С. Свежавски. СВЯТОЙ ФОМА, ПРОЧИТАННЫЙ ЗАНОВО

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Сейчас перед нами очень трудный этап наших бесед. Рассмотрев его, мы перейдем к проблеме человека. Все то, что нас окружает, что мы видим, слышим, до чего мы можем дотронуться и ощутить нашими чувствами – все это мы называем миром телесных естеств. Что человек может знать, согласно св. Фоме, об этом мире? Что вносит философия в понимание телесного мира?

Св. Фома является последователем философии, которая придает огромное значение и ценность чувственному познанию. Ведь, как мы видели, в христианской мысли вообще, и в мысли св. Фомы особенно, материя пользуется огромным уважением. Христианское мышление всегда являлось противником какого-либо принижения материи. Все существующее есть добро. Философы-христиане всегда очень сильно поддерживали этот тезис. Это же самое относится и к чувству, когда речь идет о познании. Мы еще вернемся к этому при рассмотрении человека.

Человек имеет чувственное и умственное познание. Если бы человек не имел никаких чувств, если бы он был лишен всех тех путей, которыми он обычно получает впечатления, то он в этой жизни не мог бы иметь никакого умственного познания. Здесь св. Фома очень ясно следует линии, обозначенной философской традицией аристотелизма. Иногда эта философия интерпретируется слишком биологично, как натуралистическая и материалистическая философия. Но это слишком крайний подход. Аристотелизм принадлежит к такому типу философии, который видит основание всего человеческого познания в познании чувственном. А это чувственное познание – зрение, осязание, вкус и слух – касается именно мира тел, всех телесных естеств. Чистого Духа, Бога, как наисовершеннейшего Духа, и других чистых духов никто никогда не видел. О существовании Бога мы можем сделать вывод только на основании особенного знания, касающегося окружающей нас действительности, которое мы добываем с великим трудом. Чувственное познание является исходным пунктом для познания умственно-духовного. Это познание и является истинным инструментом, позволяющим нам достичь проблему Бога и развивать философское, метафизическое созерцание.

Точно так же и наша вера имеет свой исходный пункт и свой генезис в слуховых впечатлениях. Вера следует из того, что человек слышит от наставляющего в истинах веры, об этом ясно сказано у св. Павла: "Итак, вера от слышания" (Рим. 10,17).

А поэтому также и здесь исходным пунктом является чувственное познание-слышание, потому что через слышание, или через иной способ постижения знаков, передающих нам слово, мы можем понять содержание этих слов. "Ex auditu" – "вера происходит от слышания". Это веские слова, которые показывают, какое огромное значение придает христианское мышление нашему скромному, слабому чувственному познанию и одновременно с этим всему материальному миру, который является тем материалом, с которым мы непрерывно сталкиваемся от нашего рождения до смерти и из которого мы черпаем наше знание.

Поэтому св. Фома является решительным противником крайнего спиритуализма, то есть такого философского учения, которое пренебрегает и не принимает во внимание контакт с внешним миром, познание действительности, телесного мира. Один из очень далеких от христианской мысли философов, Барух Спиноза, который в XVII веке создал одну из наиболее последовательных пантеистических философских систем (пантеистических – потому что он отождествляет Бога с миром), утверждал: "Я начинаю философствовать от Бога". Он с пренебрежением отзывался о схоластических философиях, которые исходили в своем философствовании из познания вещей, от ощутимых, чувственно воспринимаемых естеств. Декарт же начинает свои философские размышления от себя, от своего собственного естества, от своего "я". Для св. Фомы, как мы видели, в самом сердце метафизики содержится проблема Бога, но все его философское мышление – мы еще увидим это, рассматривая его концепцию человека, – вырастает, как из своего корня, из чувственного познания. Познание умственно-духовное является тем более совершенным, чем более совершенным и более точным будет наше чувственное познание.

