому повторению определенных действий, с исполнением которых общество связывает для субъекта возможность достижения желаемого объекта. Но кроме всего прочего, объект представления может быть не только внешним относительно человека; это может быть и его представление о своем собственном Я. Инкорпорируя изменчивые тексты, предлагаемые обществом, человек находится в состоянии постоянной неудовлетворенности из-за несоответствия представления о собственном Я и Я-идеалом, и об этом несоответствии ему ежеминутно напоминают, обещая разрешение такового при достижении суррогатных предлагаемых объектов. Этими навязчивыми действиями современного человека являются: работать и приобретать.
Практика
В современной социологической классификации общественных формаций нынешнее общество позиционируется как информационное. Развитие телекоммуникационных технологий привело к тому, что данные передаются по всему миру со скоростью, соразмерной скорости распространения импульсов в нервной системе живого существа, что дает возможность всеобщему информационному пространству быстро и гибко реагировать на любые изменения своей внутренней и внешней среды. И, наследуя многие признаки живого существа, пространство это также стремится к гомеостазу, что требует унификации его компонентов.
Техническая составляющая этой системы в целом изначально создается в соответствии с этим требованием. Однако главному ее носителю – человеку – необходима дальнейшая адаптация для нормального функционирования глобального организма. Здесь, впрочем, может возникнуть вопрос: каким образом этот глобальный организм, состоящий из множества отдельных людей, становиться единым целым, обладающим своими собственными целями, чуждыми для каждого конкретного человека? Ответ на этот вопрос можно дать, исходя из экономической теории, причем, как в общем смысле этого словосочетания, так и во фрейдистском. Изначальное стремление любого живого существа заключается в избегании раздражений (13; 427 – 428).
Эти раздражения мотивируют живое существо к достижению цели, которую в общем можно выразить как комфорт. Однако у человека, как известно, цель и мотив разъединены, и промежуточная цель деятельности, направленной на достижение основной цели, связанной с мотивом, может сама по себе приобретать для человека значение окончательной (9; 465 – 472).
Общественное распределение труда порождает излишек материальных ценностей, которые, не будучи необходимыми конкретному лицу, нужны ему для получения имеющихся у других необходимых ему ценностей. В дальнейшем этот излишек материальных ценностей символически заменяется деньгами, которые зачастую начинают казаться окончательной целью деятельности. Сама же деятельность, мотивированная деньгами, находится в противоречии с подлинной потребностью человека: она связана с исполнением желания другого, который зачастую также желает достичь аналогичной цели – обладания деньгами. Таким образом, эта деятельность и эта цель являются отчужденными от человека и, будучи одинаковыми для множества людей, они становятся единой деятельностью и целью общего безликого существа. Фрейд же, описывая функционирование психического аппарата, часто прибегает к экономическим параллелям. По сути, деньги подобны психической энергии тем своим свойством, что они сами по себе бесформенны и могут направляться на любой объект, любое представление. Или же, ближе к Лакановской терминологии, деньги – это, словно язык, пустая структура, скользящая надстройка над пластом означаемых, код Другого, существующий уже до появления субъекта. И именно эта универсальная бесформенность денег делает их идеальным заместителем объекта любого желания: последний следует еще в себе отыскать и осознать, тогда как деньги актуальны в любой момент.
«Зевс-банкир совершенно не способен вступить с кем бы то ни было в отношения обмена подлинного и аутентичного.
Дело в том, что он отождествляется здесь с абсолютным всемогуществом, с той стороной чистого означающего, которая деньгам свойственна и которая решительно ставит под вопрос существование любого возможного значимого обмена».
(Ж.Лакан «Образования бессознательного» (5; 57 – 58))
Унификации же субъекта в интересах информационного общественного организма служит весь объем текстов, формирующих общественное мнение. Подобно сновидению, при всем их разнообразии, сущность их единообразна: исполнять желание глобального организма о разрядке напряжения, которое может создаваться в нестандартном узле – инакомыслящем человеке. То, о чем говорит реклама или новостное сообщение в явной форме, является лишь поверхностной структурой их смысла; от этой же поверхностной структуры эманируют глубинные смыслы, которые, в конце концов, приводят к желанию о гомеостазе. И, хотя продуцирует эти «сновидения» общество, смотрит их субъект. Так скрытые мысли Другого становятся желаниями субъекта.
