Пути разочарования

  Разочарование связано не с теми или иными объектами желания, скорее оно связано с самим желанием как механизмом ориентации. Формула разочарования такова: даже несмотря на то, что осуществление желания сопровождается удовольствием, нет никакой разницы в том, получено это удовольствие или нет. Очарование желанием связано с иллюзией, того, что осуществление желания оставляет что то после себя.  Однако, эти вещи несвязные. Словно бы что то, извлеченное из одного места, помещается в другое и осуществление желания скорее уменьшает то, что стремится быть накопленным. Уменьшает желание не его непрерывные осуществления, а его принципиальная неосуществимость и неисчерпаемость. То, что мы извлекаем из себя с помощью желания, невозможно уловить и зафиксировать, невозможно ухватиться за эту нить и вывернуть себя наизнанку. Желание, призванное разгадать загадку “кто Я”, не на йоту не приближает к ответу. В этом состоит первое разочарование. Желание - точнее ответ на вопрос “что я хочу?” - всегда остается неполным и недосягаемым, как линия горизонта.   
  Разочарование вызывает не обнаружение разницы между ожидаемым и тем, что так настойчиво претендует на его место, разочарование прежде всего как то особенно цинично обходится с надеждой. Надеждой на то, что с помощью прояснения и осуществления своих желаний можно добиться некоторой определенности, занять какую-то устойчивую точку на длиннике своего бытия. Эта позиция выражается конструкцией: еще немного усилий и предел неясности будет пройден, кусочки паззлов соберутся в одну картинку, смысл кристаллизуется, раствор пере-насытится и так далее. Вот избавлюсь от комплексов и начну жить или достигну просветления и все пойму, формулировка здесь не важна. Сложность состоит в том, что желание звучит с другой сцены, не с того места, в котором мы думаем себя, и его обнаружение вносит еще большую путаницу в  конструкцию самости, которую мы стремимся организовать внутренне непротиворечиво. Можно развернуть эту мысль в утилитарном измерении: если вы довольны тем, как устроены ваши желания, значит, что-то идет не так.
  Психическая реальность это специально конструируемый феномен. Для того, чтобы ее воспринимать как некоторое стабильное образование, необходимо вытеснить хаотически организованные множества, которые составляют ее фундамент. Этот фундамент и есть бессознательное. Бессознательное это часть психики, лишенная фиксированного и единственного смыслового центра. С точки зрения нейрофизиологии сознательное живет в прошлом, потому что события, которые появляются в его отражении, гораздо раньше уже случились на уровне восприятия. Модель искажения встроена в саму структуру сознательного и отражает соотношение знания и истины - мы никогда не сможем понять, каким образом это искажение работает, потому что можем осознать только его результат. Чтобы преодолеть искажение, необходимо выйти за пределы сознательного, но у нас нет механизмов осознавать себя вне этого образования.
  Согласно Эпиктету человек это душа, отягощенная трупом. По отношению к психической жизни трупом, как это бы не казалось очевидным, является не бессознательное, которое тащится за светлым разумом, гремя ранними детскими травмами и острыми углами характера, а как раз то, чем мы себя мыслим как целостную и ясную личность. Трупом, привязанным к живому, является сознательное, которое мыслит себя последним наследником древнего рода, единолично владеющим богатствами своего поколения. С этим связано первое разочарование - бессознательное невозможно вывернуть наружу, как перчатку и вытрясти из него соответствующий этому месту мусор; нельзя сбросить с плеч дурнопахнущий и тревожный груз. Собственно, сам этот способ проблематизировать человеческую ситуацию таким способом и является проблемным. Разочарование возникает от понимания того, что психическая жизнь имеет другое основание: не у меня есть бессознательное, которое следует проветрить и причесать, а еще лучше исключить из круговорота, а бессознательное упирается в самость, которая нуждается в дефрагментации.  