На мир телесный, на все телесные вещи, которые нас окружают, можно смотреть очень по-разному. Одну и ту же действительность совершенно по-разному оценит техник, солдат, лекарь, еще иначе – художник-скульптор, ботаник, химик, гуманист, философ. Для нас речь идет об уяснении того, чем является особенность философского видения телесного мира. Это будет для нас необходимо, чтобы понять концепцию человека св. Фомы. До времени св. Фомы специальных наук еще по-настоящему не было. В это время развивались различные ремесла, которые тогда входили в разряд философских наук. Первой в истории европейской мысли выделилась оптика как специальная наука. В числе прочих ее развивал Витело, философ-неоплатоник и естественник, который мог быть лично знаком со св. Фомой. Мы можем гордиться тем, что наш соотечественник, один из образованнейших людей своего времени, принимал участие в создании первой нефилософской специальной науки. Другие науки в это время были еще смешаны в едином тигле с философией, и только в XV веке, постепенно и шаг за шагом отделялись от нее, начиная искать свои собственные права и приходить к своему собственному развитию.

Основой всего философского видения мира св. Фомы, касающейся структуры телесного мира, является известный уже нам тезис (к которому мы вынуждены постоянно обращаться), а именно о составленности всякого естества из двух элементов, возможности и действительности. Вспомним, что только Бог свободен от всякой сложности. Только в Боге нет составленности из сущности (возможности) и существования (действительности). Бог есть существование. Всякая вещь, кроме Него, составлена из служащих этой вещи возможности, которая является сущностью дан ной вещи, и действительности этой возможности, которой является существование. Здесь мы должны сделать дальнейший шаг. Итак, составленность из возможности и действительности располагается на двух этажах. Всякое естество, и телесное, и духовное, кроме Бога, составлено из сущности и существования, но в духовных естествах, чистых духах (ангелах), сущность не составлена, проста. В Боге сущность не отличается от существования, она отождествлена с существованием. Ангел же не имеет сложной сущности, как телесные естества. Он имеет простую сущность.

Однако в телесных естествах (и это положение является фундаментальным!) сущность складывается из возможности и действительности. То есть в телесных естествах сложность появляется на двух уровнях. На первом, самом общем уровне, из сущности и существования. На втором – в области самой сущности, сложность также проявляется как сущность и существование. Лишь эта возможность в сущности телесного бытия является особенностью сущности телесного. Это есть возможность пространственной сущности. Она является тем именно, что мы называем собственно телом, то есть тем, что занимает пространство, что квантитативно, количественно определено, что измеримо и состоит из частей. Именно эта возможность второго типа, второго ряда и называется в современном философском языке материей. Нужно помнить, что здесь термин "материя" означает нечто совершенно иное, нежели его значение в языке физиков, естественников и техников. Это не есть некоторое готовое творение, но только возможность, то есть нечто, что не может существовать само по себе, и одновременно то, что есть возможность пространственного бытия.

Действительностью этой возможности второго типа, возможности, находящейся в сущности телесных естеств, является придание этой пространственности формы в самом точном значении этого слова, то есть оформление этой пространственности прежде всего с точки зрения пространственности. В философском языке это называется формой. Если привести пример из одного из простейших искусств, гончарного ремесла, то материя могла бы исполнять роль глины, которой гончар придает соответствующую фигуру, а форма бы выполняла роль фигуры. Но этот пример недостаточен, потому что возможность, о которой мы здесь говорим, не является еще никакой телесной вещью сама по себе, в отличие от глины. Поэтому телесные естества, согласно св. Фоме, имеют двойную сложность. Они сложены из сущности и существования, а их сущность, сверх того, сложена из возможности быть чем-то протяженным, то есть из материи и действительности этой материи, формы. Поэтому материя и форма являются составными частями, складывающими сущность телесных естеств.