«…нет ничего удивительного в существовании возможности производства желаний. Фабриками, производящими желания, становятся в частности рекламные агентства корпораций. Реклама осуществляет открытую торговлю желаниями. Эта реклама вполне может отражаться в сновидении, тайной которого, по крайней мере, со времен Фрейда, является желание». (В.А.Мазин «Ребус на экране или Ночь знаний» (6; 43))
Полное отсутствие напряжения является смертью. Однако умирает не общество, но субъект желает своей смерти. Поверхностные структуры текстов-галлюцинаций, на которые направлены движения души человека в поиске удовлетворения, фабрикуются таким образом, чтобы они могли связываться необходимым образом с его базовыми, возникающими еще в инфантильном периоде глубинными представлениями. И у человека возникает навязчивый страх по поду того, что, если он оторвется от этой общности, если его образ собственного Я не будет соответствовать установленным стандартам, он никогда не получит удовлетворения. Но содержание галлюцинаций постоянно меняется, вчерашнее сновидение сегодня уже неактуально, и человек постоянно остается неудовлетворенным собой и своим предметным окружением и ему приходиться непрестанно менять себя, свое тело, свой внутренний и внешний мир в соответствии с чужими стандартами. И это требует все новых и новых денежно-энергетических затрат, в результате чего симптомом современного человека становятся навязчивые заработка и трата. Описанный механизм весьма точно укладывается в определение невроза, предлагаемое Эриком Берном:
«Невроз – это медицинский диагноз болезни, возникающей из повторных ошибочных попыток удовлетворения напряжения Ид негодными способами, расточающими энергию, происходящими от неоконченных дел детства, выражающими напряжения желаний в замаскированной, а не прямой форме, использующими снова и снова одни и те же шаблоны реакций и смещающими цели и объекты» (1; 424).
Учитывая характерные симптомы, а именно: внутреннее стремление, не поддающееся сознательному контролю, если даже его болезненность или вредность осознана, обычно побуждающее повторять снова и снова одни и те же действия; представление, чувство или импульс, настойчиво проникающие в сознании и не устранимые волей индивида, даже если он понимает, что они неразумны или вредны, - современному человеку можно поставить диагноз – обсессивно-компульсивный невроз (1; 423, 424). Что ж, по крайней мере, невроз этот способен в адекватной для общественного функционирования форме замещать те симптомы, которые могли бы сами развиться у субъекта и препятствовали бы его нормальной социальной жизни. Можно даже сказать, что наполовину «наш клиент» здоров: он адекватен в работе.
Альтернатива
Однако наступает момент, когда психическое истощение, вызванное потребностью постоянно стремиться к объектам, которые не приносят удовлетворения, а зачастую – скорее разочарование, становится настолько очевидным, что его уже невозможно не замечать. В этот момент человек находит себя оказавшимся между Сциллой и Харибдой двух сценариев: либо не замечать очевидное и воспроизводить дальше навязчивую симптоматику до тех пор, пока не наступит полное истощение, либо же осознать ложность того, на что в течение длительного времени были направлены все его психические и физические ресурсы. Второй случай можно охарактеризовать как обесценивание. Но обесценивается не только некий объект желания. Ведь с ним оказываются связанными целый отрезок жизни, система представлений, включая убеждения, ценности, идеалы и т.д., т.е. обесцененным становится человек – сам для себя. Все это время либидо полностью загружалось в различные объекты, и с исчезновением последних ничего не осталось для Я. Такое состояние можно описать как потерю. Потерю значительной части своего Я, на месте которой образуется пустота. И возникает депрессия как обладание этой пустотой. Этот психический вакуум настойчиво пытается захватить новые объекты, но этому мешает страх нового разочарования. Таким образом, любой объект, который потенциально мог бы занять пустующее место, заранее обесценивается, что неизбежно ведет к ощущению всеобщей бессмысленности существования себя и всего сущего. Человек оказывается в изоляции наедине со своей пустотой. Впрочем, позитивной составляющей данного состояния является осознание предыдущих проблем, связанных с навязчивостью.
Терапия
Основная задача психотерапии – дать понять клиенту, что у него есть выбор. На первый взгляд, прошедшие события невозможно изменить, однако, прошлое теперь больше не существует, от него остается лишь смысл, которым мы обладаем здесь-и-сейчас, и который здесь же и сейчас же можно изменить. Человеку свойственно воспринимать свой жизненный путь сюжетно, и вряд ли кто-то будет говорить о нем как о простом нагромождении фактов. Эти факты выстраиваются в рассказе на линии времени, исходя из некой изначальной диспозиции клиента, который в соответствии с ней наделяет каждый такой факт некоторым смыслом и определяет ему место на всем своем жизненном пути. Соответственно каждый из них приобретает определенную эмоциональную окраску и делает вклад в самоотношение. Поэтому путь излечения – это одновременное движение сверху и снизу: поиск новых микросмыслов отдельных фактов из прожитого и одновременное изменение основополагающего макросмысла, предстающего как фон всей жизни. Осознание клиентом детских переживаний и отношений может помочь ему выстроить новые, генетически подлинные связи между инфантильными желаниями и обесцененными фактами своей взрослой жизни. Так или иначе, осознание является выходом на метауровень, когда человек находится уже не в состоянии, а над ним. Ведь, в конечном счете, любая цель идеальна и, таким образом, недостижима, и в этом смысле основную ценность приобретает не достижение ее, а стремление к ней. Таким образом, обесцененные этапы жизни могут быть переосмыслены как неотъемлемые части поиска Цели.
Литература
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|