  Желание желанию рознь. Желание, прочерчивающее прямую линию между субъектом и объектом, не создает конфликта и следовательно, не имеет никакого продолжения. Напротив, желания непредсказуемые, не выводимые напрямую из сложившейся потребностной конъюнктуры, обладают вскрывающим потенциалом по отношению к бессознательному. Именно эти желания таковы, что их целью является не осуществление, а скорее, постоянное присутствие в виде некоторого нестабильного фона, который не позволяет окончательно успокоиться. Эти желания не могут быть осуществлены, потому что их источник и, соответственно, цели, находятся не в реальности, а в фантазии о ней.
  Надежда, питающая желание это надежда на прорыв, стремление оказаться в другом месте, преодолеть собственный дефицит главным козырем - инаковостью другого, тем, к чему никогда не получится получить доступ и этим воспользоваться. Потому что мы желаем не другого, а того, кто стоит за его спиной, упакованный в глубокое молчание, из которого его извлекает тональность другого, но только обнаруживает, а не содержит в себе. Мы путаем того, кто стоит за и того, кого видим перед собой, эта путаница возникает потому, что невозможно допустить, будто другой это просто дверь, которая не знает о том, что находится в комнате.
  Другой становится желанным только тогда, когда он упакован в фантазию. Если хотите, мы не можем ничего сделать для себя желанным, если не спроецируем на него то, что нам важно. Но фантазия это не входные ворота в объект, это не просто облатка, которая рассасывается при более близком знакомстве. Парадокс состоит в том, что если эта прослойка исчезает, объект перестает быть важным, встреча с “реальным” объектом невозможна, поскольку стремление к нему исчезает одновременно с пропажей фантазии. “Реальный” объект для нас также чужд и враждебен как планета, лишенная атмосферы, но мы обволакиваем ее поверхность своим собственным кислородом.
  Другой это всего лишь символ нашего желания и удивительно то, какая большая работа проделывается в процессе его семиотизации, наделении смысла, наполнению глубиной. Мы ищем другого для того, чтобы он посмотрел на нас и своим взглядом выбил из нас искру, с помощью его взгляда мы хотим извлечь из себя что-то, что в свою очередь находится за спиной у нас. Мы желаем с его помощью проникнуть в запретное пространство, к которому нам изначально закрыт доступ. Поэтому встреча невозможна, потому что мы пытаемся приблизиться к тому, кто не существует, и обнаружить того, в ком не нуждаемся. Стремясь к другому, мы не заинтересованы во встрече с ним, поскольку было бы нелепо вожделеть белую простынь, на которой только что закончили показывать фильм.
  Другой отвечает на наш вопрос “кто я?”, но делает это не потому, что в нем содержится это знание, он скорее придает форму тому неназываемому в нас, что рвется наружу. Это крайнее выражение взглядов Левина на теорию психологического поля, в том месте, где речь идет о валентностях. В его представлении валентность окружающего является следствием его свойств, тогда как у Лакана объект и причина желания являются совершенно разными вещами. Мы видим другого, но смотрим сквозь него, поскольку его контуры не могу вместить в себя всех наших фантазий.  
В этом заключается второе разочарование - нам не получится достичь другого, потому что наше желание направлено не на него, а в центр нашего фантазма и именно это пространство остается тем местом, где случаются изменения. Наше желание другого определяется его галлюцинаторными координатами и мы не можем воспринимать его иначе, чем через этот проективный пул, равно как не можем увидеть свое сознание со стороны. Другой появляется там, где в нашем фантазме появляется разрыв, мы движемся к другому, чтобы выбраться через эту прореху наружу, на ту сторону хрустальной сферы самости. С помощью другого мы пытаемся совершить побег за пределы себя, но обречены на разочарование, поскольку, если перефразировать мистическую максиму у сознания везде центр и окружность его - нигде. И таким образом, перед нами возникает двойное разочарование - мы пытаемся достичь неосуществимого с помощью того, кем не можем воспользоваться иначе.