Этот вопрос труден для понимания. Но нам безусловно нужно в нем разобраться так же, как в проблеме сущности и существования. Без понимания этих разграничений мы не можем разобраться в ключевых понятиях св. Фомы, прежде всего тех, которые касаются человека. Сложеность из материи и формы, то есть сложеность из возможности протяженного и действительности этой возможности, по-гречески называется гилеморфизмом. Греческий термин "hyle" означает материю, материал, а дословно – лес, дерево, из которого создаются предметы. Поэтому средневековые латиняне переводили слово "hyle" словом "silva" – лес. "Morfe" означает форму, фигуру Поэтому гилеморфизм – это точка зрения, согласно которой сущность каждого телесного естества складывается из материи и формы. Мы в наших беседах будем часто возвращаться к этим терминам: к материи и форме. Но мы все время должны помнить, что мы используем эти слова в особенном, указанном выше, значении. Это выражения, взятые из обычного, ежедневно используемого языка, но наполненные другим философским содержанием.

Теперь мы перейдем к утверждениям св. Фомы, которые окончательно уточнят для нас правильное понимание сложности всех телесных естеств.

1. Все (без исключения), что нас окружает в наблюдаемом нами мире, то есть мире, в существовании которого мы убеждаемся на основании наших чувств, – есть естества, составленные из материи и формы в том значении этих слов, которое было определено выше. Материя не есть материал, но она не есть ни один материал вроде глины или дерева. Материя есть нечто, о чем мы говорим как о глине, как о дереве, из которого должен быть создан некий предмет или вылеплен некий сосуд, но слово "материя" используется здесь метафизически. Св. Фома утверждает, что так как возможность не может существовать самостоятельно, без действительности этой возможности, то есть без акта, – точно так же и материя нигде в мире не может существовать без формы. Существуют только естества, сложенные из материи и формы. "Dicere quod materia est in actu sine forma est dicere contradictoria esse simul, unde a deo fieri non potest" (Quodlibetum III, 1, 1) – "утверждать, что материя есть в действительности (est in actu) без формы, это значит утверждать, что внутренне противоречивая вещь может существовать, что нечто одновременно может быть и не быть в действительности". И поэтому даже Бог не может сделать так ("a Deo fieri non potest"), чтобы материя существовала без формы. Материя, существующая без формы, возможность существования или возможность действительности без действительности есть вещь противоречивая, а потому сама материя, св. Фома это очень подчеркивает, без формы не может существовать и не может быть сотворена Богом, Который не может сотворить противоречивую вещь.

   "Forma dat esse materiae" – утверждает он в трактате "De pnncipiis naturae" – "форма дает существование материи". Говоря точнее, только Бог дает существование вещи своим творческим актом, который дает существование всякой вещи и удерживает ее в существовании, Тем не менее материя принимает существование от Бога всегда через форму, и поэтому св. Фома утверждает, что форма дает существование материи. Материя является, согласно св. Фоме, действительным элементом телесных естеств, который без формы не может существовать. "Действительным" – следует помнить, что не только то, что является законченным, существующим, полным бытием, есть действительность, но также действительными являются и элементы и причины, конституирующие полное бытие. Материя же является только элементом бытия, причиной, конституирующей телесное естество, но не само бытие. Поэтому материя есть нечто действительное, что само, без формы, существовать не может. Она не является идеальным предметом, вымышленным предметом, то есть некоторым гипотетичным, рабочим элементом. Она является, согласно св. Фоме, действительной составной частью телесных естеств.

   Поистине и самостоятельно существуют только так называемые "composita, entia composita" – естества сложные, составные – здесь подразумевается: "composita ex materia et forma" – составленные из материи и формы. Это в греческом философском языке великолепно называлось "sinola" (от греческого слова "sin" – единственный и "holos" – целый). "Sinolon", – сложное естество, но представляющее собой единую целостность. Ни одно из телесных естеств, которые нас окружают, не есть только материал, либо только форма, но каждое составлено из этих двух элементов, материи и формы. И каждое является некоторой целостностью и единством. Очевидно, что мы теперь уже отдаем себе полный отчет в том, что только Бог является подлинным единством, потому что только в Боге сущность и существование являются целиком одним и тем же. Другие единства – кроме Бога – являются все менее плотными, все более свободными, по мере того, как мы приближаемся к телесному миру. Тем не менее в каждом естестве есть отблеск того единства, отблеск тем более несовершенный, чем более несовершенно само естество – зеркальце. Однако все естества отражают это единство Бога.

