Защитник. Тот, кто садит на цепь

Пояснения, поучения, предосторожности.

Она так требовала исполнительности и так беспокоилась, что запугивала. Это была пугающая тебя критическая масса её обеспокоенности. Это была забота о тебе через её угрозы.

Здесь не было некакой меры. Ладно бы, что к тебе-ребёнку у неё не было доверия. Но не было и чувства рациональности, необходимой тебе для безопасности.

Её было слишком много, она была везде и постоянно на тебя давила. Прессовала тебя до такой степени, что любые твои желания исчезали, а оставались только её желания. Становилось страшно и тревожно от всего. Опасность появлялась кругом. И она была невидимой. От этого становилось еще страшнее.

И всё было очень сложно. Все было мало понятно. Ясно было лишь то, что везде подстерегали недоброжелатели и все таило в себе опасность.

И эти её материнские фантазии воспринимались тобой как реальная угроза твоему существованию. Как реальные трудности. Но на самом деле, это были её представления и её тревоги. Она намеренно запугивала тебя и напрягала различными заданиями. Иначе, ей казалось что ребенок не понимает, не улавливает, не учится. Она не чувствовала того, сколько малышу нужно. Чистота ребенка казалась ей тупостью. А испуг – пассивностью.

Тревога передавалась тебе как электричество высокого напряжения превращаясь в ужас. И поводы для неё были кругом: куда повесить полотенце, как поставить сумку, к кому выразить просьбу, что ответить, где остановиться, о чём подумать. Мама была внимательна к таким вещам, на которые приходилось учиться обращать самое пристальное внимание.

Но временами тебя пугало и то, как сильно ты хотела резко сделать всё что угодно, лишь бы это было с точностью до наоборот к тому, чего она от тебя ждала и требовала.

Однако, в основном, тебе скоро становилось совершенно всё равно, куда и что ты вновь не туда поставила, не то взяла, не так догадалась. Ты это всё примечала, все опасности этого мира, все места пристального внимания. Но ты совершенно не способна была предугадать, какой именно вид опасности или трудности кроется за тем или иным предметом или действием? Кто знает, что оно прячет в себе? Ты старалась уловить систему или принципы, но потом, по маминой реакции понимала, что вновь не угадала, опасность тут была иная, а вовсе не та, что в прошлый раз…

Не существовало совершенно никакой надежды тебе с этим всем в жизни справиться.

Все оказывалось слишком неожиданно и непредсказуемо. Что-то крылось во всём. Ты никогда не видела этого, но это всегда видела мама. И вот как же тебе тогда выжить без неё?

Мама, выйдите из комнаты. Я и так уже тут за всем слежу. Я внимательна и отовсюду жду угрозы. Ведь вы меня этому так хорошо научили.

Другое дело, что сильно хочется с этой угрозой наконец-то вполотную столкнуться. Столкнуться без мамы, а самой. Хочется напороться на эту опасность, ощутить ее наконец-то без маминой защиты и посредничества. Так хочется испробовать всё то, что маму так пугает!

Пугает и меня. Но это страх таит в себе и грандиозное волнение, в этом страхе есть такая энергия! Это такое непреодолимое желание столкнуться, увидеть, ощутить уже не мамин страх, а собственный, свой!

Сорваться с цепи! Это совершенно не означает выйти из под маминой власти. Не слышать её слов, но слушать их. Не избегать опасностей, но по-прежнему бояться их. Не бояться уже ничего, но подозревать всё и всех.

Очень хочется начать двигаться. Испробовать длину и крепость цепи. И сорваться с нее, чтобы потом опять вернуться побитой, застыженной и покорной. Но сначала схватить опасного воздуха, глотнуть его и обжечься любой недозволенностью. Ухватить вечерок. Закружиться в чем-то волнующем. Нырнуть во что-то тёмное и недозволенное. Бежать не чуя ног и земли. Куда угодно, всё равно. Только бы прочь и не затормозить. Ведь её голос власно потребует вернуться и взгляд начнёт внимательно сканировать твой ввнешний вид, твои мысли, твою правду. Правду о том, что ты не знаешь куда тебе бежать, что ты ничего не взвесила и ничего не продумала, что у тебя нет реальных сил, знаний и представлений, что у тебя нет тех, кто тебя где-то ждёт. Ты нигде никому не нужна, а нужна только ей. И все замышляют только зло. И именно так мама оказывается снова права.

