Бьете ли вы своих сотрудников? А детей?

Нечаянно включаю радио и натыкаюсь: «Бьете ли вы своего партнера по бизнесу или коллегу по работе, если тот не сделал, что обещал?» И звонков много. Один рассказывает, что вообще-то он против насилия на службе, но вот недавно был случай: не сдержался, отходил одного для его же пользы: тот не хотел, шельмец, проект новый начинать, а ведь какой талантливый… Другой говорит, что его начальник бил — и ничего, зато хорошим специалистом стал…

Скажете: «Не может быть!»

Но вставьте вместо «подчиненных» и «коллег» — «детей», и такое обсуждение, увы, вполне возможно.

На днях  и я имела несчастье услышать такое на популярном радио. Ведущие, слушатели и эксперты всерьез обсуждали правомерность физического наказания.

За порку по субботам не выступали, но вполне допускали, что… бывают случаи, …ничего не остается. И эксперт (директор одного из центров Московской службы психологической помощи) так и не дала безапелляционного ответа на вопрос ведущей: «Как с точки зрения научной психологии, можно ли применять физическое наказание?» Мялась.

Не знаю, как в городском центре считают, но факт:: Россия ратифицировала Конвенцию о правах ребенка. Cт.19-я: «Государства-участники принимают все необходимые законодательные, административные, социальные и просветительные меры с целью защиты ребенка от всех форм физического или психологического насилия, оскорбления или злоупотребления, отсутствия заботы или небрежного обращения, грубого обращения или эксплуатации, включая сексуальное злоупотребление, со стороны родителей, законных опекунов или любого другого лица, заботящегося о ребенке».

А в научной психологии давным-давно не обсуждается физическое наказание как возможный способ воздействия на ребенка — лет 70, не меньше, — это не поле для научной дискуссии. Все однозначно: физическое наказание детей неприемлемо. Бить в воспитательных целях нельзя. Шлепки, порка, подзатыльники и любые другие способы причинения боли под запретом. И никаких вариаций типа: «Наподдать за дело», «Один раз шлепнуть».

Ллойд Де Моз, психоаналитик и директор Института психоистории в Нью-Йорке, автор психогенной теории истории, рассматривает всю историю человечества как последовательную смену стилей воспитания детей. Его идея в том, что экономические и политические перемены в обществе следуют за переменами в воспитательных подходах, а война, как и другие виды политического насилия, отражает способы воспитания детей. Ученый считает, что настает время «помогающего» стиля, для которого характерно внимание к потребностям ребенка и отсутствие насилия в семье. Но он констатирует, что Восточная Европа, в том числе и Россия, сильно отстает от Запада в этом отношении: «По сей день тугое пеленание, регулярные побои и плохое обращение с детьми распространены во многих бывших советских республиках и странах Восточной Европы». Ученый пишет: «Чем больше я изучаю войну с точки зрения психоистории, тем больше убеждаюсь, что все войны являются извращенными… ритуалами, цель которых — избавиться от невыносимого чувства, что тебя не любят, результата предшествующих традиций воспитания детей… Подозреваю, что экономические цели войны — просто рациональное оправдание… Если кошмар войны берет начало в кошмаре детства, то новый дух любви и свободы в семье, возможно, превратит Европу из вечного поля битвы в ссорящийся, но миролюбивый континент».

Людмила Петрановская, семейный психолог, специалист по семейному устройству детей-сирот, автор книг о психологии семьи и детей: «Если в процессе обучения ребенок обязан постоянно преодолевать мучительный стресс, если его могут унизить, обидеть, — то он не учится. Он все время в напряжении. Так устроен наш мозг: если он воспринимает ситуацию как опасную, включается режим спасения, выбрасываются гормоны стресса. Вся энергия — на спасение от опасности. И кора головного мозга, которая потребляет больше всего энергии в организме, находится на голодном пайке и перестает функционировать. Отдел мозга, который отвечает за сортировку информации и раскладывание ее по полочкам, начинает работать как тревожная кнопка и включать сирену. Школьник должен чувствовать себя в безопасности, тогда он будет учиться хорошо. А если он всю свою психическую энергию тратит на отслеживание угроз со стороны родителей, которые дома с ремнем ждут, то никакого обучения не последует по чисто физиологическим основаниям. И не в том дело, что ему плохо объясняли, он чего-то не понял или не хочет получить образование. Дело просто в физиологии».

Мария Шапиро, нейропсихолог, директор психологической службы логопедического центра «Территория речи», уточняет: «Если ребенок постоянно живет в стрессе, в страхе, это почти неизбежно приводит к формированию невротических механизмов. С их помощью психика защищается от перегрузки. Это, в свою очередь, приводит к истощению всех функций. Ребенок не может сосредоточиться, не может построить план деятельности, он начинает избегать всего нового как опасного. Одна из самых частых историй в психологической консультации: родители жалуются, что у ребенка проблемы в обучении или он неуправляемый. Выясняется, что у него нет проблем в когнитивной, познавательной сфере. Но его психика в истощенном состоянии. И, как правило, оказывается, что дома на такого ребенка или все время орут, или жестоко наказывают, или и то и другое.

Иногда можно услышать от взрослых: мол, ничего — меня били, а я и учился на пятерки, и никакого истощения не помню, и вообще был во всем первым. Но если копнуть глубже, то часто выясняется, что, несмотря на свою успешность, такие люди не чувствуют себя счастливыми, испытывают постоянное напряжение и часто, даже достигнув успеха, не ощущают его своим, потому что привыкли воплощать чужие желания, не обращая внимания на свои».

«Физически наказывать ребенка — это подло, потому что ребенок маленький, он любит родителей, он зависит от них. Уже этого должно быть достаточно, чтобы не практиковать такой способ воздействия и удерживать себя от него даже в состоянии аффекта, — считает Наталья Кедрова, детский психотерапевт, крупнейший представитель отечественной гештальтпсихологии и мама пятерых детей. — Но если говорить о последствиях для психологического статуса ребенка физического наказания, то они ужасающие. Пережитые страх, боль, опыт унижения тормозят развитие, человек теряет способность защищаться и все чаще из трех возможных реакций на стресс —  защищаться, бежать или замереть — выбирает замирание. Такому человеку трудно учиться, трудно выбирать. Человек, переживший унижение, чувствует потребность вернуть себе самоуважение, и часто дети, которых бьют, агрессивны к другим детям, особенно к тем, кто младше. И это не заканчивается в детстве. Опыт встречи с яростью ранит. Человек, который подвергался насилию в детстве, всю жизнь живет с ощущением, что внутри него есть нечто, что необходимо убить, он чувствует себя очень плохим. Во взрослом возрасте такие люди или становятся очень неуверенными родителями, боящимися своих чувств по отношению к ребенку, или идут привычной дорогой и становятся родителями-насильниками».