2. Св. Фома, в соответствии, впрочем, с очень давней традицией, насчитывает пять основных типов таких единых, самостоятельно существующих в нашем мире телесных естеств. Некоторые полагают, что это деление можно отнести только к тогдашнему состоянию физики и иных наук, но, как мне кажется, схему св. Фомы можно применять для естественнонаучных гипотез любого рода. Эти пять разновидностей, пять классов телесных естеств являются как бы ступенями лестницы, выражающими степени совершенства телесных естеств.

   1. Первой ступенью являются мельчайшие частички, невидимые и неуловимые "sinola". Эти частички являются глубочайшей структурой всех телесных естеств. Никогда св. Фома не назвал бы их атомами, потому что "atomos" означает "неделимый", а если некто считает, что мельчайшие частички природы неделимы, то он становится сторонником особенной космологической концепции в области философии природы, то есть атомизма. Св. Фома не утверждает, что эти мельчайшие частички неделимы. Напротив, они могут быть делимы до бесконечности. В них для нас важно то, что они являются мельчайшими частицами. Это те первые "sinola", мельчайшие телесные единицы, которые св. Фома называет "corpora elementaria" – самыми первыми, элементарными частицами.

   2. Вторым уровнем являются тела, созданные из множества элементарных частиц. Мы можем назвать их телами сборными, составленными из мельчайших элементарных частиц; названия здесь мы можем давать различные, заимствуя их из арсенала отдельных наук. У св. Фомы речь идет о том, что вторым уровнем в лестнице телесных естеств являются множества, собранные из элементарных тел. На этом кончается царство неживого. Иных телесных и неживых естеств, которые были бы самостоятельными целостностями и относительно совершенными единствами, нет. В аристотелевском языке такое бытие называется "substantia". Это есть бытие, которое само по себе есть целостность, существует самостоятельно и является носителем присущих ему особенностей. Таким образом, в царстве неживого есть только эти две разновидности. Иные естества, такие как камень, груда земли, человеческие творения, не являются субстанциями (в точном значении этого слова). Субстанциями, естествами, которые одновременно являются единствами и существуют самостоятельно, которые поистине есть "sinola" и "composita", – в царстве неодушевленного являются только элементы и их множества. На трех дальнейших уровнях располагаются оживленные телесные естества, населяющие наш мир.

   3. Третьим родом телесных естеств являются растительные организмы. Там, где есть жизнь, от наиболее простых и мельчайших до наиболее сложных организмов, всегда есть некоторое единство, хотя иногда еще очень свободное.

   4. В четвертую группу попадают животные организмы. Не дело философа определять, как далеко простирается царство растений и где начинается класс животных или где начинается жизнь. Это проблемы, относящиеся к отдельным наукам. Скорее всего, до самого конца мира мы так и не узнаем, где в точности проходят эти границы. Философ же говорит только вообще, где и как проходят эти границы. Животные организмы начинаются там, где появляется чувственное познание, от самого ничтожного до самого совершенного. Множество животных в чувственном познании превосходят нас, людей. Мы знаем об этом очень хорошо: богатство внутренних и внешних чувств у некоторых животных совершеннее, нежели у нас.

   5. Пятым типом телесных естеств являются люди.

   Вот те пять разновидностей основных субстанций, то есть самостоятельных телесных естеств, которые св. Фома, в соответствии с очень старой традицией, находит и определяет в окружающем нас мире. Различия, которые определяются этой традицией, располагаются таким образом, что в конечном счете остаются только перечисленные выше пять типов естеств.

3. В мире, в котором мы живем, по всем телесным естествам проходит граница между телами естественными и искусственными. Только пять основных типов субстанций – элементы, совокупность элементов, растения, животные и люди – составляют царство естественных естеств. Все же остальное в нашем мире – это творения либо животных, либо людей. Есть фундаментальное различие между строительством домов бобрами и человеком, однако и бобры строят хатки, и пчелы делают соты, а птицы великолепно вьют гнезда; все это изделия. Единство даже наиболее продуманного птичьего гнезда или другого изделия животного или человека не являются, однако, самостоятельным единством субстанции. Шкаф или стол не являются субстанциями. Все это является миром изделий. Все столярные изделия, постройки, одежда и вообще все предметы повседневного быта в свете философской рефлексии оказываются агрегатами, совокупностями наинизших элементарных субстанций и субстанций, которые в свою очередь являются совокупностями элементов. Только иногда в их число входят некоторые растительные или животные субстанции, которые случайным образом входят в состав этих изделий.