Зачем она это с тобой сделала? Она так помогла самой себе? Она передала тебе всё то, что угнетало и угнетает её у неё внутри?

Она так подчеркивала свою необходимость тебе, что сделая тебя вещью самой себе?

Она заботилась о тебе, чтобы использовать тебя? И потому не позволит никому занять своё священное место рядом с тобой, подозревая весь мир в посягательствах на собственную роль в твоей жизни? Так ты стала привязанной к ней, неотделимой от неё, постоянно нуждающейся в её предсказаниях и её успокоении.

Она и была для тебя тем злоумышленником, от которого она тебя так предостерегала. Она захватила тебя в плен и поселилась у тебя внутри. Видя вокруг только зло и опасности, она сама становилась для тебя великой опасностью и злом во плоти, чтобы ты открыла ей свои объятия и спасла её от самой себя.

Она не позволила появиться у тебя внутри доверию, расслабленности, уверенности в себе, иначе ей пришлось бы так и остаться одинокой в своем аду. Но она затащила туда и тебя.

Поэтому следует бежать. Сорваться с цепи. Бежать куда угодно, только бы начать что-то чувствовать не из того, что она в тебя погрузила. Начать чувствовать реальный страх и реальную тревогу, не из её фантазий. Это будет значительно лучше, когда ты начнёшь смотреть на мир собственными глазами. И начнешь слышат своими ушами и ощущать собственными пальцами. Когда ты почувствуешь шаткую и горячую землю под собственными ногами. И пусть вначале сбудутся все её пророчества и тебя действительно охватят реальные страхи и тревоги. Но они будут уже твоими, живыми, жизненными. Это будут уже твои личные опасности, твои ошибки и твои старания. Её в них уже практически не будет. Её уже может в них не быть.

Ты справишься. Иди, моя родненькая, ты сможешь. Тебе уже ничего не угрожает, если ты вырвалась. Именно так ты только и сможешь взлететь и больше не возвращаться туда, где для тебя навечно уготована безопасная клетка с хищником, медленно пожирающим тебя изнутри. Иди к людям и познакомься с этим миром и с собой в нём. Он гораздо больше и гораздо непредсказуемее того, что ты знала на привязи. Но он настоящий и в нём есть всё. В нём теперь сможешь появиться и ты!

Только ты теперь сможешь себе помочь по-настоящему. Кто-то тебя подбодрит, кто-то тобой восхитится, кто-то укажет тебе на твои раны, кто-то умоет тебе лицо своими слезами или чистыми водами любви к тебе. Но ты всё равно останешься одна.

И внутри тебя иногда будет раздаваться её голос. Её критика, её запугивания, её гнев и её просьбы вернуться. Она будет звать тебя назад, на цепь, в построенную ею для тебя безопасность. Этот голос будет указывать тебе на все твои мельчайшие ошибки и промахи. Но скоро ты обнаружишь, что у тебя их даже меньше, чем у других живых людей рядом с тобой. Ты вдруг увидишь, что множество дел совершаешь идеально, и будешь в потрясении от этого, не веря тому, что тебе удаётся совершать то, что еще недавно казалось утопией, недоступной фантастикой или ужасающим кошмаром. Ты будешь замечать как живые люди вокруг тебя удивляются твоим страхам, поражаются тому, как был устроен твой искусственный мир. И это будет тебе помогать сомневаться в том, что твоё видение истинно и отказываться от него в пользу сиюминутной житейской правды и протяженной в неизвестность неизвестности.

Голос у тебя внутри, принадлежащий маме, так и продолжает требовать от тебя признать его единственным, испугаться своих прошлых и будущих ошибок и вернуться к нему. Он будет требовать выполнения условий и правил, он будет стыдить тебя за всё чего ты достигла и за всё от чего ты отказалась. Но ты уже не будешь ему верить. Ты будешь его слышать, но перепроверять и постоянно находить его наивность. И ты наконец-то осознаешь, что этот материнский голос – это голос перепуганного маленького ребёнка. И ты остановишь этого малыша. Ты придёшь на помощь этому навному голосу у тебя внутри и утешишь его. Утешение будет таким же, что ты говорила всегда самой себе: ты не вещь, тебя больше не интересует построенная кем-то иллюзия, тебя тошнит от жертвенности, ты больше не требуешь понимания, ты не доверяешь знаниям и определенности, ты справляешься сама и теперь ты в этом не одинока.