   В материальном мире не остается ничего после этого разделения на естественные естества, с одной стороны, и изделия – с другой. Зачастую мы не отдаем себе отчет в том, что между этими двумя мирами проходит резкая граница. Если мы ясно осознаем это, то мы иначе посмотрим на все, что нас окружает. Собственно естественные субстанции немногочисленны. По большей части мы живем в окружении изделий. И эти изделия также имеют свое единство. Не-которым единством является и стол, и книжка, и карандаш, и любая другая часть нашего обихода, все. Но это единства привнесенные, которые проистекают от создавшего их изготовителя, человека или животного, но не вытекает из природы вещей. В этом заключается фундаментальная разница между этим и двумя типами естеств.

4. Границы, которые пролегают между пятью вышеперечисленными основными типами природных телесных естеств, являются границами тайными. Они не определимы опытным путем я постоянно не поддаются нашим усилиям познать их, Очень трудно определить границу между живыми и неживыми естествами и так же трудно определить границу между элементом и составным телом. Но здесь нам снова может помочь философская рефлексия: каждое мельчайшее естество и его проявление на каждом уровне этих пяти категорий с точки зрения совершенства бесконечно превосходит все, что находится на более низком этаже. Например, каждое проявление самого примитивного живого организма является бесконечно более ценным, нежели вся неодушевленная масса материи, наполняющей космос, все его галактики. Подобно этому каждое проявление познания, даже самого скромного чувственного познания, несравненно совершеннее всякой чисто биологической жизни, не достигшей еще познания. А единственный акт познания умственного и акт свободной воли, свободного выбора, в свою очередь является 6o:iee ценным, нежели все, что имеет место на более низких уровнях.

   Эту мысль св. Фома привносит в сферу сверхъестественной жизни, в порядок благодати. Единственный акт, выполненный в царстве благодати, является более ценным, нежели все, что имеет место в порядке природы. Эта иерархизация бытия и установление степеней ценности может иногда произвести на нас ошеломляющее впечатление, Она открывает нам изумляющие перспективы в разных науках и областях познания. Мы знаем, например, что современные астрономы разбиты на два лагеря. Одни утверждают, что есть множество обитаемых планет, что планет с условиями, подобными земным, можно найти множество в нашей галактике или в иных галактиках, которых миллионы. Другие, напротив, спрашивают: откуда нам известно, что Земля не единственная? Может быть, потребовалось столь огромное "quantum" (количество) материи именно для того, чтобы где-нибудь, в каком-нибудь "боковом закутке" Вселенной появились такие условия, которые дали бы возможность появления самых первых проявлений жизни? В свете представленной выше иерархической концепции такое предположение перестает быть абсурдным. Ответ на эти вопросы философия не дает. Выдвижение гипотез на тему о заселенности иных планет – это прерогатива естественников, астрономов. Философский вопрос о иерархичности телесных естеств также ведет к этого рода вопросам.

5. От рождения и до смерти нас беспрерывно окружают либо телесные субстанции, либо их агрегаты, совокупности. По большей части, впрочем, именно совокупности, нежели субстанции, потому что чем больше развивается человеческая культура, тем больше в нашем окружении искусственных изделий и тем меньше нам остается контактов с природными естествами. Это очень характерно для всей нашей эпохи и всей нашей ментальности, которая тем самым уже некоторым образом определена. Изделия же являются не чем иным, как агрегатами природных субстанций. Здесь нам нужно еще раз вспомнить о том, что каждая их этих субстанций и каждый из агрегатов является в большей или меньшей степени единством. Некоторое единство организует каждую вещь в целостность. Естественно, животное есть в большей степени единство и целостность, нежели растение, а человек в еще большей степени. Агрегаты же имеют единство, вкладываемое в них их создателем.

   Глубокие следствия для концепции человека имеет следующий тезис св. Фомы: в каждой природной субстанции есть только одна образующая форма или действительность, оформляющая возможность. Говоря на техническом, философском языке, есть только одна субстанциальная форма, или, другими словами, только одна форма, конституирующая данное естество как субстанцию. Только лишь единственная форма! А поэтому неправильна концепция, по которой есть отдельно созданное человеческое тело, как коробка или ящик, в которую входит как бы отдельным естеством душа и живет в этом теле, как в футляре. Все мы более или менее так думаем. Но св. Фома является решительным противником такой концепции. Он считает ее наивной, магической и совершенно противной тому, что есть в действительности. То, что конституирует, организует, объединяет данную субстанцию, что дает ей единство и самостоятельность бытия – это единственная в каждой субстанции субстанциальная форма.

   В одушевленных естествах, а поэтому и в человеке тоже, эту субстанциальную форму мы называем душой. Это утверждение требует основательного размышления. Оно провозглашает истину, далекую от общих мест, от привычных ежедневно встречаемых мнений, от нашего современного понимания человека. Но св. Фома понимает этот вопрос совершенно однозначно. Есть единственная субстанциальная форма, которая конституирует все в данном естестве, и то, что оно есть естество, и то, что оно есть тело. В растении то, что оно имеет жизнь; в животном – то, что оно имеет жизнь и чувственное познание; в человеке – то, что оно имеет жизнь, чувственное познание, мышление и свободную золю. Все это является делом этой единственной формы. От самых низких уровней и до самых высоких. Эта форма единственна и она называется – душа. Св. Фома уверенно говорит о душах растений, животных и о душе человека. Везде, где есть жизнь, есть душа. И эта душа не есть огонек, живущий в теле, как в готовом футляре, но лишь только форма, конституирующая этот футляр, этот телесный организм – и являющаяся источником всех его функций.

6. Поэтому душа для св. Фомы не является субстанцией, которая проживает в иной телесной субстанции. Неправильна точка зрения, будто структура одушевленных естеств складывается из одной субстанции, которая есть душа, и другой субстанции, которая есть тело. Душа есть основание жизни. Основание скромной еще жизни в растении, более богатой жизни в животном и, наконец, основание самой богатой и по природе своей способной к продолжению – в человеке. И поэтому св. Фома иначе, нежели св. Августин, определяет душу. В этом пункте он следует аристотелевской традиции, а не св. Августину. В конечном счете выходит, что и св. Фома, и св. Августин говорят об одном и том же, но это будет лишь в конце пути. В начале же св. Фома опирается на иное основание.

   Для св. Августина душа является прежде всего субстанцией духовной и разумной. Помню, как-то я принимал участие в семинаре, который вел проф. Жильсон. Мы читали различные средневековые тексты на тему о душе. Там, где душа была определена как разумная субстанция "...anima est substantia rationalis", мы понимали, что автор следует августиновской традиции. А там, где появлялись обороты типа "anima rationalis est forma corporis" – "разумная душа есть форма тела", – было ясно, что текст вдохновлен мышлением св. Фомы. Для св. Фомы душа никогда не является также личностью. Личностью является только человек, весь человек; а поэтому смерть является разрыванием, а воскресение из мертвых – философской необходимостью. Эти выводы имеют фундаментальное значение для правильного понимания учения о человеке, которое развивает св. Фома.

   Точка зрения св. Фомы, согласно которой в каждой субстанции есть только одна субстанциальная форма, была в XIII веке учением новым, не пользующимся всеобщим признанием и "революционным". По большей части главенствовали взгляды, по которым в теле признавалось наличие множества субстанциальных форм. Считалось, что нечто одно конституирует в человеке телесность, следующая форма устанавливает способность чувственного познания, и, наконец, появляется "огонек" в ипостаси субстанции разумной души, которая как бы венчает все эти уровни бытия. Св. Фома решительно отвергает такое множество субстанциальных форм. И если его и осуждали в определенных кругах, то именно за его учение о единстве субстанциальной формы, потому что эта наука представлялась слишком революционной. В его время это был неслыханно сильный призыв к признанию цельности человека. Этой стороной его учения пренебрегали в томистской традиции вплоть до XX века. Только в XX веке Жильсон, Маритен и другие авторы стали акцентировать эту сторону учения св. Фомы.

   Мы уже знаем, что единая субстанциальная форма в одушевленных естествах есть основание жизни, или, другими словами, – душа. Поэтому видение мира св. Фомой является полностью противоположным видению мира, предложенному три века спустя Декартом. Он утверждает, что животные являются машинами. Такой взгляд неприемлем для св. Фомы. Согласно св. Фоме, животное является организмом, столь же чудесным, как и организм человека, и даже во множестве случаев превосходящим организм человека, но не машиной. Каждый организм есть истинное чудо жизни, а не машина. У св. Фомы мы встречаемся с огромным уважением к телесному миру, и в особенности к миру живого. Философское познание царства живых организмов важно потому, что они являются нашими близкими родственниками и познание их помогает нам в понимании механизма нашей чувственной жизни и чувственного познания. Чтобы лучше познать себя, нам нужно лучше знать животное. Естественно, что между душой человека и душой животного есть существенная разница. Она проявляется прежде всего в характере языка. (Может быть, уев. Фомы эти проблемы не представлены достаточно ясно.) Артикулированный язык человека проистекает из того, что человек способен создавать понятия, суждения и рассуждения. Св. Фома считает, что у животных проявляются лишь зачатки этих функций в очень рудиментарной форме. Квази-размышления, квази-суждения, но не понятия. На это же различие указывает и развитие культуры. Животные не развивают свои способности, а для человека характерно постоянное изменение творчества и его огромная разнородность. В этом заключается наиболее значительная разница, если речь заходит о деятельности, типичной для животного и для человека.

7. В средневековье латинская мысль неоднократно и весьма красочно представляла человека как микрокосм, как малую Вселенную, в которой отражается поистине весь мир, все богатство материального и духовного мира. И поскольку человек соединен такими сильными связями со всем миром: и с материальным миром, и с миром свободы, то есть с миром чистых духов, постольку с обеих сторон его подстерегают опасности, и столь же грозные опасности подстерегают его, когда речь идет о их плодах. Человек может забыть о том, что он связан с миром свободы и духа. Св. Фома великолепно отдавал себе отчет в том, что христианской мысли беспрерывно грозит и то, и другое.

   Материализм столь же опасен, как и крайний спиритуализм. Это две крайности, и их следует избегать, чтобы не потерять истины. Это следует твердо уяснить себе. Спиритуализм провозглашает, что в человеке есть духовный элемент и утверждает его первенство в иерархии причин, конституирующих человеческую природу. Крайний спиритуализм провозглашает, сверх этого, что сущностью человека является исключительно этот духовный элемент. Действительно, духовный элемент в человеке является несравненно более ценным, нежели то, что в нас принадлежит чувственной и вегетативной области, но тем не менее отрывание того, что духовно, от телесности есть искажение истины о человеке и огромная опасность. В случае человека опасность крайнего спиритуализма приобретает знакомую ипостась ангелизма, то есть смешивания природы человека и природы ангела. Человек не есть животное, но он и не ангел, он человек. И поэтому трактовать человека как естество только телесное, не замечая его величайших ценностей, какими являются естественные духовные ценности, – есть такая же огромная опасность и искажение, как и трактовать человека как ангела, не замечая его тела.

Св. Фома в своих высказываниях непрестанно повторяет, что соединение души с телом дает лучшее для души: "ad melius animae". Если бы душа была ангелом, то соединение души с телом было бы к худшему для души: "ad peius animae", но поскольку человек есть естество психофизическое, постольку и душа есть основание жизни не ангела, и не животного, но лишь такой жизни, которую человеку предназначил Бог. Поэтому это соединение есть "ad melius" – к лучшему. К этим вопросами мы еще вернемся, когда будем говорить о человеке.